Выиграй, если сможешь

— Я в этом профи. — Мне верить? — Ты уже дважды проиграл, третий совсем рядом. — Я не жалею, что ввязался в это. — Кто ещё ввязался? Вики в порыве эмоций шутливо стукнула десятком карт по макушке сидящего на скрещенных ногах всадника. Они и не поняли сперва что произошло. Да, обычный несильный удар, какой мог бы быть где угодно и с кем угодно, по всему земному шару, ровно как и на небесах порядка двадцати таких случайных шлепков раздавались каждую минуту. Наверняка. Лёгкое касание бумажек, которое даже волос не потревожило. Голод ещё секунду сидел, словно ничего не было, однако Вики успела за это время трижды помолиться и поседеть. Ударить всадника апокалипсиса — надо же было додуматься. Только всё шло хорошо: прилетели на место, переждали дождь, обсудили игру, поспорили раз пять, вспомнили партию в шахматы, не забывая сравнивать с текущей обстановкой между орденом и всадниками. Однако, никогда напряжение не сможет пасть в этом мире. Уокер сглотнула, уставившись на место, по которому стукнула злосчастными картами, боялась нарушить тишину, которая поглощала девушку, правда, исключительно морально, никак не физически. А до всадника в это время всё-таки дошло. Или он просто решил хоть как-то показать своё отношение к этому. Взгляд Вики встретился с его, стоило Голоду поднять лицо навстречу закатному солнцу, пока меж пальцев тлела сигарета. Можно было бы сразу описать, что же такого произошло, однако, приметнее был иной факт. Не для неё, для него. Да, Вики держалась в страхе, оттого не двигалась, оттого оставалась так близко. Они сидели рядом, играли, они бились по разные стороны, но в одном кругу, он даже лечил её некогда. Но меж их глазами максимум бы поместилась средних размеров человеческая ладонь. Так близко, так обычно для многих. Но на таком расстоянии никто ранее не выживал, не оставался в сознании хотя бы. А теперь… Он мог чувствовать аромат. Запах не пепла, не крови, не трупа или своих братьев и сестры, не жалкие остатки, что остались вокруг. Как будто фанат, наконец, добрался до первого ряда, чтобы узреть всё, почувствовать вибрацию, обжигающий глаза свет софитов, жар от них. Вот как выглядят их глаза. Впрочем, мои схожи. Голод не стал долго томить, и без того хватило этих секунд ожидания. Он выпустил дым, стараясь не попасть полностью в лицо бессмертной, однако с целью задеть его. Вики закашлялась, отошла, стала отмахиваться. А всадник лишь усмехнулся, делая очередную затяжку. — Нельзя же кх-так, — возмутилась Вики. — А чего ты ждала? Нечего стоять над душой, пока я курю. Слабенький удар. — Ты не зол? — С чего вдруг? Я рос отдельно ото всех, но это не значит, что не понимаю так много. Кувалдой бы стукнула, тогда уже поговорили бы. С кем-нибудь из твоего ордена. — Их не впутывай. Очередной смешок. Пока он был способен так легко и просто смеяться, доставать табачным дымом и вечными расспросами о правилах игр, то и Вики вполне была в состоянии позабыть на секунду о гнетущем. Тем более, когда впервые вокруг не было ни капли крови. Срубленное где-то по центру ствола дерево с единственной торчащей голой веткой, раздавленный цветок, обломки фонарей — ещё столь живое, но уже не совсем окружало их. На горизонте виднелся яркий закат, который стремился как можно дольше сохранять свет, лишь бы помочь в игре или, может быть, немного подглядеть. Единственной целой вещью здесь была вовсе не игра. В ней даже карточки кем-то были понадкусаны, исчерканы, однако выбора не было, а спрашивать, где Голод взял всё это — желания ноль. Деревянная скамейка, что расположилась на прогулочной тропе. Такая обычная, ровно покрашенная, без лишних наклеек и надписей, без мусора. Приглашала к себе, но при этом была священной. Словно знак того, что однажды, однажды кто-то сможет сесть на неё, устоит как она, несмотря ни на что. Вики, разумеется, блефовала, говоря, что профи в новой игре, однако не хотелось ударять в грязь лицом. Каждая победа добавляла боевого духа на будущее, пусть его и не оставалось в лагере, каждая победа давала надежду, что не всегда самый сильный и умный — лучший. Жаль, что телефона нет под рукой. — Погоди, почему я человек? — Я тебе дважды уже сказала. — Но ты — не человек. — У меня выпала такая карта. И я её выложила. Так, всё, дважды сыграем, я так не выдержу. Первая — в открытую. Покажи карты! — С чего это? Без поблажек. — Ты ничего не поймёшь, а я — захочу тебя убить. — Ты и так этого хочешь. — Неужели? Карты покажи, я тоже скрывать не буду. — Всадник послушно, молча, но всё же с долинкой сопротивления, дал девушке возможность вырвать карты из рук и положить на землю. — Ну вот. У тебя зато целых два класса, у меня такого