Сердцу не прикажешь

Я перед Вами навеки в долгу. Нет для любви в расстояньи угрозы, Верьте: без Вас я прожить не смогу… Долгие проводы, лишние слезы. /Е. Евтушенко/

*** С самого утра барону пришлось изрядно понервничать. Кроме того, он проснулся в дурном настроении из-за мрачного сна, который навеял на него меланхолию. Кофе пил в одиночестве: ему доложили, что барышни уже позавтракали. Раскрыв сейф, Владимир достал пачку ассигнаций и, отсчитав необходимую сумму, положил ее в плотный конверт. Затем, решив, что, скорее всего, ему не удастся поговорить с Анной, «не мастер амурных посланий», тщательно продумывая каждое слово, доверил бумаге свои так и не высказанные чувства… Чуть позднее разорвал письмо и составил другое: более лаконичное и назидательное. Его прервали. Прибыл гость — князь Аристов Василий Федорович, старинный друг покойного Ивана Ивановича, недавно вернувшийся из Франции. Он лишь недавно узнал о смерти старого барона, желал пообщаться с его сыном и выразить соболезнования. Князь был проездом в Двугорском, поэтому гостить в доме Корфа не имел намерения, и Владимир два часа провел в компании Василия Федоровича. *** Ирина с утра успела побывать у озлобленных на нее и на Корфа Долгоруких, пыталась утешить рыдающую Лизоньку, но тщетно. Лиза, всхлипывая, вопрошала: что же Корф нашел в этой «бедной воспитаннице своего отца»? И добавила, какая, мол, Анна бесстыжая, раз позволяет себе такие непристойности. Ира подумала: «А ведь Лиза не знает, что Аня ещё и бывшая крепостная». — Но, послушай, Лизонька… Анна ни в чем не виновата, — начала было Ирина. Княжна, протестуя, отмахнулась от нее и поспешно скрылась за дверью. Ирочка собрала свои вещи и уложила их в небольшой дорожный сундучок. Вошла в гостиную, желая попрощаться с Долгорукими. За нею последовал слуга с багажом. Петр Михайлович, Марья Алексеевна и Зинаида Владимировна набросились на Иру, засыпая упреками, обвинили в неблагодарности и безнравственном поведении. Они даже не вышли проводить девушку к карете, в то время как сопровождавший Ирину слуга Корфа подсаживал ее в экипаж. Вышла лишь Лиза, кутаясь в теплую шаль, с опухшими от слез глазами. Простились подруги довольно холодно. *** Анна решила избегать встречи с Владимиром вплоть до отъезда и предупредила вернувшуюся от Долгоруких Ирину, что скоро они выезжают. Собрав необходимые вещи в дорожный сундук и велев слугам доставить его к парадной двери, Аня прошла в гостиную, рассеянно огляделась и оставила зонтик с ридикюлем на столике. Затем бросилась к Григорию и попросила его как можно скорее закладывать карету. Тот недоуменно пожал плечами: обычно такие распоряжения отдает барон Корф. Анна, заметив колебания Гриши, поспешила заверить, что Владимиру Ивановичу известно о ее предстоящем отъезде. Она попросила его поторопиться: мол, им с Ириной Михайловной нужно успеть засветло прибыть в Петербург. Крепостной, провожая девушку взглядом, подивился тому, что в дом она не вернулась, а пошла к воротам. «Куда же она направилась? Пожелала прогуляться перед дорогой по поместью? Хочет попрощаться с родными местами? И что за причуды у нее и барона? То он ее целует, то теперь желает ее отъезда? Выписал хозяин ей вольную… Нет, совсем ничего не разобрать… Али не на шутку влюбился барин, а она, поди ж ты, пичуга этакая, нос от него воротит?» — Григорий задумчиво почесал в затылке, махнул рукою и отправился готовить карету. Проводив князя Аристова, Владимир принялся искать Анну. Заметив ее зонтик и ридикюль на столике в гостиной, барон взял в руки зонт, некоторое время рассматривал его, поглаживал, затем приложился к нему губами и в задумчивости поставил дамскую вещь в угол гостиной. Корф, уверенный, что девушка