I Hope We Kiss Goodnight (ру версия)

            Если за праздничным столом какой нибудь усатый гражданин поднимает тост за «самую очаровательную и душевную хозяйку», то Миссис Дикинсон скромно, но гордо хихикает, утонченно держа ножку бокала с шампанским. «Не стоит, мистер Конки!» лепечет она, когда приземистый и лысеющий казначей Мистера Дикинсона, Итамар Конки, пытается плеснуть хозяйке дома лишнюю порцию игристого. Почти всегда она делает это ради формальности, все же позволяя своему бокалу наполниться, но когда у нее появлятся намек на легкую женственную икоту, а пальцы начинают более уверенно хватать сосуд, ее доселе отстраненный муж хлопает гостя по макушке тяжелым перстнем и заземляет его в пышную поверхность дивана. Обычно Мистер Дикинсон не желал заводить разговоры о том, как протекает жизнь их семейства, если это не касалось деловых тем хотя бы косвенно, в то время как его жена не теряла возможности лишний раз рассказать, какие цветы она недавно посадила и какие здоровенные перцы у нее уродились. И вот Миссис Дикинсон вдохновленно ведает гостям о чудных удобрениях, пока глава семейства нервно почесывает седеющую бороду, переводя взгляд с жены на ее слушателей. «Довольно, мать, ты сейчас разболтаешь все семейные секреты.» натянуто пошутил Мистер Дикинсон, хотя с его шуток мало кто смеялся. Миссис Дикинсон тут же послушно кивнула, обрывая свой рассказ на самом интересном месте, но делая вид, что именно тут необходимо было поставить точку. Стол неловко умолкает, слышится неприятный скрежет приборов о тарелки, а Эмили пару раз глухо кашляет, давясь картофельным пюре. Такое «семейное веселье» вполне удовлетворяло Мистера Дикинсона, который предпочитал сам выбирать темы для разговора и сам решать, когда эти самые темы закрывать. Правда, кинув важное «Как там со счетами, Итамар?» он мог получить в ответ лишь тихое кряхтение адресата о порядке дел, которое так же неловко заканчивалось. Пока время текло, тазы с уткой пустели, а за окном медленно проступало вечернее солнце, гости успевали поделиться на шепчущиеся группки и обсуждать ленивый бред простых людей. Эмили, Лавиния и Сью обычно гнездятся на краю дивана (Сью почти всегда восседает на мягком подлокотнике, чтобы в любой неудобный момент выйти из пучины бурной семейной жизни), а Миссис Дикинсон усаживает, возможно присутствующих знакомых у стола, и дочиста вылизывая остатки пюре кусоком хлеба, возбужденно обсуждает хозяйственные вопросы. Как ни странно а, может быть, даже не удивительно, но Остин такие мероприятия посещал чаще. Он старательно открывал окошки в своем забитом неизвестными делами графике и вышкребывал несколько часов, чтобы провести их с семьей. Правда, о его присутствии там мало кто знал и мало кто помнил (он всегда приходил на час раньше других, набирал себе первую попавшуюся еду из общего стола и забивался в прутья кресла-качалки на краю веранды, изредка бросая приветственные кивки прибывшим). Пару раз, когда он только покинул родительский дом, и приезжать на семейные ужины было чем-то непривычным, Эмили дергала его за рукав выглаженной рубашки зазывая присоединиться к игре в лото, но он только шипел фильтром сигареты и говорил, что прийдет позже. Но он не приходил, и когда опомнившись, Эмили с кучей фишек в руках выбегала на веранду, то находила там лишь пепельницу с еще дымящимся окурком (или двумя) и тарелку, к которой он почти не притронулся. В целом жизнь Остина Дикинсона после его двадцать первого дня рождения была неизвестной и вырезанной из сознания Эмили, от чего порой ей становилось грустно, какие печальные сюжеты додумывал ее мозг. Все ее редкие встречи с братом ограничивались циклом «ужин-дни рождения-неотменимое мероприятие (например похороны)», а