Выиграй, если сможешь

— Откуда ты всё-таки берёшь эти игры? — Что не нравится в этот раз? — Загугли слово «интересные» игры. — Что это значит? — Увлекательное, живое, что-то, что привлекает внимание… — Я про первое слово. В ответ Вики только показательно усмехнулась. Они вновь встретились в разрушенном парке, только в этот раз наступила ночь. Голод ждал девушку долго, порядка пяти часов, однако ни слова не сказал. Удивительно, что в его голове не посилилось ни капли сомнения, ни единой мысли о том, что она просто могла его предать и забыть про уговор. То ли это был двойной расчет, слишком хорошо продуманный, то ли в душу затесалось банальное доверие. Орден потратил на тренировку больше времени, чем обычно, недавние по небесным меркам ученики выдохлись уже на половине, а Эрагон не считал нужным давать поблажки. Каждый потенциально проигранный бой заставлял работать больше, словно они уже были на полпути к финальному падению. Даже не ясно было, кто серьёзнее был настроен, кто сильнее злился. И мог ли кто-то отпустить пораньше Вики, чтобы она улетела к врагу? Чтобы она всего-то играла, чтобы отдыхала рядом с тем, кто ставил под угрозу жизни каждого. Пришлось и ей быть до конца со всеми. Не сказать, что девушка сама сильно спешила, однако, опасно было нарушать договор. — Твоя нелюбимая? — поинтересовался всадник, указав на деревянную коробку. — Почему же, в детстве папа учил играть. Он говорил, что их с мамой объединила некогда эта игра. — Значит, у тебя это в крови. — Нет, ничего это не значит. Знать — не значит уметь. — Мудро. — Прости, что опоздала. — Я не в обиде. Это ваши человеческие проблемы, мне всё равно. — Кажется, кто-то не слишком весел из-за игр. Так, может, твою скуку развею не я? — Играть начнём? Как всегда уходит от разговора. Под светом звезд было видно многое, деревья, которых уже и не было, не смогли бы закрыть ничего. Коробка выглядела не слишком старой, замок сломан, возле него нацарапан смайлик, а на краю ещё можно было, наверняка, почувствовать запах от варенья или чего-угодно другого, в чём вымазался ребёнок, который сразу после ужина или во время перекуса захотел сыграть с кем-то из семьи. А, может, это и вовсе из школы. Сколько было вариантов от маленького отпечатка. И каждый угнетал всё больше. Вики видела перед глазами тех, кто держал коробку до прихода всадников, видела счастливые лица детей, что играли, видела разочарование проигравшего, задумчивость во время хода, шутки от странного наблюдателя, поддержку и нотации от родителей. Она видела своё прошлое, как сама наблюдала за тем, как ещё некогда живые родители садились за один стол по вечерам и играли, иногда флиртуя друг с другом, коротко целуясь, отчего Вики закрывала глаза, что вызывало ещё больший смех у мамы и папы. Иногда она сидела на коленках у отца и сама переставляла фигуры, пытаясь понять смысл. Голод заметил как бессмертная нервно поглаживала пальцем по краю коробки, но не мог вставить и слова. Он мог вообразить, что должен был спросить, что хотел бы узнать невзначай о её мирах, об общении и взаимодействии, пусть информация и осталась бы только в его голове. Ведь, знать — не значит уметь. Но короткое помутнение быстро ушло, превратилось в облако, что всплыло в небе, скрывая полупрозрачной дымкой некоторые звезды. Небо от того не становилось темнее, так что мешать никто и ничто не хотело. Вики открыла игру, села на скрещенные ноги, высыпала все фигуры. В этот раз был полный комплект, без потеряшек. Всадник привстал и наклонился, наблюдая за тем, как девушка сделала в одно движение их небольшого ящика — игровое поле, как ставила фишку в одно место, затем брала другую, только иного цвета, и ставила ровно напротив. Голод не стал даже спрашивать. Он сел на колено, выискивал те же фигуры, что находились в ту секунду в руках Вики, и ставил их сразу же после. Словно пытался помочь и самостоятельно разобраться, наконец, сделать что-то, а не сломать или ослабить. Он делал всё несколько медленнее, аккуратно, стремился достигнуть идеальной