Even if I’m dreaming (I’m dreaming of you)

Наслаждаться тишиной, сидя на подоконнике в университете, пока твои одногруппники трудятся, чтобы получить дополнительные баллы на семинаре, глубоко в душе вызывает у Чонвона стыд. Но первая пара уже считается безоговорочно прогулянной, поэтому переживать об этом более смысла нет. Ещё пару месяцев назад старый Чонвон пришёл бы в ужас из-за прогула, который потенциально мог бы сказаться на его рейтинге. Но это новый Чонвон — далеко не самая его лучшая версия из всех ранее существующих. Словно треснувшая чашка, осколки которой пытаются посадить на клей, но те всё никак не хотят держаться. Половину ночи Чонвон проворочался, сумев заснуть только ближе к рассвету, что стало уже почти традицией в последнее время. Поэтому нахлынувшая с утра слабость бессознательно заставляет отключить все пять настроенных будильников, без которых встать к первой паре вовремя оказывается нереальным. Это совершенно на него не похоже. Однако заявляться в аудиторию за двадцать минут до конца занятия Чонвону кажется верхом неприличия, но в нём теплится надежда на то, что профессор смилуется на предстоящем уже на следующей неделе зачёте. До конца семестра, а там и до Рождества остаётся не так много времени, — Чонвон не готов что к первому, что ко второму. Все его мысли заняты только одним человеком — коварным лисом, что успел посадить семена любви в его сердце, а затем попытался уничтожить едва зародившиеся ростки. Конечно, это Чонвон стал тем, кто разорвал их связь, но причина была в поступках старшего. Бушующий ранее гнев постепенно сходит на нет, однако горькая обида успевает просочиться в его сердце и теперь день за днём старается искоренить ту самую влюбленность, которая каким-то образом до сих пор продолжает сопротивляться натиску. И Чонвон этого не понимает. Он думает, что всё уже решил для себя в тот день, когда велел Сону больше никогда не беспокоить его. Тогда почему же внутри так свербит, словно он поступает неправильно? Возможно, именно потому, что старший его послушал и действительно прекратил все попытки поговорить. За всё это время Сону ни разу не попадался ему на глаза в университете, когда обычно его местонахождение (вместе с личной свитой) можно было легко вычислить по восторженным слушкам, которые не переставали затихать в стенах их учебного заведения. Или, по крайней мере, благодаря инстаграму, куда Сону и Йеджи выкладывали с десяток сторис ежедневно. Но Чонвон заблокировал профиль старшего в тот же день, понимая, что не выдержит повторной экзекуции в виде последнего фото в профиле Кима, из-за которого началась вереница его бессонных ночей. К слову, на Чан Вонён он тоже всё это время не натыкался, и за это можно было благодарить судьбу. Чонвон понимал: если заметит этих двоих вместе, его маленькое кошачье сердце точно не выдержит такой катастрофы. Это его персональный ад. Чонвон не собирался устраивать сцен глупой ревности, чувствуя, что не имеет на это никаких прав. Как бы Чонвону ни было больно, он не хотел вставать у кого-то на пути. Если бы он только знал всё изначально, никогда и взгляд в сторону старшего не посмел бы поднять. Поэтому с каждым днём, изнуряя себя удручающими мыслями, Чонвон постепенно угасает, становясь тенью себя настоящего. Видя состояние друга, Рики пытается с ним ненавязчиво поговорить и дать понять, что он готов выслушать в любой момент, но Ян не знает, с чего начать и как рассказать о всех переживаниях другу, когда только об одном упоминании Сону начинают дрожать ресницы, а глаза становятся красными. Стратегия на ближайшее будущее — завалить себя учебой, чтобы сдать предстоящие экзамены на высший балл и не слететь со стипендии, иначе, не имея возможности оплатить следующий семестр, ему придется взять академ, и тогда их с Сону пути окончательно разойдутся (несмотря на колкую обиду, Чонвон не готов принять то, что лис взаправду может исчезнуть из его жизни навсегда). — Нам надо поговорить. Чонвон поднимает взгляд с экрана телефона, проигрывая очередной раунд бессмысленной игры, и в удивлении приоткрывает рот. Перед ним стоит красная волчица — Хван Йеджи, — и это, наверное, последний человек, от которого он ожидал услышать данные слова. — О чём? Голос слегка хрипит — последствия бессонной ночи дают о себе знать. Наверняка ещё след от подушки не сошёл с его лица, да и, собираясь второпях, Чонвон быстро натянул то, что первым