нет. Выкладывай любой. — Вор. — Так быстро? — Кажется, по бесконечности я этим только и занимаюсь. Удивительно, что Вики даже после десяти минут игры не придумала ещё своих же правил. Однако, когда на картах написана их суть и правила пользования — трудно что-то добавить. Небо с песчаными облаками остановилось, над вершинами склоненных голов, что не сидели в раздумьях как ещё недавно. — Эй, это бесчеловечно. Так издеваться над смертным. Нельзя расой поделиться? — Я не человек. Да, жестоко, но если не хитрить, ничего хорошего не выйдет. Я уже уяснила урок. Тем более, всё официально — полукровка. — Не надейся на мою помощь с монстрами. — В жизни или в игре? — Догадайся. — Голод взял две карты. — О! Наконе… я, что, похож на гнома? Всадник спросил это с абсолютно серьёзным, невозмутимым, а точнее, возмущённым лицом, что Вики стало чуть-чуть жалко его. На половинку процента. Захотелось похлопать по макушке, растрепать волосы, заговорить как с ребёнком и устроить показательную пожалейку. Разумеется, человек превратился в гнома, лишь бы уйти от клейма смертного, однако звучало не так поэтично, как если бы вором был некий колдун. — Ты что-то хочешь спросить, — тихо проговорил Голод. Он утверждал и только, знал. — Нет. — Спрашивай уже. — Просто весело выглядел, когда дулся. — Что делал? — Не важно, играй. — Ты притихла резко. Что-то вспомнила? — А тебя это волнует? — Нет. Но ты отвлекаешься, а это мешает процессу. Монстр пятого уровня. Вики рассчитывала на лёгкую победу, если бы не маленькая приписка «+3 для эльфов». Помощи она просить и не собиралась, так что оставалось лишь позорно бежать, пока это чудище не совершило свое непотребство в виде кражи трёх карт, одна из которых могла помочь в затоплении Голода. Впервые приходилось устраивать побег за эту партию, и тогда-то обнаружилось, что никакого кубика и нет. — Ищешь, что карта помощи из воздуха появится? — спросил всадник, заметив метающийся по траве взгляд девушки. — Кубик нужен. — И здесь? — Я же читала правила. Чтобы от монстра сбежать. — Трусливо. — Вот не начинай, лучше помоги. Пробурчав невнятное «без проблем», Голод взял и выкинул карту монстра. Не сжёг, не выбросил далеко за пределы горизонта, не заставил исчезнуть. Просто перевернул и бросил в колоду с побеждёнными тварями. — Что это было? — Ты просила помочь — я помог. Мы с тобой по уровню выше, чем эта штука. — Я просила помочь найти кубик. — Я не воскрешаю, так что достаточно просто сказать одно слово. Мне не нужны подачки. — Какое ещё слово тебе нужно? То, которое он никогда не слышал. Которого, возможно, не заслуживал ранее. Голод не хотел напрямую просить, выглядеть жалко, в попытке заслужить простую благодарность. Но он считал, что хоть теперь достоин, что хотя бы немного, даже неискреннего «спасибо» заслужил. Однако сам просить не мог, гордость мешала. Вики ждала ответа, но не слышала ничего. Игра не продолжалась, пока вопрос оставался висеть в воздухе. Небо меж игроками стало наполнятся нитями, натянутыми, слишком сильно. Появлялось множество связей, которые, как будто, и трогать нельзя было. Судьба сама распорядилась провести такую сеть, соединить в одну картину этот ворох из неясного парка и двух бессмертных по задумке существ. Покой был в молчании, но это — лишь иллюзия. Кто решиться разрезать хотя бы одну нить? Весь мир был обтянут ими, не только эти двое. Только начинать стоило с малого. Устоявшиеся хаос, отчаяние и ненависть не были чем-то нормальным, это лишь иные цепи, иные нити. Мир — лабиринт из странных привычек, построенный несколькими частями самого себя. Ничего нельзя изменить? — Вжился? — спросила Вики, когда они оба дошли до шестого уровня. — Вполне. Хочешь начать сначала? — Да, по-честному. В закрытую. — Хорошо. Я перекурю пока что. — Отчего тебе эти сигареты так покоя не дают? — Это — лучшее, что вы — люди — смогли придумать за весь свой короткий век. И то, понадобилась не одна сотня лет, чтобы догадались их изобрести ещё. — А что было с тобой до сигарет? Чем ты так же наслаждался? От чего зависел? — Личные вопросы пошли. Кажется, мы не договаривались залезать друг другу в души. Ты лишь развлекаешь меня, хотя пока не удаётся. — Оставил бы тогда взаперти, точно бы не сбежала, играла бы, сходила с ума. Смог хоть так бы влияние оказать. — Ты видишь во мне, — Голод замолк. Он замотал головой, поднёс спичку к сигарете, сделал первую затяжку и застыл. Только когда выпустил дым, продолжил. — Ты видишь во мне только апокалипсис, только схожесть с братьями и сестрой. Я бы мог оставить тебя гнить там, ты права, но, мог ли в самом деле? Вики молчала, перемешивая карты. В её голове наперебой шли лишь «да» и «нет». Что-то