Сердцу не прикажешь

Барон усадил оторопевшую Анну на диванчик, а сам попытался неловкими от спешки и волнения движениями натянуть на себя сюртук. И не успел он толком одеться, как в гостиную вошли радостная, благоухающая духами Елизавета Долгорукая и смущенная Ирочка. Рассеянно поприветствовав барышень, Корф извинился и, сославшись на срочное дело, поспешил покинуть гостиную, бросив на Анну умоляющий взгляд. Мол, я вас оставлю, а вы уж как-нибудь развлеките гостей, не буду вас смущать… Лиза и Ира, с двух сторон подсев к Анне на диванчик, заметили ее странно-отрешенное состояние, алеющие румянцем щеки и слегка припухшие губки. Обе подружки сразу обо всем догадались, а княжна Долгорукая под предлогом того, что ей нужно срочно в дамскую комнату, скрылась. Всхлипывая, она выбежала через черный ход и покинула дом Корфа. А Анна, упав в объятия Ирочки, зарыдала и стала умолять подругу поскорее увезти ее из этого дома, подальше от человека, который с каждым днем становится для нее все дороже и притягательнее. От души посочувствовав Анне и пообещав ей, что они уедут завтра же, Ирочка поведала своей новой подруге о том, как Лиза с утра уговаривала ее бежать из-под надзора приятельницы ее маменьки и брата Андрея, чтобы только увидеть Владимира… Закончив рассказывать, Ирина неспешно встала и подобрала с пола книгу Карамзина с письмами, одно из которых Анна адресовала ей же, а второе — от Кудинова. — Отчего все на полу? Владимир Иванович гневался? Хм, ты мне письмо хотела отправить? Как вовремя я явилась, не правда ли? — Ира вновь присела рядом с Аней на диванчик, положила конверты на столик и на коленях попыталась разгладить слегка помятые страницы романа. — Нет, Ира, Владимир не гневался… Но я никогда не видела его таким! Он говорил такие слова… Ах, он не должен так говорить! Ирочка, ты пойми: барон никогда не сможет жениться на мне, бывшей крепостной, а его содержанкой я не стану. Это же великий грех и стыд, я не прощу себе этого! Это дорога в никуда. Быть его содержанкой и со страхом ожидать, что рано или поздно он приведет в дом настоящую жену, княжну или графиню. Барон ведь обязан жениться только на дворянке… Анна, продолжая тихо всхлипывать, поведала подруге и про Петра, о его предложении и своем отказе. Не переставая удивляться свалившимся на ее голову новостям, Ирина успокаивающе гладила Аннушку по спине. И вдруг, оглядевшись, спохватилась: — Ой! А где же Лизонька? Девушки пошли за Лизаветой в дамскую комнату, однако там ее не оказалось. Кликали, искали по всему дому: княжна пропала! Анна несмело постучалась в кабинет Владимира и, услышав ответ барона: «Войдите», отворила дверь и вместе с Ириной зашла. Корф, видимо, много курил: вся комната пропахла терпким дымом от сигар. Взглянув на девушек и заметив их сморщенные носики, он немедленно вскочил с кресла и раскрыл окно, впуская в помещение освежающий влажный воздух. — Чем могу быть полезен? Что-то случилось? — спросил Владимир, вопросительно посмотрев на Ирину, затем мельком — на Анну. — Лиза пропала, — тихо ответила Аня. Тревога за княжну заставила ее забыть свое смущение перед Владимиром. — Как пропала? — удивился Корф. — Вы присаживайтесь, рассказывайте. Он указал девушкам на кресла, а сам остался стоять рядом, опираясь рукою на стол и возвышаясь над ними. — Вы же помните, Владимир Иванович, что Лиза пришла к вам со мною, — начала Ирина, — а затем она сказала, что отойдет в дамскую комнату. Но оттуда не вернулась. Мы ее искали по всему дому, но не нашли. Корф раздраженно и обреченно выдохнул. Он-то надеялся, что обе гостьи вскоре уедут домой, а он проведет остаток вечера с Анной. Он так хотел провести с нею вечер, поговорить по душам с милым ему человеком, узнать наконец о ее планах, почитать нотации и объяснить, чего ей стоит остерегаться в столице. А вместо сего долгожданного вечера он вынужден рыскать по уезду в поисках непутевой княжны! — Значит, будем ее искать, — подытожил Владимир, бросая на стол портсигар, который до этого вертел в руках. — Ирина, быть может, вы останетесь сегодня у нас?.. Ну и прекрасно! Анна, прошу вас: распорядитесь насчет комнаты для гостьи. Корф знал, что ему грозит выговор от Марьи Алексеевны и Петра Михайловича: мол, он подрывает репутацию Елизаветы и Ирины. Но сейчас его волновал лишь вопрос безопасности барышень, которым