остальную зияющую пустоту, в которую он уходил со словами «ну, еще увидимся» приходилось додумывать и всячески приукрашивать (или омрачать). И нет, Эмили никогда не лезла к Остину с навязчивыми вопросами и не пыталась какими либо действиями вторгаться в эту его скрытую натуру, но отсуствие диалогов между ними за все эти два года вызывали у нее чувство, что с Остином явно что-то не в порядке. А общался он мало с кем, и мало с кем мог поддержать беседу, как бы старательно кто либо не пытался угодить в интересующую его тему. Остин либо скромно поджимал губы, в попытке изобразить улыбку, пока собеседник не окончит свой рассказ, либо тактично уходил от разговора под предлогом налить себе еще выпить, а после скрыться во мраке веранды. «Тебе подлить?» Сью скромно стояла в дверном проеме, обернув свою голову занавеской от насекомых и слегка скрываясь за косяком. В ее руке был бокал с вином, налитым до половины. Остин дернул шеей, уставившись на вход в дом. «Я не думаю, что хочу это пить.» Сью слегка улыбнулась, выставляя руку с бокалом, поймав его недоуменный и вырвавшийся из мысленного сна взляд. Остин лишь вздохнул и выдвинул стул из-под столика. Сью скромно кивнула в ответ и, обойдя столик с противоположной стороны, уселась на край сидения, стараясь держать и так идеальную спину. Они пару секунд сидели молча, боясь стать инициатором диалога даже с помощью малейшего движения, пока Сью не поставила бокал у пепельницы. «А ты… Давно приехал?» В какой-то момент она хотела задать совершенно другой вопрос, но длительность «неловкого замалчивания» не позволяла ей перебрать все возможные варианты. Сью проследила за тусклым облачком дыма, которое витало вокруг Остина. «Еще днем. Ты?» «Не помню, когда-то сегодня.» Сью прильнула спиной к деревяшкам стула, не желая больше напрягать спину, и слегка пододвинула бокал ближе к Остину. «Бери, я не пила оттуда. Клянусь.» Она пыталась разглядеть хотя бы тень какой либо ухмылки на лице собеседника, но он лишь дернул бровями, будто собираясь нахмуриться. «Спасибо.» Ни один мускул в теле Остина не сделал усилий, чтобы достичь этого вина, и лишь его веки немного сщурились, рассматривая пляшущие рефлексы на поверхности стекла. Ночь уже переступила все границы и поглотила страдающее от жары полушарие планеты Земля, на котором находилась эта веранда. Из дома доносились резкие взрывы смеха слегка выпившей компании, когда очередной игрок кричал «Бинго!», а приоткрытая занавеска манила внутрь мотыльков, которые клубились у теплой лампочки сверху. Сью наблюдала, как эти глупыши сталкиваются друг с другом, убивая тишину тихим, глухим постукиванием. «Почему ты не играешь?» Спросил Остин. Он пристально смотрел на Сью. Все так же лениво, но внимательно. «Я выиграла.» Впервые за этот вечер края его рта согнулись в улыбке, сделав морщинки на глазах более заметными. Сейчас он выглядел старше, измотанней, но счастливей, и Сью невольно надеялась, что это не причина, почему он всегда такой угрюмый. «На меня не хватило карточек. К тому же я не люблю лото.» Она вздохнула. «А я люблю.» «Тогда почему ты не за столом?» Сью подяла бровь, и кинув пару рваных взглядов в сторону собеседника все же опустила голову в пол. «Я проиграл.» Настала очередь Сью расплыться в скромной улыбке. Она еще сильнее уставилась под ноги, позволив локону скользнуть на лицо (он был слишком коротким, чтобы его можно было вплести в пучок, но слишком длинным, чтобы игнорировать его нахождение перед глазами). Сью шустро заправила локон за ухо и прижала его к затылку. «Я думала ты хорошо играешь.» Ее бровь выгнулась сильнее. «Не сегодня, я плохо вижу цифры.» Остин снова выпустил вонючее, для нежного носа Сью, облако табачного дыма, заставив ее снова развернуть