***
Хёнджин просыпается лишь к вечеру, когда за окном начинает темнеть. Выпитое накануне с Феликсом вино даёт о себе неприятно знать в виде головной боли и засухи во рту. Опять. Кажется, ему пора завязывать — по крайней мере, с этим коварным нектаром, что заставляет страдать даже после пары бокалов. Вчера, правда, была далеко не пара, но суть-то не меняется. Живот сводит болезненным спазмом ровно в тот момент, когда на пороге квартиры появляется курьер с двумя заказанными гамбургерами. Быстро поблагодарив его, Хёнджин спешит на кухню, попутно прочитывая десятки встревоженных сообщений от Минхо — порой его друг превращается в настоящую мать-наседку. Он быстро печатает ему, что перезвонит чуть позже, чувствуя, как во рту скапливается слюна из-за невероятного аромата горячих булочек и мяса. Как же он соскучился по джанк-фуду. Хёнджин буквально вгрызается в гамбургеры, мыча и закатывая глаза от удовольствия. Нереальный кайф. Если бы не карьера модели, которая требует поддерживать своё тело в форме, вынуждая ходить в зал и сидеть на диетах время от времени, Хёнджин бы точно располнел из-за своей любви к мучному. Телефон начинает вибрировать на столе, нарушая прекрасную тишину. — Я же написал, что сам позвоню, — недовольно ворчит Хёнджин, принимая вызов. — Скажи спасибо, что я заявление на розыск не подал. Мишель отговорила, — Минхо громко и показательно фыркает в трубку: злится. — Куда ты пропал вчера с показа? — Я был с Феликсом. Из динамика доносится игривое «о-о-о». — Ну и как он? Хорош? — Чего? — Хёнджин отвлекается на вторую коробку с бургером, и заданный вопрос не сразу укладывается в голове. — Блять, мы не спали, придурок! — Чем же вы всю ночь занимались, если ты только… — У него родители умерли, Хо, — перебивает его Хёнджин. В трубке повисает тишина. Совесть внутри недовольно вздыхает, осуждая своего хозяина за раскрытие чужого секрета. — Когда похороны? — Минхо становится серьёзным, голос звучит тише. — Вчера были. — И он решил поработать? Он что, совсем… — Минхо, — предупреждающе останавливает его Хёнджин. — Не надо. Тяжёлый вздох сопровождается шуршанием одежды. Видимо, Минхо совсем недавно вернулся домой. — Так вы теперь друзья или как? — Не знаю. Мы много разговаривали, и, кажется, он не такой уж уёбок, — сочная котлета ласкает вкусовые рецепторы во рту. Может, к чёрту весь этот моделинг, когда есть такая офигенная еда? — О, значит, ты на пути принятия своих чувств. Хёнджин закатывает глаза — жаль, Минхо этого не видит. Нет, Феликс действительно оказался не таким уж холодным засранцем, а вполне себе хорошим собеседником. Вчера он до самого утра рассказывал о своей семье и сёстрах, припоминая забавные случаи из жизни в Австралии. От воспоминаний прошлой ночи внутри появляется странный трепет, щекочущий стенки брюшной полости, из-за чего прямо пальцами хочется забраться внутрь. — Да пошёл ты, он мне не нравится. — Так не нравится, что ты кинул нас ради спасения своего Феликса? — этот игривый тон друга вымораживает. — Он не мой, — мямлит Хёнджин, пережёвывая последний кусок бургера. Ну серьёзно, с чего ему вообще должен нравиться Феликс? Хёнджин его практически не знает, лишь какие-то крупицы в виде возраста, места рождения, походов к психологу и зависания на крышах Парижа. В целом его можно назвать уверенным в себе, целеустремлённым, уравновешенным, наделённым неплохим чувством юмора и очень даже привлекательным. Но разве этого достаточно? Анкеты в Grindr и то пообширнее будут. — Так сделай его своим. — Сходи нахуй, Христа ради, — вымученно стонет Хёнджин под смех своего друга. — Продолжишь с ним работать? — отсмеявшись, интересуется Минхо. — Блять, надо сказать об этом Крису, — вчера после всего выпитого алкоголя Хёнджин бы не добрался до дома, не помоги ему Феликс. Так что мыслей о том, чтобы написать менеджеру, даже не было, а спросонья он банально забыл об этом. Хёнджин слышит, как на фоне у Минхо хлопает дверь и раздаётся голос Мишель, которая выкрикивает ему приветствие прямо в трубку. — Ладно, мне пора. У нас тут годовщина, вообще-то. Вот же чёрт. Неужели целый год прошёл? Казалось, только вчера Хёнджин ловил букет на их свадьбе. Поймать-то поймал, а кандидата в мужья так и не нашёл. — Отпразднуйте как следует, — весело говорит он, выбрасывая коробки из-под еды. — Это мы обязательно, — фраза звучит слишком пошло, даже уши Хёнджина начинают гореть от смущения. — Избавь меня от подробностей, умоляю. — А я вот от тебя с удовольствием послушаю всё в деталях, — Хёнджин уже хочет разразиться тирадой, но