***
Дни до съёмок проходят в раздражительной тревожности. Информация об их с Феликсом поцелуе так и не всплывает, но агентство решает притормозить с опровержением: слишком велик шанс, что сразу же после него появится компромат. В итоге они совместно с пиар-отделом выжидают сами не зная чего. Хёнджин вообще всё чаще задумывается, что их банально могли не узнать или незнакомец оказался удивительно тактичным человеком. Но больше всего беспокоит и бесит Феликс. Его никак не удаётся выцепить, он умело скрывается от Хёнджина, в чём ему явно помогает Сынмин. Из чёрного списка его аккаунты Феликс тоже не достаёт — Хёнджин проверяет каждые два часа. Он даже просил Криса, чтобы тот поговорил с его менеджером, но Сынмин ответил в своём репертуаре: «Я не лезу в личную жизнь своих подопечных». Лезть не лезет, но ночевать у себя оставляет, когда этот самый «подопечный» переживает утрату своих родителей. Хёнджин злится. Последние четыре дня он прокручивает в голове события с той вечеринки, но никак не может понять, что послужило причиной для блокировки. Может, Феликс тогда перебрал, сразу пожалев о сделанном? Или он всегда считал себя гетеро и теперь не может принять свою ориентацию? Но тогда какого чёрта Феликс сам на него набросился, прижав к стене? Вёл он себя слишком уж уверенно для сомневающегося. Вряд ли дело именно в этом. Ещë Хёнджин невыносимо скучает. Скучает по их вылазкам на крыши, перепискам и беседам до самого утра. Теперь каждую ночь, вместо разговоров по телефону, в своих снах Хёнджин видит пухлые губы, яркие веснушки, острые черты лица и кадык. Низкий голос преследует его в коридорах подсознания, обволакивает и притягивает своей томностью. Хёнджин проваливается в бездну наслаждения, когда Феликс вжимает его в кровать и выцеловывает шею, медленно и плавно двигаясь в нём. Внизу живота так сладостно тянет, удовольствие растекается по мышцам, сокращая их в мелких судорогах, тело обмякает, и Хёнджину кажется, словно он упал в яму с ватой. До слуха доносится мелодия, какая-то знакомая песня… Будильник вырывает из сна: Хёнджин просыпается, чувствуя, как намокли трусы. Чëрт. Что такое поллюции, Хёнджин забыл ещё в семнадцать, и вот теперь в свои двадцать два он стаскивает с постели запачканные одеяло и простынь: полгода без секса и эротические сны с Феликсом дают о себе знать. Какого вообще хрена он кончает во сне, если днём хочется вздёрнуться от тоски по Феликсу? Матерясь под нос, Хёнджин закидывает бельё в стирку и осматривает себя в зеркало: выглядит очень даже неплохо, учитывая постоянный стресс на протяжении пяти дней с той самой злополучной вечеринки. Сегодня они с Феликсом наконец встретятся. По крайней мере, Крис не говорил об отмене совместных съёмок, лишь об их переносе на пару часов вперёд, что дало Хëнджину чуть больше времени на сон. На сон, в котором он кончил от вбивающего его в кровать Феликса. Чудесно. Как смотреть теперь в глаза коллеге — не очень понятно. Пока стиральная машина усердно застирывает следы его одинокой ночи, Хёнджин быстро залезает в душ и наспех споласкивается. Позавтракать он решает греческим йогуртом, сидя на крышке унитаза и наблюдая через стекло, как крутится в барабане одеяло. Жужжание работающей машинки удивительным образом заставляет сконцентрироваться. Ему необходим план. Неизвестно, когда в следующий раз он ещё сможет увидеть Феликса, так что сегодня нельзя оплошать. Но что сказать ему? Прости, что помешал и поцеловал? Так Хёнджин не жалеет и, кажется, даже не прочь повторить. Попытаться узнать причины? Есть стойкое ощущение, что он упускает какую-то важную деталь, а Феликс его просто-напросто пошлёт. Без Минхо не справиться. Все эти дни Хёнджин упивался своей обидой и злостью на Феликса, скатываясь в невероятную тоску, что дробила его на мелкие кусочки. И вот к пятому дню он всё же решается рассказать о случившемся другу, отправляя короткое сообщение:fabulous_jin: на вечеринке мы с Феликсом поцеловались
fabulous_jin: и он меня заблокировал 😭 😭 😭