голову к лампе. «Мое зрение сильно меня подводит. Без понятия как узнал тебя сегодня.» Он пару раз кашлянул и все-таки потушил сигарету. «По голосу.» В ответ Остин усмехнулся и покачал головой. «Нет. Только ты могла явиться из неоткуда и предложить мне выпить. Причем из своего же бокала.» Его легкая утомленная улыбка не сходила с уст, и Сью наконец осмелилась остановить взгляд в направлении его лица. Остин сидел низко (сгорбившись, и наполовину утонув в пространстве под столом), а его тщательно вымытые, но все так же непричесанные волосы нитями свисали вниз (переборщил с гелем для укладки волос). Он выглядел довольно печально, как для веселого застолья, но не настолько, чтобы его можно было назвать меланхоликом. Буд-то только что с похорон старого товарища, который был ему слишком близок, чтобы грустить по его смерти. Проще говоря, Остин был далеко не в кресле-качалке, пусть его тело там и находилось. Но сейчас разум, вылетающий из его головы вместе с дымом начал понемногу заползать в ноздри приятными духами (явно старыми и доставшимися по наследству), заставляя Остина прислушаться, не вздохнет ли Сью снова, как это делают перед уходом из неудавшейся беседы. Он аккуратно выпрямился, скрипнув половицей, и сложил неприятно опустевшие руки на животу. «Мне жаль что я так редко тут бываю. Наверное.» Сью понимающе кивнула в ответ. «Не передо мной извиняйся. Знаешь, сколько раз твоя мама рассказывает о твоей жизни, буд-то тебя и вовсе здесь нет?» «Она будет спрашивать как я поживаю, даже если я буду жить у нее под носом.» Остин глухо хихикнул. «Мне кажется она и вовсе обо мне забыла, когда родилась Эмили.» Он сказал это без упрека и зависти, а лишь с печальным любопытством. «Не говори так. Тебе был всего год, она не оставила тебя на произвол судьбы.» Сью, не ожидая от Остина иных аргуметов, снова принялась рассматривать трещины в досках, которые кое-где затянулись паутиной. Миссис Дикинсон относилась к Сью вполне сносно, а иногда даже мило (по большей степени ее снисходительное отношение к подруге своей дочери было базированно на том факте, что Сью пока не была замечена на краже «чрезвычайно ценных» вещей и клеветании их семьи за спиной у Эмили. Миссис Дикинсон никогда не доверяла людям, которым предоставлялась честь ступить на сверкающий пол ее жилища). Будучи маленькой наивной девочкой, которая нашла себе такую же маленькую девочку в подруги, Сью долгое время боялась приближаться к забору соседнего дома после того, как его хозяйка беспощадно отругала ее за грязные ботинки. И как бы усердно Эмили не пыталась убедить Сью в том, что мама совершенно рада принять ее в свои объятия, Сью все так же дрожала при одной лишь мысли, что ей снова нужно будет смотреть в глаза этой страшной женщины. Но годы шли, Сью набиралась храбрости, а Эмили искуссно переубеждала Миссис Дикинсон в том, что ее дочь не тащит в дом потенциальную завистницу. Сама же Миссис Дикинсон стала относиться к Сью понимающе и более приятно, когда девочка резко и болезненно потеряла свою мать в самый разгар зимних каникул. Эта новость поразила ее материнское сердце и растопило лед скептики в ее груди, от чего у Сью не было выбора, кроме как провести рождественские праздники в доме Дикинсонов, и каждые пол часа выслушивать кудахтанье о «бедном дите». То Рождество Сью помнит плохо, очень смутно (благодаря ее сознанию, которое уберегло ее от лишних истерик). Все, что осталось в ее памяти, это тошнотворный (хотя будучи в нейтральном состоянии, Сью бы нашла его безумно вкусным) запах жаренной курицы и капельки пота, которые она судорожно смахивала шелковым рукавом платья. И только когда влага начала просачиваться сквозь ткань и оставлять холодные лужицы, Сью выскользнула из-за стола и