Сердцу не прикажешь

Корф поднялся со стола, одернул рубашку и некоторое время не знал, что ему делать с пирогом: есть при девушках казалось неудобным. — Пришли, мои хорошие, — нараспев проговорила кухарка, довольно улыбаясь. — Садитесь, девоньки. Раз уж мы тута все собрались темной ночкой, будемте пить чай. — Варвара ловко смахнула передником крошки пирога, оставленные Владимиром на столе, и сдвинула к краю самовар, чтобы разогреть его. — Н-нет-нет, мы собирались ко сну. — Анна была не в силах отвести глаз от Корфа. — А что тогда пришли? — развела руками Варя. — Я думала, вы проголодались… Вон, Владимир Иванович пирог кушает и молока ждет. — Уже не кушаю. — Молодой человек положил кусок пирога на блюдце, которое перед ним поставила на стол догадливая кухарка. — Но Варвара права: ежели вы пришли, сударыни, будем пить чай. Прошу! Корф сделал приглашающий жест рукой. Не найдя повода для отказа, Анна с Ириной присели за стол. — Благодарим вас, Владимир, — вежливо произнесла Ирочка. Корф сел на скамью напротив девушек. Варя суетилась: расставляла на столе блюдца, чашки и прочие чайные принадлежности. В центр стола она поместила блюдо со сладким пирогом. Разговор не клеился, говорила больше всех Варвара. Внезапное появление Анны и Ирины вывело Владимира из душевного равновесия, к тому же его утомили поиски Лизы, собственные думы и сомнения. А девушки были слишком смущены. Ведь они пришли к Варе, чтобы попросить ее поухаживать за мокрым и продрогшим под дождем бароном, и никак не ожидали встретить на кухне его самого. У Анны не было аппетита, поэтому она пила лишь маленькими глоточками ароматный чай. — Анечка, кушай, кушай, девонька! А то, я гляжу, совсем отощала… Ах, неужто ты завтра покинешь нас? Может, повременишь с отъездом-то? — в который раз завела свою жалобную песню кухарка. Она стояла возле печи, прислонившись грузным телом к стене, скрестив на груди руки, и со слезами на глазах глядела на свою любимицу. — Варя, я уже все решила, — тихо, но твердо промолвила Анна, стараясь не смотреть в сторону Владимира. Допив чай, она поднялась из-за стола. — Уже поздно. Благодарим вас за угощенье! Покойной всем ночи! — Аня присела в книксене и, желая скорее покинуть кухню, прошла к двери. Ирочка, виновато взглянув на Корфа, последовала за подругой. — Анна, прошу вас, задержитесь немного, я должен с вами поговорить, — услышали девушки голос барона. — Простите меня, Владимир Иванович, но ночью я не в состоянии вести беседы: очень утомилась сегодня. Да и вы… тоже… Приятных вам сновидений! — безупречно вежливо ответила Анна, не обращая внимания на грозные Варины знаки, которые та делала ей за спиной Корфа. — Ох, девка! — сокрушалась вслух кухарка, укоризненно качая головой, едва за девушками закрылась дверь. — Вы не серчайте на нее, барин! *** Нехотя доев кусок пирога, выпив молока с медом, Корф вернулся в свою спальню. Раскрыв окно, долго вглядывался в темноту ночи, всей грудью вдыхая влажный воздух. Владимир был в смятении: вот что значит Анна — вольная! Может и надерзить, и на мольбу не откликнуться. Хотя упрекнуть ее вроде бы не в чем: девушка достаточно вежливо отказала ему в разговоре. Но отказала ведь! Порою вежливость задевает сильнее дерзости… Барон не стал закрывать на ночь окно: ему, несмотря на прохладу, было жарко. Он раскрыл шкаф, снял с вешалки сюртук, в котором он ходил весь день, и достал из внутреннего кармана золотое кольцо с топазом. Затушив все свечи, мужчина разделся и улегся в постель. Затем поправил под собою подушку, откинулся на нее, и, сжимая в руке перстень, предался воспоминаниям и размышлениям… *** Молодой барон очень любил бывать на Вариной кухне. Только здесь он мог быть самим собой, не церемониться, по-простому поговорить с любящей его Варварой, по обыкновению посидеть на столе, глядя на мерцающий огонь в печи. Взять в руки румяное яблочко или аппетитный пирожок да помечтать… Об Анне. Он много лет втайне мечтал о ней, стремился к ней, зная, что она крепостная. Крепостная барышня. Барышня-крестьянка, к которой был так привязан отец. И его самого тянуло к ней против воли с непреодолимой силой… «Какая она барышня? — много лет убеждал себя Владимир. — Я — ее хозяин, а она — моя крепостная девка и обязана исполнять мои поручения, все мои поручения… И когда я прикажу, она будет моею, и я сделаю с нею все, что захочу!» Но душа молодого офицера из года в год корежилась, стонала: он знал, что никогда не сможет так поступить с Аней: ее чистый и светлый моральный облик, ее доброта, даже к нему, издевающемуся над нею и презирающему ее, всегда останавливали его, не позволяя осуществить желаемое. К тому же отец всегда опекал Анну… А когда старого барона не стало, она оказалась в полном его, Владимира Корфа, распоряжении. Казалось бы: твори с нею, что пожелаешь… Но именно тогда молодой хозяин признался себе, что любит и лишь ее желает взять в жены. Он видел эту девушку во всех важных для себя ипостасях: верной подругой, прекрасной женою, добродетельной христианкой. Внимательной и требовательной, но справедливой хозяйкой дома, стыдливой и страстной любовницей и прекрасной матерью его будущих детей… Но это все были лишь мечты: неосуществимые, недосягаемые… «Впрочем, не все так безнадежно», — успокаивал себя Корф. У него был план, от которого он не желал отступать. Один неверный шаг, и он, как ему казалось, все потеряет, утратит надежду на