Сообщение практически сразу помечается прочитанным, но реакции никакой не следует. Хёнджин насупленно сверлит взглядом переписку, продолжая поедать свой йогурт. Спустя пять минут ожидания телефон начинает вибрировать, оповещая о входящем вызове. — Неужели ты так плохо целуешься? — ехидный вопрос друга сразу же заставляет пожалеть об обращении к нему за помощью. — Не смешно, Хо, — обиженно бурчит Хёнджин. — Так что у вас случилось? — На вечеринке Феликс вёл себя странно, — начинает Хёнджин, вспоминая детали того вечера. — Он был таким отстранённым, холодным, ещё и налегал на виски. — Виски на рабочем мероприятии? На Феликса это непохоже, — подтверждает его наблюдения Минхо. — А я о чём! — восклицает он. — Я даже не уверен, что он поговорил с Уильямсом. Но это не главное. В конце вечера я увидел Феликса с другой. Они так мило зажимались и шептались, — горечь оседает на корне языка, обида ядом течёт по венам, — а потом пошли в туалет. Чёрт, Хо, я не знаю, что на меня нашло, но я побежал за ними. Просто не мог видеть, как Феликс уходит куда-то с ней, — Хёнджин запинается: за своё импульсивное поведение немного стыдно. — Это называется ревность, Джин, — в трубке слышится смешок, а Хёнджин чувствует, как загорается лицо. Чтобы он, и ревновал Феликса? Да ни за что в жизни. — Так что было дальше? — тянет Минхо, ожидая продолжения рассказа. — Феликс попросил выйти эту… — так и подмывает сказать что-то гадкое в сторону незнакомки, но она-то ни в чём не виновата, и Хёнджин себя одёргивает, — девушку. И мы поцеловались, — он слышит, как Минхо приоткрывает рот, и примерно догадывается, что тот хочет сказать, поэтому опережает, перебивая его: — Нет, я не буду выдавать тебе все подробности. Из динамика раздаётся явно разочарованный вздох. И откуда у Минхо такой интерес к его личной жизни? Хёнджин бросает взгляд на часы: ему бы уже в ближайшее время начать собираться, чтобы приехать немного пораньше, но минут десять на разговор с другом ещё найдётся. — А потом? — спрашивает Минхо, не настаивая на подробном рассказе. — Потом я ушёл. — Ты идиот? — Хёнджин отчётливо представляет, как Минхо выгибает бровь. — Послушай, нас заметили. У меня не было другого выхода. Я сразу же ушёл с вечеринки, чтобы позвонить Крису. Феликс всё понял, — уверенно говорит Хёнджин, но потом добавляет: — Вроде бы. — Однако он тебя заблокировал, — задумчиво говорит Минхо, но затем чуть оживает, задавая вопрос: — А Крис что? — Сказал поговорить с Феликсом о фиктивных отношениях, — фыркает он. — Говно идея. Я ещё в прошлый раз не согласился, с чего вообще должен… — Постой, — его тираду прерывает друг. — Ты же не стал говорить это Феликсу, надеюсь? Хёнджин хмурится: и почему он не должен был обсуждать с Феликсом предложение менеджера? Это ведь касается карьеры их обоих. Он неопределённо мычит, ожидая дальнейших слов друга. — Боже, Джин, — Минхо тяжело вздыхает, в его голосе звучит какая-то безнадёжность. — Вместо того чтобы предложить ему встречаться, ты предложил ему фиктивные отношения. Понимаешь? — Эй! Я не предлагал ему фиктивные отношения! — протестующе восклицает он. — Лишь спросил, как он к этому относится. — Это и есть предложить, идиот. В голове усиленно крутятся шестерёнки. Неужели со стороны это выглядело как предложение? Хёнджин ведь просто выполнял наставления менеджера, хотел услышать мнение Феликса: сам-то он однозначно против. Но, видимо, прозвучало иначе, раз об этом заявляет Минхо — у него-то опыта в отношениях побольше. — Блядство. — Оно самое. Вам нужно поговорить вживую, раз уж так не получается. Сможешь его как-нибудь выцепить? — У нас сегодня совместная съёмка, — начинает Хёнджин и нерешительно спрашивает: — Мне что, предложить ему встречаться? — А сам как думаешь? Ты вообще этого хочешь? Хёнджин не знает. Наверное? Он прикидывает в голове все свои реакции на Феликса, их душевные посиделки и разговоры — такого хочется больше. Да и не только этого, если честно: мокрые сны уже сводят с ума. Вот только опыт отношений у Хёнджина, можно сказать, нулевой. Он лишь однажды встречался с парнем, и то это было ещё в корейской школе, когда им было по шестнадцать. Отношения тогда продлились лишь пару месяцев: Хёнджин как раз начинал свой путь модели, поэтому из-за постоянной занятости у них банально не срослось. Остальное время он перебивался лишь случайными связями с парнями из клубов или Grindr. Оттого и понять свои чувства к Феликсу довольно сложно: он никогда по-настоящему не влюблялся — каково это, Хёнджин представить не может даже после просмотра десятков романтических сериалов и фильмов. — Я не понимаю, что чувствую к нему. Порой он так бесит, что хочется врезать. И мне всё ещё больно из-за его слов, сказанных Сынмину, хоть они и были не про меня, — Хëнджин останавливается, ощущая, как неприятно свербит в груди. — Он задел во мне что-то, понимаешь? — Но?.. — Но и за руку держать его тоже приятно, — шепчет Хёнджин, ощущая, как горит лицо от такого откровения. — И поцелуй был не таким, как со случайными парнями на одну ночь. — Тогда ты влип по самые яйца, — выносит свой вердикт Минхо. — Но если серьёзно, просто объяснись перед ним и насчёт чувств поговори. Он в курсе, что ты глупенький. Простит. Можешь цветы ещё притащить в качестве извинений, — смеясь, предлагает друг. — Разве что, чтобы запихать