Пищеблок-3

Сердце громко ударило об ребра, словно напоминая о себе в последний раз. Она судорожно глотнула носом немного кислорода, почти насильно проталкивая его вглубь организма. Рита была слишком слаба, чтобы сопротивляться вампирскому яду, что теперь свободно бродил по венам, смешиваясь с кровью. Он забирал из головы нормальные мысли, заставлял ноги и руки тяжелеть, а сердце останавливаться каждый раз на несколько долгих секунд. Ее глаза успели выхватить из спасительного полумрака, — где не было ни боли, ни страха, — три безжизненные фигурки, что стояли, как одна, на каменных ступеньках в древнем вампирском капище, где раньше находилась церквушка. Ее друзья. Их компания. Игорь Корзухин с Вероникой Несветовой, псевдо-доктор, из всего раздела медицины успевший выучить разве что номер вызова скорой помощи. Они безвольно смотрели вперёд, ожидая приказа своих вампиров, следя за движениями отца Глеба, как за последней моделью самой лучшей машины. Стратилат тем временем сидел на полу, обвитый с двух сторон своим балахоном, сломленный под натиском волшебного креста. Он медленно и верно отползал к облезлой стене, с перекошенным от злобы лицом. Собрав последние остатки сил, Рита упрямо сделала несколько шагов вперед, почти бессознательно отходя от древней плиты. Сложенной из замоленных кусков, скрепленной кровью древнего рода, принадлежащей вампирам и его друзьям. На ней лежал, набираясь сил, ее Хозяин, Валерий Логунов. Примерный ученик, отличник, идеальный сын, хороший друг, Новый Темный Стратилат всего Советского Союза. — «Вот что с людьми делает комсомол» — вспомнила она слова Алёшина, ложась на холодный каменный пол и наконец-то закрывая глаза. **** Усадьба купчихи Смоленой представляла собой руины. Потолок был наклонен то ли назад, то ли вперёд; краски на кирпичных стенах уже не было, а вместо нее тремя слоями лежал лишайник и мох. Выбитые окна, и подавно, пугали. Свет не проходил в них даже в ясный, солнечный день. Словно черные дыры из космоса они вбирали в себя все плохое и черствое: оставляли себе, выпуская на волю лишь то, что должно принадлежать идеальному миру. Валерка уверенным шагом шагал прочь от этого места, таща за собой, как на буксире, обреченную Риту. Шарова на ходу осторожно, будто бы открывая новогодний подарок, поправила Комсомольский значок, и поспешила за хозяином, догоняя и даже обгоняя его. — Мы куда? — Узнаешь. Лагунов искоса посмотрел на нее. Смертельно больной она больше не выглядела. Напротив, с румянцем на щеках она казалась почти что новорожденным ребенок, смотрящим на мир с наивной радостью в глазах. Шарова шла за ним, словно он был ее мамочкой, что точно знала, куда они в итоге придут. До автобусной остановки оставалось минут шесть размашистым вампирским шагом. Издалека долетело пение грачей; звуки целого мира, продолжающего жить привычной жизнью. Мир не знал вампиров, ни принимал в свои ряды Стратилатов. В болезни он обращался в местную поликлинику, а не к добрым Батюшкам. На линейках мир гордо поднимали красные знамёна, как символ Родины, а не как свой оберег. — Они нас убьют, — Рите явно хотелось блеснуть. — Доктор Носатов? — Валерка глумливо усмехнулся, поймав себя на мысли, что впервые может что-то ощущать. Впервые он показался самому себе живым человеком. И пускай у него уже не было души и сердца; пускай бок о бок с ним шла его жертва; Валерка чувствовал, что может ломать одной левой деревья, улыбаться с чьих-то шуток и чувствовать себя при этом прекрасно. Ему больше не нужно было томиться в ожидание очередного полнолуния, не нужно было сдерживать вампирский голод. Он насытился и вполне мог продержаться до следующей полной луны, не бросаясь на беззащитных людей. На остановке, под старым стеклянным корпусом оказалась старушка с маленьким внуком. Ребенок лет пяти, до того напевающий песню под нос, резко вскочил с деревянной скамейке, спиной прислонившись к стеклу. — Костя, ты чего? — бабушка тут же засуетилась, огляделась по сторонам и в рекордный срок обнаружила в нескольких шагах от себя донельзя злую Шарову с радующимся Валеркой под боком. — Ой, деточки! — неподдельно обрадовалась бабка, не замечая, как зубы Риты скрипнули. — Что вы здесь делаете? Подростки как будто пришли сюда из леса. Ведь за густыми деревьями не было ничего, кроме каких-то руин. — А мы тут… — Рита ещё не придумала что сказать, но