выпало из шкафа: бесформенная толстовка с пятном от кофе и потёртые джинсы — не то, в чём принято встречаться с главной женской особью их универа. Чонвон потихоньку начинает паниковать. — А ты не догадываешься? — Йеджи раздраженно цокает языком, и её брови ползут в недоумении вверх. Её недовольное лицо и сложенные на груди руки дают понять, что она не рада видеть Чонвона в качестве собеседника, и это уже задевает второкурсника. — Слушай, что ты от меня хочешь? — Чтобы ты разул глаза и понял свою ошибку. — Мою? — Чонвон начинает по-настоящему закипать, одолевавшие им минуту назад смущение и удивление отходят на второй план, потому что речь заходит о нём. — То есть, это я виноват в том, что Сону — вертихвостый предатель? — Хватит оскорблять моего друга, который ничего тебе не сделал. — Всего лишь пытался одурачить меня, заставив поверить, что влюблён, когда сам всё это время встречался с Чан Вонён? — Чонвон не хочет выглядеть жалко в чужих глазах, но слова слетают с языка быстрее, чем он осознает, как же ничтожно это звучит. — Кто тебе это сказал? Сону? — Йеджи подозрительно прищуривается, в её голосе проскальзывает сомнение. Видимо, не так хорошо она знает своего дружка, раз не в курсе об его похождениях. — Нет, пост в его инстаграме оказался куда красноречивее. — Господи, ты серьёзно? Весь университет уже знает, что это была подстава. — Что ты имеешь ввиду? Былая уверенность идёт на спад, когда, глубоко вздохнув, Йеджи кивает на подоконник, и Чонвон немедленно двигается, освобождая ей место. Он не отводит взгляда от сонбэ, запоздало понимая, что от тревожности разодрал ногтём заусенец. Кожа неприятно начинает зудеть. — Вонён с первого курса влюблена в Сону, а тот всегда давал ей понять, что между ними ничего не может быть. Но та думала, что раз она чистокровная лиса, то Сону обязательно выберет её. Такая чушь, — Йеджи усмехается, мотая головой, будто бы одна мысль о Сону и Вонён как о паре её действительно смешит, но затем она вновь переключает внимание на всё ещё мрачного Чонвона, и улыбка исчезает с её лица. — Сону давно сказал своей семье, чтобы те не лезли в его жизнь и его выбор. Он хотел быть с кем-то не из-за блестящей родословной, а из-за чувств. В ушах Чонвона словно звенит сигнализация, предвещающая начало катастрофы, но тело, которое должно было следовать инстинктам самосохранения и спасаться от бедствия, внезапно цепенеет. А Йеджи всё продолжает говорить, и с каждым её словом Чонвон чувствует, что земля исчезает из-под ног. — Сону голову ломал, не зная, как к тебе подступиться. Честно, я не была за тебя, думала, что ты набиваешь себе цену. У меня до сих пор множество сомнений на твой счёт. Но я чувствую, что должна вмешаться в то, что происходит. Сону никогда тебе не врал. Фото в его профиле — это недоразумение. В тот день у нас отменили последние пары, и мы почти всей группой решили посидеть в кафе тут, недалеко. Вонён воспользовалась моментом, пока Сону отошёл в туалет, и запостила с его странички нашу общую фотографию, пытаясь выставить всё так, будто они вместе. Ты правда не знаешь, как Сону был зол после случившегося? Они с Вонён сильно поругались. Слухи мигом расползлись по всему универу. Да и он сразу выложил опровержение, ты не видел? — Я заблокировал его профиль. Слова даются Чонвону с трудом, в его голове трясина, что затягивает всю обрушившуюся на него правду. Ему становится нечем дышать от духоты, хотя в коридоре гуляет пронизывающий декабрьский ветер, заставляющий остальных студентов теплее укутываться в их пуховики. — Вероятно, ты не заметил, что Сону уже неделю не появляется на парах. Всё встает на свои места, собирая картину в общий паззл, смысл которого Чонвону не по душе. Выходит, что в тот вечер в кафе он ни за что выставил Сону самым худшим человеком на свете, приказав исчезнуть с его глаз, и старший послушался, не став перечить, хотя рассказать правду ему так никто и не дал. Это подло — со стороны Чонвона. Ему становится ужасно стыдно за своё незрелое поведение. Не остаётся и сомнений на тот счёт, почему Сону больше не пытается связаться с ним. — Это из-за меня, да? — Радуйся, что это не так. Иначе тебе было бы хуже. — А где тогда… — Заболел. — Йеджи спрыгивает с подоконника, сдувая несуществующие пылинки со своего платья и даже не глядя в сторону Чонвона. — Я дам тебе его адрес. Но знай, я делаю это не ради ваших недоотношений. Это всё только ради Сону.