их ему в задницу, — обиженно отвечает Хёнджин. Что-что, а дарить цветы за свои страдания он не намерен. — Нахера он меня вообще заблокировал? Мог бы просто сказать. — Я бы такого идиота тоже заблокировал. Сожаление об обращении за помощью к Минхо растёт с каждой его фразой. — Порой ты такой отвратительный, — бурчит Хёнджин, поглядывая на время: пора бы начать собираться, если он хочет приехать заранее. — Но именно за это ты и любишь меня, — в голосе Минхо отчётливо слышится улыбка, а Хёнджин закатывает глаза. — Даже не думай, что я скажу тебе это, — говорит он и поднимается с крышки унитаза, выкидывая пустой стаканчик из-под греческого йогурта. — Мне уже пора, Хо. В области солнечного сплетения резко скапливается тревога, скручиваясь в морские узлы: от сегодняшнего разговора слишком многое зависит. Облажаться не хочется, как и потерять Феликса окончательно. Эти несколько дней ощущались самой настоящей пыткой, и Хёнджин хочет всё исправить. Если Минхо прав и Феликс обиделся на его слова о фиктивных отношениях — значит, всё ещё можно исправить. — Хёнджин, — зовёт его друг, видимо, уже не в первый раз. — Не переживай, всё пройдёт хорошо. И удачи. Он смято благодарит Минхо за помощь и кладёт трубку. Под звуки пикающей достиравшей машинки Хёнджин впопыхах собирается на работу, надеясь, что Феликс даст ему шанс объясниться.***
Однако, даже придя за пятнадцать минут до начала, Феликса в выделенной им комнате он не обнаруживает, лишь сидящего на диване, кажется, стилиста. В доме Dior Хёнджин впервые, поэтому знать никого не знает. И как найти Феликса — тоже. — Прошу прощения, — обращается он к темнокожему мужчине. — Я Хван Хёнджин, меня пригласили на съёмку и… — А ты рано, но это даже плюс, — он поднимается с дивана и подходит к Хёнджину, протягивая ладонь для рукопожатия. — Я Франк. Мсьё Ли как раз почти закончил с индивидуальной съёмкой. — Что? Он уже здесь? — Пару часов как, — стилист разводит руками и снимает с рейла костюм. — Если Вы готовы, можем начинать. Хёнджин кивает и машинально переодевается, уплывая в свои мысли. Неужели это Феликс всё подстроил так, что съёмку для Хёнджина перенесли? Он что, настолько не хочет его видеть? В груди мучительно тянет, а уверенность, что Феликс простит его глупость, стремительно падает вниз. Теперь у них не будет времени на разговор, лишь пара мгновений, чтобы переброситься фразами, если только не удастся выпросить у фотографа перерыв перед собственной сольной съёмкой. Плохо дело. Франк поправляет ему ворот рубашки, разглаживает складки на костюме, защёлкивает толстую цепь на шее и, окинув его взглядом, удовлетворённо кивает. Хёнджин же даже не смотрится в зеркало: сейчас беспокоит только Феликс. Его провожают до зала, откуда доносится знакомый низкий голос, из-за чего внутри всё вмиг замирает. — О, мсьё Хван. Вы рано, но вовремя. Мы тут практически закончили, — фотограф приветственно машет рукой и указывает в сторону небольших стульев. — Присаживайтесь, вас сейчас приведут в порядок, — говорит он и возвращается к съёмкам. В порядок Хёнджина может привести лишь один человек, что упорно не смотрит в его сторону, будто бы полностью игнорируя его существование. Боль острыми иглами проходится по телу. Хёнджин готов хоть до конца жизни выслушивать издёвки от Феликса, но только не игнор, что заставляет вновь чувствовать себя таким незначительным и жалким перед величественной луной. Пока ему наносят макияж и укладывают волосы в свободный хвостик, Хёнджин не отрывает глаз от своего коллеги. Феликс восхитительно смотрится в чёрном со своим непроницаемым взглядом, что может разрезать саму душу. Из-за нетерпения оказаться ближе пальцы на руках покалывает от лёгкого тока. Хёнджин несколько раз подрывается с места, стоит сотрудникам чуть отойти, но его вновь усаживают в кресло. — Вы такой нетерпеливый, мсьё, — причитает какой-то стилист, поправляя пряди волос, что обрамляют его лицо. Кто бы в его ситуации не был. — Вот теперь — всё, — добавляет он, чуть мазнув блеском по губам. Повторять Хëнджину дважды не приходится — он тут же поднимается со своего места и устраивается рядом с фотографом в ожидании, когда они с Феликсом закончат. Ещё пара-другая снимков, и наконец Хëнджину позволяют присоединиться. Вот только их расставляют поодаль друг от друга, лишая возможности поговорить так, чтобы их не услышали посторонние. Гадство. Следующие два часа Хëнджину не дают и шанса приблизиться к Феликсу, постоянно переставляя их местами, меняя позы, однако не приближая и на сантиметр. В голову даже закрадывается мысль, что и к этому Феликс приложил свою руку, но всё же, вероятнее, банальное стечение обстоятельств. Окончательно