✵✵✵
Спальня принцессы тонула в букетах, которые с самого утра тащили запыхавшиеся служанки. Казалось, каждый аристократ империи жаждал лично поздравить дочь императора с совершеннолетием. Ирма сидела на мягкой постели и задумчиво покачивала босыми ногами. Спала она плохо. Из головы все никак не выходила внезапная встреча в святилище Хранительницы Небесного Свода. Она узнала его лишь по неприветливым янтарным глазам. Все остальное в нем изменилось. Он стал старше, выше и крепче. Конечно, прошло целых десять лет. Ирма тоже заметно повзрослела. Наверно поэтому он и не сразу узнал ее. Мягкие губы Ирмы тронула небрежная улыбка. Принцессу позабавила та растерянность и неловкость, с которой Марко кланялся ей в храме. Затем улыбка сползла с ее губ, а меж изящных светлых бровей пролегла тоненькая морщинка. Они не виделись столько лет, и после этого Марко, произнеся парочку дежурных, официальных фраз, просто сбежал. Какой некрасивый поступок. — Ваше Высочество, что с вами? Перед Ирмой опустилась Дорри, одна из служанок, обеспокоенно разглядывая грустное лицо принцессы. — Все хорошо, — Ирма поспешила отмахнуться от печальных мыслей и придать себе привычную нежную беззаботность. — Просто слегка волнуюсь перед праздником. Отец так много людей пригласил... — И то верно, — захихикала служанка, помогая принцессе снять ночную рубашку. — Столько женихов ради вас съехалось со всей империи. Ирма, стоя голышом посреди комнаты и ежась от утренней прохлады, скользнувшей через приоткрытое окно, лишь фыркнула и тряхнула светлыми волосами. — Мне дела нет до всех этих мальчишек. Отец все равно не выдаст меня замуж без моего желания. Дорри снова захихикала, добавляя в маленькую мраморную ванну свежие лепестки роз. После того как принцесса залезла в теплую воду и позволила служанке растереть как следует распаренную кожу, Дорри сказала: — А вдруг на приеме будет такой невероятной красоты юноша, что вы захотите тут же выйти за него замуж? Ирма ненадолго задумалась, но затем покачала головой. — Красота не главное. Ай, осторожнее! — Простите, Ваше Высочество. Это что же, вы и за уродца какого-нибудь выйдете замуж? — заметив, что принцесса скривилась, прислуга продолжила в меру подтрунивать. — Слыхала у барона Фредерика один из племянников косой. А какой-то барон из Тусмора вообще горбун. — Дорри, перестань! Некрасиво смеяться над чужими недостатками! — Кто бы говорил, — служанка фыркнула, принявшись намывать невероятно мягкие волосы принцессы. — Первая красавица империи. Я бы с вашей внешностью ух как мужиками повертела! Вот где они все у меня были, — служанка вскинула намыленный кулак, чем вызвала у принцессы несдержанный смешок. — Я вам так скажу, Ваше Высочество, — Дорри служила в замке уже не первый год, поэтому имела право изредка высказывать свое мнение. — От мужиков одни только беды. Бессердечные это люди. Не стремитесь вы замуж выскочить, вот и не надо. Ничего хорошего там вы не найдете, уж поверьте. Ирма не ответила, снова погрузившись в свои мысли. Дорри продолжала бормотать и учить принцессу жизни, но девушка слушала ее вполуха. После того как служанка хорошенько протерла принцессу, накинула на ее узенькие хрупкие плечи халат и усадила за туалетный столик, Ирма не сдержалась и спросила: — Дорри, а ты когда-нибудь влюблялась? Прислуга, расчесывая светлые пряди Ирмы, хитро глянула на принцессу через зеркало. — Конечно, влюблялась. — Тогда почему ты не замужем? Дорри помолчала, подбирая такие слова, чтобы за них ей потом не влетело. — Не сложилось. Если ты любишь кого-то, это не значит, что этот кто-то обязан любить тебя в ответ. — А как понять, что... — Ирма замялась, на ее щеках проступил предательский