Последний король нолдор

440 год второй эпохи. Осень. До этих северных мест Элронд доехал впервые. Они остались пустыми со времён бегства вастаков, и из эльфов новой Серой Гавани здесь жить никто не пожелал. Даже не подходили. — Там кто-то есть, — Эрестор скользил взглядом по холмам и развалинам. — Дальше я еду сам. Оставайтесь здесь и разбейте лагерь. — Элерондо... — Останься. Прошу. Прежнее озеро Хэлеворн в годы погружения земель сделалось длинным узким заливом, а земли вокруг него сильно опустились. Прежние предгорья и горы стали приморскими холмами. И сейчас, почти четыре сотни лет спустя, их покрывали ещё полосы и рытвины — следы заплывших землёй трещин. ...Меньше всего таких следов было возле развалин. Казалось, бывший замок Карантира Темного просто опустился вниз вместе со всем холмом, осел бессильно у воды и замер устало до конца времён. Что ж, ведь и крепость Химринг осталась над волнами. Он объехал в одиночестве последнюю лапу залива Хелеворн, вцепившуюся в сушу, и направил Белобочку к развалинам. Часть их заросла плющом так, что напоминала скорее холм, чем постройки. Но обломок белокаменной башни ещё возвышался надо всем, упрямо светлый и чистый. И верхняя стена, обращённая к суше, оставалась свободной, лишь пятна мха покрывали ее до середины. Казалось, над этой стеной вот-вот должен подняться дымок от костра. Но его не было. День угасал, на западе ярко вспыхнула Звезда. Под ее светом Элронд, как это не раз уже было, спросил себя, верно ли он поступает, направляясь сюда. ...И чуть не засмеялся невесело. Немного поздно было задавать себе такие вопросы, уверенно направляя лошадь к заброшенному замку феаноринга. Ответом был он сам все эти дни пути. Свет Звезды был ясен, и огня не требовалось. А в развалинах кто-то был, Элронд чувствовал это ясно. Близилась стена в пятнах мха, жемчужно-серо-синеватая в тени, близился пролом в ней, и висящая на одной петле пять сотен лет окованная железом створа малых ворот. — Немного далеко, чтобы передать привет, — сказал Маглор, выступив из-за нее. — Немного холодно для встречи, — грустно сказал Элронд, спешиваясь и подходя ближе. Маглор был худ, как олень после голодной зимы, щеки его запали. Но глаза оставались ясными. — Мне нечего предложить тебе с дороги. — Разве я здесь затем, чтобы объедать тебя? — Дай на тебя посмотреть... От толчка в грудь Элронд растерянно шагнул назад, из тени. Маглор смотрел светящимися глазами из сумрака. Белобочка громко и неодобрительно фыркнула позади. — Пригласишь ли меня к себе? — спросил Элронд осторожно. Ожидать можно было чего угодно — и исчезновения, и молчания. Но Маглор просто шагнул к нему, сам как мятый лоскут сумрака, и обнял коротко и сильно. — Не жди большого уюта, — сказал он просто. — Хватит места, чтобы сесть. Свет и еда у меня с собой. Белобочка послушно пошла за ними в пролом, оторвавшись от травы. Башню замка прежде окружали дома, сейчас рассеченные глубокими трещинами и местами осыпавшиеся, и вдобавок отчаянно заросшие. Приморская влага питала землю и воздух, покрывала камни мхом, а стены плющом и ежевикой, из трещин местами росли деревья. Прочная кладка и упрямая воля строителей, ещё отпечатанная в этих камнях, словно отзвуки их песен, сопротивлялись дикой природе, но сила земли уже повредила и расшатала их, а значит, сила воды и зелени однажды возьмёт верх. Тем удивительнее было видеть здесь не только чистое основание башни, но и целый восстановленный дом. Обрушенную его стену выстроили заново из обломков, укрепили своды первого поверха, вернули рухнувшие перекрытия второго и крышу третьего. Узоры на стенах были все в выщербинах от стрел и камней. Лисы и ястребы. — Это был... Его дом? — Один из гостевых. — Я боялся снова найти тебя безумцем среди этих развалин. — Я слишком крепок, чтобы потерять себя ещё раз. Входную дверь, казалось, сняли с дома побольше, на ней оставались следы давнего огня. Дом был пуст и гулок. Кажется, сводчатая зала с потухшим камином и была здесь всем жильем Маглора: лежанка с занавесью из шкур, вбитые в стену колышки с развешанными плащами, уцелевшие где-то сиденья с выщербленной резьбой и сундук у стены. Пахло дымом и старой золой. Элронд сел, не дожидаясь приглашения, и старый массивный стул чуть скрипнул под ним. Маглор опустился на скамью напротив него. Правая рука его была свободна, левая перевязана застиранной тряпкой. — С тобой недобрые вести, — сказал он, не поднимая глаз. — Дай мне руку. — Оставь. — Прошу тебя, — сказал Элронд, и повторил ещё дважды, и Маглор нехотя распустил повязку и протянул ему левую руку. На правой ладони его виднелся грубый светлый шрам. — Ты сделал все, что мог. — Теперь я способен на большее, хоть и не прямо сейчас, — Элронд смотрел на знакомый ожог, почти не изменившийся за три сотни лет. Почти. Он стал чуть меньше по краям. — Оставь, — повторил Маглор, отворачиваясь. — Я и так обязан тебе правой. — Если ты не изучал целительства все эти годы, то о нем мне советов не давай. — А какие стоит? — вот теперь Маглор глаза поднял и словно попытался просветить ими насквозь. — Ещё не знаю. Может быть — любые. — Тогда