Even if I’m dreaming (I’m dreaming of you)

Когда за окном глубокая ночь, все добропорядочные граждане Ывона предпочитают как можно скорее вернуться домой после окончания тринадцатичасовой смены. В их скромных планах всего несколько пунктов: заполнить пустые животы горячей острой лапшой за восемьсот вон, которая является единственной хорошей вещью в их серой, монотонной жизни, несмотря на то, что рано или поздно эта еда быстрого приготовления доведет их до язвы желудка. И завалиться спать, чтобы через пять часов проснуться и вновь отправиться на работу, проживая один и тот же день по новой — до конца своей невзрачной жизни. Недобропорядочные граждане же в это время суток снуют по тёмным переулкам, надеясь, что лёгкая нажива сама попадётся в их руки и сегодня они сорвут большой куш в виде чужого бумажника не только с мятыми чониками, но и с несколькими зелёненькими бумажками со славным стариком Седжоном, благодаря которому они могут бегло прочитать на этике «Соджу чам ысыль» Но есть в этом Богом забытом месте и те, кто удовлетворяет свои иные первичные потребности, укрывшись от посторонних глаз в своём убежище (ещё год назад это казалось невообразимым, но в текущей реальности оба могут с уверенностью сказать: после очередного утомительного дня все дороги ведут в гараж). Сону угрожающе рычит, когда его ощутимо ударяют спиной о стену, что отдаёт лязганьем проржавевшей арматуры, на которой вся нехитрая конструкция держится из последних сил уже с десяток лет, грозясь сложиться, словно карточный домик, в любой момент. Этот заброшенный прежними хозяевами гараж ещё, может быть, столько же и простоял бы, если бы не двое сумасшедших подростков, гоняющихся за очередной дозой адреналина. Только Чонвон точно знает: адреналин тут не причём — всему виной один блядский Ким Сону, испытывающий его терпение на протяжении всего вечера. Обычно Ян не ведётся на провокации, но, стоит напомнить, что старший провёл в обезьяннике несколько недель, в течение которых они не виделись, так потом ещё и Сону, поманив пальцем, обломал весь кайф, не позволив к себе даже прикоснуться нормально (чем сделал хуже в том числе и себе), после того, как Чонвон бережно обработал его раны. Поэтому на взводе сейчас оба — и это может плохо закончиться. Для их несчастного пристанища, во всяком случае. Шершавая поверхность, к которой Сону пригвоздили наглым образом (спасибо, что хотя бы футболка осталась по-прежнему на нём), неприятно холодит кожу, но ему не до этого. Кто вообще обращает внимание на такую мелочь, когда в него входит большой член, разрывая пополам еле разработанный анус? Чёрт, им нужно научиться держать себя в руках и тратить больше времени на подготовку. Хотя в этот раз (говоря об их сексе, Сону мысленно складывает двузначное число в своей голове) всё идёт гораздо лучше. Позабыв о должной растяжке и посчитав, что пары движений пальцев внутри на манер ножниц будет достаточно, они однажды чуть было не порвали Сону. Они — потому что сам Сону не умеет держать свои бушующие гормоны на цепи и имеет привычку торопить Чонвона всё время, несдержанно виляя бёдрами в желании получить его член внутрь себя как можно скорее. А Чонвон же не железный — он всё ещё остаётся подростком, который о сексе до относительно недавнего времени знал только из гей-порно с видео-кассеты, тайком спизженной у собственного отца (оставалось много вопросов, откуда и зачем ему такой эксклюзив). В жизни всё оказывается не так, как в этих роликах, где хрупкие, гладко выбритые мальчики без подготовки садятся на чужой член до яиц или берут в рот, не захлебываясь своей слюной. Однако в реальности тоже бывает хорошо. Чертовски хорошо, если тот, кто позволяет себя трахать, — далеко не хрупкий Ким Сону, от одного удара которого Чонвон бы с лёгкостью мог отключиться. Поэтому он в этот раз использует куда больше смазки, чтобы проникновение не было столь болезненным, даже если он знает, что уже