румянец. — Вот, допустим, если юноша немногословен с тобой и... — принцесса покраснела еще сильнее. — И сбегает от тебя, не дав сказать и слова... Служанка состроила настолько коварную физиономию, что Ирма мысленно выругала себя за небрежность. Не стоило вообще поднимать такую опасную тему рядом с прислугой, а то поймет все по-своему и начнет сплетничать. А если сплетни дойдут до отца? Взгляд Ирмы стал настолько затравленным, что Дорри сжалилась над бедняжкой. Нежно погладив принцессу по голове, служанка промурчала: — Влюбился, конечно, раз бегает. Это они на словах только смельчаки, а как до дела доходит, сразу хвосты поджимают. В это время Дорри в голове перебирала всевозможных кандидатов на пост загадочного бегающего незнакомца, из-за которого принцесса редела словно спелая свекла. Какой-нибудь стражник или гвардеец? Мальчишка-посыльный? Актер из приглашенной труппы? Принцесса Ирма была совсем юна и нежна как весенняя роса. Она казалась хрупкой как тусморский хрусталь и скромной как Хранительница Небесного Свода. Но внешность частенько обманчива. Ирма была далеко не глупой девушкой. И дело не только в ежедневных занятиях по истории, астрономии и арифметики, уроках пения, игры на арфе и изучению этикета. Принцесса Ирма слишком рано осознала, в каком положении находилась. Будучи ребенком, она застала смерть всех братьев. На саму Ирму в восемь лет было совершено покушение. Столкнувшись со смертью в таком юном возрасте, девочка поняла, что родилась не под счастливой звездой. Члены императорской семьи постоянно находились в опасности. И все они жертвовали слишком многим, ради мира и процветания Тогарда. Принцесса хорошо знала законы империи и понимала, чего от нее ждут. И старалась сделать все возможное, чтобы не подвести своего отца, Совет и народ. Поэтому, даже если она и влюбилась в какого-нибудь юнца из свиты, поводов для паники Дорри не видела. Ирма могла совершить глупость, только если в нее вселится, например, демон. — Не бойтесь, — Дорри потрепала расстроенную принцессу за плечи. — Я нема как могила. Ирме вдруг стало так невыносимо стыдно, что она, придав лицу напускную строгость, проворчала: — Вместо того чтобы языком трепать, лучше бы принесла мне завтрак. Играть убедительную твердость у Ирмы пока не получалось, поэтому Дорри лишь хихикнула, но все же поспешила удалиться на кухню. Оставшись в комнате наедине с собой, принцесса хмуро уставилась на свое отражение. Всю жизнь ее называли красавицей. Ирма так давно привыкла к комплиментам и восхищенным взглядам, что перестала обращать на них внимание, принимая подобное за данность. Ирма коснулась золотого кулона на своей груди. Нет, она обманывала себя. На самом деле она с жадностью впитывала каждый комплимент и похвалу ее внешности, а заходя в помещение, незаметно следила, кто из присутствующих на нее посмотрел. Для Ирмы было трагедией, если какой-нибудь барон на открытии сезонных гуляний одарит ее смазанным, неискренним комплиментом или стражник в замке даже не проводит взглядом, когда принцесса будет идти мимо. Принцесса обернулась и убедилась, что Дорри плотно закрыла за собой дверь в покои. Затем Ирма медленно сняла с себя кулон, мгновенно почувствовав знакомое покалывание в теле. Она сильно зажмурилась в наивной надежде, что в этот раз она непременно увидит в отражении именно то, чего желает. Ирма шумно и глубоко вздохнула. Затем открыла глаза. По ту сторону зеркала на нее смотрела все та же белолицая девушка с большими, печальными синими глазами. В которых сразу же появились горькие слезы. Ирма пождала дрожащие губы и коснулась пальцами своих больших, заостренных ушей. — Ненавижу тебя! — принцесса со жгучей злобой процедила эти слова отражению. А затем поспешила нацепить кулон обратно. Дорри вошла в покои, держа в руке большой поднос, и заметила, что принцесса утирает тыльной стороной ладони скатившуюся по бледной щеке слезу. — Ваше Высочество, почему вы плачете? Принцесса посмотрела с какой-то странной тоской в зеркало и осторожно коснулась своих маленьких, круглых ушей. — Ты так долго ходила за едой, что я разрыдалась от голода, — с наигранным возмущением проворчала Ирма.✵✵✵