угодить своему хозяину хотелось ужасно. — К бабушке ездили! — Валерка, что писал для Игоря отчёт с описью руин, углядел на карте небольшое заселение человек на десять, где вполне могли жить нормальные люди. — Что же она у вас… Здесь живёт? — Да. Она у нас жуть, как историю любит! — мальчик обнял Шарову за плечи, как младшую сестру. — А тут усадьба купчихи Смоленой есть… Знаете такую? Та кивнула, все еще с подозрением глядя на странных брата и сестру. — А вы сами что здесь делаете? — вдруг спросила Шарова, наконец-то придумав, что ей можно сказать. — А я… мы… здесь… ээ-ээ… Тоже на усадьбу смотрели! — бабушка посмотрела на внука: тот открыл рот, намереваясь что-то сказать, но старушка тут же снова начала говорить: — А вы одни в полнолуние по лесу ходить не боитесь? Валерку словно в воду холодную окунули, а затем выкинули на теплый берег. Сердце, молчащее долгие недели, неожиданно забилось в груди, больно ударяясь об ребра. Если он не параноик, то она за ними явно следила. Теперь вопрос: кто ее послал? Глеб отдал коньки, а все его вампиры и тушки тут же превратились в нормальных людей. Следовательно, думать нужно на своих. Игорь и Вероника подговаривать старух не будут, доктор Носатов верит только самому себе, и то — далеко не всегда. — Отец Павел, — будто прочитав его мысли, а может и правда прочитав, сказала Рита, чем наконец-то заслужила кривой улыбки своего повелителя. ***** Домой они ехали, словно на собственную казнь. Рита и Валера примостились в самом конце автобуса, прижавшись к окну и осторожно наблюдали за старухой и внуком, что сели к водителю и попытались с ним говорить. Пенсия плохая. И детские лагеря. И, если в двух словах, у этой загадочной бабульки плохое было абсолютно все. Скучающий внук поднялся со своего места, и оглядывая транспорт, сделал пару шагов вперед. — Мальчик, иди сюда, — вдруг сказала Рита, поднимаясь на ноги. Глаза ее были светло-голубыми, вампирского голода в них не стояло, так что Валерка, скрепя сердцем, позволил ей подозвать ребенка к себе. Мальчик, тем временем, внимательно посмотрел на нее и покачал головой. — Иди-иди! Я же комсомолка, мы детей от всего плохого защищать готовимся. Я тебя не трону! И ребенок пошел, подаваясь вампирской магии. Валера мысленно сравнил Риту с Ивочкиным. Примерно с таким выражением лица он пел перед Плоткиным и директрисой, если верить Несветовой на слово. — Чего тебе? — Вы правда ходили в усадьбу? — полюбопытствовала московская девчонка, подаваясь немного вперёд. — Правда. Мы рядом с ней стояли. — А я про нее столько страшилок знаю… Хочешь тебе одну расскажу? *** По выражению лица ребенка страшилка впечатления на него не произвела. Он постарался подняться с сиденья, куда его усадила Рита Шарова, но комсомолка успела схватить его за руку, удерживая. — А комсомольцы точно все хорошие? — на голубом глазу поинтересовался Костя. — Точно, точно, да, Валер? — Ага, — вяло откликнулся темный стратилат, сонно глядя в окно. Несмотря на вампирскую силу, человеческие инстинкты порой брали вверх над ним. — Вот видишь! — Рита искренне улыбнулась ребенку, все ближе и ближе подползая к нему. Она чувствовала кровь: теплую, сладкую, манящую. Костя ведь даже сопротивляться не будет. Рассказы ему не понравились, но внимания старших товарищей заставляла его в какой-то мере гордиться собой. Костя был идеальной жертвой, даже Валера это понимал. Став ее тушкой, он обеспечит и необходимую ночами кровь, и расскажет обо всех замыслах бабули, глазом не моргнув. Перспектива манила. Манила, как кровь в полнолуние. Обратить его было не хорошей возможностью, это была необходимость. В последний миг Валерка успел избавиться от этой мысли и схватить Риту за рукав. — Рита! Нет! — Я есть хочу! Глаза ее наполнились не долгожданной чернотой. Он почувствовал, как внутри нее человеческая кровь закипает от возбуждения. — У меня печенье есть, — осторожно предложил Костя. — Не нужно мне печенье твое! — Рита, прекрати. Успокойся. Сейчас ещё не ночь, — он мягко обнял ее за талию, прижимая поближе к себе. Почувствовав кровь хозяина, она ещё больше стала для него удобной игрушкой. Руки ее безвольно легли на колени, а голова упала ему на плечо. Бабушка с внуком вышли на следующей остановке, прямиком посредине глуши. В таком лесу находиться было опасно. В кронах деревьев не увидишь солнце, через густой плющ и кусты не