Ночные совы и летнее небо

На следующее утро я пошла на завтрак, а затем вместо того, чтобы присоединиться к остальным «бобрам» в центре искусств и ремесел, Джули попросила меня помочь ей на кухне. Не то чтобы она нуждалась в моей помощи, но она наметила планы уроков, которые будет проводить со мной в течение всего лагеря. Сегодняшний урок? Домашние гамбургеры. На кухне стояло не менее десяти мисок с мясной смесью, готовой превратиться в котлеты для бургеров. Я не решалась засунуть руку внутрь, и это, похоже, обрадовало Джули. — Считай, что это способ подготовиться к жизни в колледже, — сказала она мне, постукивая деревянной ложкой по миске. — Разве это не то время, когда ты обнаруживаешь в своем телефоне приложения, доставляющие еду на дом? — спросила я, — Или воруешь у соседей по комнате в голодуху? — Конечно-конечно, но ты у меня будешь обученным бойцом пищевого фронта, — заключила она она, опираясь бедром о стойку рядом со мной и побуждая меня руками начать вынимать куски мяса. Я так и сделала. — Судя по тому, что я видела, у тебя есть к этому способности, — она взяла у меня из рук предложенную свернутую лепешку и положила ее на деревянную доску, — раскатай это для меня. Я начала использовать скалку, не заметив, как мы поменялись ролями. — С вами готовить легко. Следовать вашим инструкциям — еще и круто. А придумывать рецепты? Вот это да, миссис Блэк, это настоящее дело. Она покатала еще немного мяса между ладонями, пока оно не стало гладким и круглым. — Ты не слишком доверяешь себе, Эмма. — Оставь меня здесь на день без вас — лагерю кранты. Это не тот риск, который хочется проверить всерьез, — предупредила я, заметив блеск в ее глазах. — Есть ежегодная вечеринка у костра, в которой участвуют все: все отдыхающие, персонал, вожатые — поют, готовят костер, танцуют. Я слышала, что это весело. Полагаю, мне положен предварительный отпуск, — Она хлопнула в ладоши, — Я уверена, что один из моих детей мог бы составить тебе компанию. Кроме того, я буду помогать обслуживать. Мы могли бы поменяться. — Скорее, они будут отвлекать и дразнить меня. Я готова принять вызов. Джули включила гриль и, пока он разогревался, показала мне, сколько приправ нужно добавить, потому что нет ничего хуже, чем безвкусная еда. Она отвечала за свою половину стола, а я заняла другую, прижимая лопаточкой котлеты с одной стороны в течение трех минут. Одновременно мы перевернули их, уменьшили нагрев и положили сверху прекрасный сыр чеддер. Через несколько минут они были липкими и аппетитными. Во входную дверь раздались три основательных стука. Джули быстро открыла кран и вытерла руки о воду, а затем вытерла их о передник. Она открыла дверь, и все быстро превратилось в кашу с мистером Блэком — их шепот, слишком тихий, чтобы я могла его услышать, вся эта романтическая кутерьма. Я оставила их наедине, повернулась и смазала маслом булочки для гамбургеров с каждой стороны, а затем бросила на сковороду, чтобы они немного поджарились. Нет ничего лучше, чем хрустящая булочка и липкий сыр с бургером. Они ввалились в комнату с восхищенными лицами, пока мистер Блэк не указал на меня и не заговорил тихо со своей женой. Радость, царившая в комнате, превратилась в нечто унылое, словно из нее выкачали весь воздух. — Эмма, — позвала Джули, прижимаясь к мужу, — Тебе звонит мама. — Мама? — удивленно повторила я, уронив лопатку на стойку и быстро моргая.