провела остаток вечера в ванной, уткнувшись лбом в край раковины. Эмили тогда бережно постелила ей матрас в своей комнате, и так и не осмелевшись спросить что либо, молча выудила Сью из ванной комнаты, неловко поглаживая ее по спине. В прочем, какой ребенок спросит у сверстника «Что случилось? Как ты себя чувствуешь? Чем мне тебе помочь?», когда это может привести ко взрослому, слишком серъезному разговору. Дети еще не готовы делиться мыслями, и в этом была печаль. «Ты не любишь вино?» Прокашлялся Остин, заставив Сью слегка вздрогнуть. Утонув в убаюкивающих звуках мошкары, она и вовсе забыла, что находится в неподобающем для сна месте. Она утерла нос и откинулась на спинку стула, чувствуя, как затекшие конечности приходят в жизнь. «Оно для других случаев.» Голос Сью слегка осип от долгого молчания. Она взглотнула (слишком стеснялась кашлять) и уставилась на бокал. «Не думал что ты сторонница мнения, что вино нужно пить только на свадьбах и похоронах.» «Это романтика, никаких похорон.» «Романтика?» Голос Остина был слегка вкрадчивым. «Зачем же мне эта романтика тогда? Она тебе больше подходит.» Он лениво постукивал пальцами по путьям кресла, пытаясь повторить ритм, в котором мотылек бился об стекло. «Знаешь, пить вино нужно с человеком, с которым ты готов делать это до конца своих дней. Это как виноградные узы.» «Ерунда какая-то… Кто так делает?» «Я.» Сью вздохнула и слегка улыбнулась, уже без какого либо страха вглядываясь в легкие но острые морщины его лица. Остин слегка нахмурился и перевел взгляд со Сью на напиток. «То есть… Ты готова пить со мной до конца жизни?» В этот раз прозвучал некие трогательный отблеск и выпущенная из клетки надежда. Он метал глаза с бокала на Сью, которая снова выгнула бровь. «Я оттуда не пила. Просто ты, как сторонник мнения, что вином нужно топить печаль, будешь не против, я думаю. Эмили сказала, что это вкуснейшее вино, которое она пробовала.» Сью все удерживала эту мягкую улыбку, стараясь не усмехаться черезчур широко, и пригласительно кивнула в сторону вина. «В таком случае, я думал, что ты его непременно попробуешь.» Остин вздохнул, не скрыв разочарования, и все-таки взял бокал в руки, томно прокручивая его, буд-то точно знал в этом толк. «Она говорит так каждый раз. К сожалению, это не мнение эксперта.» Ответила Сью. Остин уже окончательно сбился с ритма и хаотично перебирал ногтями первую попавшуюся мелодию. «Тебе ведь тошно тут быть, да?» Слегка опечаленно спросила Сью, когда Остин бросил попытки выдерживать рисунок. «Почему так?» «Я говорю не о 'сейчас'. Ты ведь приезжаешь просто из уважения?» Остин глотнул вина и нервно опустил взгляд. «Это не мой дом, ведь так? Но по какой-то причине я чувствую, что обязан быть здесь. Всегда. Ужасное чувство, честное слово.» Он снова отпил из бокала и нахмурился. «Честно говоря, мне все чаще и чаще хочется сказать 'нет'.» Сью аналогично свела брови. «Твои родители довольно старомодны. Они не слышат слово 'нет'.» Она нахмурилась сильнее, принимая вздох Остина как жест согласия, и в который раз развернула взгляд на пляшущий отблеск лампы. «Значит, можно не говорить.» За оставшиеся пол часа, которые им было суждено провести на веранде в полном молчании, их головы обменялись дюжиной совершенно очевидных мыслей (иногда переплетаясь, иногда путаясь в узлы). В доме наступило затишье, которое прерывалось лишь редким звоном кружек и скрипом стульев, а ночь и вовсе поглотила все, что она хотела поглотить. И вот на веранде стоит еще теплое кресло-качалка и тускло освещенный столик. На нем пустой бокал из-под вина, который словит в свою ловушку несколько мошек, пока веселая и румяная Эмили Дикинсон не поставит его на поднос с грязной посудой, задвигая стул у лампы под стол.