Even if I’m dreaming (I’m dreaming of you)

Звуки поцелуев раздают в самой дальней комнате, что принадлежит Сону, поэтому сдерживаться удается плохо. Все равно половина мемберов сейчас на практике, а вторая занята своими делами, и вряд ли им сейчас есть дело до какого-то Чонвона, что наглым образом ворвался в чужую комнату, даже не потрудившись запереть ее на ключ. Языки сплетаются, пока руки несдержанно сжимают округлые ягодицы, намереваясь пробраться под джинсы, но мешает кожаный ремень. А затем уже и сам Сону, который спустя несколько минут отстраняется, жадно глотая воздух — во время поцелуев с Чонвоном он отдается без остатка, забывая, что нужно дышать. Сону ничего не говорит, лишь смотрит пронзительно осуждающие, а затем, пользуясь замешательством младшего, проскальзывает в коридор. Чонвон через секунду отмирает и идет следом, успешно обгоняя у самого выхода. Их общежитие устроено так, что коридор фактически объединен с гостиной, а значит у них появляются зрители, но Чонвону все равно. — Ты куда? Не то чтобы Чонвон имеет право спрашивать о планах Сону, он и бесцеремонно врываться в чужую комнату не должен, срывая желанные поцелуи с щедро накрашенных розовым блеском губ. Но когда он делал все по правилам? — У меня свидание, — Сону говорит решительно, не отводя стыдливого взгляда, потому что стыдиться, на самом деле, нечего, — я бы хотел, чтобы ты дал мне пройти. Чонвон запинается, чувствуя себя рыбой, что выбросило волнами на берег, но все же освобождает проход, делая шаг. Затем еще один. Как можно дальше, хотя в глубине души хочется быть ближе всех, не отпускать никуда хочется, прижать к себе, гладить по пушистым волосам, как он любил это делать раньше. Но раньше — это уже не сейчас. Чонвон давит рвущийся порыв окликнуть старшего и попросить остаться, не идти на это дурацкое свидание, и молча опускается на диван в общей гостиной рядом с таким же молчаливым Ники, который старательно делает вид, словно ничего не замечает. Но Чонвон прекрасно знает, какие мысли витают сейчас в голове макнэ, сколько бы тот ни притворялся, что ему все равно. Чонвон ведь и сам такой же. Он понуро провожает взглядом копошащегося в коридоре Сону. Тот туго зашнуровывает свои ботиночки, что начищены до блеска, и поправляет свою белую шапку с брошью, украшенной переливающимися перламутром камушками. Это подарок Чонвон сделал три года назад на первое Рождество, которое они провели вместе, как сформированная группа. В ту зиму он очень переживал, ведь предстоящий праздник значил для него много — это еще и первое Рождество, которое они отмечали как пара. Поэтому Чонвон уже за несколько месяцев начал подбирать варианты, но, заметив, как часто Сону мерз, стоило температуре подкрасться к нулю, выбор его остановился именно на этой шапке. Пускай в тот момент та была ему не совсем по карману, но желание сделать своему парню хороший подарок оказалось превыше всего. Сколько бы времени ни прошло, странно видеть, что Сону все еще носит эту шапку. И Чонвон мысленно одергивает себя: скорее всего, причина кроется в том, что Сону просто она нравится, но точно не в том, что этот подарок для него до сих пор что-то значит. А ведь старший тогда был так счастлив, стоило разорвать подарочную бумагу, он повис на Чонвоне коалой, целуя его красные от смущения щеки и нос. А затем, когда время перевалило за полночь, и все мемберы разбрелись по своим кроватям, Сону дождался, когда все точно заснут, а затем тихонечко спустился со своего второго яруса кровати и как котенок улегся Чонвону на грудь, поглаживая его плечи своими маленькими лапками. Тогда Чонвон позволил себе наглость, повернувшись лицом к лицу к своему хену, посмел украсть его первый поцелуй. Впрочем, этого тайно желали оба. Спрятавшись под одеялом, они до рассвета не могли насытиться сладким вкусом губ друг друга, позабыв о том, что их могли бы раскрыть. Теперь прятаться не нужно — прятать больше нечего. Все, что Чонвон может, это откинуться головой на спинку дивана, и как гусеница сползти вниз, удрученно вздыхая. Он чувствует, как Рики дергается от его действий, а затем отворачивается к окну. Возможно там он видит, как какая-то