Сердцу не прикажешь

А кому поверишь, с кем узелок завяжешь И кого из многих выберешь, любя… Знает только сердце, а сердцу не прикажешь, — И оно сегодня выбрало тебя. /Из текста песни/

*** Встреча и знакомство с увечной Ириной оставили неизгладимый след в душах Анны и Владимира. Аня с горечью призналась наконец самой себе, что по-настоящему всегда любила и любит лишь одного мужчину: Владимира Корфа. Против воли она всегда думала о нем… Чем живет он, что делает, с кем заводит дружбу и какую литературу читает. Ей всегда был интересен ход его мыслей, а взгляд барона, то необыкновенно теплый и ласковый, то вдруг становящийся холодным и изучающим, часто заставлял ее сердечко трепыхаться… Анна и по сей день хранила все письма Владимира с Кавказа, адресованные отцу, и время от времени их перечитывала. Она догадывалась, что внутренний мир Владимира достаточно богат, и надеялась, что его холодность и враждебность по отношению к ней — всего лишь одна из масок, которую молодой Корф, по обыкновению, надевал на себя, едва она, Анна Платонова, появлялась в поле его зрения. Подобно увечной Ирочке, она осознавала, что между нею и бароном огромная пропасть, и это понимание всегда помогало Анне прятать свои чувства к молодому хозяину так глубоко, что она сама поверила в то, будто почти ненавидит Корфа за его насмешки, унижения и может быть счастлива с Никитой. — Что же мне делать со своим сердцем? Ведь ему же не прикажешь? — тихо проговорила Анна, вставая с кровати и прижимая руку к груди. Бедная Ирочка влюбилась в барона с первого взгляда… А как можно остаться равнодушной к нему, к такому обходительному, обаятельному человеку, к его красивым глазам, к каждой черточке его по-мужски привлекательного лица? Как не влюбиться в его непредсказуемый и гордый нрав, незаурядный ум, стойкий и одновременно противоречивый характер? «Представляю, как бы смеялся надо мной Владимир, узнай он о моих чувствах… Но он не узнает о них! Никогда!» — дала себе слово Анна. — Я так же безнадежна, как и бедняжка Ирочка, и что же нам делать? — Анна долго думала и, наконец, придумала, как ей изменить свою жизнь. Только бы Владимир дал ей вольную! На Анну нахлынули воспоминания о Никите… Он не раз пытался просить у нее прощения, очень желал объясниться, искал с ней встречи. Но она даже не пожелала его выслушать. Как призналась окончательно самой себе Платонова, она Никиту никогда не любила, но ценила в нем одно важное качество: надежность. А теперь… О какой надежности может идти речь, если он ей изменил? Анна переживала разрыв с женихом, но и отдавала себе отчет в том, что, скорее всего, ей горько и обидно из-за несбывшейся мечты о тихой семейной жизни. *** Между тем Корф объезжал верхом на коне свои владения и все думал о долгах Петра, об Ирочке, об Анне… Кажется, он приглядел особо плодородный участок, который можно заложить на длительное время, и выручить Петра, помочь тому, наконец, окончательно рассчитаться с долгами. Знакомство с Ириной не на шутку растревожило душу барона. Он вспомнил Кавказ: сотни, тысячи изувеченных русских солдат и офицеров, которые вернулись на родину инвалидами. Куда они теперь? На что им такая жизнь? В то время как он сам, цел и невредим, здоров и красив, надумал себе такую муку, что ему казалось, что, пожалуй, лучше стать таким вот увечным, чем страдать от неразделенной любви. Корф горько усмехнулся: а став увечным и одиноким, заброшенным и никому не нужным, как бы он запел? Нет! Лучше сразу смерть, чтоб не думать, не чувствовать, не мучиться… Господи, смилуйся надо мною!.. Уехал бы он на Кавказ, но теперь ему после той злополучной дуэли путь к служению в Царской Армии закрыт… Куда ни кинь, куда ни глянь — везде тупик! «Анне придется все же отдать вольную, ежели Петр решит жениться на ней», — подумал Владимир, стараясь глубже вздохнуть в надежде избавиться от ноющей боли в области сердца. Он понимал, отчего Анна не может откликнуться на его любовь! Он сам в течение многих лет все делал для того, чтобы Анна считала его последним негодяем, и теперь она предпочитает ему то Никиту, то Михаила, то Петра. Простить все его бывшие унижения и обидные слова можно, но забыть их, наверное, Анна не сможет никогда… *** Анна порою ловила на себе тяжелые взгляды Корфа и сильно робела: неужели вернулось то время, когда он ее ненавидел и унижал, словно не было недавно его ласковых успокаивающих