Март и Анастасия

Прошлое. Школа

      — ...прялки жужжание спать не даёт...       У прялки, которая досталась Насте, не было колеса. Но чëрно-красно-жëлтые узоры подкупали, напоминая собственного расправившего крылья дракона.       Прясть Настя не умела, хотя Юля пару раз ей показывала. Но сейчас работа на удивление спорилась, в пальцах вилась сероватая нить, состриженная овечья шерсть лежала пушистым облаком, а моток всё увеличивался. Привычные к нитям и верёвкам руки туристки и скалолазки сами собой справлялись с заданием.       Настя краем глаза поглядела на девчонок — у Машки так вообще уже была гора мотков. Юлька тоже быстро пряла, её мать-швея учила, а в реконском клубе закрепили навык.       Нить тянулась и тянулась, а Настя точно медитировала, наловчившись.       Она так никому и не рассказала про Марта. И Юле — тоже. Единокровная сестра ведь тоже его знала, даже дольше, чем Настя. Да и не были сёстры, положа руку на сердце, особо близки. Отец умер, и Настя не знала, как поддержать Юлю. Нужна ли той вообще помощь от Насти. Она знала, что дядя Миша звал Юлю на курганы на майских праздниках, но та отказалась. Наверное, это к лучшему: Настю точно никто не вычислит.       Кровь прилила к щекам, стало жарко. Настя наклонилась перебрать шерсть. Всё же хорошо, что она решила поехать сюда с классом. Немного побыть наедине с собой. Потому что Марта порой становилось слишком много, и Настя боялась, что увлечëтся и выдаст себя.       Музей-заповедник «Княжино» раскинулся бело-золотым дворцовым комплексом в окружении древесных аллей. Выставочные залы сменяли один другой, и Настя соблазнилась темой экскурсии — народные промыслы Севера. Ведь отец посвятил жизнь изучению доисторической природы сурового края. И хоть палеоботаника и вообще палеонтология Настю не особо привлекали — разве что почитать Максику про динозавров — она твёрдо решила, что в память об отце выберет его науку.       Экспозиции плавно перетекали одна в другую, храня достояние предков и передавая тонкости владения ремëслами новым поколениям юных мастеров. Народные костюмы, северные орнаменты, плетения и резьба по дереву и кости — всё переплеталось, точно нити, а экскурсовод — настоящая эвенка — рассказывала низким голосом нараспев так вдохновлëнно, что воображение рисовало стада оленей, ледяные реки и стальное северное небо.       А ещё, неизменно, Марта.       Он говорил, что шаманство в его семье передаётся по женской линии. Тоже своего рода народное ремесло, учитывая, что шаманы разбирались в лекарственных травах, владели акупунктурой и были неплохими психологами.       Настя порой представляла Марта в длиннополом кафтане, с чеканным лицом, скрытым кожаной бахромой головного убора. В шаманском облачении Март выглядел прекрасно, а ещё лучше — вообще без всего.       Настя на автомате забрала горсть шерсти. После их первой ночи восьмого марта Насте стоило большого труда отпрашиваться на ночь под разными предлогами. Она старалась не наглеть, уделяла много внимания брату, маме, но беспокойное сердце рвалось к Марту.       Сегодня он не писал ей. И вообще был оффлайн со вчерашнего вечера. Настя не переживала и немного радовалась: она порой терялась, что отвечать на простыни, которые писал Март. Смайлики у него всегда были нейтральными, говорил он то о всякой чепухе, то о науке. Ничего криминального. Порой возил Настю в моллы, отпрашивая у Карины, и вот, после экскурсии, тоже должен был её забрать.       При мысли о том, что будет вечером и вообще все выходные, будоражило. Настя старалась не сглазить, не болтала, не грезила — вдруг всё отменится, и будет обидно назагадывать. Поэтому, взяв себя в руки, принялась прясть.       Хорошо организаторы придумали: устроить одиннадцатиклассникам раздельное обучение. Мальчики в кузницу, девочки — за прялки. Хотя Настя поглядела бы, как рождается металл.       Когда мастер-класс закончился, а ученики гурьбой повалили на улицу, громко делясь впечатлениями, солнце стояло ещё высоко. Настя моргнула, глядя на безоблачное небо, вдохнула сладкий аромат стоявших в цвету черëмух. Напомнила классной, что поедет своим ходом, и, набросив на плечи под завязку упакованный рюкзак, поспешила к парковке.       