***

Мистер Блэк провел меня в свой кабинет, где на столе лежал его настольный телефон. Первое, что я услышала — это дыхание мамы, а второе — восхищенный смех, срывавшийся с ее губ, когда она с кем-то тихо разговаривала, приглушенно, словно аппарат на ее конце был прижат к чему-то. — Эмма! Милая, как ты? — спросила она взволнованным голосом, — Я пыталась дозвониться до тебя, но, конечно, твой телефон был взят у входа, не так ли? Только после десятого звонка я вспомнила! Теперь я понимаю, почему у них такое правило. Они не дают тебе общаться с людьми, ты же знаешь. Надеюсь, ты больше не злишься по этому поводу. «Насчет звонков мне она солгала. На моем телефоне не было таких уведомлений.» — Я в порядке. — Хорошо? Это все, что я могу сказать? Только не говори мне, что ты все еще злишься из-за смены планов, Эмма. Я отстранила телефон от уха и уставилась на него в недоумении. Приложив ее обратно к уху, я защебетала: — Скажи мне, если бы я заперла тебя в комнате с кучей ножей, торчащих из земли и стен, ты была бы счастлива, мама? — Это другое дело. Ты это знаешь. — Но как же так? Фобии, страхи — они вызывают одно и то же чувство. Где оно возникает, не имеет значения. — Эмма, послушай, я позвонила не для того, чтобы ссориться с тобой, — Она тихо вздохнула, — Я позвонила, потому что Итан предложил взять нас обоих в Рим на остаток лета, после нашей поездки в Испанию. Ты уедешь оттуда в кратчайшие сроки. Надеюсь, ты не оставишь после себя никаких парней. — Ты имеешь в виду Итана в смысле твоего мужа? Мужа, которого я никогда не видела до того дня, пока ты не высадила меня здесь? — Пожалуйста, Эмма, не начинай. — она прочистила горло, — Твой отец с кем-то встречается. Ты знала об этом? — Знала. — Ты никогда не жаловалась мне на это. Дорогая, это не… Ты подумала о том, как ты отреагировала на мои новости? Почему ты так отреагировала? Почему ты не реагировала так на новые отношения отца? — Он не держал меня в неведении об этих отношениях и не знакомил со своей женой в тоже самое время, когда бросал меня в лагере на два месяца. Туда, куда, как я тебе давно говорила, я не хочу ехать, туда, где… — Я не могу с тобой разговаривать, когда ты в таком состоянии! — перебивает она меня. — Почему ты никогда не можешь слушать то, что тебе не нравится?! — Через две недели, Эмма — будь готова! Она повесила трубку. Мистер Блэк постучал в дверь своего кабинета и просунул голову внутрь. У меня больше не было причин оставаться там. Это было подсознательное решение — поместить жизнь за пределами лагеря в маленькую коробочку на задворках моего сознания и держать ее закрытой. Теперь она распахнулась, и, как в цирке, заиграли всевозможные действия, но ничего особенного не выделялось, что делало хаос еще более неуправляемым. Сама того не замечая, я отключилась и стала бесцельно ходить. Когда зрение перестало быть размытым, я увидела, что нахожусь перед тем самым водопадом, где мы с Вивиан впервые поцеловались. Я лежала точно так же, как в первый раз на валуне, и тогда поняла, почему Джесси понадобилось время, чтобы посмотреть на небо в ту ночь, когда она напилась и заблудилась в лесу. Сегодня было светлее, и облака двигались вместе с ветром. Они не были неподвижны, как звезды. И почему-то хотелось, чтобы они просто… остановились. Мне нужен был секундомер, способный заморозить время и предотвратить неизбежность того, что я покину лагерь, Вивиан, Гвен и всю семью Блэков раньше, чем предполагалось. Листья слегка зашуршали, и я приподнялась, уперев локти в спину. Вивиан протиснулась сквозь неподатливую ветку. — Я принесла шоколад, — объявила она в знак приветствия. Девушка села на валун и придвинулась ко мне так, что наши бока соприкоснулись. Она отломила кусочек и протянула шоколад на ладони, — Мама говорила, что ты будешь готовить для всех нас. — Если она готова пойти на такой риск. Вивиан поднесла шоколад к моему рту, остановившись в полудюйме от него. — Она хочет, чтобы я помогла тебе. Я придвинулся ближе к шоколаду. — Что ж, ты мой вожатый. Шоколад коснулся моих губ. — Ты ей нравишься. В тот момент, когда я уже собиралась сжать зубы, она отняла шоколад и отправила его себе в рот, закрыв глаза и издав благодарный стон. Мы переплели наши пальцы. Она положила кусочек шоколада на мои сомкнутые губы и прислонилась головой к моему плечу. Мы лежали так, вытянувшись, минут двадцать, в основном, в тишине, поглощая самый приятный шоколад. Обычно я не любила тишину, потому что мои мысли бежали свободно, необузданно. Она как будто знала, что мне нужно время, чтобы разобраться в себе, определить свои эмоции и подходящие для них реакции. Непредсказуемость мамы удерживала меня от того, чтобы рассказать Вивиан о телефонном