подозрения развеиваются, как только фотограф просит их обняться. — Феликс, подойди к нему сзади и уложи свои руки на плечи Хёнджина. За спиной раздаются тихие шаги, и Хёнджин чувствует жар, исходящий от тела коллеги, стоит лишь Феликсу прижаться грудью к его спине. Пульс тут же подскакивает, кровь шумит в ушах, сердце стремится выломать рёбра с позвоночником, чтобы добраться до Феликса, стоящего позади. Если именно так ощущается влюблённость, то Минхо прав: Хёнджин встрял по самые яйца. Пока фотограф ищет наиболее удачный ракурс, Хёнджин еле шепчет: — Нам нужно поговорить после съёмок. — Прости, я спешу, — так же тихо отвечает ему Феликс. — У меня сегодня свидание. Сердце в груди сжимается, на глаза начинает опускаться пелена из-за поднимающейся ярости. Какого чёрта? Не прошло и недели с их поцелуя, а Феликс уже бежит на свидание? И с кем? Неужели с той самой девушкой с вечеринки? Челюсть непроизвольно смыкается, слышится скрип зубов, пальцы сжимаются в кулаки. — Расслабься, Хёнджин. Выглядишь так, словно убьёшь сейчас кого-то, — комментирует фотограф, найдя наиболее удачное расположение. Приходится вспомнить о своих рабочих обязанностях и выполнить то, что от него требуют, скрывая растущую злость за непроницаемой маской. Но, когда Феликс чуть смещает руку и устраивается подбородком на его плече, что-то ломается. Хёнджин с силой стискивает его кисть в своих пальцах, слыша ответное шипение: — Что ты творишь, Хван? Просто хочется быть ближе, почувствовать своей кожей его — Феликса. — Прости, — бормочет Хёнджин, ослабляя хватку. Вспышка за вспышкой, проходит ещё около двух часов и, довольствуясь полученным результатом, Феликса отпускают со съёмок. Хёнджин следит за светлой макушкой, что скрывается в коридоре, ведущем в выделенную для них гримёрку. Это его шанс. — Простите, мы можем сделать перерыв? Фотограф бросает взгляд на наручные часы, о чём-то размышляет пару секунд и кричит на всю съёмочную площадку: — Перерыв полчаса, а затем все принимаемся за работу! Хёнджин мигом срывается с места вслед за своим коллегой. Феликса он находит — к счастью, одного — в гримёрке, уже переодевшегося в свою повседневную одежду. — Давай поговорим, — с порога начинает Хёнджин. — О чём? Ты уже достаточно сказал, — отвечает он, складывая свой рабочий планшет и зарядные устройства в сумку. — Я идиот. — Об этом мне известно, — избегая его взглядом, хмыкает Феликс. Кажется, цветы бы сейчас пригодились. Хёнджин подходит ближе и берёт Феликса за руку, но тот отталкивает его, направляясь к выходу из комнаты. Пальцы на автомате цепляются за ткань толстовки, удерживая Феликса на месте. Его нельзя отпускать, нельзя всё разрушить. Пусть Хёнджин и не понимает до конца, что испытывает к Феликсу, он уверен: ему хочется быть с ним; хочется разговаривать, смеяться, ругаться, смотреть вместе сериалы и обсуждать работу. Он собирает всю свою смелость в кулак и признаётся: — Ты мне нравишься, — дрожащий голос совсем не звучит уверенно. Хёнджин смотрит на чужую спину, что нерешительно замирает, и тихо добавляет: — Не ходи к ней. Пожалуйста. Что-то внутри трещит от сводящего с ума ожидания. Хёнджин готов поклясться, что слышит душераздирающую игру скрипки, которая прибавляет драматичности момента. Проходит несколько минут перед тем, как плечи Феликса расслабляются и он осторожно поворачивается к нему лицом. — А как же фиктивные отношения? — Я не подумал, что это прозвучит как предложение, — Хёнджин закусывает изнутри щёку: нервозно так, словно он впервые проходит кастинг. — Ты всегда сначала говоришь, а потом думаешь, шпала. Видимо, до мозгов, что находятся в твоих ногах, доходит слишком долго. Хёнджин закатывает глаза — пусть и частично согласен с данным утверждением, — делая шаг вперёд, тем самым сокращая пространство между ними до миллиметра. Веснушка в уголке губ притягивает взгляд, и Хёнджин хочет провести по ней кончиком языка. — Прости. Я правда не это имел в виду, — они встречаются глазами — Хёнджин тонет в их глубине. Сердце бу́хает в груди так, будто это взрываются фейерверки. Или они действительно взрываются, когда Феликс прижимается к нему, утягивая в глубокий поцелуй. Он врывается языком в рот Хёнджина, дразнит, не даёт пошевелиться, ладонью зарываясь в волосы, а второй рукой окольцовывая шею. Бурлящая весь день злость вспыхивает, превращаясь в неудержимую страсть, что огнём проносится по всему телу. Хёнджин обнимает его за талию и толкает в сторону туалетного столика, вжимая Феликса в него поясницей. — Так ты не гетеро? — спрашивает он, прерывая поцелуй. — Чего? — недоумённо вопросом на вопрос отвечает Феликс, блуждая взглядом по его губам. — Я