***

Чонвон знает: семья Сону является состоятельной по мерках их капиталистического мира, но он не может себе представить насколько. Ему требуется несколько часов, чтобы добраться до элитного района с частными домами. И вот, стоя перед нужными воротами, Ян чувствует, что его сердце проваливается куда-то в желудок. За ограждением виднеется огромный трёхэтажный особняк, и Чонвон понимает: для него это слишком. К тому же, дело усугубляет охранник, отказывающий его пускать без удостоверения личности, которого с собой Ян не имеет, так как думал, что идёт домой к своему сонбэ, а не к президенту их страны. Мужчина в форме выглядит устрашающее суровым, и в какой-то момент Чонвон думает, что это бесполезно. Зря он не предупредил Сону о своём приходе. Ни о каких сюрпризах речь не шла, однако он не хотел спрашивать разрешение у старшего заранее, боясь отказа. Поэтому и пришёл сразу после пар, получив от Йеджи адрес. Та дополнительных инструкций для входа в поместье семьи Ким не давала, и Чонвон наивно понадеялся, что его затея увенчается успехом. Куда уж было, вероятно, красной волчице не нужно подвергаться дополнительным проверкам, чтобы попасть в гости к другу. Чонвон корит себя, что в очередной раз забыл: они с Сону совершенно на разных уровнях. Чонвон устало вздыхает, оставив попытки договориться с охраной, и поворачивается спиной к главному входу, но тут его кошачьи уши улавливают чьи-то мягкие шаги по ту сторону, а затем — и звук открывающихся ворот. — Чонвон? Что ты тут делаешь? Сону оказывается совсем рядом, и младший полностью теряется в пространстве, залипая на чужое заспанное лицо, обрамленное вьющимися рыжими кудрями (видимо, помыл голову не так давно и сразу же уснул). Прошла всего неделя с тех пор, как они виделись в последний раз, но для Чонвона эти дни кажутся теперь вечностью. — Пройдём в дом. Сону, не дожидаясь ответа, берёт младшего за руку и тянет на территорию семейного поместья. Чонвон волочится следом, забывая даже рассмотреть окрестности и дом изнутри — все его мысли сосредоточены лишь на одном. Его запястье в руке Сону, нежной, но в то же время скрывающей свою истинную силу, чтобы не ранить, не спугнуть. Ведущая его в лисье логово, из которого Яну внезапно перехотелось убегать. — Догадываюсь, как ты узнал мой адрес, но меня больше волнует другое. Почему ты пришёл? В комнате Сону они лишь вдвоём. Не смеют оторвать друг от друга взгляд, ощущая каждой клеточкой тела накаляющееся притяжение, а вместе с тем — волнение. Чонвон знает, что должен начать первым, он сюда за этим и пришёл. Но весь заготовленный заранее текст улетучивается из головы, запутывая мысли беспорядочным клубком. Сону, улавливая чужое беспокойство, осторожно берёт ладонь Чонвона в свои, поглаживая тыльную сторону большим пальцем, — от этого действия младший чувствует, как внутри разливается тепло. — Ты хороший. Слишком хороший, и поэтому всё это время я тебя отталкивал, ведь я не такой. Ты очень популярен, имеешь кучу друзей. Оказывается, сама Чан Вонён сохнет по тебе с первого курса. Поэтому я не мог поверить, что среди всех остальных ты выберешь именно меня. Первое время мне казалось, что это просто глупая игра, участником которой я не хотел становиться. Чонвон