Режиссёр смерти: Последний дебют

В ресторане было совсем мало людей. За дальним столиком расположились двое мужчин: пятидесятилетний крупный господин и сорокалетний мужчина в каске. Неподалёку от двери сидела парочка, состоявшая из статной тонкой женщины с чёрными кудрями, похожей на чёрного лебедя, и её, видимо, возлюбленного –  мужчины со странными зелёными глазами и персиковыми волосами. Но первым, на что упал взгляд музыканта, был столик, где в одиночестве сидела Элла Окаолла, одетая в чёрно-бордовое платье с корсетом и чёрным жабо. – Можно подсесть? – спросил он и душевно обрадовался, получив в ответ неловкий кивок. Сев напротив, он заказал себе яичницу с беконом и эспрессо. Около четверти часа они просидели в тишине за завтраком, пока Стюарт не взглянул на книгу, лежавшую возле её очаровательно мягкой руки с несколькими перстнями. – Что читаете? – поинтересовался он. – «Любовный лёд» Модеста Винина. – Впервые слышу эту фамилию. – Тогда я вам советую ознакомиться с его творчеством, – мгновенно просияла она. – Обещаю, не пожалеете! Он невероятно романтичный и душевный писатель, а таких в наше время не так уж и много, к сожалению. Его читать – одно удовольствие, ибо все истории имеют хороший конец и язык у него изящный, лёгкий! Знаете, читать про страдания очень тяжело, потому я не особо люблю такие книги и нашу классику в целом. Страдать я могу и сама, не вижу смысла страдать и при чтении, что я считаю отдыхом, а не рутиной... – она запнулась и густо покраснела. – Простите, я слишком разговорилась... – Нет-нет, продолжайте! Мне нравится вас слушать. Она подняла на него нежно блестящие сладким мёдом глаза; черты лица её смягчились, на губах заиграла улыбка. – Я Элла Окаолла. – А я Стюарт Уик. – Будем знакомы, господин Уик. – Просто Стюарт. – Хорошо, Стюарт. Тогда я просто Элла. Они, забыв про остывшие кофе, говорили долго и беспрерывно, по очереди: он что-то рассказывал ей, затем она ему, дополняя его мысль или переводя тему, и так прошло полтора часа. В ресторан пришли остальные жители поезда и искоса наблюдали за разговорившейся парочкой, которая уже обращалась друг к другу на «ты» и смеялась с общих шуток. – Я уже дочитала роман, – сказала Элла, проведя ладонью по «Любовному мёду». – Если хочешь, могу одолжить его. Думаю, ты не пожалеешь о знакомстве с Винином. – Я совсем не против! – Стюарт получил книгу в руки, соприкоснувшись с Эллой пальцами, и сильно смутился этому прикосновению. После небольшой паузы он едва слышно добавил: – Знаешь, такое чувство, будто мы знакомы очень долгое время. Я не знаю, что это, так как никогда такого не испытывал... – Я тебя понимаю. Со мной то же самое. Она одарила его ласковой улыбкой, и эта улыбка растопила лёд на, казалось, чёрством сердце. В груди неопытного юноши с трепетом расцвёл тёплый бутон розы. Расставшись после завтрака, они вернулись в свои купе. Стюарт, прижав книгу к груди, с мечтательным лицом рухнул на постель и замялся при вопросительных и изумлённых взглядах соседей. Оставшееся время до обеда он провёл за чтением и в обед вернулся в ресторан к Элле, которая вновь сидела в гордом одиночестве у картины «Влюблённый юноша», принадлежавшей кисти Бесонновой. – Вот мы и снова встретились, – улыбнулся Стюарт, подсев к ней. – А ты не голоден? У тебя только чай. – Нет. На удивление, не хочу есть. И они погрузились в неловкое молчание. Допив чай, Стюарт прочистил горло и взялся за обсуждение романа, который его с самых первых строк трогал до глубины