"Все наши дети"

Все слова были сказаны, и сочувствующие постепенно покидали место упокоения молодого доктора, не решаясь тревожить застывшую возле могилы вдову. Девушка в черном смотрела на новую гранитную плиту. -Мэри, я подожду тебя у выхода, - настоятельница прикоснулась к её спине. Обессиленная Мэри кивнула, медленно обернулась и все поняла. Мать Изабель уходила по кладбищенской дорожке, а в стороне стоял Мейсон. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, хотя ещё минуту назад ощущала, что ей нечем больше плакать. Мейсон шагнул вперед, вглядываясь в родное бледное лицо: -Сегодня они голубые, - произнёс он тихо. -Что ты сказал? – вышла из оцепенения Мэри. -Твои глаза. Ты знаешь, что они меняют цвет в зависимости от освещения? -Мейсон, мы на … -Я знаю… - он осторожно взял её руки в свои. – Мэри, прими и мои соболезнования… Если бы я мог переложить хоть часть твоей боли на себя… Что ты будешь делать теперь? -Мать Изабель предложила мне пожить в монастыре. Я и сама ощущаю потребность в этом. Я буду молиться за Марка и за всех нас. -Помолись за меня, - вдруг попросил он, и она увидела в его взгляде, насколько это серьезно. – Тебе пойдут на пользу церковное умиротворение и тишина… Но не задерживайся надолго, ты нужна здесь. -Спасибо, Мейсон. Я помолюсь за тебя, - ему показалось, или Мэри действительно погладила его пальцы. – До встречи… -Я люблю тебя… - прошептал он вслед, уверенный, что она не услышит этих слов. *** Надежды на душевное успокоение не оправдались: по прибытии в обитель мать Изабель отправилась в вынужденную поездку, сестры же всячески оберегали девушку, ограничивая желанную трудотерапию и настаивая на непременном отдыхе. Мэри не хотелось говорить, оставалось только молиться. Однажды ей приснился прекрасный сон, и впервые за много дней она открыла глаза счастливой, но когда осознала, кто был героем её полуночных грёз, вновь бросилась замаливать свои, как ей казалось, многочисленные грехи. Она не решилась исповедаться, а вскоре вернулась домой.