дома, потратил около получаса на ее поиски, заглядывая во все комнаты. Анны нигде не было. Подойдя к парадной, Корф увидел дорожные сундуки Анны и Ирины и столкнулся с Григорием, который сообщил ему, что карета почти готова и через полчаса будет подана. «Что? Анна распорядилась без моего ведома?!» — Ах, вот как! — воскликнул барон, обернувшись в сторону стоящей на крыльце Ирочки. — Решили все же нынче уехать, сударыня? Но где Анна? Бедняжка ничем не могла помочь Корфу, она лишь беспомощно пожала плечами, тихо ответив, что да, они нынче уезжают, а Анна вроде бы еще дома, пакует вещи. — Я ее не обнаружил, — мрачно изрек барон, жестом предлагая девушке присесть на диванчик в гостиной. Ирине было искренне жаль Владимира. Ей чудилось, будто она читает в глазах его боль, смятенье, растерянность и всепоглощающую любовь к Анне, но не желала выдавать тайну подруги. — Я еще раз пройдусь по дому, покличу Анну. Не волнуйтесь, Владимир Иванович. Барон благодарно кивнул. — Ирина Михайловна, позвольте с вами поговорить. Анна вкратце поведала мне о том, что вы проживаете в Петербурге на Гороховой улице с тетушкой. Будьте добры, ответьте: иных родственников у вас не имеется? Родители, братья, сестры? Как Аню примут в вашей семье? Вы поймите меня: я переживаю за нее! Она была воспитанницей моего отца, и я считаю своим долгом… — Я вас очень хорошо понимаю, — мягко остановила Владимира девушка. Она непроизвольно потянулась к нему и едва не коснулась его руки. Корф же не заметил замешательства Иры: он угрюмо глядел перед собою. — Владимир Иванович, вы только не волнуйтесь! Все будет хорошо! Я живу вдвоем с тетушкой, родителей моих уж нет на свете, у нас большая просторная квартира! У Ани будет отдельная комната. Мы с нею прекрасно ладим: знаете, меж нами такое родство душ! Вот так бывает: встретились мы с нею, и сразу возникло такое чувство, будто мы — родные сестры! Иметь рядом с собою такого светлого человечка, как ваша Анна, — счастье! Корф усмехнулся, подумав по себя: «Аня — светлый человечек? Иметь ее рядом с собою — счастье? Это не просто счастье, но и головная боль… Вот где она сейчас?!» — Прекрасно!.. Ирина Михайловна, скажите: тетушка ваша не очень стара? Достаточно ли слуг в доме?.. Я бы мог всё устроить. — Нет-нет, благодарю вас, слуг вполне хватает!.. Тетушке давеча минул шестой десяток, Владимир Иванович. Но она вполне бодра. Иногда шалит сердце, но сие неудивительно в ее возрасте. Она добра, очень добра, и сама не раз предлагала мне приютить какую-нибудь сиротинушку. — Да-а-а, сиротинушку… И то правда!.. Хорошо, Ирина Михайловна, вы меня немного утешили. Я буду надеяться, что у вас все сложится… Сердечно благодарю за разъяснения! А сейчас, простите, я должен найти Анну! Позвольте откланяться. *** …Анна пряталась в старой беседке вплоть до самого отъезда, и Корф так и не нашел ее. Он искал ее по всем памятным с детства местам, по беседкам своего поместья, не дойдя отчего-то до той, до старой… Владимир решил, что в затхлом полуразрушенном сооружении белоручке делать совершенно нечего, но как же он ошибался! А когда Анна совсем близко услышала шаги барона и его голос, то, присев, замерла возле покосившейся скамьи: боялась, что Корф услышит ее дыхание и стук сердца. «Милый, любимый, родной мой… Прости, но я не могу иначе!» А в воображении Владимира замелькали картины, одна страшнее другой: Анечка в лесу попала в охотничий капкан, или на нее движется медведь, или Анна утопает в болоте, или… После безуспешных поисков барон решил вернуться к дому и созвать на помощь мужиков. И увидел ее… …Анна стояла у крыльца, за углом которого виднелась карета. Запряженные лошади фыркали, потряхивая гривой, водили ушами и нетерпеливо