запинается, внимательно следя за каждой эмоцией на лице Сону, который с каждым словом хмурится всё больше. Но поняв, что старший не собирается перебивать, он решается продолжить, вложив в свои слова последние силы. — Однажды ты спросил, противен ли ты мне. Конечно, это не правда. Как такое возможно? Все вокруг влюбляются в тебя, и я не мог стать исключением. Ещё в нашу первую встречу так постыдно пропал в твоей лисьей улыбке, но пытался до последнего это скрывать. И когда я почти набрался смелости признаться тебе в ответ, история с Вонён… я сдался слишком легко, отказался даже выслушать тебя. Мне было легче поверить, что ты обманываешь меня, встречаясь с ней, чем в то, что твои чувства ко мне настоящие. — То есть, в этом причина? — наконец подаёт голос Сону; он немного хрипит, становясь похожим на настоящее рычание. Старший не пытается скрыть разочарование, и Чонвон не может его за это винить. — Не только. Ещё твоя семья влиятельна и, как я слышал, старомодна. Я боялся, что она никогда меня не сможет принять, как и всё твоё окружение. Любое оправдание будет звучать глупо, однако Чонвон решает, что должен раскрыть Сону все чувства и переживания, которые он скрывал от него ещё с прошлого года. Уши Чонвона стыдливо прижимаются к макушке, не в силах выдержать пронизывающего взгляда старшего, сам он опускает глаза вниз, на их скрепленные в замок руки, и осознает: всё это время он со всей силы сжимал чужую ладонь в попытке сдержать ураган, рвущийся наружу. И Сону, видя, в каком состоянии находится Чонвон, немного остывает. — Хэй, посмотри на меня, не бойся. Чонвону по-прежнему стыдно, но упрямиться в данную секунду нет никакого желания. Он поднимает голову и в следующую секунду растворяется в изумрудном отблеске тепла на чужой радужке. — Столько месяцев я переживал, что надоедаю своим присутствием в твоей жизни, но ты не представляешь, как мне было тяжело остановиться искать тебя в толпе, сдерживаться, когда ты проходил мимо и делал вид, что мы не знакомы. Но я всегда был с тобой искренен. — Теперь я знаю это. Поэтому я здесь. Если ты простишь меня за прошлое поведение, я… я бы хотел позвать тебя на свидание. Похоже, настала моя очередь. Сердце Чонвона замирает, его кошачья скептическая натура до последнего продолжает сомневаться в том, что после сказанных ранее слов его примут. Ведь за это время всё могло поменять, и сейчас Сону может просто успокаивать бывший объект симпатии, чтобы потом просто ему отказать. — Я дам тебе свой ответ, но не словами, хорошо? И едва Чонвон настороженно мотает головой в предвкушении, Сону внезапно притягивает его к себе, обвивая своими руками за поясницу и сжимая, кажется, со всей своей силой хищника. — Отпусти меня, наглый лис, задушишь! — Теперь уже никогда в жизни, котёнок. Сону прижимается щекой к макушке Чонвона, и тот глубоко внутри млеет от этой разницы в росте, позволяющей полностью окутываться чужими объятиями, словно самым мягким в мире пуховым одеялом. Хотя это всё для Чонвона остаётся ново, он позволяет себе забыться и расслабиться в руках старшего. Кротко усмехнувшись, он перестает брыкаться, утыкаясь носом в ключицу Сону, выглядывающую из-под домашней широкой футболки. Кажется, к такому он сможет привыкнуть слишком быстро.