души. Пётр и Сэмюель, сидевшие неподалёку, не могли поверить своим глазам. – Впервые вижу такого Стюарта... – изумлялся композитор. – Заплутал в лесу любви наш мальчик! – вздохнул солист. – Et pourtant, il a choisi une bonne dame! (франц.: И неплохую даму выбрал, однако!) – Что? – Говорю, неплохую партию выбрал! Красавица дама, правда, кажется, старше его. Но ему такую и надо. Как говорят в её случае: породистых псов берут щенками. Разбив хрустальную тишину, Стюарт спросил: – Кстати, я не интересовался ещё, но кто ты для господина Затейникова? Вернее... Кем ты работаешь? Тут же весь поезд отправляется к нему, верно? – Верно. Я солистка, исполняю роль матери одной из героинь. А ты?.. – А я случайно к вам попал. Я скрипач, господин Лонеро меня взял с собой. – Господин Лонеро... Это же композитор? – Да. – Здорово! Видимо, судьба была нам познакомиться, – она усмехнулась. – ...Можно попросить тебя кое о чём? – Да, конечно.  – Можешь рассказать мне про господина Затейникова? А то я без понятия, кто он и к кому я еду работать. – М-м, я сама мало о нём знаю... Ну, господин Затейников очень известен (думаю, ты это и сам знаешь), потому что в своё время долго работал в Даменстонском театре Гальгенов, где получил прозвище Аидель. Никто не помнит, почему его так прозвали, но господин Затейников очень гордится этим. Он уволился после плохого инцидента (не помню точно, но что-то связанное со смертью кого-то) и переехал в Кайдерск, где работает по сей день. Также там у него появилась, так сказать, своя свита, состоящая из двух охранников-братьев Цербетов, его возможная любовница Ахерона и тебе известный Хайрон. С ними он почти никогда не расстаётся. – Хм, забавно... И они вновь погрузились в недолгое молчание. Прошёл обед, за ним последовал и ужин. К сожалению, ужин Стюарт не сумел провести с покорительницей своего сердца, ибо с ней сидела её не менее прелестная подруга, потому вместо ужина он зачитывался романом, дабы быстрее вернуть его. Табиб тоже заметил изменения в нём, но вслух своих мыслей не озвучивал. Хорошо сдружившиеся Пётр и Сэмюель сидели в ресторане и вновь обсуждали влюблённость их товарища, попутно исподтишка разглядывая объект его обожания. Незаметно подкралась ночь. Тревога и сомнения более не мучили Уика, они ушли на второй план; мысли его занимала лишь любимая женщина, которой он хотел скорее раскрыть свои чувства и получить в ответ скромное «да». Об отрицательном ответе он даже не задумывался, ибо чувствовал, что любовь его взаимна и крепка, хоть знал он её лишь день. И с этими раздумьями он под болтовню музыкантов погрузился в сладострастный сон, где всё у него хорошо и прекрасно. Проснувшись утром раньше всех, он тотчас отправился в ресторан, где столкнулся с Эллой. К счастью, подруга её отказалась от завтрака и осталась в купе. Вновь заняв место у картины, они взялись за уже привычное обсуждение литературы: Стюарт вернул ей книгу и с восторгом отзывался о слоге Винина, его персонажах и наивкуснейших описаниях, а Элла радовалась, что ему понравился роман, и с удовольствием слушала отзыв. Внезапно прервавшись, он тяжело вздохнул и, пристально посмотрев ей в глаза, словно был следователем на допросе, спросил: – Могу я кое-что сказать? – Конечно, говори. – Мне хочется быть с тобой откровенным. Кажется, я влюбился с первого взгляда... Пожалуйста, послушай меня. Я... я бы никогда не подумал, что испытаю это глупое чувство, но сейчас сижу и краснею перед тобой, как мальчишка, пока говорю эти