Минхо опережает его, добавляя на прощание: — Поебитесь уже. До уха доносятся короткие гудки. — Чтоб у тебя не встал, мудак! — кричит в телефон Хёнджин, но его уже никто не слышит. Обеспокоенность Минхо насчёт его половой жизни начинает подбешивать. И чего он вообще привязался к Феликсу? Словно других парней нет. Тот же Пьер очень даже хорош собой и работает недурно. Зацепившись мыслями за работу, Хёнджин вспоминает слова Феликса о предстоящей фотосессии. Надо бы согласиться. Он быстро печатает менеджеру сообщение о том, что готов работать с Феликсом и дальше, на что ему приходит короткий ответ: MrBang: у вас фотосессия в четверг, я согласился ещё на прошлой неделе Мнение Хёнджина хоть немного учитывается, а? Один друг его сводит, другой организует ему работу. Их вообще не интересует, что там думает сам Хёнджин? Мысленно подбирая себе новых друзей, он направляется в ванную, чтобы всё же понежиться в горячей пенной воде под очередную серию сериала — «Секс в большом городе» сам себя не досмотрит. Уже стягивая с себя одежду, он замечает, как загорается дисплей телефона, уведомляя о новом сообщении. Хёнджин пробегается глазами по тексту, и сердце в груди делает кувырок. OnlyOneFelix: не хочешь посмотреть со мной на новую крышу?***
Хёнджин матерится про себя, перелезая через забор. Сейчас он бы мог быть на романтическом свидании с самим собой, но грëбаные пальцы напечатали короткое «хочу» на сообщение Феликса до того, как мозг успел среагировать. И вот теперь они вдвоём — с этим самым Феликсом — тайком пробираются на частную территорию какой-то шестиэтажки. Удивительно: у Феликса есть ключи от десятков чердаков и подъездов, а вот от забора не нашлось. — У тебя такая хуëвая растяжка, Хван, — комментирует он, стоя уже на земле и наблюдая, как Хёнджин с трудом задирает ногу, чтобы перекинуть её через перекладину. — И без тебя, блять, в курсе, — злоба выливается наружу через слова и разлетающиеся изо рта слюни. — Тебе ни разу не говорили, что ты слишком обидчивый? — Я сейчас развернусь и пойду домой, — отвечает Хёнджин, замирая на самом верху высокого забора и держась за тонкие прутья. — Если сможешь ещё раз ногу закинуть, — кажется, Феликс вовсю веселится над его страданиями. Со злобным вздохом Хёнджин начинает осторожно спускаться, но оступается и летит вниз, бороздя свои руки о железные прутья. Он краем глаза замечает, как Феликс дёргается в его сторону, но отступает, стоит Хëнджину приземлиться на ноги. Кожа неприятно горит и саднит от полученных травм, даже глаза слегка щиплет от наворачивающихся слёз. Гадство. — Нелепая шпала. Раздражение накатывает с новой силой, хоть в тоне Феликса и не слышится насмешки. Просто он бесит своим нахождением тут, глупыми комментариями и очередной идеальностью в виде прекрасной растяжки. Чего этому говнюку дома не сиделось? Зачем Феликс написал ему? И — самое главное — какого чёрта Хёнджин вообще согласился? Теперь он начинает беситься на самого себя. — Мог бы и помочь, — Хёнджин оглядывает свои покрасневшие ладони и кисти — выглядят не очень. — Пиздец, у нас же съёмки через два дня. — Пойдём, обработаем ссадины на крыше, — он кивает головой в сторону нужного им дома и, не дожидаясь ответа, спешит к подъездной двери. Опасаясь быть пойманными, они за считанные минуты пробегают шесть этажей и поднимаются до чердака, отчего дыхание сбивается. Феликс открывает дверь, шарит рукой в воздухе, что-то тянет, и крохотное помещение озаряется тусклым тёплым светом. Здесь оказывается довольно прибрано: вещи аккуратно расставлены, правда, воздух чуть спёртый и можно заметить небольшие слои пыли. Феликс подходит к стене, где висит неприметный ящик, достаёт оттуда антисептик, салфетки и настольный фонарь. Видимо, на этой крыше он бывает чаще всего. — Иди за мной, — говорит он и выводит их на небольшую площадку. Фонарь загорается, освещая с десяток горшков с растениями, которые расположены вдоль забора, рядом валяется шланг для полива, а у стены чердака размещается узкая лавка, пара стульев и стол. За этим местом явно неплохо следят, и, скорее всего, именно жильцы этого дома. — Мы вообще можем здесь находиться? — спрашивает Хёнджин, настороженно оглядываясь по сторонам. — Можно и так сказать, — хмыкает в ответ Феликс, расставляя на столе вещи и усаживаясь на лавку. Хёнджин медлит: оказаться за решёткой из-за незаконного проникновения на частную территорию не хочется. А если об этом узнают журналисты… Ох. Хёнджин уже представляет пестрящие заголовки статей о том, как выдающиеся модели Франции