Последний король нолдор

... Тогда Маглор не улыбался вовсе. Только все смотрел на море, если мог его видеть. Иногда из его глаз катились слезы, словно сами по себе, и иссякали столь же внезапно. Иногда он заговаривал, и чаще всего с Маэдросом, обращаясь к нему по-прежнему на квэнья. Увещевал. Упрашивал остановиться. Искал его где-то в темноте, почти ничего не видя. Просил вернуться и найти воспитанников. Повторял ли он то, что было сказано в прошлом, или говорил то, что не было сказано вовремя, понять было трудно, а вслушиваться ради этого — ещё труднее. Но гораздо больше Маглор пел. Чаще негромко, словно разговаривая сам с собой. Иногда, уходя на берег — в полный голос, порой выкрикивая до срыва голоса, особенно при сильном ветре. Элронд велел, чтобы за ним присматривали неотлучно и записывали слова. Он быстро понял, что совершенно все песни Маглора — лишь части большого целого, огромной истории, которую даже эльда трудно удержать в памяти. А ещё в некоторых ее частях он узнавал — с большим удивлением — печальные песни о падении Гаваней Сириона, которые начали петь некоторые синдар и даже нандор уже после Войны Гнева. Неприятно было думать, что кто-то из синдар встречал на берегу певца, забрал его песню, но оставил его без помощи. С другой стороны, вздыхал Элронд, дважды битые дориатские синдар, которые удержали свою руку и не убили безумного сына Феанора, уже сделали доброе дело... И его, Элронда, не известили. Наверное, пытались уберечь. Бывшие верные феанарионов сменялись возле Маглора каждый день, и росла пачка разрозненных записей на рабочем столе Элронда: обрывки плохой бумаги, восковые или грифельные таблички и даже береста с торопливой записью острием стила. Хорошей бумаги было, прямо скажем, мало. Нолдорские немногочисленные мастера бумажных дел утянулись в Серые гавани следом за государем, а для хозяйственных дел хватало табличек. И потому Элронд взял из кладовой старую хозяйственную книгу, сбереженную Андо, Лоссаром и мастером Лируином вместе с некоторыми другими вещами с Амон Эреб. В начале в ней ещё шли учётные записи, затем их сменяли поспешные заметки хранителя архива о событиях после ухода обоих сыновей Феанора, а затем и они обрывались. Почти половина большой книги в кожаном переплете оставалась свободной. Перевернув ее, Элронд начал вести записи с конца. Теперь по вечерам он лично приносил успокаивающие и проясняющие разум отвары в гостевую комнату, а затем садился рядом и разбирал записи своих верных, складывая их, словно участки мозаики. Иногда отрывки совпадали, дополняя друг друга, и тем радостнее было записывать один фрагмент побольше вместо двух маленьких. Здесь же Элронд написал два письма. Одно — для Эрейниона, где объяснял свою задержку и просил прислать побольше бумаги для записей. Второе... Иногда фалатрим тоже доплывали до Дареной земли. И готовы были взять с собой письмо для государя Элроса. Когда дойдет это письмо, Элронд не знал, и ответа в ближний год не ждал. Вот так же он сидел тогда на закате, обмакивая тростниковое перо в домашней выделки чернила из ягод падуба и записывая новый большой отрывок, сложившийся сразу из трёх. Маглор пел тихо, глядя на отсветы заката и Звезду над морем — и вдруг Элронд услышал ту самую песню про отступление на Амон Эреб, что записывал сейчас! И запел ее следом за Маглором, не думая ни о чем, отлетая памятью в те странные времена, когда ему было четыре с небольшим года, и он с братом открывал для себя эту крепость на холме, как огромный новый мир... * Потом он понял, что поет один и обернулся. Маглор смотрел прямо на него, неверяще и жадно, глаза его прояснились. — Элерондо? — спросил он хрипло. — Это я, — сказал Элронд. — А ты мой гость. — Я убийца, и в гостях мне не место. — И мой воспитатель. Я решаю, кому место у меня в гостях, — сказал Элронд тем голосом, каким обычно заканчивал споры людских вожаков. — И кто отвернется от тебя... после этого? — Никто. Вокруг наших домов нет других селений, — Элронд встал, перелил из кувшина в деревянную кружку недопитый отвар. Велел: — Выпей это. От него крепче сон, и он отгоняет кошмары. — Ты привык командовать... Больше, чем я думал, — Маглор привычно взял кружку пальцами и замер. Огладил ее большим пальцем, вспоминая эти ощущения. Узнал. — Элероссэ? — спросил он, отпив несколько глотков. — Отплыл на Дарованную землю, забрав почти всех выживших аданов и вастаков Бора. Он их благословленный король. Он счастлив. — Сколько... вам отпущено? Никто не знает, сколько живут смертные полуэльфы, подумал Элронд. Потому что никто из них не умирал ещё своей смертью. — Я выбрал в дар жизнь эльфа. Поверь, так просто ты от меня не избавишься, — сказал Элронд, улыбаясь. Маглор отвернулся, глядя в стену, и по его щеке покатилась слеза.