топали изящными копытцами. Суетящиеся слуги вытянулись и замерли, заметив молодого барина. Девушка, стараясь не смотреть на внезапно вернувшегося взъерошенного и утомленного Корфа, принялась как ни в чем не бывало проверять, весь ли их с Ириной багаж на месте. Ира же встала рядом с Владимиром, сочувствуя ему и отчего-то ощущая себя виноватой перед ним за Анины проделки. А барон едва сдерживал досаду и гнев, чувствуя себя «полным идиотом». Как посмела Анна вместо него распорядиться насчет кареты? А потом она же вынудила его искать ее, волноваться, страдать. Уязвленная гордость, обида, крушение надежд, боль и любовь — все чувства вмиг обострились в нем. Собрав волю в кулак, он несколько раз коротко вздохнул и, отчасти выместив негодование на отлетевшем от толчка его ботинка булыжнике, немного успокоился. Внезапно у барона закололо, чуть ли не впервые в жизни, в области сердца, которое тяжелым молотом стучало в груди. Удары эти отдавали в голову, вызывая ноющую боль в висках. Анна, перепроверив багаж, вспомнила, что в гостиной остался ее дорожный ридикюль с вольной, книгой Карамзина, так и не прочитанным письмом Петра и прочими нужными в дороге мелочами, а также зонтик. Она приложила руку ко лбу, размышляя, не забыла ли что-то еще. Украдкой взглянув на насупленного Корфа и притихшую Ирочку, она, потупившись, пролепетала, что оставила в гостиной вещи и ей нужно вернуться в дом. «А голову свою прелестную вы не забыли, Анна Петровна?» — хотелось съязвить барону, но он благополучно промолчал, лишь проследив взглядом, как Аня быстро поднимается по ступенькам крыльца. Первым порывом Владимира было стремление последовать за Платоновой и помочь ей, но этому помешала Ирина. Желая отвлечь барона от его грустных мыслей, она робко спросила: — Владимир Иванович, позвольте поинтересоваться: вы давно знакомы с Петром Алексеевичем? — Давно, Ирина Михайловна, с первых лет моей учебы в кадетском корпусе. Петр в это время учился в гимназии неподалеку, — ответил барон рассеянно. Знал бы кто, как ему хотелось закурить! Но при даме… — Он проживает в Петербурге? — Да, не так далеко от вас, на съемной квартире. А родовое поместье его в уездном городке под Москвой, — щурясь от внезапно выглянувшего из-за темных тучек солнца, неохотно, но вежливо отвечал Корф. Солнце раздражало, ведь веселые лучи отнюдь не соответствовали его нынешнему настроению. Девушка хотела спросить что-то еще, но внимание Корфа вновь переключилось на сходящую с крыльца Анну. Она с растерянным видом комкала в руках тонкие перчатки, прижимая к себе локтем ридикюль. — Ах, Ирочка, я нигде не могу найти свой зонтик, придется ехать без него, но не страшно: мы все равно поедем в карете, — сказала она, приблизившись к Ирине и Корфу, по-прежнему избегая смотреть на Владимира. Он же, напротив, впился в нее взглядом… — Григорий, поищи зонтик Анны Петровны. Кажется, он в дальнем углу гостиной, — приказал барон. Сначала Корф усадил в карету Ирочку и, поцеловав девушке руку, прошептал: — Прошу: не оставляйте Анну одну, я надеюсь на вас. Ежели что-то случится, мало ли что… Сразу дайте знать. Обещайте мне! — Не волнуйтесь, Владимир Иванович, я так и поступлю. — Лучистые глаза девушки смотрели на барона с восхищением, умилением, преданностью и затаенной грустью. — Не расстраивайтесь сильно из-за Анны… Она… Навестите нас в Петербурге! Растроганный ее участием, Корф несколько раз кивнул. — Благодарю вас за приглашение, Ирина Михайловна… Навещу непременно! Анна в это время целовала и обнимала плачущую Варвару. Когда кухарка отошла в сторону, Владимир медленно подошел к Платоновой, и, глядя ей в глаза, сказал тихим глухим голосом: — Не знаю, для чего вы устроили весь этот