нарушают закон, шастая по чужим крышам, расторженные контракты с их модельным агентством и разочарованный взгляд Криса. По всей видимости, заметив его смятение, Феликс спешит успокоить: — Расслабься, у меня тут всё схвачено. — Ага, именно поэтому мы перелезали через забор? — Хёнджин всё же садится рядом и наконец устремляет свой взгляд на открывшийся вид — отсюда Эйфелевой башни не видно, лишь десятки старинных домов с изысканной архитектурой и бескрайнее тёмное небо. Они находятся чуть дальше от центра города, где гораздо тише: здесь нет толп туристов, гуляющих в ночи по спальному району Парижа. Хёнджин чуть подвисает, наслаждаясь уединением и некоторой романтичностью, что витает в воздухе. Наверное, очень здорово проводить ночи вот так, сидя на крыше, где больше никого нет, со своим любимым человеком и разговаривая обо всём на свете. — Давай свои руки, — Феликс так и не отвечает, переключая своё внимание на исцарапанные ладони и кисти Хёнджина. Антисептик неприятно жжёт израненную кожу, Хёнджин шипит от боли, покусывая губы. Ссадины не такие уж сильные, но дискомфорт доставляют, да и выглядят не очень — Лукас явно будет не в восторге. — И как я с этим буду фотографироваться? — бормочет Хёнджин, когда Феликс принимается протирать вторую руку салфеткой. — Как понимаю, ты всё же согласился со мной работать? — Меня и не спрашивали, если честно. — А если бы спросили? — Феликс останавливается, поднимая свои глаза на него. Они слишком красивые в тусклом освещении фонаря. Как и весь Феликс. Хёнджин прячет взгляд, перенаправляя внимание на их руки: ладони и пальцы Феликса чуть меньше его, но очень аккуратные; он придерживает его за кисть так осторожно, словно это хрупкая ваза. Отвлечённый болью и разговорами, только сейчас Хёнджин понимает, что Феликс его касается. Такой невинный жест ощущается слишком интимно — в местах соприкосновения кожи в ту же секунду начинает приятно покалывать, а в голову лезут мысли о том, где бы ещё хорошо ощущались руки его коллеги. — Антисептик, Феликс, — напоминает — то ли ему, то ли самому себе — Хёнджин. — И да, я согласился с тобой работать дальше. Феликс возвращается к обработке ран, а Хёнджин пытается выровнять своё сбившееся дыхание. Да что с его организмом не так? Это ведь Феликс — человек, с которым они не единожды снимались вместе в самых разнообразных позах. Раньше его прикосновения не вызывали никакой реакции, кроме раздражения. Сейчас же раздражение вызывает откликающееся сердце. Как только Феликс заканчивает, он тянется к своему рюкзаку, доставая оттуда несколько контейнеров с парой бутылок сока. Он что, еду с собой притащил? Хёнджин выгибает бровь, наблюдая, как Феликс снимает крышки с коробочек и протягивает ему напиток. — Ты настолько идеальный, что даже еду сам готовишь? — Хëнджин вот живëт на доставках и готовой еде из магазинов: готовить слишком лень. Посмеиваясь, Феликс вынимает из контейнера сэндвич, вгрызаясь в него зубами и удовлетворённо мыча. — Не настолько я хорош. Эти сэндвичи из круглосуточного около моего дома. Угощайся, — он толкает контейнер в его сторону, тем самым приглашая присоединиться. Видимо, сама судьба даёт своё разрешение на употребление мучного сегодня — и кто Хёнджин такой, чтобы ей отказывать? Он с удовольствием принимается за перекус, наедая все пропущенные за последние несколько дней приёмы пищи. Такими темпами к ближайшим съёмкам Хёнджин немного наберёт в весе, но сейчас на это плевать: солёный лосось слишком хорошо сочетается со свежими хрустящими огурцами, листьями салата и творожным сыром, а банановый сок вносит сладкие нотки в их небольшой перекус. — Ты каждый день ходишь на крыши? — спрашивает он с набитым ртом. — Нет, только когда есть время, — Феликс засматривается на яркую луну и мерцающие в темноте звёзды. — Или когда очень плохо. Хёнджин не решается спросить, плохо ли ему сегодня. Наверное, очень. Сколько вообще времени требуется человеку, чтобы пережить утрату? Хёнджин никогда никого не терял — его родители, все бабушки, дедушки живы и находятся в полном здравии. На похоронах он тоже никогда не был, поэтому не может себе представить, каково это. — Перед тем как написать тебе, я поссорился с сёстрами, — чуть тише говорит Феликс, прерывая повисшую тишину. — Они злятся, что ты не приехал на похороны? — Скорее разочарованы во мне. Я был им нужен, а в итоге оправдался работой. Не смог сказать правду, — низкий голос Феликса ломается посреди предложения, и Хёнджин бросает взгляд на его щёки — нет, не плачет. — Думаю, они поймут, если