С Мартом был уговор встретиться полчаса назад, но Настя нарочно убавила время: знала, что Март будет долго ехать. Отец от этой его особенности лютовал, но тут же объяснял жене и детям, что такой вот народ, телеуты и вообще коренные палеоазиаты — у них своё понятие времени.       И точно: стоило Насте выбраться на асфальт с ухоженных тропинок, как на подъезде показалась «Нива-Шевроле».       Сердце ëкнуло, встрепенулось, сладко забилось. Настя во все глаза глядела на одетого по-походному Марта и понимала, что ей самой придётся переодеваться уже в поле. Не у него же в машине. Март улыбнулся Насте, закинул рюкзак в багажник и, проверив, пристегнулась ли она, вырулил на трассу.       Ехать до курганов на реке Искре близь крохотной полузаброшенной деревеньки было не больше часа, но Настя знала, что добираться они будут долго: Март неукоснительно следовал правилам и на каждом населëном пункте снижал скорость до минимума. Именно поэтому все остальные поехали с дядей Женей, который летал на своём «пикапе» как на крыльях.       Пока отец был жив, они частенько всей семьёй выбирались с друзьями на природу. И сейчас археолог дядя Миша позвал всех старых товарищей поглядеть на перезимовавшие курганы, подготовить площадки, быстренько доделать кое-что с прошлого года. Но на этот раз без Германа Романовича.       — Мне тебе необходимо сказать, что времени так мало, и что я тебя люблю.       Настя поëжилась, слушая Хелавису. Точно та дословно угадала её мысли. Чтобы отвлечься, Настя посмотрела на Марта. Он вёл машину: собранный, неспешный. Ворот тëмно-зелëной майки открывал шею с полосками морщин, у самого уха осталась пара непробритых щетинок, на переносице виднелись вдавлины от очков.       Мучительно, до дрожи в безотчëтно сжатых коленях захотелось коснуться его. Припасть губами к щеке возле уха, взъерошить чëрные волосы. Но отвлекать водителя от дороги Настя не смела, поэтому покорно устроилась на сиденье, отдыхая от прялки и разговоров.       За асфальтом трассы последовала гравийка, за ней — поле. Март ехал по пересечëнке, взрыхляя колëсами жирный чернозём, смешанный с травой, пугал стаи грачей, взлетавших с распаханных полос. Вдалеке виднелся комбайн, берëзовый колок шелестел листьями. Город и деревни остались далеко позади, голова кружилась от радости и свежего воздуха.       Курганы выглядели как поросшие травой холмы, а возле законсервированного раскопа на верху обрыва у речки расхаживал длинноногий простоволосый дядя Миша. На поле пестрели палатки, словно шляпки грибов, на походной кухне мама, тëтя Рита и Тамара — новая дама сердца дяди Миши — готовили обедо-ужин. Дядя Женя притащил поваленную берëзку и рубил дрова. Максик таскал сушняк из колка.       — Мы выкопали сортир, но ночью всем будет плевать, поэтому запомните: правая половина поля — женская, а левая — мужская, — сообщил дядя Женя, завидев Настю и Марта. — Март Григорич, тебя за смертью посылать!       — Смерть я попрал и привёз воскрешение, — засмеялся Март.       — Ну-ну, — заметил дядя Женя, прищурив синие глаза. — Губит людей не пиво, губит людей вода. — Он указал на привезëнные Мартом упаковки с пивом. — В речку не свалиться бы ночью. И при детях, — кивнул на Максика и Настю, — не нажираться в хлам.       — Мне восемнадцать ещë второго января исполнилось, — напомнила Настя.       — Не аргумент, — улыбнулся дядя Женя, хлопнув Настю по плечу. — Для меня ты всегда — деть. Дочка Германа.       «А для Марта — нет», — подмывало сказать, но Настя прикусила язык. Всё правильно: она — дочка друга. А квасить не очень-то и хотелось.       Ей всё-таки перепало вино, точнее, глинтвейн, в котором плавали анисовые звëздочки. Сладкий, не пьянящий, но согревающий, горячий отвар приятно растекался по пищеводу. Настя помогала тёте Рите варить глинтвейн и радовалась, что хорошо получилось. Сочный шашлык темнел на тарелке, луковые кольца благоухали. Салат, нарезанные овощи-фрукты, бутерброды с колбасой, сыром, икрой — нехитрый полевой ужин казался пищей богов.       В высоком чистом небе разгорелись звёзды, Максик увлечëнно показывал всем желающим созвездия. Настя утопала в толстой камуфляжной куртке, а дядя Миша решил достать гитару. Они с тётей Ритой явно соревновались, кто кого перепьëт, поэтому жестяные походные стопки постоянно наполнялись. Март пригубил немного медовухи, привезëнной дядей Мишей, и сидел у костра прямо напротив Насти.       — На недельку до втог'ого я уеду в Комаг'ово... — картаво и поддато пел дядя Миша.       Настя слушала археолога, тихонько подпевала и в какой-то миг встретилась взглядом с Мартом. В его глазах отражался костёр, сам он казался выходцем из народных легенд.       У Насти перехватило дыхание. Она поняла, что если сейчас куда-нибудь не деться, то маме, обнимавшей брата, точно станет любопытно, почему старый друг семьи и её дочь так страстно переглядываются. Поэтому Настя поднялась и ушла в темноту.       Ночь окутала её, точно покрывалом. На дальних краях поля и в логу лежал туман, было холодно. И темно, хоть глаз выколи. Настя брела прочь от лагеря, стараясь не споткнуться. Запрокинула голову, подставив лицо покалывающему ветру.       «Господи, помилуй меня, грешную...» — пронеслось в мыслях, а в следующую секунду до Насти долетел звук чужих шагов. Со стороны кургана.       Разом ожили все байки и зловещие истории, рассказанные спьяну дядей Мишей. В груди похолодело. Настя обернулась так резко, что с головы слетела сползшая на макушку шапка: к ней скорым шагом приближался Март.       — Там крутой спуск, не упади. — Он поравняся с ней, взял за предплечья и отвёл в сторону. — Ты чего сорвалась? — Март коснулся её волос, заправил за уши выбившиеся пряди. Пошарил в темноте по земле и поднял упавшую шапку.       — Не выдержала, — отозвалась Настя. То ли от холода, то ли от возбуждения, зубы начали выбивать дробь. — Смотрю на тебя и... сил нет. — Язык не повиновался говорить «хочу». Настя до сих пор временами краснела, когда у них с Мартом интим заходил слишком далеко.       Вместо ответа Март привлëк её к себе. Настя ткнулась в камуфляжную куртку, вдохнула запах костра. Март погладил Настю по щеке, положил пальцы на шею, наклонился и поцеловал.       Настя не видела его лица, сама закрыла глаза, отвечая. Вцепилась Марту в плечи, соскользнула ладонями вниз. Он поймал её руки и переплëл пальцы, не разрывая поцелуй.       — А куда мы теперь? — сбивчиво прошептала Настя, уткнувшись лбом в шею Марта.       — К костру. — Он говорил хрипло, Настя ощущала его напряжение, но голос был твëрд. — Настя, поле — в прямом смысле поле, да ещё с кучей народа — не самая удобная локация для интима. Это же не какая-нибудь биостанция, где домики, крыша над головой, двери запираются, да и там уединение — удовольствие на любителя. — Март улыбнулся. — И я не могу, и не хочу тебя компрометировать.       — О... да, — только и сумела вымолвить Настя. — Извини.       — Да что ты. — Март крепко стиснул её в объятиях, положив подбородок ей на макушку. Погладил по спине. — Любовь — это же не только секс. Да, повод показать силу своего чувства, но не более. Как в литературе средство выразительности. А я своё отношение к тебе могу как угодно выразить.       Настя слушала Марта, прижавшись к нему. Ловила его дыхание, частые гулкие удары сердца. Они немного прошлись вместе, держась за руки: Март обводил Настю вокруг кочек.       К костру они вышли с разных сторон, с разлëтом во времени, но сели вместе. Карина разговаривала с тётей Ритой, дядя Миша едва не падал в костёр. Откуда-то сбоку вылез Максик и сунулся к Марту:       — Дядь Март, а я вам Летний Треугольник не показывал! — Карие, как у мамы, глаза брата блестели от восторга: ему разрешили не спать и есть до отвала сладкое.       — Так показывай, звездочëт! — улыбнулся Март, усаживая Максика рядом и положив руку ему на плечо. — У всех народов те, кто понимал звёздное небо, пользовались уважением.       Настя усмехнулась, а в следующий миг Март обнял за плечи и её. Так они и сидели бок о бок, пока брат воодушевлëнно рассказывал о трёх созвездиях Летнего Треугольника.       Глядя на Марта, Насте подумалось, что, наверное, ему все эти годы было очень обидно: у друга трое детей от разных женщин, а у Марта от двух жëн — ни одного. Настя никогда не углублялась мыслями, в чём там дело, да и сейчас не особо хотелось. Раз совершенно легально можно сидеть рядом с Мартом, чувствовать его тепло, то остальное подождёт.       Ведь через два дня возвращаться в город. А пока у неё есть поцелуи в темноте и костёр. Ну а после праздников мама поедет с одарëнными детьми на выездную Олимпиаду. И тогда Настя будет с Мартом. Все ночи.