счастье. Владимир давно понял, что Анна довольно упряма, ей свойственны максимализм и бескомпромиссность, за что он ее еще больше уважал, хотя и понимал, что эти ее качества доставят ему определенные трудности. Он также знал, что она в силу религиозного воспитания боится греха вне брака… Сам же он, как и многие молодые люди его времени, уж давно вкусил запретный плод, но с ней, с Анной, он не смог бы позволить себе ничего подобного… Корф инстинктивно догадывался о ее страхах, а посему старался морально подготовить себя к тому, чтобы стать ей другом, помогать во всем, просто быть рядом, очаровать девушку, — делать все, чтобы она полюбила его. И полюбила так, чтоб не мыслила жизни без него, без его голоса, его присутствия! Пока же Владимир был убежден, что из-за связавшего навеки их прошлого он неприятен Анне: она боится его, не доверяет ему. Он ежедневно видел, как она бежит от него, желает забыть все, что связано с домом в Двугорском, стремится начать новую жизнь… Когда давеча он заикнулся ей о своем петербургском особняке на Фонтанке, полным ее друзей-слуг, которые ее любят и всегда ждут, Анна побледнела и отвернулась… Собравшись с мыслями, рассказала ему об одиночестве Ирины, про просторную ее квартиру и добрейшую тетушку. Аня, объяснившись и извинившись, стремительно покинула комнату… Он понял всё. Что ж, насильно мил не будешь и сердцу не прикажешь полюбить… Корф поспешил было догнать «строптивую барышню», но на полпути остановился, решив все остальные подробности выяснить у Ирины. *** Кроме всего прочего, Владимира и самого одолевали сомнения: сможет ли он длительное время «дружить» с небезразличной ему девушкой, ухаживать за нею, быть все время начеку, изображая из себя галантного и обходительного? Ведь он привык к совершенно иному образу жизни, более легкой и непринужденной форме общения с прекрасным полом. Благодаря многолетней службе на Кавказе, строгой военной дисциплине, ежедневному пребыванию в зоне повышенной опасности, Владимир стал опытным воином, мудрым стратегом и бесстрашным защитником Отечества. Отдавая приказы, шаг за шагом оттесняя врагов и разрушая их планы, он чувствовал себя в своей стихии… Но в мирной обстановке житейского опыта барону явно не хватало, и ныне ему, прошедшему через позор и разжалование, потерявшему отца и ставшему единственным наследником немалого состояния, еще только предстояло наверстать всё упущенное. Порою Корф желал поступить с Аней по ее же принципу: «с глаз долой, из сердца вон». Ему хотелось забыть ее и начать жизнь с чистого листа. Но и оставить ее совсем без поддержки, моральной и материальной, он не мог и считал своим долгом ей помочь. Долгом перед отцом, перед самим собою. Он судорожно вздохнул, чувствуя, как внутренние противоречия раздирают его, причиняя почти физическую боль… Из-за недоверия к людям, зародившегося в его сердце с отрочества, Владимир, старался избегать глубоких сердечных привязанностей и чрезмерной ответственности. Еще совсем недавно женитьба в ближайшие десятилетия, тем более на собственной крепостной, не входила в его планы… Он привык к тому, что женщины появлялись в его жизни только тогда, когда он сам испытывал потребность в них. Обвенчаться с Анной, связать себя клятвою, добровольно подвергнуться остракизму со стороны общества и навсегда расстаться с надеждою восстановиться на службе в Царской Армии: готов ли он к этому? Корфа в последнее время стали мучить сомнения и подобного рода… Впрочем, возможные недопонимание и насмешки представителей высшего света не так огорчали его, как самовольный отказ от возможности быть нужным Царю и Отечеству. Чтобы завоевать сердце этой девушки, он был убежден в этом, потребуется длительное время… Что же ему оставалось делать? Ежедневно видеть Анну, против воли еще пуще влюбляясь в нее, но, понимая, как она страшится греха, встречаться с другими женщинами? Такая двойственная жизнь ему тоже была не по душе… Он совершенно запутался! Молоко с медом и травою, которыми напоила его Варя, всё же начало действовать: Владимира потянуло в сон. Решив, что у него еще будет время поговорить с Аней до отъезда и уговорить ее пока не покидать поместье, Корф перевернулся на бок, зажал в кулаке кольцо и прикрыл глаза… …Он купил сей перстень очень давно, в то время, когда еще не надеялся на возможность счастья с крепостной отцовской воспитанницей и прикрывался мнимой ненавистью и пренебрежением по отношению к ней. Однако носить кольцо в нагрудном кармане, под сердцем, стало для него своего рода необходимостью: поблескивающий камень напоминал ему красоту и сияние Аниных глаз, а переплетенье бело-желтого золота — ее шелковистые светлые пряди. И молодой барон временами предавался несбыточным мечтам и представлял, что когда-нибудь он подарит Анне этот перстень и тот заблестит на изящной ее руке… «Ежели она все же решит ехать с Ириной, нужно будет дать ей денег на первое время. Она, упрямица, станет отказываться, но должна же понять, что средства нужны. Не сидеть же на шее у почти чужих людей». — С этими мыслями Владимир, спрятав кольцо под подушку, почти сразу уснул… И снился ему мрачный сон: словно он, родовитый дворянин, блестящий офицер, любимец женщин, но отвергнутый единственной, любимой и желанной, вновь уезжает в самое пекло на Кавказ, никому не нужный, всеми забытый… А плакала и по-настоящему горевала о нем лишь Варвара, его крепостная старая служанка…