ты объяснишь. — Может, и нет. Я ведь сам себя за это презираю. Хёнджин не знает, что нужно говорить и как поддержать в этой ситуации Феликса: слишком ново это всё. Он неловко жуёт сэндвич, размышляя: ещё совсем недавно невозможно было представить, что они смогут разговаривать так просто, да ещё и обнажая свои души друг перед другом. Хёнджин ведь ему даже не приятель, а в итоге в курсе смерти его родителей. Интересно, как много людей вообще знают об этом? Вроде Феликс довольно общительный, у него не должно быть проблем с выбором более приятной компании для времяпрепровождения. — Почему я? — вопрос вырывается прямо из пучины мыслей. — У тебя же много друзей. Почему ты позвал меня? А мы ведь не то чтобы… Ну, ты понял. — У Сынмина с Ирен без меня дел полно, да и я все эти дни провёл у них. Фил на свиданке, а больше никто и не в курсе насчёт моих родителей, — хмыкает Феликс, пожимая плечами. — Разве что Фаррелл, но тут сам понимаешь. Странно звать своего работодателя, чтобы выговориться о наболевшем. А за тобой я не замечал, чтоб ты разносил о других слухи. Может, и наивно доверять тебе, но я всё же доверяю. Совесть внутри берёт в руки табличку «я же говорила». Трепаться Минхо о ситуации Феликса явно не стоило, но содеянного не вернуть. Однако в чём-то Феликс прав: у Хёнджина и мысли не возникало, чтобы говорить о таком на работе. — А что вообще… — Хёнджин запинается, не зная, насколько нормально спрашивать о таком, но он уже всё равно достаточно облажался, поэтому задаёт интересующий его вопрос: — Как они умерли? — Авария. Какой-то парень уснул за рулём и влетел в них на шоссе. Там было без шансов. — Мне жаль. Правда жаль, — он говорит искренне, словно сам переживает утрату, хоть в жизни и не видел родителей Феликса. Горечь оседает в воздухе, пропитывая собой все внутренности. Хёнджин наполняется неимоверной тоской, печаль стягивает лёгкие, не давая свободно вздохнуть — он всегда так ярко ощущает чужие переживания, что порой хочется взвыть. С тихим вздохом Хёнджин откидывается затылком на стену, устремляя взгляд на луну, что ласкает их лица холодным светом. Феликс, как и прошлой ночью, рассказывает истории, связанные с родителями и Австралией. Он говорит так долго, что даже луна постепенно спускается к горизонту. Иногда его лицо озаряется яркой улыбкой и он искренне смеётся, припоминая очередную глупую ситуацию, а порой, наоборот, стихает, погружаясь в свои мысли и сохраняя молчание на несколько минут. Хёнджин не перебивает, внимательно слушает, то посмеиваясь, то замолкая. Он чувствует, как Феликс прижимается к его плечу своим и на рассказе о последнем совместном Рождестве начинает мелко подрагивать в беззвучном плаче. Несмотря на саднящие царапины, Хёнджин протягивает к нему руку и сжимает маленькую ладонь в своей. Они встречают утро в тишине, которая прерывается лишь редкими всхлипами и звуками окружающей природы. Слёзы исчезают с рассветом, как и следы их пребывания на очередной крыше Парижа.***
К съёмкам руки ожидаемо не заживают. Приходится объяснять Крису всю ситуацию, в красках рассказывая, какой Феликс мудак, заставивший его лезть через забор. Хёнджин вообще-то узнаваемая в стране модель, а в итоге лазил в свой выходной по заборам, словно какой-то подросток. Отсмеявшись, Крис, не отрываясь глазами от дороги, интересуется: — А как обратно-то ты лез? — Феликс помог, — тихо говорит Хёнджин, надеясь, что Крис его не услышит и переспрашивать не будет. — Вы сблизились. Не вопрос — констатация факта, с которым Хёнджин не может поспорить. После пары проведённых вместе ночей и вывернутых наизнанку душ о самом уязвимом отрицать это глупо. Да и в следующие два выходных дня, что они не виделись, общение плавно перетекло в небольшую переписку, начавшись с вопроса Феликса о состоянии его рук. В итоге Хёнджин узнал, что Феликс переехал во Францию в шестнадцать, с ним заключили контракт лишь в седьмом агентстве, а ещё он не смотрел «Секс в большом городе». Последний пункт был самым потрясающим, и Хёнджин настоял, что Феликсу необходимо посмотреть этот сериал — сам он его пересматривал раз шесть, — даже предложил себя в качестве компаньона для просмотра. — Но нас всё равно сложно назвать друзьями. — Решили перескочить этот этап и сразу начать со свиданий? Хёнджин давится воздухом от возмущения. Они что, сговорились с Минхо? Какие чувства, какие свидания? Он только пришёл к осознанию, что не хочет утопить в ближайшем пруду этого мелкого засранца, а это уже огромное достижение. Да и Хёнджин даже не в курсе, какой