через пару минут этот грёбанный мазохист будет самостоятельно насаживаться на него, требуя быть грубее и не сдержаннее. Из-за неудобного положения Чонвон не может войти целиком, но ему и этого достаточно. Чужой вес в своих руках отдаёт приятной тяжестью, и пускай Сону далеко не пушинка, он обязательно удержит их обоих в таком положении: прижав старшего к стене, с удовольствием отмечая, как длинные ноги рефлекторно обхватывают его поясницу, а руки — напряженную шею, на которой пульсирует вена. Сону узкий, и от этого Чонвону сносит голову. Хочется целоваться. Что он и делает, решительно прижимаясь губами к чужим, не медля ни секунды и проникая в рот. Сону не успевает среагировать, сдавленно мыча прямо в Чонвоновы губы что-то похожее на «я тебе разрешал?». Сону не любитель «телячьих нежностей», в список которых, по его мнению, входят и поцелуи, однако Чонвону плевать, и он из раза в раз продолжает нарушать это правило. Потому что, если трахать Сону до чёртиков приятно, то целовать его — относится к блаженству, похожему на дорогу на Небеса. По крайней мере, потому что каждая такая выходка грозит лидеру северян закончится летальным исходом. Ян играется с огнём. Сону отвечает на поцелуй, позволяя языкам сплестись. Однако, так легко сдаваться — не в его характере, поэтому, стоит только Чонвону забыться, прикрыв веки, он чувствует, как старший пытается взять над ним контроль. Зубы Сону буквально вгрызаются в его нижнюю губу, больно прикусывая, пока его ногти расчерчивают тонкую кожу на шее, оставляя следы-полумесяцы, на нескольких из которых проступают алые капельки крови; металлический привкус также оседает и во рту. — Ты думал, я останусь в долгу? — Сону отстраняется, победно улыбаясь, пока его самодовольный взгляд скользит по алой струйке, стекающей вниз. Не позволив ей испачкать одежду, он касается подбородка младшего и мажет большим пальцем вдоль по скуле. Чонвон даже не подаёт виду, позволяя Сону пачкать его лицо, пока он продолжает вгонять свой член в уверенном, быстром темпе, сдавливая ладонями сочные ягодицы (надо признаться, природа Сону не обделила) до красных отпечатков. И от одной мысли, как Чонвон хорошо трахает, с лёгкостью удерживая на весу его тело, внутри Сону разливается новая порция возбуждения. Ему хочется больше, резче, ещё грубее, хочется вывести из себя этого благородного кота, который всё время лезет в его дела без спросу, а затем ведёт себя так, словно это он здесь старший, начинённый жизненным опытом, вечно с этой своей рожей, полной спокойствия, будто бы он в неполные восемнадцать уже достиг дзена и вот-вот разорвёт свой круг Сансары. Поэтому, пытаясь абстрагироваться от того, как славно хлюпает внизу смазка при каждом новом толчке, Сону показательно закатывает глаза, эмитируя зевок. — И это всё, на что ты способен? Разбуди тогда, как закончишь. И Сону прикрывает глаза, наслаждаясь тем, как в ту же секунду в ответ на его едкие провокации прилетает гортанное рычание младшего. — Повтори сейчас то, что сказал, — голос твёрдый, но пока всё ещё звучит как просьба от лидера северных территорий Ывона, который знает свою силу и на что она способна. Грубый пониженный тон — ангельская песнь для ушей Сону. — Так у тебя проблемы ещё и со слухом? Я думал, что тебе достаточно уже твоего маленького члена, которым ты едва ли способен кого-то удовлетворить. Но это уже перебор, бедненький. Несколько секунд, в течение которых они молча прожигают друг друга взглядом, достаточно, чтобы в воздухе наконец прогремели те самые молнии. Только в это раз они принадлежат Чонвону. Тот одним движением снимает чужое несопротивляющееся тело со своего члена, чтобы в следующую секунду перевернуть и прижать его к себе спиной. Для удобства Сону опирается руками на стену, чтобы удержать равновесие, игнорируя, как трясутся его ноги от предвкушения. Наслаждаясь чужим дыханием возле уха, он в ответ прижимается затылком, открывая доступ к своей шее. Чонвон намёк улавливает. Ему тоже хочется со всей силы вгрызться зубами, пометить, чтобы старший знал, каково это — вести опасную игру с Ян Чонвоном, поэтому он оттягивает ворот футболки, готовый наброситься, словно хищник на добычу. Но внезапно замирает, видя перед собой россыпь пожелтевших гематом, оставленных не им, не его языком. Чонвон сглатывает, пытаясь проглотить неприятный осадок вперемешку с вновь накрывающей злостью, направленной уже не на Сону, а затем мягко целует заживающие следы. Сону, почувствовав заминку, хочет вновь съязвить, но вместо этого он замирает, понимая, что именно сейчас делает Чонвон. О, нет, так не пойдёт. Сону хочет классного секса с последующим оргазмом (может быть, даже не одним), а не таких интимных, постыдных вещей, которые он по своей глупости доверил Чонвону. — Брось, это пустяки. — Сону оборачивается в полголовы, чтобы уцепиться за встревоженный, поникший взгляд Чонвона, в котором минуту назад горело пламя. — Я не… — Твою мать, просто возьми и вытрахай из меня всю душу. Увидев оттенок неуверенности, отпечатывающийся на взволнованном лице Чонвона, Сону начинает беситься по-настоящему. Поэтому он берёт чужой член и, дёрнув бёдрами назад, погружает его в себя одним резким движением. Из глаз брызжут слёзы от того, как под новым углом — на самом деле, далеко не маленький — член Чонвона распирает его нутро, но он не подаёт виду, чтобы не заставить вновь младшего сомневаться. Сегодня, блять, будет так, как он этого хочет. — Двигайся, Дон.

***

Запыхавшийся Джейк забегает в аудиторию, чуть не уронив на себя баррикаду из сломанных стульев, красовавшуюся аккурат возле дверей (не то чтобы для безопасности, просто всем было лень заниматься столь бесполезным занятием, как уборка). — Простите за опоздание, босс! Чонвон, сидящий на одном из целых стульев, что выставлены в круг в центре комнаты, цокает, прикладывая палец к губам, и кивает в сторону рядом стоящего Джея. Вместо приветствия Пак недовольно выгибает бровь, явно сдерживаясь, чтобы не высказать всё, что думает о появлении Джейка спустя пятнадцать минут после начала собрания. В свою очередь, Шим игнорирует недовольный вид заместителя, ведь у него есть уважительная причина, чтобы так врываться с опозданием! Сбор всех участников банд проходит исправно раз в три-четыре недели, в то время как приближённый круг Чонвона, в который входили Чонсон, Джеюн и ещё несколько двенадцатиклассников, собираются каждое воскресенье, чтобы составить отчёт их главе о прошедшей неделе и наметить планы на будущее. Конечно, на выходных школа закрыта, но быть частью группировки считается привилегией, так что администрация, знающая о подпольных сходках в стенах учебного заведения внеклассных занятий, закрывает на это глаза. Таким образом, имея собственный ключ от главного входа, северная банда с удовольствием пользуется своими возможностями, не стремясь найти иное место для штаба. Что лучше родного крысятника, в котором знаком каждый уголок? Заодно можно контролировать попытки реальных хулиганов, которые уже несколько раз пытались проникнуть в школу, пока там никого не должно быть, чтобы разгромить пару-тройку классов и подпортить государственное имущество. И в тот самый момент, когда Шим Джеюн врывается и перебивает Джея на одном из таких собраний, тот докладывает лидеру о проведении трёх «операций под прикрытием», которые одновременно проходят в разных частях города, куда, предположительно, может заявиться их главная проблема, что последнее время беспокоит не только Чонвона, но и всю банду в целом. А именно — беглый заключённый, сумевший улизнуть из-под носа южной группировки две недели назад. Только всё это уже неважно, потому что, наконец, есть возможность его схватить, и стоит только Джейку получить звонок от связного, он тут же несётся к лидеру, чтобы доложить информацию: — Педофила видели возле муниципальной библиотеки, он клюнул на наживку!