спектакль… Прятались… Боялись меня? Напрасно, Анна, я не чудовище! Возможно, вчера я напугал вас… Простите… Кхм… — Корф с минуту помолчал, собираясь с мыслями. — Мне будет вас очень не хватать, Анна… Я хочу, чтобы вы знали: двери этого дома всегда открыты для вас, — и барон припал к ее рукам, затянутым в перчатки, долгим поцелуем. Выпрямившись, он продолжал держать Анину ладонь в своей. — И еще… Анна… Я волнуюсь за вас, я хотел поговорить с вами вчера и нынче утром, но вы… Скажите, на что вы собираетесь жить у Ирины? На какие средства? Вы подумали об этом? — Да, Владимир Иванович, вам не стоит волноваться, я все продумала, — внутренне замирая, скороговоркой проговорила девушка, отворачиваясь немного в сторону и пряча от барона глаза. Колье и все дядюшкины подарки она оставила в своей спальне, в шкатулке. Анна не могла дать Владимиру сию минуту вразумительного ответа на его вопросы, а желала лишь поскорее уехать из этого дома, подальше от невозможной и томительной любви, измучившей ее и лишающей разума! Это все, что ее сейчас волновало. А дальше — все утрясется само собой, она обязательно найдет способ прокормить себя в Петербурге. Не пропадет. К тому же она едет не одна, а с верной подругой. — Что вы продумали? Я должен это знать! — требовал барон. — Не отпущу вас, пока не услышу вразумительного ответа. Итак? — тоном воспитателя продолжал он, так и не выпустив руку девушки. Украдкой взглянув на Владимира, на его по-мужски очаровательное лицо, Анна невольно залюбовалась им, в который раз поразившись его живописности: словно великолепный художник нарисовал тонкою кистью эти выразительные, порой меняющие цвет глаза, красиво изогнутые брови, упрямые губы, способные нежно улыбаться. — Со мною все будет прекрасно! Вам не стоит волноваться: вы сполна исполнили свой долг перед отцом… Я не пропаду в Петербурге, поищу себе место. А жить мне есть где, вы же знаете… Прощайте, Владимир! — молвила Анна, осторожно высвобождая свою ладонь из теплых рук Корфа. Она усилием воли сдержала слезы. Так захотелось обнять Владимира, прижаться к его плечу, попросить прощения за то, что на днях несколько раз избегала его. Все же Анне было очень неловко перед ним за свои «проделки», она чувствовала себя маленькой глупой девочкой. Но она одернула себя, сильнее вцепившись руками в найденный Григорием зонтик. — Да хранит вас Господь! — И вас пусть хранит Господь, Анна! Ежели я так и не получил от вас ответа на свой вопрос, я скоро навещу вас в городе. И еще… напоминаю вам, что особняк на Фонтанке в полном вашем распоряжении в любое время. — Владимир едва заметно провел рукой по своей груди, в том месте, где в кармане лежало кольцо… для Ани. — Да, Анна, вот еще что… Вы едете в город с едва знакомой вам Ириной, а она проживает с тетушкой, которую вы совсем не знаете… А потому… Вот вам деньги на первое время. Возьмите. — Корф протянул девушке запечатанный конверт из плотной бумаги. — Благодарю вас, Владимир, но, право, не стоит… — прошептала упрямица. — Вы обязаны взять! Иначе вы не уедете, — гневно отчеканил барон. Он дождался, пока Анна, прислонив к карете зонтик, убрала конверт в ридикюль. — Вот и славно! — Он вновь взял Анину ладонь в свою. — Барин, простите… Там драка у ворот, мужики сцепились, дубасят друг друга! Страх как бьются, насмерть! — звонким голосом, глотая слова, прокричал невесть откуда взявшийся кузнецкий сын, десятилетний Артемка. — Ох, Господи, помилуй! — заохала Варя. Корф, выпустив руку Анны, недовольно нахмурился: всегда всё происходит в самый неподходящий момент… — Батюшка вы наш, Владимир Иванович, у нас там теперича… Ох… Кто, как не вы, барин, образумит наших охламонов: и дерутся, и бьются, а кровищи сколько, ох, батюшка