заставляло верить в него, верить ему, однако было и что-то, что отрезвляло. Было прошлое, которое нельзя никак изменить, были жертвы, лица которых не забыть, а ещё была помощь, были улыбки, сочувствие или его отголоски. Она его таким выдумала, или же он таким был? — Не отвечай. Пока ты не знаешь ответа на этот вопрос, как и я, не стоит копать то, что ты бы назвала моей душой. — Сам хотел узнать, что такое — человеческие разговоры, касания и сближения, — пробурчала девушка. — Да, хотел. Но я не хочу заставлять тебя. Я бы выбрал любого другого, но судьба распорядилась так, что избрана ты. Других достойных нет. — Достойных чего? — Вики нервно усмехнулась. — Не хочешь заставлять? Да неужели? А это что? И не говори, что у меня выбор есть, не смей. Я защищаю своих близких, тех кого люблю и кого терплю. — Ты раздражена. Не хочешь покурить? — Обойдусь. — Отчего же не улетаешь, раз я тебе так противен? Вы люди сами куёте свою цепь, а потом валите всё на того, кто пришёл с кувалдой, чтобы помочь. Но он же с молотом, значит, он и сковал. Великолепная логика. — Здесь ты не герой, а если и герой, то не положительный. Я буду здесь, буду сколько нужно, чтобы только в следующей битве, которую нам предсказали довольно скоро, ты не вмешивался, тебя не было бы поблизости. — Это будет всем на руку. — Плевать. Если ты исполнишь своё слово, я продолжу прилетать, но если хоть что-то пойдёт не так — плевать, убивай. Но кинжал я воткну в твоё ядовитое тело, в то место, где бывает сердце. — Я обещал и держу слово. Но в вашем проигрыше не будет моей вины, если он случится. Ты готова играть? — Да. Напряжённая обстановка не сделала игру динамичнее, ярость не смогла ничего разжечь, скорее даже сама потухла из-за себя. Голод чувствовал странную досаду, ровно как и Вики, которая лишь немного злилась. Вместо агрессивного боя с интересными созданиями, в удивительных условиях, с новым оружием, они лишь медленно перебирали карты, молча. Изредка говоря некоторые пункты, для ясности игры. — Меняю на двуручный меч оружие. — Меч Войны для тебя двуручный? — К чему ты это спросил? — Вспомнил. Он держал его всегда в одной руке, но вы-то меньше. — Да, я держала его в двух руках. — Интересно. Знать бы, как вы сможете удержать мой. Однако клинок неподъёмен. Так, монстр. Хм, вполне спокойно побеждаю. — Ага, погоди. — Вики добавляет карту сверху. — Плюс пять? — Как будешь выкручиваться? Или согласишься потерять два уровня? — Где кубик? — Его нет. Не ищи того, чего нет. — Как мы без него играли? — Неприятно проигрывать? — Я никогда не выигрывал, чтобы знать что приятно, а что — нет. Минус уровни, что тут говорить. — Я ненавижу тебя меньше, чем остальные, признаюсь. Ты избавил от ранения, согласился сотрудничать, но при этом вёл себя довольно отвратительно. — Сочту, что ты мне льстишь. Продолжай, бессмертная. — А нечего больше говорить… О! Этого монстра легко. Или есть, что добавить? — Ни в коем случае, играй. — Я уже на седьмом уровне, а ты — на пятом. — Я не хочу играть бездумно. — Нет, всё-таки, к твоим резким переходам не привыкнуть. — Я не хочу играть бездумно. Словно со стенкой или отражением. — Скука опять. Решай, что хочешь. — Тут всё зависит не только от меня. Чтобы вернуть словам полнокровье нужны оба. А иначе будет пустое море. — Или кровавое, как у тебя дома. — Или такое. У вас море иное. Какое оно? Стоя-ять! Мой ход, мы продолжаем. — Как обычная вода, только её много. Мы ездили часто на море, там повсюду на берегу камни и песок. Если интересно. — Интересно. Я знал, что у вас иначе. Но выйти не мог. И не вышел бы, если бы не захотел развеять скуку. — Или помочь сестре. Я не устану напоминать, ты не тот, кому доверять легко. — Хочешь, не верь моим словам, но это правда, что я устал. А свою правду выбирай сама. — Как и море. У каждого свое. Чистое или красное. — Моё море — лишь море пороха, что возвышается новой волной с каждой новой жизнью или смертью. А моя правда — гнусная тоска. Моё море — порох, кроме тебя. Ты странный элемент, но не важно совсем из чего состоишь. Хоть дерево, хоть сталь, хоть бронза, хоть платина. В чьих-то руках окажется спичка, и тогда начнётся. И ты если не сгоришь в этом пламени, то обожжёшься, растаешь, испаришься. — Так, может, она — в твоих руках? — Быть может. Быть может. Я бы сказал, если бы спросила, но эту игру давно знаю. Я видел играющих, ещё живя у себя, ещё не спустившись в небеса. Я видел эти улыбки, тех, кто сидел словно под куполом, где как в игрушке то шёл снег, дождь, то жарило солнце. Эти фигурки были счастливы. Пришлось шар разбить. Я видел счастливых, что отлипнуть не могли от этих воров, гномов и прочих созданий. И решил попробовать сам.