пройдешь далеко. Здесь смог жить лишь один человек, ничуть не смущённый перспективой обитать вдали от цивилизации. — Это дом Глеба. — сказал Валерка. — Павла. Если мы не ошиблись. **** В парке не было ни одного человека. Рита и Валерка медленным шагом шли по тропинке, пиная камни под ногами. Людей по близости не было, но не человеческие уши слышали их голоса. — Он же не мог вернуться, правда? — мальчик посмотрел на нее, чувствуя отчаяние. — Глеб? — Да. — Он сгорел. Синим пламенем, — пожала она плечами, влюбленными глазами глядя на него. — Но зачем мы нужны отцу Павлу? Он про нас и не слышал… — Слышал, Валера, — Рита пнула камень. Опустила голову. — Поясни. — Ну, помнишь ты говорил, что Павел сразу понял: тот древний — кто-то другой. Не ты. Лагунов кивнул. — Он видел его, древнего. И Глеб ему, вероятно, что-то сказал, когда он церковь рушил. — И что он сказал такого? Что нас надо убить? Рита кивнула, задумчиво глядя на землю: — Плита Древнему роду принадлежит. Может ты не один остался. А может, он твою кровь использует ради благ своих. — Один. Серп умер при мне. А Молот… Рита безвольно пожала плечами, морщась от солнца. Комсомольский значок на ее груди переливался как зеркало. — Ты должна сегодня к бабушке своей пойти, — неожиданно подал голос Валерка. Насколько он помнил, Лева, выпив кровь, ложился спать, а значит, напоив Риту, можно не волноваться, что она убьет каждого на своем пути. Осталось только понять, чем таким можно ее напоить… — Хорошо. — Ты не будешь ее кусать. — Как скажешь. — Притворись обычной Ритой Шаровой. Нормальной. — А нормальной — это какой? — почти повторила она вопрос, который задала первого сентября. — Ну, на людей не кидайся. Учиться сильно не надо. Делай вид, что ты человек. Девочка кивнула, соглашаясь. Он подумал, что в ней от прежней Риты не осталось совсем ничего. Она сейчас: тихая и покорная, как Вероника Генриховна в роли жены Плоткина. Рита смотрела на Валерку и слушалась, даже если не хотела сама. Шарова уже не помнила, какой она была. А он помнил. Помнил себя человеком. Воспоминания о детстве, о своих эмоциях мыслях и чувствах — сейчас они казались ему такими же свежими, как новые книги, которые ещё никто не открывал. Это было даже странно. Он обратил Риту в вампира, а получил старую версию себя. Вампира, имеющего настоящие эмоции. Лагунов нахмурился, глядя на солнце. На груди не было пионерского значка, но лучи не жгли кожу. Он был сильнее. Гораздо сильнее. Слова Глеба вспыхнули в его мозгу: выпьешь кровь и наконец-то проснешься. Только он боялся, что будет, когда в полнолуние он снова попытается «заснуть». *** Этой ночью Валерка сам нашел для Риты человека. Точнее, даже нескольких. Девочка осталась качаться на качелях, в ожидании, в то время как Лагунов направился в городскую детскую больницу. Попросить на входе нескольких подростков за некоторую плату поучаствовать в подпольном донорстве не составило никакого труда. Напротив, за деньги, они были готовы отлить им добрую половину крови, не думая о том, как после этого будут добираться домой. Риту Лагунов проводил до дома бабушки собственноручно, поправив ей значок на груди и отдав несколько склянок со своеобразной едой. Кровь манила и обжигала, кровь заставляла руки дрожать… Она была насколько притягательной и находилась так близко, что сердце Валерки даже начинало биться. Но он смог сдержать себя. Лишь дюжинным усилием воли. Открыла бабушка. Не очень пожилая женщина с волосами, что были заправлены в пучок. — Я Валерка, — поведал он очевидное. — Да-да, я тебя помню. Они немного помолчали. — Это мой друг, бабушка! — подала голос Шарова. — Валерий. Мы вместе за одной партой сидим. — Можно войти? — Конечно, проходите, — бабушка попятилась к выходу, махнув рукой, чтобы Валерка поскорее вошёл, а не держался за раскрытую дверь. В прихожей мальчик наскоро осмотрелся и только после этого вошёл в спальню новой подружки. Девочка тут же села на свою кровать и достала склянку с кровью. Выпив одну залпом, не отрывая взгляд от окна, она закрыла глаза, пытаясь прислушаться к своим ощущениям. — Спасибо, Валера, что проводил. — Не за что. Проследив за ее взглядом он увидел фотографию на старом подоконнике. Девочка — Рите на вид лет четырнадцать, — стояла на московском вокзале. В руках у нее был чемодан, а на летнем платье зачем-то покоился тот самый Комсомольский значок.