столько раз тебе намекал, а ты ещё сомневаешься? — Ну ты же помнишь, что я идиот, — Хёнджин почти шепчет, приближаясь к его лицу, и всё же проводит кончиком языка по крохотной веснушке. Мир вокруг перестаёт существовать. Они самозабвенно целуются, забывая о своих делах и отдаваясь нахлынувшему желанию быть ближе. Хёнджин пытается проникнуть языком в рот Феликса, но получает на это лёгкий укус, из-за чего из горла вырывается тихий стон. Необузданность Феликса, его страсть и напористость заставляют колени подрагивать от удовольствия. Хёнджин руками спускается к его ягодицам, чуть сжимает и подхватывает под бёдра, умещая Феликса на столе и протискиваясь между его ног. Воздуха слишком мало, они отрываются друг от друга лишь на секунду, чтобы глотнуть кислорода и вновь слиться в поцелуе. В голове царит розовая дымка, в ушах звучит пение птиц, в животе порхают бабочки — если это влюблённость, то Хёнджин готов утонуть в ней целиком и полностью. Феликс оглаживает его шею — в местах соприкосновения кожи остаются следы тепла, которые согревают каждую клеточку тела. Градус повышается, и Хёнджин ладонями проникает под толстовку Феликса, скользя кончиками пальцев по пояснице. Теперь стон срывается с чужих уст. Хёнджин чувствует, что Феликс отпускает его волосы и начинает теребить пуговицы на пиджаке в попытке расстегнуть его, как вдруг до слуха доносится: — Твою мать, я же говорил закрывать за собой дверь, Хван, если решишь вновь полизаться! Хёнджин тут же отпрыгивает назад, а Феликс быстро спускается на пол. Они оба — покрасневшие от шеи и до кончиков ушей — виновато смотрят на Криса. — Мы от слухов никак отделаться не можем, а вы тут устроили! — из глаз менеджера вылетают чуть ли не молнии. — Что у вас тут? — в приоткрытой двери появляется голова Сынмина. Он окидывает троицу оценивающим взглядом, явно прикидывая в голове, что тут могло произойти, но никак не комментирует происходящее, лишь говорит: — Феликс, нам пора. Феликс кивает и подхватывает с пола сумку. Уже стоя в дверном проёме, он оборачивается, чтобы сказать: — Мы поговорим чуть позже, ладно? У нас деловая встреча, — он закусывает губу и, смотря прямо в глаза Хëнджину, чуть тише говорит: — Это не свидание. На лице появляется блаженная улыбка, Хёнджин тупо пялится на закрывшуюся дверь, пребывая в состоянии опьяняющей эйфории: простил. Даже совесть радостно вздыхает, открывая бутылку шампанского, которого Хëнджин и сам не прочь пригубить, дабы отметить случившееся. — И что это было? — интересуется менеджер. Упс. Крис. Хёнджин совсем забыл о его присутствии, провалившись в чувства после слов Феликса. Он поворачивается к нему и пожимает плечами, разводя руки в разные стороны. Счастье. Это было счастье.***
Когда время приближается к девяти, Феликс убирает его из блока, появляясь в сети. Хёнджин открывает переписку, но даже не знает, с чего начать. В каких они вообще сейчас отношениях? В тот единственный раз, что он встречался с парнем, началом их романтических отношений послужило именно предложение Мëнсу. А как это делается у взрослых? Достаточно ли двух страстных поцелуев или нужно предложить официально? От растущей нервозности Хёнджин начинает грызть ногти. Становится хуже, как только он замечает мелькающие точки: Феликс опять что-то долго печатает, но даже через двадцать минут не отправляет. Чтоб его. Этот вечер без бокала вина Хëнджин явно не вытянет, и, откинув телефон на диван, он направляется на кухню в поисках заветной бутылки, однако не находит. Вроде бы у него оставалась парочка, неужели всё выпил? Видимо, пора завязывать, но точно не сегодня. Он быстро натягивает на себя первую попавшуюся толстовку, не обращая внимания на красующееся на ней пятно, хватает телефон с дивана и обувается, не напрягая себя лишним переодеванием домашних треников. До ближайшего магазина сойдёт и так. Хёнджин уже выходит из квартиры, как дверь во что-то врезается, слышится тихий вздох — всё же, в кого-то. Он заглядывает в подъезд и наталкивается глазами на Феликса, который потирает своё плечо, морщась от боли. — Ты чего тут? Дверь всё-таки пришёл обоссать? — вдобавок к своему гениальному вопросу, Хёнджин осматривает дверь: не обоссал. Волнение заставляет его говорить и делать всякие глупости. — Поговорить пришёл, обещал же, — Феликс лишь закатывает глаза. — А ты куда собрался? — За вином вот хотел сходить, — Хёнджин вспоминает о пятне на толстовке и прикрывает его сумкой. Одно дело в таком виде предстать перед продавцом магазина — тот его и не таким видел, — и совсем другое — перед Феликсом. — Как насчёт свидания на крыше? — Свидание? — глупо переспрашивает он, чувствуя ускоряющийся