дорогая машина подъезжает к их комплексу, и туда запрыгивает Сону, который вероятно успел продрогнуть за секунду ожидания. А ведь на дворе всего лишь ноябрь, настоящие холода впереди. И Чонвон не знает, как к ним подготовиться. Ведь с каждым днем эта клетка, в которую он сам себя и запер, становится все меньше и меньше. — Хен, у тебя тут это… — спустя минут двадцать давящей тишины наконец решается подать голос Ники, — блеск остался на подбородке. Чонвон лишь неопределенно хмыкает и стирает большим пальцем липкий след, а на душе, тем временем, скребется досада. Он никогда перед Ники не оправдывался, возможно и стоило. Он ведь лидер и должен пример для единственного младшенького подавать, а сам вместо этого украл его первую любовь и себе присвоил. Но все потому, что тогда они были на равных — оба любили так сильно и жертвенно, что их любовный треугольник был драматичнее любого современного фильма про подростков. Сону об этой любви, конечно же, знал, первое время он обоих сторонился, боялся обжечься о разгоряченные юношеские чувства, подогреваемые гормонами переходного возраста. А потом все же сделал свой выбор, упав в объятья Чонвона, который ждал этого еще с того самого момента, когда увидел Сону среди участников шоу на выживание. Утекло слишком много времени, что-то изменилось до неузнаваемости, а что-то вернулось на круги своя. По истечению года отношений с Сону они с Ники снова стали на равных. Треугольник превратился в четырехугольник, а затем в многоугольник, где Чонвон устал считать эти самые углы и грани, а Ники даже и не старался изначально. Он вообще ничего не делал и не говорил, стоило Сону однозначно дать понять, кого выбрало его сердце. Нишимура не лез в их отношения, не лез и в то, что от них осталось после. Он не предпринял попытку отбить Сону у лидера, а затем не стал пытаться залечить душевные раны после расставания. А ведь был такой шанс. Просто Рики оказался хорошим человеком с самого начала, он умел отступать и не лезть, если ему намекают «не стоит». Чонвон же не понимает, даже если это прямой отказ. Как маленькое, но вялое оправдание, можно засчитать, что даже после расставания Сону напрямую его не посылал. Чатится с кем-то все свободное время, ходит на свидания с какими-то парнями (возможно, и девушками), но никогда не отказывает Чонвону, когда тот приходит к нему в поисках тепла, которого ему так не хватает. Они целуются, иногда занимаются сексом, ласкают друг друга, томно шепча на ухо всякие пошлости (а хочется слова о любви). Эти моменты единственные, когда Чонвону кажется, что все как раньше, будто они снова вместе и нет этих мучительных двух лет, в течение которых он больше не может называть Сону своим. В такие вечера Чонвон мечтает, чтобы время остановилось и позволило провести вечность в объятиях Сону. Ту вечность, о которой он до сих пор мечтает, хотя и не должен. Теперь же он вечно голоден, вечно тоскует и сжимает до красных полумесяцев руки в кулаки, стоит Сону выскользнуть из его постели и убежать на очередное свидание. Чонвон смутно догадывается, что его тайные воздыхатели тоже все являются айдолами, которые скромно подсовывают ему свои номера телефонов в карманы сценических костюмов между музыкальными шоу — Сону всегда был популярен. В этом и заключалась проблема. Проблема Чонвона. Чонвон — чуткий лидер, который всегда заботится как о физическом, так и моральном состоянии мемберов. Следит за тем, чтобы все оставались довольны своими партиями, не изнуряли собственные тела на репетициях, достаточно питались и в целом не конфликтовали друг с другом. Он хорош во всем, когда дело не касается Сону, в том случае ему сносит голову. Чонвон никогда не мог контролировать свои чувства, а рядом с Сону они только сильнее закручивались в разноцветный калейдоскоп, который только со стороны казался красивым и ярким. На деле же были и другие цвета — серая неуверенность в себе и черная, словно уголь, ревность. И все это обрушивалось на Сону, который этого не заслуживал, не давал и повода усомниться в своей верности и любви, однако Чонвона это не останавливало устраивать вечные скандалы из-за подозрений в измене. Ведь Сону