картины, однако, когда фигура со стороны бессмертной стояла не ровно в центре клетки, не мог поправить, как будто боялся получить по рукам. Или просто не хотел нарушать столько маленький хаос. Вики дождалась, когда Голод закончит расставлять фигуры со своей стороны, и потянулась к центральным двум. — Я не правильно что-то понял? — тут же спросил он. — Они должны быть наоборот. — Тут же чистое зеркало, отчего эти не так? — Ферзь, — девушка показала фигурку, — или королева стоит на клетке своего цвета. Считай, они со своим местом одно целое. — А этот кто? — Король. Он самый важный в игре. Стоит рядом, его задача по всей сути прятаться, изредка атаковать, если так уж получилось. — Атаковать? А говорила — скучная игра. — Это профессиональный вид спорта. В шахматы можно играть часами, думать надо много. — Как и в вашей монополии. — Не-ет, тут иначе. Мы будем по разные стороны. — Цель — убить короля? — Его не убить. — Неужели? — Да. Чтобы проиграть, король должен оказаться в западне, где нет путей к побегу. Считай, когда с двух сторон — мечи, а с третьей — пистолет. — А с четвёртой? — А пистолет за две считается. — Тут есть пистолет и мечи? — Я говорю образно. Мне нравится. Всё таки Голод был очень даже послушным учеником, несмотря на статус. Что так влияло на всадника, что он смирно был готов сидеть, слушать, подперев подбородок кулаком, не отрывать взгляда от фигур, что двигались по полю? Только когда Вики слегка отвлекалась, заводила разговор в иное русло или добавляла что-то к основным правилам, он начинал следить её глазами, за губами. Всадник уже хотел задать вопрос, однако быстро передумал. Снаружи это и вовсе никак не видно было. — Выбирай цвет. — Опять я должен выбирать? — Кто тебя знает. Может, капризничать начнёшь как дитя, если заберу любимый цвет. — Нет у меня любимых цветов. — А чёрный? — Вики провела ладонью по воздуху, указывая на волосы и одежду. — Темнота хорошо передает душу, пустоту и одиночество. А ещё, он почему-то ассоциируется с силой. Ты, вот, пестрая вечно ходишь, словно в тебе всего понемногу, словно сразу много сил, однако, на деле, видишь, ничего конкретного. — Ты будешь играть за чёрных? — Да. Теперь игра шла медленно. Не так, как предыдущие две. Здесь Голод не стремился бросить карточку абы как, лишь быстрее перейти к следующему шагу, не стремился повторить, что это — глупость. Видимо, факт того, что шахматы являлись игрой довольно сложной, признанной среди всего человеческого рода, заставлял всадника хоть немного присмотреться. Застряли соперники на пятом ходу. Все фигуры ещё были на месте, целые, лишь по две пешки вышли, да один конь. И Голод застрял. Сперва Вики было весело наблюдать за великим и могучим, который не мог и одной фигуркой по деревянной доске сходить против некогда смертной. Но позже девушка пригляделась, он был не растерян, скорее, наоборот, очень даже собран. Свет ночи играл с острыми скулами, выделяя их на бледном лице, каждое движение, вздох, шевеление пальцами замедлялись, волосы неподвижно ровно лежали на плечах. — Мудро сделать военную игру — детской, общепризнанной. — Военную? — А нет? Гвардия, кавалерия, короли и королевы, целый ряд мелких пешек, жизнь которых не ценится. Забавно. — Это лишь игра. — Возможно, я просто умнее людей. Хотя, вы сами не отступали некогда. Помню времена, не так давно ещё такое было, когда под предлогом заботы вы вводили запрет за запретом. Как мудро, как тонко. — Да, — Вики забрала чёрную ладью. — Некоторые запреты и вовсе глупы, но поводы были, ничего не происходит просто так. — Так уж ничего? — У всего есть причина и последствия. Например, наша разруха. Не просто же так. Всё ваших рук дело. — Я едва ли касался кого-то. И, — Голод съел пешку. — И не тебе жаловаться. — Потому что могу общаться с тобой? Сомнительное удовольствие. — Количество лишних уменьшается, потому что на доске нет места для не нужных фигур. Мы лишь те самые, кто способен очистить. — Не вам решать. — Тогда кому? Ваш Шепфа мёртв. Я не лезу на рожон, однако лишь мы способны