пульс. Хёнджин, признаться честно, на свиданиях ни разу не был — с Мёнсу они никогда никуда не ходили, предпочитали запираться у кого-то из них в комнате, срывая украдкой поцелуи. Это совсем не было похоже на те романтичные сцены из фильмов: им просто было интересно узнавать о себе что-то новое, так сухо и кратко, без бешено бьющихся сердец и сбитого дыхания. С Феликсом же одно предложение провести время вместе заставляет колени предательски дрожать. — Тогда мне нужно переодеться и… — тараторит Хёнджин, вспоминая о своей грязной толстовке, домашних трениках и спутанных волосах, но Феликс тянет его за руку, выманивая из квартиры. — Пойдём, нас уже ждёт такси. Феликс не даёт ему и шанса привести себя в порядок, заталкивая на заднее сиденье машины со словами: «Мы же не в ресторан идём, никто тебя не увидит». Вот только увидит он, но Хёнджину остаëтся лишь смириться, пристёгиваясь ремнём безопасности. Феликс устраивается рядом, размещая на своих коленях удивительно большой рюкзак. — Что у тебя там? — Увидишь, — Феликс игриво подмигивает и — совершенно неожиданно — протягивает к нему руку, чтобы сплести их пальцы. Ощущения очень непривычные, но Хëнджину нравится это приятное покалывание в пальцах в местах соприкосновения кожи. Сердце удовлетворённо подпрыгивает, достигая самого горла и разнося вибрации по всему телу. Это и есть влюблённость, верно? Они не говорят ни слова, пока едут в такси куда-то к окраине города, где находятся совсем небольшие многоквартирные дома, перемежаясь с частными владениями. Хёнджин зависает на простирающемся за окном виде: обилие зелени, редкие машины, ухоженные современные дома — это совсем непохоже на громоздкий центр Парижа со старыми зданиями, где он проводит большую часть своего времени. Дорога в итоге занимает около часа, машина плавно останавливается у одного из таунхаусов: небольшой дом в современном стиле с двумя входами и забором, что огораживает частный двор. Вот уж где точно нельзя находиться посторонним. — А нам можно сюда? — опасливо осматриваясь по сторонам, спрашивает Хёнджин. — Можно, — Феликс достаёт из кармана джинсов ключи и демонстративно ими позвякивает. — Здесь живут Сынмин с Ирен. Они любезно предоставили мне свободный вход на их крышу, не волнуйся. Он открывает калитку, что ведёт во двор, и проходит дальше к лестнице, расположенной снаружи здания и уходящей прямо к крыше. В нос ударяет запах цветущих летних цветов и хвои, Хёнджин замечает невысокие ели по периметру двора, несколько клумб и идеально выстриженный газон. Тут всё кричит о натуре перфекциониста Сынмина. Следуя по пятам за Феликсом, он оказывается на просторной крыше — тихий щелчок, и всё пространство загорается десятками огоньков от гирлянд и лампочек. Удивлённый вздох срывается с губ Хёнджина: крыша усеяна зеленью, древесиной и камнями — своеобразный природный уголок, — но самое интересное — это висящее полотно для просмотра фильмов с проектора, расположившееся напротив мягкого дивана. — Здесь очень… — Хёнджин даже не может подобрать подходящего слова. Уютно? Комфортно? Волшебно? Романтично? — Здорово, правда? — Феликс разбирает свой рюкзак, доставая оттуда очередные контейнеры с едой, вино и большой пушистый плед. Он роется в шкафчике под навесом, с победным кличем доставая оттуда бокалы и штопор — красный нектар заполняет стекло, а затем стекает по стенкам горла, слегка туманя разум. Хёнджин утопает в подушках дивана и в своих мыслях: надо бы собраться и поговорить, пока он способен ещё соображать. — Так где ты был? — поджав губы, спрашивает Хёнджин. — Мы встречались с Эстер. Это которая была со мной на вечеринке. Напряжение железным прутом входит в позвоночник. Феликс же говорил, что это не свидание, так зачем… — Боже, ты всегда себя так накручиваешь? Я прям слышу твои мысли, — хихикает Феликс, отпивая из бокала и стреляя в него смеющимся взглядом. — Это Эстер нас тогда спалила. Решила проверить, не поубивали ли мы там друг друга. А сегодня мы встречались с ней, чтобы подписать договор о неразглашении. С души спадает камень: их никто не раскроет, не будет новых желтушных статей и никаких видео, запечатлевших их вышедшую из-под контроля страсть. Нужно обязательно сообщить об этом Крису, если Сынмин уже не уведомил пиарщиков из агентства. Хёнджин облегчённо вздыхает: — Наконец можно будет выпустить опровержение. — Ты опять говоришь быстрее, чем думаешь. Хёнджин хмурится. А сейчас-то он что не так сказал? — Глупая шпала, — ворчит Феликс и тянет его к себе, чтобы прижаться губами в практически невесомом поцелуе. — Ты же теперь реально в отношениях с моделью, что опровергать собираешься? Дыхание перехватывает: всё-таки