***

Чонвон потирает опухшие костяшки, что переливаются ярко-красным при свете мигающего фонаря (последнего рабочего на данной территории). Ему бы стоило сначала обработать руку, но времени на это нет. Пересекая очередной переулок, он ловко перепрыгивает через мусорные баки, которыми завален проход. От стен трёхэтажных домов, усыпанных трещинами и уродливыми граффити, исходит запах плесени и прочих отходов, словно кто-то злой шутки ради спрятал под подоконником кусок протухшей рыбы. Но Чонвону плевать — он даже не ведёт носом брезгливо, хотя понимает, что в южной части Ывона дела обстоят ещё хуже, чем в его районе. Чонвон вообще не должен здесь находиться. Лидер северян идёт прямо в лапы своим противникам, нарушая самый главный их договор по разделу территорий, инициатором которого он и является. Если он сейчас попадётся хотя бы одному из шайки южан, знающего его в лицо, через минуту здесь окажутся десятки других членов банды, желающих набить ему рожу. Не поможет даже сегодняшний инцидент возле библиотеки. И пускай этот вечно холодный Сонхун, чьё выражение лица похоже на каменное изваяние, его предупреждал, Чонвон осознанно пошёл на этот риск. Под «операцией под прикрытием», которую проводила северная группировка, подразумевалась засада в нескольких частях города наряду с приманкой в виде девушек из их банды, вызвавшихся приманить беглого зека. По плану — они переоделись в форму средней школы и слились с толпой в таких местах, как библиотека, рынок и торговый центр (один-единственный в их городе, в котором половина магазинов закрыто из-за отсутствия возможности выплачивать ежемесячную ренту). Объект клюнул на первый вариант, что оказался недалеко от границы с южной территорией. Таким образом, когда Чонвон прибыл на место, педофил был уже успешно схвачен. Но то, что его по-настоящему удивило, так это присутствие нескольких членов южной банды, которые, как выяснилось позже, оказали содействие, чтобы уложить ублюдка на лопатки. Это впервые на памяти Яна, когда две враждующие группы работали вместе, а не друг против друга. К слову, с зеком было покончено. Всегда сдержанный Чонвон, не любящий применять излишнее насилие, на этот раз удержаться не мог. Чонвон всей душой ненавидел педофилов, считая, что этим ублюдкам заказана одна дорога — электрический стул. В прошлом, ещё до вступления в банду, ему не раз приходилось отгонять извращенцев от своих младших сестер. Кроме того, конкретно эта мразь ещё и напала на Сону, чуть не лишив того зрения. Поэтому у Чонвона с ним был свой особый счёт. Сбитые в мясо кулаки говорят, что он перестарался и теперь сам напоминает Сону, которого он обычно поучает, не лезть на рожон. Однако мысль, что зек ещё долго не сможет посмотреть на отражение в зеркале своими заплывшими от многочисленных ударов глазами, заставляла Чонвона вытягивать губы в довольную, абсолютно не свойственную ему злорадную улыбку. Доставленный прямиком к полицейскому участку выродок вскоре получит новый срок и отправится за решётку на долгие годы. Возможно, питаться он будет через трубочку тоже ещё долго из-за отсутствия половины зубов. Да, когда говорится, что Чонвон не удержался, именно это и имеется ввиду. Однако, даже после успешно выполненной операции лидеру северных территорий неспокойно. Всему виной Сону, а точнее — его отсутствие в поле зрения и слышимости почти неделю. После того раза в гараже они не виделись какое-то время — почему-то Чонвона это беспокоило. Возможно, это как-то относилось к синякам, которые тот увидел на теле старшего в прошлый раз. Поэтому спустя пять дней, в течение которых Сону не объявлялся в гараже, он даже написал ему сообщения (что обычно не входило в рамки их «общения»). Только ответа Чонвон не получил. Но попытавшись дозвониться, Чонвон услышал разве что монотонный женский голос, по ту сторону объявляющий, что «телефон выключен или находится вне зоны