ориентации Феликс — то, что он модель, ещё ничего не значит. Вопреки распространённым стереотипам, в моделинге полным полно гетеросексуалов. — Тебя, блять, Хо покусал? — О, так он тоже заметил витающую между вами страсть? — Крис игриво дёргает бровями и широко улыбается, довольствуясь произведённым эффектом. — Останови машину, я дойду пешком, — Хёнджин демонстративно дёргает ручку двери, но та не поддаётся из-за блокировки. — Ладно-ладно. Вы просто приятели, окей? Пожалуй, так их назвать уже можно. Приятели ведь тоже бывают говнюками и бесят до чёртиков? Хотя чего уж там, далеко за примером ходить не надо — Минхо вот именно такой. Хёнджин утвердительно кивает, не беспокоясь о том, заметит ли это Крис. Они заезжают на территорию небольшого здания, где сегодня назначена съёмка для очередного журнала, ровно за десять минут до начала рабочего дня. Крис сопровождает его до гримёрки, а сам затем отправляется в кафетерий под завистливый взгляд Хёнджина. — Удивительная пунктуальность в последнее время, — замечает Феликс, сверяясь с наручными часами. — Ты, случайно, не заболел? — А ты сходить нахуй не хочешь? — пособачиться перед работой, пока они одни, Хёнджин считает своим долгом. — Почему тебя так заботят члены, Хван? Неужели всё же длинные у тебя только ноги? — Феликс вздёргивает бровь и стреляет глазами в область его паха. — Нормально у меня всё там, — Хёнджин даже задирает длинную футболку, чтобы продемонстрировать выпуклость. — Или хочешь проверить? Он уверен, что Феликс от такого смутится и наконец заткнётся, но тот лишь облизывает губы и, смотря прямо в глаза, говорит своим томным низким голосом: — Может, и хочу. Смущается в итоге Хёнджин. Их своеобразную идиллию прерывает стилист, вбегающий в гримёрку с кипой вещей. — Хёнджин, мой пламенный, как ты умудрился пораниться? — сетует Фабьен и, как только развешивает вещи на рейл, движется в сторону Хёнджина, осматривая его ладони и запястья. — Какой кошмар! Такие прекрасные ручки не должны так страдать. Фабьен со всей любовью сочувствующе оглаживает его руки и цокает языком. Ну и нравится же ему драматизировать на ровном месте. Феликс на фоне давится смехом — кажется, насмешек Хёнджину не избежать — и пародирует их стилиста, водя своими ладонями в воздухе и целуя воображаемые руки. Гадёныш. Хёнджин злобно скалится в его сторону, шепча одними губами «мелкий говнюк», но сразу же меняет выражение лица на приветливое, как только Фабьен поднимает на него свой взгляд. — Я подобрал вам чудесные образы, вы в них влюбитесь! — восторженно восклицает он. — Феликс, мой ангел, как ты относишься к коже? Теперь Хёнджин гадко ухмыляется, замечая, как морщится от вопроса стилиста Феликс. День обещает быть долгим.***
— Да какого ж хрена они у тебя такие длинные, — ворчит Феликс, пока они стараются уместиться в небольшом куске выделенного пространства для фотосессии. Хёнджин уже пару минут пытается пристроить свои ноги, но места катастрофически мало — хоть на самого Феликса клади. Он прижимается ближе к стене, но всё равно не влезает. Было бы удобнее, поменяйся они местами, но тогда из-за ракурса Феликс будет выглядеть совсем уж крохотным по сравнению с ним. — Феликс, согни ноги под углом. Хёнджин, одну протяни под Феликсом, — командует фотограф. Они следуют наставлениям Лукаса, и действительно, выходит очень даже удобно. — Ладони, Хван. Не заставляй меня потом сидеть над обработкой лишние два часа. Опомнившись, Хёнджин подбирает наиболее удобную позицию для своих рук, так чтобы на фотографиях не было видно следов его недавних приключений. Затвор щёлкает, вспышки ослепляют. Следующие полтора часа они делают сотни фотографий сидя, и лишь затем Лукас предлагает сменить позы. С кряхтением Хёнджин поднимается на ноги и встряхивает конечности, что немного онемели от длительного нахождения в одном положении. Команда гаферов перераспределяет свет для новых снимков, направляя лучи так, чтобы люстра с пола отбрасывала переливающиеся блики. Должно получиться великолепно. Да и образы им подобрали просто восхитительные: Хёнджину дали костюм потрясающего кофейного оттенка с бархатными вставками, что формируют собой цветочные узоры, а Феликсу… Ох. На него лучше лишний раз не смотреть. Глубокий вырез на блузке, доходящий до самого солнечного сплетения, и кожаные брюки не оставят никого равнодушным. Хëнджина в том числе: в животе становится жарко от одного только взгляда на своего коллегу. Феликс сам по себе всегда красивый, даже в простой футболке, но стоит ему подобрать подходящий образ, как он