звонке. Вдруг мама передумает и не заберет меня. Разговор об этом стал бы реальностью, а я не была готова к мысли о том, чтобы оставить Вивиан, когда все, чего я хотела — это проводить с ней все свое время. — Твоя мама классная, — пробормотала я, потянувшись за шоколадкой, но не найдя ее. — А что с твоей мамой? Моя-то упоминала, что она звонила, — настаивала она, голос ее был таким непринужденным. — Ты всегда обсуждаешь с мамой личную жизнь своих туристов? — Я начинаю думать, что она пытается меня подставить, — призналась Вивиан. — Твоя семья помешана на твоей личной жизни, — проворчала я, наморщив нос. — На тебе, идиотка! — уточнила она. — И как я приветствую эту одержимость! — Она всегда поднимает твою тему в разговоре… — Вивиан смяла обертку от шоколадки, — Каким-то образом ты очаровала ее так, что она считает, что я провожу с тобой много времени — что хорошо и не противоречит протоколу. — Может заткнешься и поцелуешь меня? — Видишь? Ты можешь быть очаровательной. Вивиан была воплощением чувственности, и не потому, что ее пиджак выглядел круто, даже когда она лежала на валуне, и не потому, как двигались ее бедра. И даже не из-за того, как вытянулась ее шея, приглашая поцеловать гладкую кожу. Дело было в ее глазах. Эти чертовы карие и сладкие глаза. Это был глубокий, магнетический взгляд, когда они встречались с моими, когда она ничего не говорила, но все говорила одним лишь взглядом, от которого у меня перехватывало дыхание. Наши путешествующие руки скользнули между нашими телами и заставили мою футболку задраться ниже ребер. Ногти легонько провели по моему животу. Дыхание сбилось, когда я выдохнула, и наш поцелуй прервался, чтобы я могла прошептать имя Вивиан ей в губы. Она держала меня именно на той эмоции, где хотела: взволнованно-растерянной. Если бы она попросила меня прыгнуть со скалы или взобраться на эту дурацкую каменную стену, я бы сделала это в одно мгновение. Не стоило удивляться тому, что она попросила меня дальше. — Расскажи мне о своей маме, — попросила она, убирая прядь волос с моего лица. — В разное время она была разной, поэтому нужно говорить конкретно, — сказала я ей. — Как насчет сейчас? — Я не чувствую что у меня вообще есть мать сейчас. — А раньше? — Я не знаю, что ты хочешь услышать. Она моя мать, конечно… Но не такая, как твоя. Она никогда не учила меня готовить, и она не такая теплая. Не после развода. Но все мамы разные. Может, она и до развода изменилась. Готова поспорить, что твоя семья держала шараду с Сантой до тех пор, пока ты не стала достаточно взрослым, чтобы над тобой могли смеяться другие дети, — сказал я, — Я узнала об этом в канун Рождества. На чердаке раздались резкие шаги. Логично было предположить, что Санта может быть там. Наш дымоход был заблокирован. Может быть, он забрался через окно? Когда я поднялся по лестнице, раздался шепот, и хотите знать, что я увидел, когда заглянул? Подарки, разорванные упаковки, мои родители, спорящие, с красными лицами. Это была не ссора. Это была ненависть. В рождественское утро никто не разговаривал. — Сколько тебе было лет? — Мы тогда переехали в Бостон. Наверное, семь. — Мне очень жаль, Эмма. — Я сделала камин-аут перед родителями аккурат перед первым посещением этого лагеря. Папа меня поддержал. Мама молчала. И это было только начало… Когда я вернулась из лагеря, они уже разводились, но только когда мне было пятнадцать, мама переехала. Сначала я жила с мамой и переехала обратно в Йорк. Это было ужасно, но потом папа спас меня и вернул в Бостон. Слава Богу. Вивиан погладила меня по щеке. — Это была не твоя вина. Ты ведь знаешь это, правда? Ты ни в чем не виновата. — Я знаю. Их отношения и так были адом, но думаю, что я была последним спусковым крючком. — Что тебе сказала мама? — Ничего важного, — соврала я, — Она же не решила начать проводить со мной время в мой день рождения или что-то в этом роде. Подождите. Она сказала что-то в духе… «В этом году она, возможно, вспомнит о моем дне рождения. Это уже что-то, верно?» Может быть, это будет началом, хотя бы, нормального общения. — Может быть… — утешила Вивиан. Я не заметила что плачу, пока она не вытерла мои слезы и не прижала к себе. Мое лицо искало утешения на ее шее. Она погладила меня по спине, когда слезы переполнили веки. Злость, которую я испытывала к маме все лето, внезапно схлынула, и остались только разочарование и глубокая печаль. Я наконец-то нашла людей, с которыми могу поделиться мыслями, а мать решила: что сейчас самое время приплыть и забрать меня в другое место. Все это было несправедливо. Единственная причина, по которой я не сломалась окончательно, заключалась в том, что Вивиан была рядом и поддерживала меня, пока я ревела.