действия сети». Ян Чонвон всё ещё не считал себя параноиком, но отведённый в сторону взгляд Сонхуна, правой руки Сону, с которым он пересекся сегодня во время поимки зека, заставил по-настоящему напрячься. Пак Сонхун — единственный человек, знающий об их с Сону связи. И это давало ему возможность высокомерно смотреть на Чонвона на все сто процентов. Если раньше во время стычек Сонхун просто демонстративно показывал, как он презирает нового главу Севера, то после того, как стал случайным свидетелем, как Чонвон «облизывал гланды» его лидеру (после этого случая они более не стремились целоваться в подворотнях, решив найти для своих целей укрытие), заместитель южан просто его возненавидел. И Сонхун никогда не упускал возможно рассказать об этом Чонвону, метая в него своими холодными глазами электрические разряды. Именно поэтому, решив испытать удачу и спросить у Сонхуна, что происходит с Сону, Чонвон совершенно не ожидает такой реакции. Выбора у него не остаётся, поэтому последнее, что он может — надавить на заместителя южной группировки, чтобы получить адрес старшего. По играющим желвакам на хмуром лице Сонхуна он видит, насколько тому не нравится эта идея, но он сдаётся достаточно быстро, диктуя нужную информацию. Это так же напрягает и Чонвона: если уж даже сам Пак Сонхун так легко сдаётся, значит, дело дрянь; возможные варианты событий прокручиваются в его голове далеко не радостной каруселью мрака. Мрак — подходящее слово, чтобы описать местность, в которую он попадает, дойдя до нужного дома. Если от пейзажей в северной части города веет тоской с лёгкой примесью уныния, то виды южного района являются самым настоящим мраком, от которого за версту несёт безысходностью. Чонвон постепенно начинает понимать, почему некоторые личности из южан настолько отчаянные. Дом Сону с виду ничем не отличается от остальных заселённых зданий этого округа, гниющих не только своими фасадами, но и всем остальным изнутри. Чонвон стоит несколько минут перед входом, запрокидывая голову наверх и разглядывая маленькие окна в попытке отгадать, за которыми из них прячется необходимый ему человек. Но тут до ушей доносятся громкие мужские голоса где-то из-за угла и звук приближающихся шагов, поэтому он спешит юркнуть в подъезд, лишний раз не отсвечивая. Внутри кислый запах только усиливается, и Чонвон старается как можно скорее найти нужную ему квартиру. Код от электронного замка Сонхун сам не знает, поэтому Ян стучит в дверь несколько раз ребром ладони (костяшки всё ещё болезненно горят, храня в себе память многочисленных ударов). Но в ответ ничего не происходит. Затаив дыхание, Чонвон пытается уловить какие-то звуки по ту сторону, но всё тщетно. Может быть, Сону вообще сейчас не дома — шарахается где-то или разрисовывает баллончиком очередное казённое здание рисунками крыс (Чонвон понимает, как много для Сону это значит, однако он не раз просил быть осторожнее, тем более, скоро он станет совершеннолетним — тогда уж полиция не даст отделаться несколькими неделями в исправительном центре для буйных подростков). Может, он действительно параноик и напридумывал проблему, которой и нет вовсе? Они же официально не в отношениях и даже не друзья, чтобы докладывать о каждом своём шаге. Но всё равно они друг другу кто-то. Именно поэтому Чонвон здесь — зашёл слишком далеко и теперь, по крайней мере, должен удостовериться, что с Сону всё в порядке. Попробовав дёрнуть ручку, Чонвон понимает, что дверь не заперта — видимо, аккумулятор замка сел или давно вышел из строя, поэтому он решительно проходит вглубь квартиры, намереваясь сделать старшему серьёзный выговор, если окажется, что всё это время он просто бездельничал дома, игнорируя его звонки и сообщения. Квартира Сону небольшая, состоящая из кухни-гостиной, в которой стоит потёртая софа с каким-то странным пятном, о происхождении которого Чонвон не хочет знать. Рядом с ней