такой солнечный, такой нежный и совершенный — настоящее сокровище, которое досталось только Чонвону, но он эту драгоценность уберечь не смог. Однажды во время очередной ссоры Сону просто сказал, что с него хватит, что он устал от этих удушающих оков, и теперь ему необходима свобода. Чонвон не мог пойти против воли любимого человека. Он увидел боль в родных глазах и попытался отпустить. Несколько месяцев старался изо всех сил, будучи поглощенной виной за то, что разрушил собственное счастье. Ради Сону Чонвон свел их контакты на минимум: никогда не подходил первым и обращался исключительно по рабочим вопросам. Но долго продержаться оказалось невозможным. Ведь в этих самых глазах помимо боли начала проскальзывать еще и неутолимая тоска и печаль, стоило Чонвону оказаться в поле видимости. Тогда он понял, что больше не станет избегать старшего. Он дождался, когда в общежитии они останутся вдвоем и не позволил Сону уйти. Тот и не вырывался — упал в трясину своей самой большой ошибки, но вместе и с тем — единственной радости в жизни. Чонвон понимал, что старший никого так сильно не любил, как его, и сколько бы он ни пытался доказать обратное, время показало истинную сущность. Череда чужих свиданий не прекращается, как и ночи, что соединяют их рваные дыхания в бесконечных поцелуях и ласках, что до сладкой истомы иступляют Чонвона изнутри. Он любит Сону каждой клеточкой своего тела, и этого уже не изменить. Но за два года черту он переходить не посмел, посадив изголодавшегося волка на цепь в своем сознании, не смея препятствовать Сону в его способах достичь той свободы, о которой он говорил при разрыве. Даже если старший ходит на свидания с другими, до мурашек стонет на ухо не ему одному, берет или позволяет брать кому-то еще, Чонвону плевать. Он уже настолько измучен, что согласен на чужие условия. Кроме одного — Сону отпустить не сможет никогда. На выступлениях, когда из-за нахлынувших эмоций Сону невольно начинает плакать во время финальной речи; когда у него вновь начинают проблемы со здоровьем из-за дурацких диет перед камбэками; когда настроение опускает до минусовой отметки без видимой причины, которую Сону пытается скрыть от чужих глаз — Чонвон замечает все. И он уже четвертый год остается рядом со старшим, подставляет плечо, когда тому необходима помощь, и тихо благодарит вселенную, что тот по-прежнему в нем нуждается и не отталкивает, хотя имеет право. Кто не имеет здесь прав — Чонвон, однако, коря себя, он до сих пор продолжается надеяться и думать о том, что между ними еще не все кончено. Плевать на глупые свидания с другими людьми, он не готов так легко сдаться. Неважно, сколько еще пройдет лет, у Чонвона эти чувства не пройдут точно. Возможно, он станет более сдержанным, он надеется, что сумеет искупить свою вину и изменится до такой степени, что Сону наконец перестанет убегать от самого себя и после очередной страстной ночи останется в его комнате, в его руках, позволит водопаду признаний политься с губ Чонвона и в ответ отдаст слова любви в той же мере. Ведь оба знают, отпустить друг друга выше их сил. Именно поэтому, спустя несколько часов, когда Ники уходит куда-то (кажется, Джейк позвал дорого сердцу тонсэна развеяться и отужинать излюбленным стейком вместе), Чонвон не удивляется пришедшему на его телефон сообщению. Он уже давно готов, стоит в прихожей обутый и с теплым шарфом на шее (а это уже подарок Сону на его день рождения спустя полтора месяца после их первого совместного Рождества, ведь «дурачок, обо мне заботишься, а сам ходишь раздетый в мороз, что сопли на кулак впору наматывать»). Почувствовав вибрацию смартфона в руках, он срывается за секунду, мысленно извиняясь перед мемберами за громкий хлопок железной двери. Такси через приложение находится быстро, и они мчатся до какого-то популярного Каннамского ресторана, адрес которого Чонвон получает в смс. Он спешит, хотя прекрасно понимает, что от него никто не собирается убегать. Потому что ничего не меняется. Чонвон по-прежнему любит Сону. Потому что. «Забери меня от сюда как можно скорее.» Потому что. «Сделай так, чтобы это было последнее свидание с кем-то, кто не ты.»