встречаются? Значит, Хёнджин ему действительно нравится? Ведь так?.. Он закусывает губу. Вопросов в голове всё ещё много, и все они кажутся такими детскими, глупыми. — Или ты целуешься со всеми своими коллегами и признаёшься им в симпатии? — хитрый прищур и игривый тон Феликса заставляют смутиться. — Я просто… — Хёнджин мнётся и осушает бокал до дна, чтобы набраться храбрости. Правда, это не особо помогает и вся последующая тирада превращается в тихий бубнёж: — Я никогда не был в отношениях. Точнее, встречался в школе с одним парнем, но это длилось всего два месяца и было почти семь лет назад, так что… — Ты что? — кажется, Феликс искренне удивлён услышанному. — Ни за что не поверю, что у тебя нет поклонников. — Поклонников-то много, а ухажёров не нашлось, — звучит даже как-то слишком обиженно. Феликс с сомнением смотрит на него, переваривая новую для себя информацию, а затем выдаёт со смешком: — Теперь понятно, почему ты такой тормозной. — Эй! — Хёнджин, насупившись, шлёпает его по плечу, на что Феликс заливается смехом. — Ну правда. Ты так долго думал. Я уж успел решить, что ты реально меня ненавидишь, а не бесишься из-за скрытой симпатии. Крыть Хëнджину нечем: он правда не очень хорош в понимании своих и чужих чувств, да и намёки улавливает из рук вон плохо. — А давно ты понял, что я тебе нравлюсь? — М-м-м, — Феликс задумчиво мычит, теребя шнурки на его толстовке. — Сложный вопрос. Моё внимание ты привлёк ещё с первой встречи. Я всегда испытывал странное удовольствие от наших срачей, — он хмыкает, растягивая губы в улыбке. — На сеансах у психолога мы много обсуждали наши взаимоотношения. Очень. В какой-то момент стало казаться, что я хожу на терапию, только чтобы на тебя пожаловаться. Как же это знакомо. Хёнджин вспоминает все свои звонки Минхо, где он мог часами рассказывать, какой Феликс плохой и как он его достал. Теперь, видимо, будет в красках рассказывать, как Феликс потрясающе целуется. И выглядит. И пахнет. И… Дальше Минхо знать, пожалуй, не стоит. — Однажды, мсьё Лафарг сказал, что я жажду твоего внимания. Ох, и слышал бы ты моё возмущение, — Феликс хихикает в кулак, а его щёки слегка розовеют. — Стоит ли говорить, что я ему не поверил? — Минхо мне то же самое говорил, — буркает Хёнджин. — Я просто слал его нахуй. — От тебя я другого и не ожидал, — Феликс гаденько улыбается. — Но со временем я прислушался к мсьё Лафаргу. Он говорил, что я слишком жёстко действую, и мне нужно быть с тобой мягче. Проявлять внимание и заботу. А когда мы встретились в баре на крыше, я решил, что это мой шанс. Попытался вести себя иначе, прислушаться к своим чувствам. — Судя по тому, как ты себя потом вёл, у тебя это получилось, — Хёнджин вспоминает весьма странное поведение Феликса после их первой встречи на крыше. — Мне понадобилось время, чтобы осознать до конца. Я старался, правда. — Постой, если ты так давно всё понял, то почему пошёл тогда с этой… Эстер? — Хёнджин непроизвольно морщится, когда в голове рисуются картинки скользящей по телу девушки руки Феликса. Хоть у них ничего не было в итоге, всё равно неприятно. — Неужели ты настолько плох в отношениях? — Феликс внимательно всматривается в его лицо и даже слегка хмурится. — Тогда же статьи вышли, что у тебя кто-то есть, а говорить обратного ты мне не стал. — Оу, — под таким углом всё действительно выглядит не очень. Хёнджин и не задумывался. — Прости, мне нельзя было рассказывать. — Но в итоге-то рассказал, — нахальная самодовольная улыбка Феликса подбешивает. — Ты меня вынудил, говнюк! — Хёнджин бросает в него подушку, заливаясь краской под низкий смех. — Ещё и зажал в туалете. Глубокие глаза Феликса искрятся счастьем, из-за чего в груди Хёнджина разгорается тепло. В них больше не видно айсбергов, что каждый раз заставляли ёжиться от холода, лишь мимолётные нотки горя утраты проскальзывают сквозь плещущуюся игривость. Феликс пододвигается ближе, не разрывая зрительного контакта, и почти касается кончиком носа его лица. Он понижает свой голос, отчего тот начинает басисто вибрировать, а Хёнджин захлёбывается собственным дыханием: слишком будоражаще Феликс звучит. — Разве я мог иначе, когда ты сам ко мне пришёл, да ещё и в таком виде? — он скользит пальцами по рёбрам Хёнджина, явно намекая на тот самый пиджак с прорезями. Во рту становится слишком сухо. — Но даже с этим пятном от соуса и гнездом на голове ты выглядишь привлекательно. — Иди нахер, — смущение розовыми пятнами проступает на лице, Хёнджин пытается оттолкнуть парня, но Феликс лишь прижимается плотнее, окольцовывая своими руками. — Предлагаешь свой? — хрипло смеётся он на ухо, оставляя там маленький поцелуй, и опрокидывает