Волкуши

      Йон помнил, что когда засыпал, шерстка волкуши в трансформе едва касалась кожи, невесомо и чуть щекотно. Но когда открыл глаза, Стен человеком стоял у койки на коленях, примостив голову у руки. Йон знал, что волкуша не спит, а наблюдает. И внутри у Стена трепетало столько всего, что Йон не удержался и медленно уложил ладонь на голый загривок.       Внутри у Стена взорвалось счастьем, обожанием, восторгом, тоскливой преданностью, и Йон не успел ни закрыться, ни притупить чужие эмоции. Обжигало до слёз, но он взял себя в руки. Зажмурился, стиснул зубы и аккуратно погладил, а после с силой провёл двумя пальцами вдоль крепкой шеи. Стен не шелохнулся и не заскулил, как на его месте сделали бы многие волкуши. Он выдохнул, и Йон повторил, всё так же на него не глядя.       Связь выстраивалась и крепла слишком быстро. То, на что у других уходили месяцы и недели сдерживания, у Йона пролетало за несколько дней и часов. Он не мог остановиться. Перед глазами плыли графики совместимости по тестам — у них со Стеном высокие. Вспоминалось, как сам помогал Элку держаться. Как играл с щенками и тренировал. Но сам… возможно, сам Йон прожил без связи хоть с одним волкушей слишком долго, и вся его суть мажонка при первой же возможности взяла верх?       Анализировать и что-то решать, когда под пальцами горячая кожа своего волкуши, оказалось нереально. Йон позволил себе провести ладонью по плечам Стена и приказал:       — Шкафчик на шесть часов, средняя полка слева. Там запакованная новая форма, тебе должна подойти. Оденься. Ботинок нет, тапочки внизу.       Йон отвернулся, занявшись капельницей. После вставать расхотелось, и он просто наблюдал за Стеном, отгоняя неуместное сожаление о том, что тот скрылся под одеждой. Форма ему шла, но без неё было лучше.       Настроившись, Йон чуть снизил поток трепетного волнения от Стена к себе. Каждая вспышка чужих эмоций отдавалась слишком глубоко в нём самом. Со своим человеком Йон подобного не испытывал. Ему даже нравилось, что эмоции человека и его чувства нужно было считывать иначе: внешне, через слова и прикосновения, через уловимый шлейф сильных резких эмоций. А мысли человека всегда оставались недоступны для мажонка. А с волкушей… когда связь укрепится ещё больше, проявятся и они.       От резких перемен Йону становилось тяжело, он не успевал перестроиться, совладать и с собой, и с волкушей. А его человек… тот, из-за которого всё началось…       — Шеф, ну это никуда не годится!       Не обращая внимание на рык Стена, через дверь прорвался Сэм. Коротышка Сэм был омегой-человеком, носил круглые очки на круглом же лице, совершенно не боялся волкуш и любил ставить над ними опыты вместе с Йоном.       — Бен и Роберт уже два часа пятнадцать минут не могут войти и забрать нужные компоненты! Начать тесты! — Сэм стремительно прошагал к шкафчикам, поправляя очки. — Из-за вашего рычащего комка меха!       Йон нахмурился и сел — оскорбление собственного волкуши не понравилось.       — Сэм, тихо.       Омега обернулся на него, открыл рот и снова закрыл, качая головой. И всё же стоило признать его правоту — пока Стена не отпустит, он не сможет воспринимать адекватно находящихся рядом чужих людей и волкуш.       — Я пойду отдыхать, проследи за этими лентяями сам.       — Так точно, шеф, — Сэм важно надулся, безуспешно пытаясь скрыть, как ему нравилось оставаться в лабораториях за главного вместо Йона.       Йон всунул Стену два планшета, а сам взял альфу под локоть — им предстояло пройти по коридорам и на этот раз расчищать путь Йон не собирался. На прикосновение Стен внутренне замер, впитывая его всем собой, и это могло удержать его от агрессии. По крайней мере Йон рассчитывал, что Стен не станет прерывать с ним контакт. К тому же планшеты в руках были дополнительным заданием.       Когда им навстречу вывернули двое волкуш, Стен напрягся и задышал тяжело.       — Ты хорошо держишься, — Йон коротко прижался щекой к его плечу, чтобы поощрить. — Спасибо.       Стен зашагал быстрее, но не попытался зарычать на чужаков. Желание увести своего мажонка в безопасное место вдали ото всех считывалось так легко, что заставило усмехнуться.       — Стой. Мои комнаты не там. Нам налево. Ты ведь всегда был послушным волкушей? Идём.       — Был. И что это дало? Ты так далеко. Так долго, — Стен взглянул на него сверху вниз, так отчаянно и твёрдо, что к Йону вновь прорезалась чужая боль.       — Я понимаю, но… — Йон запнулся, в голове зазвенело. — Понимаю, но идём за мной. Там безопасно, — он тряхнул хвостом на голове, отгоняя глупое состояние, в котором удавалось только мямлить, и добавил в голос строгости: — Бывший бункерный блок. Мне не надо пояснять степень защиты?       Стен удовлетворённо заворчал, и Йон потянул его к лифту. Он намеревался поговорить о своём человеке. Без свидетелей.       Но всё, что удалось, оказавшись в своём логове — упасть на кровать, привычно поверх покрывала. Стен неслышно прошёл совсем рядом, избавился от планшетов и снова встал на колени у самого края.       — Я прикоснусь ещё? Можно? Йон? Йон…       Между ними вновь крепко натянулась нить из самых разных чувств, и Йон задрожал.       — Ты ведь знаешь, что у меня есть человек?       — Да. Но я его загрызу, и не будет? — с урчанием уточнил Стен, и вопреки страшным словам Йон рассмеялся. Ох уж этот волкуша!       — Нельзя. Это меня больше, чем огорчит, — Йон повернулся набок, и они замолчали. Просто смотрели друг на друга, осторожно изучая, позволяя себе не отводить взгляд.       А потом Йон вспомнил лёгкость, с который Фил обращался с чужими волкушами. Почему он так не мог? Почему должен был помнить про тесты, про Центр, про всех других, но не про себя? Почему он должен был убеждать всех, что у него есть свой человек, когда тот от него отказался, впервые отдав на задание? Чего другого он ожидал в результате?       — Можно, Стен. Трогай.       Волкуша вдохнул-выдохнул и перестал моргать. Словно гипнотизируя, не отрывал взгляда, пока забирался на кровать. А потом улёгся ниже, ещё ниже и со стоном зарылся в живот Йона. Стен задрал лицом его футболку и обнял. Горячее дыхание, а затем лёгкое прикосновение губами убедило Йона, что он слаб. Раз почувствовав, как можно было добровольно от этого отказаться? Он сдался, вновь опуская руку на шею волкуши, поглаживая вдоль самой кромки волос и благодаря связи зная, что вызывает у Стена не только весёлую щекотку, но и острое, неуёмное возбуждение. Эта грань была так сладка.