отчего-то не сидится дома! И они предпочитают бегать по соседям, рискуя не только своей репутацией, но и ставя в неудобную и щекотливую ситуацию хозяина поместья. Барон, надев плащ и сапоги, вышел из дома, от души хлопнув парадной дверью. Покликал мужиков и велел им прочесывать лес. А сам вскочил на коня и отправился к Долгоруким. *** Родители Лизоньки, Петр Михайлович и Марья Алексеевна Долгорукие, узнав об исчезновении княжны, пришли в ярость: как это барон не уберег их доченьку? Как и ожидал Владимир, они прочли ему длинную нотацию о порче репутации барышень и страшно возмутились тем, что Корф еще и Ирину оставил ночевать в своем доме. Подлила масла в огонь и Зинаида Владимировна, сопровождающая девушек, гостивших у Лизы. Барон мысленно корил себя за глупость: оставил Ирочку у себя, а надо было привезти ее обратно к Долгоруким. Это было бы и логичнее, и они с Анной могли бы побыть еще некоторое время наедине. Точно: любовь его совсем разума лишила! Хотя… Ирину нужно было бы везти в карете, а это зря потерянное время. Нет, все же он поступил правильно! — Вы столь беспечны, а воспитаннице вашего покойного батюшки давно нужна компаньонка, барон, — властно и жестко напомнила княгиня. — Благодарю вас за совет, Марья Алексеевна! Уверяю: очень скоро всё будет сделано как должно. Честь имею кланяться! «Разберемся без ваших советов», — раздраженно подумал Корф. Петр Михайлович тоже созвал мужиков, приказал им прочесать окрестности в поисках дочери. Велел и Владимиру искать Лизавету. Барон где только не был в этот вечер: объехал всех ближних и дальних соседей, таверну, трактир, потом еще один… Во втором трактире он и обнаружил княжну Долгорукую. Лизавета была сильно пьяна и выплясывала с местными мужиками неприличные танцы. Владимир с минуту взирал на сие «чудо», застыв в дверях. Едва один из мужиков начал приставать к Лизе, Корф, врезав ему по физиономии, подхватил княжну на руки и понес к выходу. — А куда это вы меня несете, сударь? — заплетающимся языком спросила Лиза, крепко обнимая Владимира за шею. — Я сейчас доставлю вас домой, сударыня, к маменьке и папеньке, — сквозь зубы отвечал Корф. Он усадил княжну на коня, а сам устроился сзади. Во время всего пути Елизавета дремала, а в конце ее так разморило, что мужчина, подъехав к усадьбе, был вынужден нести девушку на руках до гостиной Долгоруких. Вместо благодарности за найденную дочь Марья Алексеевна указала барону на дверь и велела никогда более не посещать их семью. Петр Михайлович пытался образумить жену, но тщетно. *** Анна с Ириной не ложились спать: волновались за Владимира и Лизу. Ира начала было писать письмо Долгоруким: мол, завтра она уезжает домой в Петербург к тетушке и по прибытии сообщит им… Столь невежливо она поступала впервые в жизни, но в поместье к Долгоруким возвращаться не хотелось. Анна уговаривала подругу утром съездить все же к ним: извиниться перед всеми и попрощаться с Лизой. Ирина пообещала. Барон вернулся за полночь, утомленный и в скверном расположении духа. Не очень любезно ответив девушкам, что Лиза нашлась и доставлена домой, Корф удалился в спальню. Сон не шел к нему. В отчаянии и тоске он всерьез раздумывал: не спуститься ли на кухню и поискать там какие-нибудь снадобья для повышения жара? Он «захворает», и Анна точно никуда не уедет еще несколько дней. Владимир, в одних брюках расхаживая по комнате, силился вспомнить: о какой траве говорили когда-то кадеты, хвастаясь, что им удавалось добиться повышения жара, лишь бы задержаться дома хотя бы на пару деньков? Найти бы такую траву на кухне у Вари… Барон, вновь надев рубашку, взял в руки и халат, но передумал облачаться в него, бросил на кровать и отправился на кухню. …Хорошо, что в царстве Варвары темно и кухарка наверняка спит. Осторожно затворив за собою дверь, Корф зажег на канделябре пару свечей и принялся осматривать содержимое шкафчиков. Спустя несколько минут он тихо выругался: — Знать бы еще, как эта трава называется. Запамятовал ведь! Да и не пытался запомнить: не думал, что мне когда-то пригодятся такие знания… Владимир усмехнулся: много лет назад он, «блюститель кадетского порядка», высмеивал хитроумных товарищей, перестал с ними знаться, но воспитателю об их проделках не доложил. Ибо стукачество среди самих же кадетов каралось строго и считалось наивысшей