слова. Это, оказалось, вовсе не глупое чувство, а очень серьёзное и... не знаю, какие мне подобрать верные слова... В общем, я тебя люблю. Бледные щёки покрылись пунцовыми лепестками роз. Элла не сразу ответила на его признание, а сначала хорошенько всё обдумала, опустив взгляд в пустую тарелку. – Если ты откровенен со мной, я тоже буду откровенна... Стюарт замер в ожидании. Различные мысли бились о стенки разума и кололи сердце. «Неужели отказ?..» – Ты мне очень мил и, кажется... хм... я... я тоже тебя люблю. Когда мы впервые встретились, я ощутила, что ты – родной мне человек, и мы обязательно должны познакомиться. Как видишь, это свершилось, чему я несказанно рада. Я лишь переживаю, не стара ли я для тебя... В конце концов, мне уже тридцать один. Торжествующая улыбка прорезала губы скрипача. – Возраст не помеха! – как-то громко воскликнул он и стыдливо покраснел, когда ощутил на себе несколько изумлённых взоров. – Я люблю тебя такой, какая ты есть, – прошептал он, положив свою холодную ладонь на её теплые пальцы и с содроганием сердца подняв на неё блестящие лаской глаза. В этот момент смущение особенно красило её строгий лик и, о, эта очаровательная живость во взгляде! Она внезапно засмеялась от радости и тут же замолкла, застыдившись своих эмоций. – Никогда, никогда не ощущала таких чувств!.. Что же ты со мной сделал, Стюарт? Неужто бесстыдно околдовал? – со счастливой усмешкой пролепетала она. – А ведь мы знакомы всего лишь день, – ты уже признаёшься мне, незнакомке из поезда... И я призналась незнакомцу. До сих пор не верится, что сумела сказать «я люблю тебя». – Я тоже не могу поверить. Считал, что любви с первого взгляда не существует, а сейчас и вправду признался незнакомке... Смешно, но счастливо смешно, даже приятно. Я теперь самый счастливый человек на всей планете. – А я – самая счастливая женщина... Неужели тебя и вправду не останавливает разница в нашем возрасте? – Нисколько. И он, взяв её ладонь, коснулся губами её костяшек, пристально наблюдая за её краснеющим, как у школьницы, лицом. Сэмюель и Пётр ещё удивлённее наблюдали за сей картиной. – Надо же, они знакомы лишь день, а уже признание! – шептал Радов. – Никогда не видел ничего подобного в жизни, лишь в романах. – Я тоже. Они переглянулись. За ужином Стюарт с досадою увидел подругу Эллы рядом с ней, потому со вздохом подсел к Сэмюелю, Петру и Табибу за стол. – Что же ты так мало еды взял? – поинтересовался композитор у скрипача. – Не хочется есть. – Неужели бабочки в животе порхают? – внезапно осклабился доктор, на что Стюарт вперил в него хмурый и смущённый взор. – Ну, – улыбнулся солист, разливая шампанское всем, кроме несовершеннолетнего композитора, – давайте выпьем за твоё счастье, Стюарт! Мы уже всё знаем; вас с твоей дамой видно издалека! – Не так громко! – попросил покрасневший до костей Уик. – Да все здесь уже знают о нашей сладкой парочке. Не думал, что ты можешь так смело заявлять о своей любви почти незнакомке. Я не осуждаю, нет, я наоборот восхищён! Это сколько смелости надо иметь... – Серьёзно, хватит! – Засмущался! – не переставал склабиться Такута. – Ну, более не будем тебя вгонять в краску и выпьем за твоё здоровье! Все (включая Лонеро с бокалом яблочного сока) подняли бокалы, чокнулись и залпом опустошили их. Стюарт всё не сводил косых взглядов в сторону Эллы и её подруги и даже не скрывал своей лёгкой ревности. На следующее утро поезд завершил свой путь на родину театрального искусства, – он остановился в Кайдерске.