становится совсем уж неземным. Когда им поправляют макияж с причёсками и настраивают свет, начинается следующая серия снимков. Хоть фотосессии и утомляют, они всё же лучше скитания по странам для выступления на подиумах. На постоянные бесчисленные показы обычно отправляют новичков, помещая их в ужасные условия: маленькие квартиры — в лучшем случае небольшой дом — минимум на семерых; двухчасовой сон; отсутствие еды, ведь потолстеть перед показом равноценно сняться с него добровольно; постоянное давление по поводу внешнего вида; безмолвная грызня между моделями и создание нелепых слухов, чтобы устранить конкуренцию. Жизнь начинающего в моделинге — настоящий ад, и Хёнджин рад, что это время позади. Сейчас он может высказывать своё мнение по поводу участия в показах, отдавая предпочтение самым именитым модельерам, и выбора съёмок рекламы — а это приносит больше всего денег. Так что, взяв себя в руки, он следует инструкциям Лукаса и выкладывается на полную — эти снимки будут красоваться в престижном журнале и не одну неделю провисят на улицах разных стран, приманивая всё больше покупателей. В перерывах между вспышками Хёнджин бросает быстрые взгляды в сторону Феликса — тот тоже отлично справляется, удачно точно подбирая нужное выражение лица и позы. В голове всё ещё не укладывается, что такая востребованная модель, как Феликс, может комплексовать из-за роста — то, с какой отдачей он подходит к работе и какой результат демонстрирует на выходе, полностью компенсирует его недостаток. Никому даже в голову не придёт обратить на это внимание. Возможно, со стороны комплексы Хёнджина выглядят так же глупо: кто вообще в здравом уме будет загоняться, что слишком красив? Но эта индустрия сломает любого — даже самого уверенного в себе человека, — наградив его кучей комплексов, сомнений в своих навыках, расстройством пищевого поведения и ещё парочкой ментальных проблем в придачу. Благо, хотя бы последние два пункта обошли Хёнджина стороной. — Отлично, вы восхитительны! — восклицает Лукас, сделав последнюю фотографию. — Теперь индивидуальные снимки. Хёнджин, ты первый. Тебе потом делать другую укладку, как раз управятся, пока мы тут с Феликсом разберёмся. Хёнджин кивает и усаживается на состоящую из одного матраса и одеяла импровизированную кровать, где недавно сидел Феликс. — Мне нужен томный взгляд, Хёнджин. Вожделеющий. Покажи мне свою страсть. Он пытается сконцентрироваться на задании, но против воли в голове возникает лицо Феликса: его пухлые губы, яркие веснушки, угловатая линия челюсти и глубокие глаза. В воображении рисуется кончик языка, что игриво проводит по нижней губе, и хитрый прищур — прямо как тогда на финальном показе. Какого хрена? Почему именно Феликс? — Идеально. Не знаю, о чём ты думаешь, но это то что нужно. Вот же чёрт. Из-за спины Лукаса выглядывает виновник его фантазий с дерзкой ухмылкой и вздёрнутой бровью. Он словно догадывается, о чём думает Хёнджин, и добивает его, призывно приоткрывая свои губы, чтобы обхватить ими трубочку для кофе. Щёки начинает печь, из горла просит вырваться жалобный стон, а разум захватывает желание подойти к Феликсу вплотную, ощутить на себе его руки и… Чтоб этого Феликса черти побрали. Хёнджин ложится в новую позу, передавая всю свою страсть, податливость и вожделение, пока в голове продолжают рисоваться картинки нависающего над ним Феликса в этих сраных кожаных штанах и блузке с глубоким вырезом, которая так правильно подчёркивает острые ключицы. Плохо дело. Не хватало ещё возбудиться на своего коллегу, что подбешивает сейчас одним своим присутствием до скрежета зубов. Хёнджин делает глубокий вдох, пытаясь вытеснить ненужные мысли. Во всём виноваты природная привлекательность Феликса и отсутствие секса последние пять месяцев у Хёнджина, никак иначе своё желание оказаться под этой преступно красивой сволочью он объяснить не может. Улыбнувшись найденной причине своих недвусмысленных реакций на коллегу, Хёнджин концентрируется на фотосессии. Индивидуальные съёмки затягиваются ещё на пару часов — Хёнджин успевает полежать на кровати, развалиться в кресле, постоять у люстры и посидеть рядом с ней на полу. Всё это время Феликс наблюдает за процессом, попивая свой капучино без сахара и гаденько улыбаясь, что-то строча в телефоне. Хёнджин правда пытается не смотреть в его сторону, но глаза то и дело соскальзывают на обтянутые чёрной кожей ноги — внутри разгорается пожар, желание так и просится вырваться наружу, но оно быстро затухает, стоит только стаффу напомнить о своëм