После того как в недрах северной горной цепи были найдены необъятные залежи кристаллов, источающих свет, огонь превратился в символ дикости, простоты, невежества. Вошедшие в обиход светящиеся кристаллы быстро вытеснили свечи, но господин Леду Шомпаль до сих пор помнил запах плавящегося воска и робкое трепыхание огонька, под которым он, будучи мальчиком, читал свои первые в жизни сказки. Свет кристаллов казался ему холодным и мертвым. В нем не было души. Но для империи эти бездушные кристаллы были самым важным источником прибыли. Леду потер ноющее колено и прихлебнул терпкого ишманского вина, поглядывая на мужчину, сидящего рядом на соседнем бархатном кресле. — Мой отец твердил, что огонь – это воплощение зла в нашем мире, — император Гунтер подпер щеку рукой и задумчиво таращился в камин, где плясало пламя, жадно облизывая подкинутые служанкой поленья. — Вы знали, что мой отец запрещал разводить камины в замке? Это был явно риторический вопрос, но Леду все же кивнул и сделал еще один глоток. Император сегодня казался более задумчивым и хмурым, поэтому Леду старался не сбивать это редкое состояние правителя. — Представляете, как в этом замке холодно в зимний цикл? — Могу лишь догадываться, Ваше Величество. Гунтер шумно вздохнул. — Я знаю, зачем ты пришел ко мне в столь ранний час, Леду. Давай, говори. Покончим с этим как можно быстрее. Господин Шомпаль нервно облизнул губы, поставил бокал на столик и прокашлялся. — Мы, я имею в виду Имперский Совет, просим… настоятельно просим вас рассмотреть предложение ишманской делегации. — Какое? Леду поджал пересохшие губы. — То, которое вы так стремительно отвергли, Ваше Величество. — А, — Гунтер сделал вид, что наконец-то вспомнил. — Ты просишь меня согласиться продать собственную дочь грязным ишманским выродкам? Леду Шомпаль вновь прокашлялся и уставился на императора. Лицо его казалось неизменным, лишь серые глаза полыхали от еле сдерживаемой злости. — Ваше Величество… — Если моя дочь сама захочет связать свою судьбу с ишманцем, то, пожалуйста. Я не против. Но я не намерен ломать жизнь моего единственного ребенка. Она и так достаточно страдает. Страдает? Леду невольно скривился. Страдала как раз его дочь, будучи женой этого эгоистичного ублюдка, который не мог пропустить мимо своей койки ни одной девки. И даже не пытался этого скрывать, тем самым раз за разом, девка за девкой, позоря императрицу, жену и мать его детей. В итоге своим эгоизмом он довел бедную Бриенну до безумия и навлек на себя гнев богов. Как еще можно объяснить то, что все его наследники скончались. Леду постарался взять себя в руки и успокоиться. Это ведь были и его внуки. Несчастные дети, расплатившиеся жизнями за грехи своего отца. И теперь он называет несчастной это отродье? Которую родила какая-то эльфийская шлюха, а его бедная Бриенна была вынуждена наречь новорожденную тварь своей дочерью, чтобы избежать очередного скандала? Отродье, которое рано или поздно сядет на трон и будет править ими всеми. — Леду? Вы услышали меня? — Да, Ваше Величество. Простите, что расстроил вас этой просьбой. — Я понимаю, что с политической точки зрения этот союз будет очень выгодным. Но моя Ирма – будущее империи. Наше будущее должно быть светлым и чистым, добрым, лишенным