располагается небольшой столик, заваленный пустыми жестянками из-под пива и рассыпанной пачкой сушёных кальмаров. В помещении с крохотным окошком, явно давно не открывавшимся, чувствует затхлый воздух, а ещё — запах спирта и хвои. Это заставляет Чонвона насторожиться. Тревожное чувство внутри нарастает с новой силой, отдавая в висках резкой вспышкой головной боли. Чонвон осматривается ещё раз, подмечая гору немытой посуды в раковине и разбросанные на полу газеты со сводкой новостей о недавно завершившемся сезоне ММА. Но внезапно он замечает дверь, ведущую, предположительно, в другую комнату, и в этот момент он понимает, что за ней раздаются шорохи и подозрительные звуки. Без стука он врывается в помещение, не заботясь, что может стать невольным свидетелем того, чего ему видеть не стоит, — вдруг Сону привёл домой кого-то, и в эту секунду они славно развлекаются в горизонтальном положении, не подозревая, что один параноик с северной стороны припёрся по среди ночи в гости без приглашения (в груди что-то болезненно сжимается от одной мысли, что Сону может быть с кем-то ещё, ведь они не клялись друг другу в верности и никогда это не обсуждали). Комната погружена в полумрак, так что Чонвону требуется некоторое время, чтобы его глаза привыкли к темноте. Вероятно, это спальня, едва вмещающая матрас и небольшой шкаф, из которого торчит скомканная одежда. К слову, на полу тоже разбросано множество вещей личного пользования — по беспорядку всё это не сильно отличается от гостиной. Однако воздух тут совершенно другой, плесенью не отдаёт, зато в два раза сильнее чувствуется стойкий запах спирта и хвои (Чонвон теперь понимает, что пахнет мазью от ушибов). Полностью привыкший к темноте Чонвон поднимает глаза и цепенеет, разбиваясь о красно-синий калейдоскоп на чужом лице. «Таким образом, за посл-едню-ю декаду лет количество от-ходов, выбрасываемых заводами, увеличилось в… раза. Экологи со всего света счит-ают, что текущее потребление пла-стика приведёт к полному загряз-нению оке-анов через…» В углу комнаты прямо на полу стоит старенькое барахлящее радио, списанное на свалку, вероятно, ещё в начале этого века. Звук заедает через каждые пять секунд, от чего голос диктора фонит и становится похожим на вышедшего из строя робота. Сону тоже — тоже похож на кого-то, вышедшего из строя. Свет луны, отражающийся от окна, ложится на его лицо, стоит ему повернуть голову в сторону незваного гостя. На нём нет живого места: нос, с которого совсем недавно прошёл отек после столкновения с беглым зеком, снова выглядит так, словно его атаковал улей пчел; заплывшие зрачки и лопнувшие капилляры на склерах, будто кто-то раздавил гранат, а его мякоть попала на белоснежную скатерть; на губах, которые Чонвон совсем недавно целовал своими, полностью отдаваясь желанию, с обеих сторон виднеется запёкшаяся корка крови. И, стоит опустить взгляд чуть ниже, по налившимся фиолетовым следам в виде отпечатков большой ладони на шее становится понятно, что всё тело Сону, скрываемое одеждой, пострадало. — Что ты тут дел… — Что-то сломано? Сотрясение? В больнице был? Чонвон подлетает к старшему за долю секунду, его трясет, от этого голос срывается на последних слогах. Сону мотает головой, всем видом прося остановить шквал вопросов, — та и без этого раскалывается, не хватает ещё и дополнительной стимуляции. Первичный шок от внезапно ворвавшегося Чонвона, который никаким образом не должен был знать, где он живет, отходит на второй план. — Отделался трещиной в ребре и ушибами. А я везунчик, да? Сону истерически усмехается и тут же прикрывает рот — заживающие раны на губах вновь напоминают о себе. Становится понятно, почему Сону исчез со всех радаров в последнее время. Чонвоново предчувствие не обмануло. Он знает, что только один человек способен на такое. Кулаки сжимаются со всей силы, и из стертых костяшек вновь начинает идти кровь. — Я убью его.