объятий, ласковых речей и их временного примирения. Наверное, ей это померещилось. И в самом деле, почему Владимир не дает ей вольную, как обещал? В чем она на этот раз провинилась? А как сурово в последнее время барон смотрел на нее во время их совместных трапез и бесед с Петром! Наверное, как и с Репниным, ей запрещено общаться с дворянином? Но Корф по-прежнему не желал, чтоб Анна открывала кому-либо тайну своего крепостного происхождения… Девушка совсем запуталась и не понимала, как угодить хозяину. Или… Неужели Ирина права в своих догадках? Нет-нет, этого не может быть, это всего лишь фантазии романтичной девушки. *** А Корф страдал, когда замечал, как тепло Анна смотрит на Кудинова или ласково обращается к его другу, а его самого она или старается не замечать, или боится. Как ему достучаться до нее? Пока он так раздумывал, одновременно гадая, где сейчас может быть Анна, она неожиданно появилась в гостиной с букетом нежных цветов в руках. Что это? Подарок Петра из его же, Корфа, оранжереи? Девушка, заметив хозяина, потупилась и, тихо поздоровавшись с ним, попыталась пройти мимо. Но Корф мягко окликнул ее и предложил пройтись вдоль аллеи до старой беседки. Анна, бросив на Владимира чуть испуганный взгляд, ответила, что скоро подойдет, лишь только поставит цветы в столовую. «Значит, это не подарок Петра, а украшение для дома», — утешил себя Корф. *** …Молодые люди шли по освещенной вечерним солнцем аллее и молчали. Барон не знал, с чего начать непринужденный разговор и как повернуть его в нужное ему русло? — Вы что-то хотели, Владимир Иванович? — опередила его Анна, немного замедлив шаг. Она, прищурившись, смотрела не на него, а на красновато-желтое заходящее солнце. «Да, я много чего хочу! Я измучен, истерзан, мою душу сковывает холод… Тепла я хочу, тепла… И хотя бы немного любви», — хотелось прошептать Владимиру. Вслух же он как можно спокойнее произнес: — Скажите, Анна… Давеча вы просили выдать вам вольную для того, дабы соединить свою жизнь с Никитой. А нынче что скажете? Вы по-прежнему этого хотите? — А разве вы… желаете выдать мне вольную? — тихо спросила девушка. — Простите, Владимир Иванович, но в последнее время вы молчали о вольной, и я решила, что не заслужила ее. «Глупенькая! Ох, что с тобой делать?» — Анна, я понимаю, что… кхм, не так давно… я незаслуженно обижал и унижал вас, я недостоин вашего доверия, но поймите: я искренне в этом раскаиваюсь! Поверьте! Обида на родителя заставляла меня мучить вас… Я понял, что отец забавляется вами, как игрушкой! Да, да, игрушкой: сначала ему было угодно дать вам светское образование, воспитать как дворянку, а потом — готовить в актрисы! Я не мог на это смотреть, я спорил и ругался с ним!.. И вас третировал, презирал… Пойми… Поймите… Я таким образом мстил отцу, обижая вас… Как бы странно это ни звучало… И я прошу у вас прощения… Аня! Я думал, что вы… что вам все это нравится и льстит: платья, украшения, внимание толпы, будущие покровители. Считал вас расчетливой, лицемерной. Пустышкой, завладевшей отцовским вниманием… Я терялся, не понимал толком, что вас связывает! Да что ж такое-то?! Я не в силах подобрать иных слов, я чувствую, знаю, что нынче не перечеркну враз все плохое, все печальное, что было меж нами… Но поверьте: я говорю от всего сердца! Анна посмотрела в печальные глаза Корфа, на руку, сжимающую ее ладонь, и осторожно высвободилась. — Если вам так важно мое прощение, то, как христианка, я прощаю вас, Владимир Иванович. Ни о чем не беспокойтесь… Но я очень волнуюсь, я хочу знать… Что с моей вольной? Я могу ее получить? Когда? Ну вот и все… Это и есть весь ее ответ: вырвала руку, холодно простила и думает лишь о том, как бы поскорее упорхнуть из родного дома с новым возлюбленным, с Петром? Ничего не понять! И когда только успела… Какая влюбчивая, однако… И как быстро забыла Никиту! Барон сделал последнюю попытку достучаться до Анны: — Скажите, на что вам вольная? Где и как вы собираетесь жить? Вообразите: вольная в ваших руках… Ваши действия?.. — Я очень хочу начать новую, самостоятельную жизнь, Владимир Иванович, прошу вас: отпустите меня. — Она невольно сложила руки в умоляющем жесте. — И поверьте мне, я знаю, как устроить свою судьбу! Корф сухо кивнул: — Хорошо, ежели знаешь! — Он резко развернулся и, чеканя шаг, направился к дому. А девушка замерла возле березки, едва сдерживая слезы.