Сердцу не прикажешь

Планам Владимира увезти красавицу поскорее в Петербург, подальше от лучшего друга и хвастливой Полины, не суждено было сбыться, поскольку Анна серьезно заболела. Корф после беспокойной ночи уснул лишь под утро, а проснулся ближе к обеду и разозлился на себя, что не попросил заранее слугу разбудить его к завтраку. Вскочив и наскоро приведя себя в порядок, барон прошел в кабинет и потребовал немедленно Анну к себе. Крепостная Глаша испуганно зачастила, что Аннушка нездорова, из комнаты не выходила, и у Владимира от тревоги за нее закололо сердце. Приказав Григорию немедля вызвать врача и, услышав, что доктор уже в пути, Корф ринулся в комнату Анны, чтобы лично убедиться, не представляет ли болезнь девушки опасности для ее жизни. Около двери в ее комнату нервно расхаживал расстроенный Петр, и Владимир, коротко ему кивнув, чуть поколебавшись, вошел. Возле кровати больной суетилась Варвара. Увидев Корфа, она сначала сурово насупила брови, а затем шепотом сообщила, что у Анны сильный жар: видимо, накануне простудилась, бедняжка, или от переживаний с ней приключилось такое. Корф нахмурился: злость на Никиту и ревность резкой волной окатили его голову. Видимо, Аня так сильно любит своего конюха, что вчера весь день из-за него проплакала, небось, выбегала без теплой одежды из дома… А ведь влюбленные крепостные еще и помириться могут. — Да… любовь зла, — громко прошептал Владимир, глядя на мечущуюся в жару Анну, чем вызвал неудовольствие Варвары, которая также шепотом попросила его удалиться. Корф, виновато взглянув на бывшую няньку, напомнил лишь, что у больного человека комната должна периодически проветриваться, и, еще раз посмотрев на Аннушку, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. — Ну как? Что? — взволнованно обратился к нему Петр. Владимир, терзаемый тревогой за Анну и приступами ревности, едва не взорвался: — А тебе какое, собственно… Прости, друг! Пойдем в кабинет. Подождем пока доктора. Подоспевший через час лекарь осмотрел Анну, порекомендовал девушке покой и надлежащее лечение и сообщил, что у нее, скорее всего, нервный срыв, поэтому никаких волнений и дальних дорог в течение двух недель. Барон вздохнул с облегчением. Хотя бы опасности для жизни Ани вроде нет. Убедившись, что за воспитанницей отца приглядывают Варвара и Глаша, Владимир Иванович приступил к делу. Отправляя на несколько недель в Пермскую область печального Никиту, хозяин на прощание вручил тому вольную и деньги. Едко порекомендовал забрать с собой Полину, чтобы в дороге было не скучно. Несчастный конюх вздрогнул, пролепетал, на что, мол, ему Полина? — Все ты знаешь, Никита, на что и почему! — Корф бросил на него негодующий взгляд. — Так вот. Прежде чем ехать в Пермскую область, отправляйся в Петербург и доставь Полину в театр господину Оболенскому. Вот купчая. Также держи письмо для Сергея Степановича Оболенского насчет Полины. Гляди, не растеряй ничего по дороге. Ступай! Никита был в отчаянии. После того случая в конюшне Анна ему окончательно отказала ему и призналась, что не любит. Мол, она любила в нем надежность и была привязана к нему как к брату. А когда он так «низко пал» в ее глазах, изменив, она не может его больше видеть. Юноша несколько раз пытался объясниться с любимой, но безрезультатно. Она его избегала. А в день отъезда Варвара провела Никиту в комнату к Анне, но та была слишком слаба, чтобы говорить. Девушка лишь взглянула печальными очами на бывшего жениха, затем веки ее медленно смежились, и на длинных темных ресницах застыла крохотная слезинка. — Я вернусь, Анечка! Я вернусь, и все будет как прежде… Я люблю тебя, только тебя… Я надеюсь, позже ты поймешь меня и простишь. *** Когда радостная от близко осуществимой мечты о театре Полина и очень грустный Никита уехали, барон встретил укоряющий взгляд кухарки. «Что вы позволяете себе, барин?» — вертелось у нее на языке, но она промолчала, круто развернулась и поспешила к Аннушке. «Не трави мне душу, Варя!» — едва не простонал Владимир, глядя вслед удаляющейся служанке.