Бенгальские тигры

Камал опрокинул струпья фисташек: давний способ скоротать время ожидания. Он поддевал зелёные орешки пальцем и срезал по углам тонким ножом. Если ждать приходилось долго — служанки находили мелкую фисташковую крошку вместо приготовленных угощений на столе. — Камал? Давно ты здесь? Пойду позову брата. — Деви сонно зевнула, прикрыв припухшие губы ладонью. — Приехал недавно. Надо обсудить дела и подготовить всё к отъезду в резиденцию. — Камал внимательно изучал её лицо. В ней что-то изменилось и ускользало от него. Румянец на щеках, блеск в глазах… И губы. Почему они кажутся больше и краснее? — Ты сегодня чудесно выглядишь. — Думаешь? Я вот себя совсем измученной чувствую. — Не спалось? — Вроде того. Она вжала плечи и спрятала стыд— не хотела выставлять себя на суд Камала. В голове роились мысли, одна постыднее другой. «Он узнал? Нет, как бы он смог… Не читает же он мыслей! Ах, Рем! На что я себя обрекла? Как развратница, стесняюсь любви к тебе, наших тайных встреч». Их было три. Последняя едва не закончилась крупной ссорой. Рем не хотел её отпускать, совсем забывшись от вскруживших голову поцелуев. Он никогда не просил больше того, чего она могла дать, не спешил коснуться, пока Деви сама не попросит. Иногда это обижало, и в ту ночь она спросила прямо: — Рем, я тебя не привлекаю? — Да, Деви, ты мне настолько неприятна и даже противна, что я каждую ночь скачу во весь галоп через город, а после — час добираюсь назад, только бы увидеть тебя. — Я не о том ведь… — А о чём? — Ты знаешь… — Не понимаю, о чём ты. Всё он понимал, только зря дразнил её, напуская на себя вид святой простоты. — Я про… Как бы сказать… В книгах всё совсем не так! Любовники в них страстны, и охватившее чувство толкает их на безумства, они горят в пламени любви, а мы… Мы слишком спокойны и разумны. — Это ты в книгах англичан прочла такое? — Да. — Бедная моя Деви! Разве ж англичане знают толк в любви? И писали эти книги поди старые пердуны, ни разу не видевшие голой девицы. — Ну да, как же. Зато ты, Рем, я смотрю в любви большой знаток! И многих ты любил? Много страсти изведал? — Деви, ты сейчас убедишь себя в том, чего никогда не было. А мне потом за это извиняться? — Кем ты меня выставляешь? — Начитавшейся глупостей, несмышлённой… — Ну знаешь ли! Можешь не продолжать! Я ухожу. — Куда ты пойдёшь? — Домой! Рем поднялся вслед за ней. Деви была так молода! Она хотела того, чего хотят обычные девушки, хотя сама она таковой не являлась. Ей было нужно другое, то, что между ними сейчас, а она сама этого не понимала. — Деви, постой. Хочешь, как в книгах? Я могу любить тебя не как бхаратец, а как англичанин! — Ничего мне не нужно! Он обнял её сзади, собирая в тиски её руки. Она извивалась, пытаясь выбраться — без результатов. — Пусти меня! — Нет! Моя любовь к тебе так сильна, что заглушает твои протесты! — Мгмммффф! Она едва не дралась с ним, брыкаясь и пытаясь задеть его затылком, сильно отбрасывая голову назад. Он повалил её на землю, шуточно перехватывая её запястья и припечатывая их к земле. Его губы нависали над ней, она обидчиво выгнула губу. — Не смей меня целовать! — Не могу не целовать — огонь страсти убивает меня изнутри! И он осыпал её лицо звонкими поцелуями, в нос, лоб, щеки и глаза. Даже пару раз задел мочку уха. Она больно ущипнула его за руку, вывернув кисть чуть не до смещения суставов, и пока он пищал от неожиданного жжения, Деви выбралась из под него и бросилась бежать. Рем настиг её скоро, и так они дурачились в шуточной драке, то падая, то вставая, пока она не устала убегать. Тогда они легли на землю и много целовали друг друга, нежно, томно, и не могли оторваться от сладости прикосновений губ. Ей хотелось, чтобы он её касался, обнимал сильнее, и неизведанное прежде чувство разливалось по низу живота, туманя мысли. — Рем, коснись меня. — Я уже тебя касаюсь. — Мне хочется большего. Её шёпот обжигал его шею, искушал позволить себе больше. Она была как спелый плод инжира, только руку протянуть и выпить божественный сок. Вкусить сладость её рая. — Деви, погоди… Да погоди же… Он отстранился, отодвигаясь. — Я не касаюсь твоей прелестной груди, талии и плеч, не потому, что мне не хочется. Мне хочется! Мне хочется тебя целиком, всю, и если бы я только мог… Но ты ведь не знаешь, как тяжело мне будет после остановиться. Я и сам этого боюсь. Страсть к тебе испепелит меня до тла, и мы поссоримся, непременно разругаемся, когда ты скажешь «нет» по-настоящему, а я не послушаюсь. Она взяла его руки в свои, накрывая поцелуями, ласкаясь щекой о его скулы. — А если я хочу, Рем? Но я понимаю… То будет неправильно, придаваться ласкам вне брака… Боги нам не простят. — Разве что… Мы последуем пути Махадеви Кали… И попросим её благословения. — Ты у нас брахман… Ты думаешь, это не будет считаться грехом? — Нет… Это будет… Молитвой и подношением. Приходи завтра ко мне, в храм. — Не хочу врать Кайрасу… — А ты и не будешь. Скажи брату, завтра ты идёшь в храм молиться. — Ну не знаю, Рем… — Ты что же, струсила? — Не нужно брать меня на слабо. Конечно, мне страшно, Рем! А если брат узнает? Или кто из дюжины? — Она закрыла лицо руками, представив это. — Поженят нас? — Зная Басу и её звериный нрав, она скорее навсегда разлучит нас, и накажет, выдав меня за этого англичанина, а тебя — за старую деву, уродливую душой. — За что ей нас наказывать? За любовь? — За бесстрашие. Она управляет страхом и не простит, что мы посмели вступить в отношения без её ведома и благословения. Да и твой отец наверняка считает тебя припасённым козырем в рукаве, разменной монетой. Они ведь все только и ждут как бы подороже нас продать, вовремя выставить наши необременённые браком тела на торг. — Ты права. — Рем притянул её ближе. — И что мы намерены делать? Дать им управлять нами через страх? Ты позволишь им управлять тобой? — Нет… Нет! — Глаза Деви злобно сверкнули в ночи. — Никогда! — Так приходи ко мне завтра. — Вот и приду! Камал щёлкнул пальцами перед лицом застывшей Деви. — Ты слышишь меня? — А? Да… Да. Пойду, позову брата. — И сама оденься. Рем Дубей просил подбросить тебя на дилижансе в храм, ты вроде как хотела помолиться перед отправлением в резиденцию.