присутствии. Теперь Хёнджин бесится сам на себя: контролировать своё тело получается из рук вон плохо. — Влюбился, Хёнджин? — интересуется Лукас, как только они заканчивают. — Чего? — такое ощущение, что все вокруг сговорились. Обычно ни фотографы, ни стилисты, ни другие сотрудники не позволяют себе таких вольностей, как разговоры с подопечными о личной жизни. Но за годы тесного сотрудничества с Louis Vuitton их отношения с Лукасом стали, можно сказать, приятельскими, даже похожими на детско-родительские. Поэтому он никогда не стеснялся узнать, как у Хёнджина дела, а тут и вопрос о личной жизни поднял. Даже все их перебранки с Феликсом он терпит исключительно по этой причине. — Взгляд у тебя ненаигранный, — ухмыляется фотограф, по-дружески приобнимая и шепча на ухо. — Ну и кто этот счастливчик? О гомосексуальной ориентации Хёнджина в модельном бизнесе знают все. Каминг-аут стал одним из пунктов в его биографии для портфолио, как и открытая поддержка сексуальных меньшинств в виде участия в прайдах и благотворительных акциях. В Южной Корее такое было бы препятствием для продвижения по карьерной лестнице, но в Европе, наоборот, очень ценится. Так что он не особо скрывался, но и своей сексуальной жизнью никогда не светил. — Нет у меня никого, — мямлит Хёнджин, чувствуя, как лицо и шея горят, заливаясь краской. — Ох, неужели модельер какой? Тогда о таком действительно не стоит говорить вслух, — гнёт свою линию Лукас, явно уже нафантазировавший себе невесть что. — Да не модельер это! — слишком громко вскрикивает Хёнджин, привлекая к ним внимание окружающих. Не хватало ещё, чтобы Лукас, убедившись в своих подозрениях, начал трепаться об этом кому ни попадя. — Это кое-кто из моделей, — решает соврать он. Пусть лучше уж ходят слухи, что он спит со своим коллегой, чем получает место на подиуме через постель — так и контрактов лишиться можно. — О-о-о, — довольно тянет Лукас, выведав заветную информацию. — Что ж, надеюсь, эта работа не погубит ваши отношения, — он стискивает его плечо и поворачивается, чтобы крикнуть: — Феликс, дорогой, твоя очередь! Облегчённо выдохнув, Хёнджин спешит в гримёрку, где его уже поджидают стилисты для нанесения нового макияжа и укладки. Они заканчивают с новым образом ровно к тому моменту, как в комнату заходит Феликс, отстрелявшийся на индивидуальной съёмке. Он окидывает внимательным взглядом костюм Хёнджина и присвистывает: — Надеюсь, мне подобрали не хуже. Хёнджин же надеется, что второй образ для Феликса будет менее открытым и облегающим: ещё к нескольким часам пыток он не готов. Оставив своего коллегу на растерзание стилистам, он возвращается в зал для съёмок. Пока Феликса подготавливают к парной фотосессии, Лукас предлагает по-быстрому сделать очередную серию сольных снимков, игриво приговаривая, что так Хёнджин сможет быстрее освободиться и встретиться со своим парнем. Слухов не миновать. Под щелчки камер Хёнджин продумывает, как ему объясниться перед Крисом так, чтобы тот не уволился или не посмеялся над ним. Что из этого хуже, Хёнджин не уверен. Возможно, они даже смогут выйти от слухов в плюс, главное — правильно их обыграть. Глядишь, и на интервью какое пригласят ради свежих любовных сплетен. Уплывая мыслями в рост своей популярности, Хёнджин непроизвольно улыбается, а Лукас гаркает: — Не время для любви, Хёнджин! Да чтоб его. Теперь любая эмоция Хёнджина будет трактоваться через наличие его вымышленного партнёра? Феликс, что присоединился к ним полчаса назад, выгибает бровь дугой и устремляет на него удивлённый взгляд — Хёнджин лишь качает головой. Не хватало ещё этому говнюку рассказывать, он-то уж точно придумает сотню шуток и доведёт ими Хёнджина до нервного срыва. Они возвращаются к работе: для второй серии снимков Лукас просит их быть холодными и статными, исключая какую-либо страсть из взглядов. Одежду им подобрали подобающую: обтягивающие штаны Феликса сменяются на бархатные свободные брюки, а сверху вообще накидывают длинный плащ, даже ключиц практически не видно. Прекрасно. Хёнджина же одевают в приталенный — с помощью тонкого ремешка — костюм с высокой посадкой брюк, что визуально удлиняет и без того длинные ноги, израненные руки теперь скрываются в длинных перчатках, а галстук… Галстук Хёнджин мечтает стащить себе. Обалденно выглядит. Вспышка. Щелчок. Поворот. Голову ниже. Вспышка. Щелчок. Голову выше. Хёнджин впадает в некоторый транс от монотонности выполняемых действий на протяжении… А сколько вообще прошло? В сумме часов восемь? Лукас отвлекается на просмотр