первый и главный. Возвращайся домой. — Я вернусь, — кивнул Элронд. — Мыслей поселиться здесь не было. Протянув руку, он остановил попытку Маглора замотать ожог обратно в эту тряпку. Снял с пояса сумку, достал бальзам и полотно для перевязки. Запах ацеласа и травяного бальзама от ожогов разлился в воздухе, перебивая дым и запустение, и брови Маглора взлетели вверх, но он не спросил ничего — только привычно и тщательно перевязал рану. — Ты ведь знаешь этот запах. — Но как?.. — Мореходы с Тол-Эрессэа навещают Дареную землю. Мореходы Кирдана тоже — когда я прошу их об этом. — Элероссэ... — сказал Маглор с болью. — У него все хорошо. Он сед, бодр и отказывается ступать на эти берега. Но то, о чем я прошу, передает исправно. Маглор резко отвернулся и стал торопливо складывать дрова в камин. Чиркнув огнивом, развел огонь и поставил котелок на трехногую подставку. Котелок был старым и выправленным, тренога — кажется, не слишком. — Не гони меня, — Элронд не стал дожидаться новых советов. — Мне тебя не хватает. — Я не приношу счастья. Эрейнион стал тебе добрым другом, я слышал это, и... — Эрейнион погиб, — оборвал его Элронд, потому что тянуть больше не было сил. Наверное, ещё через лет четыреста он станет больше похож на эльфа и не будет стремиться решить всё как можно быстрее. Маглор замер, как статуя. Тени легли на его лицо и состарили разом. — Но как... Иногда, чтобы уместить что-то внутри, нужно проговорить. Рассказать. Вынести наружу. А ведь он ещё ни разу не проговорил гибель Эрейниона целиком, ни с кем. Даже с госпожой Галадриэль, которая примчалась тогда навстречу от озера Эвендим, оставив мужа с юной дочерью. Поэтому он говорил теперь. Обо всем — о том, как Гил-Галад стремился обезопасить западные земли, о том как рассылал отряды к восточным границам, о столкновениях в последние годы с орками, которые словно бы сделались умнее и более похожими на людей, а то и с неизвестными людьми, словно бы сделавшимися похожими на орков. Как король выезжал во все западные земли, даже в Лаурелиндоренан, и как он, Элронд, был его послом в великом Зеленолесье, потому что король беглецов-синдар Орофер не желал видеть там нолдор, и даже к потомку Тингола отнёсся с недоверием из-за смешанной крови. Как Гил-Галад трудился, чтобы сделать все западные земли эльдар безопасными... И как он нелепо и внезапно погиб на восточных границах, в засаде, устроенной теми самыми людьми, похожими на орков. Людьми, которых Эрейнион не пустил в западные земли. Смертными, которые даже затруднялись внятно объяснить причины своей мести. — Он не оскорбил их словом, Кано... Он не пренебрег ими, говорил с их послами сам, не сложил на меня или других советников... Он просто поставил им условие, — слова сыпались сами, лишние, неровные, Элронд смотрел в огонь закопченного камина, и теперь была его очередь не поднимать глаз. — И сейчас мне почему-то думается — оскорбления и пренебрежение они поняли бы лучше! Он не дал им того, что они жаждали — добрых земель, защиты, каких-то благ в обмен на их службу… Потому что поставил условие отпустить для этого их невольников. Они смертельно оскорбились, как маленькие людские дети, которые кричат и топают ногами в ярости, что им не дали своевольничать или отказали в чужой игрушке… Или, вернее, потребовали отдать свою. — Ты это видел, — в котелок над огнем полетела горсть сухих трав. — Да. Я стоял рядом, смотрел на них, видел, как замыкаются их лица и холодеют их глаза. Ощутил недоброе, но подтвердить ничем не смог. Дав котелку вскипеть, Маглор снял его и утвердил на полу. Разлился терпкий запах листьев мяты и малины, с примесью ромашкового цвета и кипрея. — К предчувствиям твоего рода стоило относиться с большим вниманием. — Мне стоило настоять на своем. Но я не... — Почему Эрейнион им просто не отказал? — перебил его Маглор. — Люди, похожие на них, уже не раз тревожили наши границы. Они пересекали Андуин на лодках и шли на запад пытаясь занять земли то у Лориэна, то к востоку от прохода Изен, беспокоя лоринандских бродячих авари, и однажды даже появились у южных земель Эрегиона. И не вызвали доверия ни у кого из тех, с кем встречались. С авари они вступали в стычки после того, как пытались осесть на берегах Андуина, да ещё выжигали леса в долине Изена. В них словно бы смешались черты смертных из Бри и истерлингов, но нолдор Эрегиона говорили, что и истерлинги прежде вызывали у них больше доверия. Но эти впервые попросили нас о союзе. Сами. — И Эрейнион решил пойти путем деда, принять их на службу и поделиться знаниями? — Эрейнион выставил им условие, хотя мне и другим эльдар они не были не по душе. Им не доверяли, ни авари Амроса, ни эрегионцы... И вышли слишком правы. — Какие они? Элронд потёр лоб. — Недоверчивые. Словно бы всегда готовые к удару — или ударить первыми. Там, где чувствовали себя сильными, рвались вперёд, не считаясь ни с кем. Там, где встречали отпор, отступали, склонялись и говорили о дружбе и восхищении. Не будь их оружие лишь из камня, кости и меди, будь на их стороне больше сил — они говорили бы с нами совсем иначе. Когда они смотрели на нас...