исполнить волю Матери, пока она не проснётся от оков. Ты лишилась уже трёх пешек. — Ничего. Оп, зато у тебя нет двух важных фигур. — И всё-таки есть те, кто ценится меньше. И всё-таки был у Голода голод, как бы это не звучало. Но не в еде, в общении. Навеки одинок, навеки заклеймен, без шанса сказать спокойно слово незнакомцу, без шанса спросить который час или стукнуть кого-то по плечу. И теперь он оживал. Под серьёзным выражением лица пряталась безмятежность, которой давно не было, взгляд исподлобья скрывал интерес, хотя, не слишком сильно. Игра стала живее. Проснулся азарт, не из-за того, что всадник так стремился победить. Скорее потому, что аргумент казался влиятельней, неоспоримее, когда в это время фигура грозно убивала соперника или заставляла нервничать. Но всё лишь описывалось так, словно велись громкие споры, словно доска была готова сломаться от силы ударов, словно разрушались все рамки выставленные немыми правилами приличия. На деле же были тихие разговоры, спокойные ходы, взгляд глаза в глаза, бесящие ухмылки Голода и колкие ответы от бессмертной. — Тренировались, чтобы напасть на нас? Счёт шёл в пользу всадника. Перевес в две пешки. — А как иначе. — Ты не так глупа. Я просчитываю ходы наперёд, но всё же в чём-то отстаю. — Читал учебники по шахматам? — Нет. — И правильно. Не помогли бы. Только практика. — Словно вызов бросаешь, бессмертная. — Быть может. Молюсь, чтобы хватило сил. — И таланта. — Что? — У тебя есть талант к играм. Или так кажется, просто везение? — Не знаю. Ты так хочешь болтать об этом? — А о чём? О том, как скоро мы раскроем очередную печать? Скоро. Поговорили. — Мы играем уже часа три. — Наверное, не ношу часов. Прошло три с четвертью. Осталось столько же, пока никто не заметил отсутствия Уокер на базе. — Хорошая задумка. — О чём ты? — спросила Вики, лишившись очередной фигуры. — Моя. В том, чтобы играть. Кажется, я сделал нечто… хорошее. — Неужели? Спасибо за такое благородство, что решил не убивать, что позволил сражаться в полную силу. Такое чувство, будто тебя и вовсе используют лишь для того, чтобы ни один соперник не мог выиграть. Словно Чума боится. — В чём-то ты права, но в чём — решай сама. Я даровал тебе эти часы свободы, на том скажи спасибо. — Что? Вы отняли у нас столько всего… — Старая песня. — А взамен даешь глоток воздуха и мнишь себя спасителем? Умно. Только запомни, нельзя быть свободным наполовину, на треть. Нет здесь середины. Ты либо свободен, либо нет. — Мат. Голод улыбнулся, сказав это слово. Вики аж замолчала. Её смущала такая реакция всадника на конец игры, на то, как быстро он переключался с одной темы на другую, с одних эмоций на противоположные. Как ветер по несколько раз в минуту менял направление. — Чему ты радуешься? — спросила Вики. — Сам же проиграл. — Это было достойно. Всадник ответил мягко, без агрессии, без претензий, словно тихонечко прошептал факт, который и без того знали. Но теперь и Голоду пришлось удивиться, когда от его фразы Вики захохотала. Негромко, как будто вокруг спали соседи, а она боялась их разбудить. Девушка провела пальцами по носу, чихнула, ощутив столь сильный, въевшийся древесный запах, но продолжила хохотать. — Взаимно, соперник. Неплохо провёл этот эндшпиль за чёрных. — Я бы повторил. — Не сегодня. — Уже улетишь? — Дует ветер, и я полечу вслед за ним. Уж его тебе не запретить. Гордая, смелая, когда того не требовала ситуация. Хотелось уже ему дать ей силы, лишь бы попробовала, лишь бы встала с ним на равных. Голод достал меч из-за камня, вытащил из чехла. Всадник замахнулся, прокрутил орудие меж пальцев, проткнул невидимого соперника. То ли сам клинок, то ли хозяин так ждали возможности уже, наконец, вступить в бой. Равный. Не с кем-то из всадников, нет. С настоящим соперником. С искусным или не очень воином, с тем, кто владел рапирой ли, мечом ли, магией ли. Только бы хватило терпения. Только бы хватило жизни. Бессмертные, как бы то ни было, имели свойство умирать от рук тех, кто только это и умел — убивать. Тогда и я несвободен.