снимков, отвешивая им двоим комплименты, которые слабо долетают до сознания. Феликс разминает затёкшую шею, похрустывая позвонками, а живот Хёнджина громко урчит, привлекая к себе чужие взгляды — сегодня он мастерски справляется с тем, чтобы быть в центре внимания. Феликс тихо хихикает, меча в его сторону задорные взгляды. Кажется, Хёнджина ждёт порция новых шуток, как только они останутся наедине. — Вы мои прекрасные, — Лукас громко аплодирует, подходя к ним ближе и укладывая свои руки на их плечи. — Я сделаю всё возможное, чтобы эти снимки висели по всей Европе и в Штатах. Это восхитительно, шедеврально, идеально! — он целует их, прижимаясь щекой к щеке, и с неменьшим восторгом добавляет: — Даже не собачились сегодня особо! Хёнджин задумывается, прокручивая в голове прошедший день: несколько мелких стычек, да и те были слишком уж безобидными и походили больше на дружеские подколы. Даже Крис с утра выбесил больше. Выбравшись из объятий прилипчивого Лукаса, они совместно — под удивлённые взгляды сотрудников — добираются до гримёрки. Самый большой минус в фотосессиях — это обилие макияжа. И если Феликсу везло — его красили в разы меньше, чтобы подчеркнуть веснушки, — то на Хёнджине отрывались только так, замазывая глубокие синяки под глазами. Хёнджин придирчиво осматривает себя в зеркале — придётся отмываться долго. Жаль, с этим не помогают визажистки даже лучшим из лучших. Переодевшись, Хёнджин с грустным стоном принимается смывать слои так называемой штукатурки, с шипением отдирает стразу в виде слезы и, чуть ли не плача, трогает свои волосы, которые превратились в плотную корочку из-за обилия лака. — Хорошо поработали, — произносит стоящий у соседнего умывальника Феликс. — А что имел в виду Лукас, когда говорил про любовь? Кажется, Феликс старается звучать незаинтересованно, спрашивая как бы между делом, но Хёнджин замечает, как он покусывает свои губы: явно хочет узнать свежие сплетни. Нужно бы придумать в ответ что-то правдоподобное, но после тяжелого рабочего дня в голове пустота. Извилины никак не хотят функционировать, оставляя своего хозяина мычать в нерешительности. Что можно вообще сказать Феликсу? Прости, у меня почти встал на тебя, а Лукас всё не так понял? К таким откровениям Хёнджин не готов, ему бы для начала в принципе осмыслить произошедшее. Он уже открывает рот, чтобы выдать какую-нибудь глупость, как его прерывает открывающаяся дверь. Видимо, фортуна решила встать на его сторону. — Закончили? — интересуется Сынмин, усаживаясь на мягкий диван вместе с Крисом и поглядывая в их сторону. — Лукас сказал, что снимки вышли потрясающими. Даже лез к нам с поцелуями, — хмыкает Феликс, протирая лицо салфетками с мицеляркой. — И пообещал приложить руку, чтобы реклама была по всей Европе и Штатам, — добавляет Хёнджин. Он бросает взгляд через зеркало на своего менеджера и замечает его брови, ползущие вверх. — Почему вы вообще не грызётесь, а спокойно стоите рядом, да ещё и предложения заканчиваете друг за другом? — спрашивает Крис, подозрительно поглядывая то на одного, то на другого. — Не срутся и ладно, — Сынмин закатывает глаза, ему, кажется, вообще всё равно, какие там отношения между ними. — Мы к вам, вообще-то, с хорошими новостями. В следующие выходные будет закрытая вечеринка, которую организует LVMH, а ваши прекрасные менеджеры смогли достать вам приглашения. — Там точно будут Джонс и Уильямс, это ваш шанс. В груди всё замирает, восторг смешивается с лёгким страхом, что покалывает кончики пальцев. Представлять Dior и Givenchy Хёнджину ещё не приходилось, так что это действительно его шанс завести хорошие знакомства. Моделинг это в принципе про знакомства: как бы ты ни был красив, тебя обязательно опередит тот, у кого есть связи. Рекомендации в этой индустрии всегда занимали ведущее место. — Только я вас умоляю, не посритесь там, — в голосе Криса можно услышать нотки отчаяния. Грызня грызнёй, но такой шанс никто из них упускать не хочет. Приходится чуть ли не написать расписку о том, что они оба будут вести себя подобающим образом, дабы не опорочить их агентство. В итоге всё выливается в дружескую перепалку с менеджерами, гримёрка наполняется смехом и шутками. Хёнджин чувствует невероятную лёгкость в груди, радость растекается по венам, а сердце несколько раз ёкает, стоит Феликсу низко засмеяться. Смотря на его широкую улыбку, обнажающую маленькие клыки, Хёнджину хочется верить, что Феликсу становится лучше. Пропадая в своих чувствах, он совсем забывает предупредить Криса о возможном появлении слухов.