боли и печали, разве вы не согласны со мной, Леду? — Конечно, я согласен с вами. Как порой было сложно играть эту роль. Другие члены Совета носят такую же маску и льют в уши императора те же сладкие льстивые речи. Но эти люди не страдали от действий императора так, как страдал Леду, наблюдая за постепенно угасающей жаждой жизни в глазах родной дочери. — Я знаю, что вы ненавидите меня, Леду. Гунтер смотрел на старика без тени злобы или недовольства. Серые глаза источали несвойственную императору мудрость. Леду почувствовал, как похолодели его пальцы, а во рту пересохло так, что из глотки невозможно было выдавить ни звука. — Вы считаете, что я погубил Бриенну. Возможно, вы правы. Мы никогда не любили друг друга… — Она вас, во имя всего пантеона любила всей душой и сердцем, — прохрипел дрожащим не то от страха, не то от гнева голосом Отец-служитель. — Только из-за этого держалась так долго. Все надеялась… Гунтер казался удивленным. Он пригладил свою светлую бороду и отвернулся к камину. Леду чуть не задохнулся от возмущения. Да защитят его хранители, но молчать он больше не мог. — Если бы я только знал, чем этот союз обернется для моей дочери, то я… — То что вы, Отец-служитель? — в голосе Гунтера заискрилась едкая издевка. — Не стали пропихивать Бриенну? Навязывать ее кандидатуру моему отцу? Подкупать служанок других претенденток, чтобы те подмешивали в еду и косметику яды, тем самым навсегда уродуя их прекрасные лица или даже убивая их? Выражение лица господина Шомпаля вызвало у императора невольный смешок. — О, только не говорите мне, что делали все это ради Бриенны. Она мечтала учить детей, а не устраивать приемы и решать политические вопросы за меня. Вы делали все это ради себя, Леду. Ради той власти, которую вам дал наш с Бриенной союз. Признаю, я был жесток с Бриенной, отчасти в ее несчастьях повинен я. Но ваша вина в этом не меньше моей, Отец-служитель. Леду Шомпаль был поражен. Никогда еще Гунтер не позволял себе быть таким откровенным при нем. — Наш брак с Бриенной был пыткой. Для обоих. Я не мог дать ей того, что она так жаждала. Я исполнял свой супружеский долг раз за разом, Бриенна тоже. Она подарила мне чудесных сыновей. Но никакой любви между нами никогда не было. Я ненавидел ее и искал желанного среди других женщин, Бриенна могла поступить так же, я бы даже не возразил, но она решила свести себя же с ума. — Замолчите, — Леду почувствовал, как по его сухой старческой щеке скользнула слеза. Боги, он что, плачет? — Прошу вас, замолчите. Я не хочу больше слышать, как из вашего рта вылетает имя моей дочери. Она всегда была лучше вас, она, и только она исполняла свой долг и поплатилась за это здоровьем и рассудком. Гунтер будто и не слышал собеседника, вновь погрузившись глубоко в себя. Он мог говорить Леду все, что пожелает. Старик не вынесет ни слова за пределы этой комнаты. Без Гунтера положение Леду в обществе и Совете станет весьма шатким. — Я очень надеюсь, что сейчас вы меня, наконец, услышали, Отец-служитель. Моя дочь не повторит мою судьбу. А теперь идите. У всех нас сегодня будет очень трудный день. Леду Шомпаль пришел в себя лишь за дверью императорских покоев, откуда уже доносился приглушенный девичий шепот. Боги, Леду был так шокирован беседой с императором, что даже не заметил появления, возможно, очередной служанки, с которой Гунтер собирается провести время перед приемом. В груди Отца-основателя закипела такая злость, что старик, не обращая внимания на сторожащих покои правителя мужчин в белоснежных доспехах, прошипел сквозь зубы: — Я буду молиться всем богам, чтобы ты сдох как можно быстрее, Гунтер. А следом и то отродье, которое ты называешь своей дочерью.