подлостью. К тому же врожденное благородство юноши противилось доносительству в любой его форме. — Ох, барин! Не спится вам? Отчего ж?.. Ладно я, старая: кости болят, — послышался совсем рядом надтреснутый Варварин голос. Она все еще сердилась на Владимира из-за Полины, для виду была чуть сурова с ним, а теперь растерялась: не заболел ли ее соколик? Сама Варя пришла на кухню выпить горячего молока с медом, она никак не могла заснуть: все переживала из-за Анны и предстоящего отъезда. Ночной облик кухарки был непривычен Владимиру: она натянула поверх длинной ночной рубашки теплый темный халат, больше напоминавший тулуп, а ее светлый чепец скрывался под цветастой шалью, подарком Анны на прошлое Рождество. — Продрогла я, барин, ночка-то прохладная да дождливая. А печь нынче не топили, — оправдывалась бывшая нянька, заметив взгляд Корфа, охвативший ее всю, с головы до пят. Барон прикрыл дверцу шкафчика, поднялся с колен, досадливо поморщившись: не судьба ему, видно, прибегнуть к задуманной хитрости — не найдет он ничего, а спросить Варю о средстве для повышения жара не осмелится. Нелепо посвящать бывшую няньку в свои сокровенные сердечные дела и делать ее сообщницей. Сама же Варвара засмеет да пристыдит его! — Я затоплю, не станем будить Григория, — бросил Владимир. Не успела Варя возразить, как он вышел из кухни. *** Анна и Ирина стояли у окна гостевой комнаты, тихо переговаривались и сокрушались о том, что продолжительные дожди могут размыть дороги, и тогда отъезд в Петербург придется отложить. — Ой, Анна, гляди: это не Владимир ли? — воскликнула Ирочка. Загораживая ладонями лицо от комнатного света, она пыталась разглядеть силуэт за окном. Аня тоже прильнула к стеклу, вглядываясь в темноту ночи, но из окон второго этажа сквозь завесу мелкого дождя мало что можно было разглядеть. Девушки продолжали наблюдать за человеком, вышедшим в дождь в светлой рубашке навыпуск и темных брюках. Он подошел к сараю, взял охапку дров и быстрым шагом направился к дому. Внезапно остановившись, он посмотрел вверх на освещенные окна, и Анна узнала Владимира. — Что же он делает? — прошептала она. — Так и простудиться можно! И на что ему дрова? Он же любит спать в прохладе. И почему не обратился к Григорию или к кому-либо еще? — Странно, Анечка, — согласилась Ира, задергивая портьеру. — В самом деле: не заболел бы! А барон, неся дрова, улыбался, вспоминая, как заметил за окном две женские фигурки. Не спят, значит, девочки… Варя при виде вымокшего под дождем Владимира, прошедшего через кухню с охапкой дров в руках, запричитала: — Ой-ой, родненький, батюшка мой!.. Где ж это видано, чтобы барин для крепостной… — Полно, Варя, полно! — Корф присел на корточки у печи, расположенной между кухней и каморкой кухарки, раскрыл створку и принялся закладывать дрова. — Вам надобно бы переодеться, Владимир Иванович… Я мигом принесу! Халат ваш запросто найду! — заторопилась Варвара, оборачиваясь к двери. — Не стоит, и так обсохну, Варь! Ведь я у печки, да и промок совсем немного. — Владимир наконец поджег дрова и поднялся с колен, стряхивая с себя опилки и сажу. Затем поправил рычажок дымохода. Варвара встала у печи: согреваясь, она с умиротворением глядела на полыхающий огонь. — Нехорошо это, барин, что деточка моя, Анечка, уезжает! Ведь дом-то опустеет без нашей пташки. — Служанка осмелела и решила поделиться с хозяином своей головной болью. — Я и сам не рад, Варя, — тяжело вздохнул Владимир, не желая больше лукавить перед бывшей нянькой. — Но ты же знаешь, как Анна упряма. — Знаю, барин! Ох, знаю! И не уговоришь никак ее, уж я старалась. Да что там… Я вам, Владимир Иванович, сейчас молочка горяченького с медом и травою целебной сотворю. И не заболеете, и почивать будете, аки младенец. — Угу, — угрюмо кивнул Корф, усаживаясь, по обыкновению, на стол, ближе к огню. Он мысленно попрощался со своими глупыми планами, связанными с «повышением жара», сочтя их, в конце концов, недостойными дворянина и мужчины. Нет, не сможет он притворяться, да и противно ему это. — Подавай, Варя, молока. Я жду! А пока… мне бы пирога или хлеба. Владимир, крепко задумавшись, глядел на мерцающий в печи огонь и жевал подогретый Варей пирог, как вдруг услышал за спиною шаги и тихое: «Ах». Он обернулся. В дверях стояли Анна с Ириной и с удивлением взирали на него.