***

Холодная зима пролетает быстро, особенно для Чонвона, что все три месяца греется благодаря тёплой лисьей тушке, с которой привычно засыпает в обнимку три раза в неделю. Кочевать между общежитием и домом Сону оказывается не совсем удобным, но они ещё не поднимали эту тему, Чонвон не хочет торопить события, а пока можно и потерпеть. Особенно, когда в огромном особняке с высоким качеством шумоизоляции в комнате Сону ему позволено творить всё, чего пожелает душа. И, вступив в официальные отношения со старшим (от этой новости весь университет, ожидаемо, стоит на ушах), Чонвон более сдерживаться не собирается. Завтракать вместе перед парами тоже становится их маленькой традицией. Оказывается, Сону неплох в готовке, поэтому каждый раз он пытается удивить своего парня новым блюдом; Чонвон, получающий сполна чужое внимание, сопротивляться ему тоже перестаёт. В это утро он просыпается чуть позже, не услышав будильник, однако переживать за опоздание не нужно: сегодня обоим ко второй. Поэтому не торопясь, он ползёт на кухню, сладко потягиваясь, чтобы сморгнуть остатки сна. Там за столом его уже ждёт Сону с готовым завтраком и свежезаваренным кофе. Коварный план рождается в голове сам собой, и за считанные секунды Чонвон преодолевает расстояние до старшего, оказываясь на его коленях. — Что ты делаешь? Сону от неожиданности роняет телефон, и тот с глухим стуком падает на стол. — А на что это похоже? — На то, что ты явно хочешь свести меня с ума. — Возможно, — Чонвон скалится самой хищной улыбкой, на которую он способен, и облизывает губы, не отрывая горящий взгляд от Сону. Тот прямо вместе с Чонвоном отодвигается чуть дальше от стола, чтобы он не давил младшему на поясницу, а сам в это время подхватывает его под ягодицы, игриво сжимая, на что в ответ получает чужие пальцы, что требовательно тянут его за загривок. — Хочешь, я тебе отсосу прямо сейчас? — Мы занимались сексом ночью три раза, и сейчас только девять утра. Ты серьёзно? Казалось бы, за три месяца их отношений пора бы уже привыкнуть к нраву своего парня, но Сону ежедневно продолжает раскрывать в нём нечто новое, и это кажется ему по-настоящему очаровательным. — И что? Тебя что-то смущает? Это в моей природе заложено, вообще-то. — Так ты со мной только из-за зова природы, получается? — Ты знал, на что подписывался, предлагая мне встречаться. Чонвон немного краснеет, поднимая этими словами тему о своём втором родителе — всё же кроличьи гены в нём тоже текут, и Чонвон никогда бы не подумал, что откроет кому-то эту свою сторону. Сону для него — самое настоящее исключение из всех правил. И пусть он преувеличивает, так как раньше никто не пробуждал в нём спящие инстинкты. Да и не было это инстинктами вовсе, потому что к Сону все чувства и желания зарождались не в голове, а в сердце. — Как я посмел об этом забыть. Чонвон фыркает беззлобно, пока его проворные пальцы уже расстёгивают молнию на чужих джинсах. Сону прикусывает губу своими выпирающими клыками, которые в такие моменты зудят только сильнее, не в силах справиться с возбуждением. Но тут чужая рука, почти пробравшаяся под кромку трусов, резко останавливается. Сону переводит взволнованный взгляд — тут же все мысли исчезают из его головы. Лицо Чонвона, находящееся всего в паре сантиметров от его, становится умилительно сосредоточенным, а прищуренные глаза делают из него самого очаровательного в мире котёнка. — Хочу, чтобы ты не сомневался. Природа здесь не причём. Чонвон утягивает старшего в поцелуй, запуская пальцы в мягкие рыжие волосы. Звуки поцелуев нарушает только тихое, мерное урчание, зарождающееся в гортани котёнка от получаемого удовольствия. В такие моменты он чувствует, как в нём просыпается его истинная сущность. Но Чонвону больше не стыдно быть тем, кто он есть. Особенно, когда рядом теперь постоянно вьётся один надоедливый, но невероятно любимый лис.