Хёнджина на диван, укладываясь на него сверху. — Несносный засранец, — Хёнджин обнимает его в ответ, с силой хлопая по спине, и зарывается носом в плечо Феликса: сандал щекочет рецепторы. — Бесишь. — Сочту это за признание в любви. — Ещё чего! — восклицает он, вновь отвесив смачный шлепок. Феликс продолжает поддразнивать — Хёнджин продолжает возмущаться, осыпая его новыми ругательствами. Своеобразная идиллия, что дополняется продолжительными поцелуями, заставляет плавиться, словно воск зажжённой свечи. Хёнджин совершенно забывает, где он находится: ласки Феликса опьяняют похлеще крепкого вина, вызывая мелкие подрагивания от новых ощущений. Когда его губы опускаются на шею, по телу проходится лёгкий ток, а стоит ладони Феликса проникнуть под ткань толстовки, холодными пальцами проводя по животу, изо рта вырывается судорожный вздох. Непривычно. Прошлые случайные сексуальные контакты не вызывали у Хёнджина и трети испытываемых сейчас ощущений. Хёнджин сжимает светлые волосы парня, чувствуя, как внизу живота тяжелеет из-за томящегося несколько дней желания. Хочется большего, но Феликс отстраняется с виноватой улыбкой. — Прости, я увлёкся. Его извинения так и тянет засунуть ему обратно в глотку. Подавив в себе разочарованный вздох, Хёнджин поднимается вслед за Феликсом. — Вообще-то, я привёл тебя сюда, чтобы посмотреть сериал. Помнишь, ты вызвался составить мне компанию? Глаза Хёнджина тут же загораются восторгом: смотреть «Секс в большом городе» даже лучше самого секса. Феликс включает проектор и возвращается на диван, протягивая контейнеры с сэндвичами, снеками, нарезанными кусочками сыра и фруктами. Они укрываются мягким пледом, погружаясь в просмотр, поедая закуски и распивая красное вино. На третьей серии Хёнджин не выдерживает, начиная рассказывать, что же будет дальше: — А потом Кэрри скажет ему, что… — Ты решил мне весь сериал пересказать, Хёнджин? — Феликс посмеивается, бросая на него взгляд. — Да я просто немножко… — насупившись, бурчит он и подбирает ноги, согнутые в коленях, ближе к груди. Он устраивает на них голову и обиженно дует губы. Неужели Феликс не хочет узнать, что там будет дальше? — Знаешь, ты очень миленький, когда обижаешься. В большей степени мне поэтому и нравится тебя поддевать, — признаётся Феликс, потирая в смущении нос и немного краснея. Горячее возмущение вырывается из горла вместе с воплем: — Что? Да ты!.. Да как ты!.. — подходящих слов не находится, ноздри раздуваются от злости. И как вообще можно было влюбиться в человека, который так сильно бесит? Феликс расплывается в улыбке и наклоняется ближе, пытаясь поцеловать, но Хёнджин упирается ладонями в его плечи, отпихивая. — Отстань, ты раздражаешь. — Хёнджин, — мягкость в голосе Феликса вынуждает посмотреть на него. Зря. Он слишком красивый, и Хёнджин, засматриваясь, задерживает дыхание. Каждая деталь, что есть в Феликсе, так идеально сочетается в нём: острые скулы, ровный нос, пухлые губы совершенной формы, россыпь веснушек и такой глубокий, утягивающий в свои пучины власти, взгляд. Если бы у Хёнджина спросили, кто самый красивый человек в мире, он бы без преувеличения назвал Феликса. После себя, конечно. Воспользовавшись моментом, Феликс приближается к нему и влажно целует, скользя языком по кромке зубов и нёбу, а Хёнджин вновь теряется в чувствах, совершенно забывая и о сериале, и о своей злости. Он позволяет Феликсу вести, изучать его губами, языком и руками, ощущая себя при этом каким-то подростком, который познаёт что-то новое. Хотя, по сути, так и есть. Хёнджин всё тот же подросток, которого выкинули во взрослый мир, где пришлось работать не покладая рук, не оставив времени на банальное изучение взаимоотношений с людьми. Теперь же, пусть криво и неумело, но он учится понимать себя и других. Когда они отстраняются, Хёнджин жадно глотает воздух, слыша лишь шум крови в ушах. Губы горят от поцелуев, как и Хёнджин горит изнутри от воспламенившихся чувств. Феликс вновь неловко улыбается и возвращается к сериалу, не пересекая незримую черту интимности. А когда вообще парочки переходят к сексу? Сам-то он привык переходить к нему при первой же встрече, не обременяя себя последующими. Но с Феликсом иначе. С ним вообще всё иначе. Решая чуть позже поговорить об этом с Минхо, Хёнджин включается в просмотр, всё же выдавая спойлеры и получая на это ответные смешки вместе с шиканьем. За вкусными вином и закусками, мимолётными поцелуями и ласками ночь плавно перетекает в утро. Правда, в этот раз они не дотягивают до рассвета: засыпают чуть раньше, укутавшись в объятия друг друга и тёплую ткань пледа. Солнце неизменно поднимается над очередной крышей Парижа.