наш! — заголосили две подоспевшие грузные бабы, бросившись в ноги Корфу. — Без меня не трогаться! — бросил Григорию Владимир и поспешил к воротам. Взволнованные Анна, Ирина и Варвара, держась чуть поодаль, последовали за ним. *** — Прекратить немедленно! — рявкнул барон так, что у женщин заложило уши, а трое мужиков отскочили друг от друга. Двое же продолжали драться. Ирочке при виде окровавленных людей с подтекшими глазами, подбитыми носами, с разорванными и перекошенными ртами стало дурно, и она, отвернувшись, тихо охнула и уткнулась Анне в плечо. Лик Вари был скорбен и суров, по ее шевелящимся губам было видно, что она беззвучно молилась. Бабы выли и заламывали руки, бросаясь то к одному мужику, то к другому. Анна напряженно следила за Владимиром. Больше всего она боялась, что разъяренные мужики разом набросятся на барина. И точно: один их мужиков пошел на Корфа с кинжалом. Владимир этого не заметил, но истошный крик Вари: «Володя!» — заставил его обернуться. Барон успел перехватить руку обезумевшего мужика, но тот был могуч и силен, и лезвие уперлось Владимиру в плечо. Отступить было некуда: за спиною ворота. Тогда Анна сорвала с груди Варвары шаль и набросила ее на голову бунтовщика. Тот на мгновение растерялся, и Владимир вырвал у него из рук кинжал. Все случилось очень быстро. Вскоре у ворот появился Григорий в сопровождении двух мужиков, охранявших дом. *** Корф, морщась от боли и одновременно радуясь тому, что Анна еще не уехала, рядом, переживает за него и заботится, с трудом стянул с себя сюртук, в котором образовалась прорезь от удара кинжалом. Вокруг неё алела кровь. — Присядьте в кресло, Владимир, — тихо попросила Анна. Он повиновался, и она начала помогать ему расстегивать рубашку. — Мы послали за доктором, а сейчас придет Варя и все сделает, как надо, до его прихода. — А вы… уедете? — Корф сидел, откинувшись в кресле и наблюдал, как Анна одной рукой придерживает его рубашку, а другой пытается промочить влажным бинтом рану. — Не уеду, пока не дождусь доктора и не услышу от него, что с вами все хорошо, — ответила Анна и улыбнулась. Владимир сейчас напоминал маленького ребенка, который не желал, чтобы от него уезжала маменька. — Мне нехорошо, Анна, это я вам и без доктора скажу, — глядя на Платонову снизу вверх, серьезно произнес Корф. Нечаянная близость взволновала их обоих: он млел от прикосновения пышных юбок дорожного платья Анны, ее ласковых рук, промокающих его рану, а девушка долго не могла оторвать взора от его обнаженного торса. Взгляд же Владимира, вопрошающий и тяжелый, смутил ее почти до слез. Анна прикрыла его рубашкой и прошептав: «А остальное сделает Варя», — отошла к окну. Снова дождь! Ну где же Варвара? Через несколько томительных молчаливых минут вошла кухарка с темным пузырьком в руках и бинтами. — Что ж такое делается-то, вздумали руку на барина поднимать… Озверели, — приговаривала Варя, перебинтовывая Корфу плечо. — Надеюсь, наказания-то вашего они теперича не минуют, Владимир Иванович? На конюшне их выпороть али на тяжелые работы послать надоть? Корф лишь усмехнулся: он знал, что бывшая нянька вовсе не кровожадна. Напротив: она очень сердобольна, а сейчас ее слова означали сильное беспокойство о любимом «соколике». — Как протрезвеют, разберусь с ними по справедливости. Не переживай ты так, Варь, — неопределенно ответил барон. Бывшая нянька в это время помогала ему надеть свежую рубашку. Варины слова «выпороть на конюшне» всколыхнули неприятные воспоминания Анны. Водя пальчиком по стеклу, она думала о том, что совсем недавно Владимир, прервав ее пение, грубо заявил, что оно ей «не поможет, когда ее будут пороть на конюшне». При этом было заметно, что молодой барин едва сдерживается: то ли от желания ударить ее, то ли зацеловать. А теперь он так переменился к ней: церемонится, как с барышней, уважает, считается с ее мнением, заботится, предлагает жить в его Петербургском особняке… Варвара вышла, пообещав, что скоро принесет чаю, и скрылась за дверью. Анна по-прежнему в задумчивости стояла у окна. Ее стройная фигурка в светлом платье резко выделялась на фоне темно-синих портьер. Мужчина медленно встал, ощущая головокружение, и приблизился к девушке. Мысленно он уже обнял ее нежный стан и зарылся лицом в ее душистые волосы, а здоровая рука потянулась, чтобы поправить выбившийся из прически локон. — Дождь кончился, — промолвила Анна, так и не обернувшись. Она остро ощущала присутствие Владимира, слышала его тяжелое дыхание, чувствовала его руку на своей щеке и на шее, когда он поправлял ей волосы. Стояла, опираясь ладонями о подоконник: то считала до десяти, то молилась, чтобы поскорее пришла Варя… — Так или иначе, дороги размыты, ехать опасно, — хрипло сказал Владимир, пытаясь по обыкновению сцепить руки за спиной. Столь привычное движение вызвало боль в области плеча, и Корф с силой втянул в себя воздух. — Вам очень больно? — резко обернувшись, спросила Анна. Рука ее неожиданно потянулась к его плечу и погладила его. Мужчина, шумно выдохнув, здоровой рукой нежно, но крепко прижал девушку к себе, а больная его рука осторожно поглаживала ее волосы. «Ну и болван же я», — мысленно выругался Корф, легонько отстраняя от себя Анну. Им бы поговорить надо, объясниться наконец; нужно попытаться уговорить ее не ехать, а своими нежностями он лишь усугубляет ситуацию. С Анной нельзя обращаться как с легкомысленной красоткой… Она словно ангел: чистый, невинный, неискушенный, но в то же время она упряма, духовно сильна, умна, находчива и смела… Вон как спасла его сегодня… Корф отстранился от Анны и продолжал смотреть на нее с нескрываемым чувством благодарности и восхищения. А она часто моргала, не понимая, в чем провинилась, что сделала не так, почему Владимир так внезапно отпустил ее. Девушка сейчас как никогда желала его объятий. Вновь ощутить на себе прикосновения его сильных рук и нежных пальцев, вдохнуть его запах, потрогать его волосы, которые всегда ей казались отчего-то жесткими, а на самом деле были на ощупь мягкими и шелковистыми. О, как она хотела проявить инициативу в первый и последний раз… Устыдившись своих мыслей и желаний, Анна покраснела, закусила губу и отвела взгляд. Нет, так нельзя, это нехорошо… Знала бы она, как окрылил его ее шаг навстречу. — Анна, — начал Корф, — я благодарю вас за спасение… Если бы не вы… Я не ожидал, что в вас столько отваги, находчивости, я безмерно… — Нет, нет, я просто… — начала оправдываться девушка. — Не говорите мне ничего, не расстраивайте меня… Лучше объясните мне наконец, чего ради вам ехать неизвестно куда, к чужим людям? Чем будете заниматься, на что жить? Разве мало дел в поместье, в доме, в котором вы выросли? Отец часто хвалил вас: вы ему во многом помогали. Я даже готов поспорить, что в некоторых вещах вы разбираетесь гораздо лучше меня… А как же я?.. В доме, в хозяйстве необходима женская рука, я один не справлюсь, я… Я очень привык к вашему присутствию… Понимаю, что вы не можете вот так сразу простить мне мои прежние выходки и проникнуться ко мне симпатией, но я повторюсь: я искренне раскаиваюсь и готов на коленях… — Нет, что вы! Нет! — воскликнула Анна. Корф перед ней на коленях? Это немыслимо!.. Она поняла, что сейчас он все же встанет на колени… В дверь постучались, и вошла Варя с подносом, а за нею и Ирина. — Как вы, Владимир Иванович? — взволнованно спросила Ирочка. — Пустяки, царапина, — небрежно отозвался Корф. Снова в такой момент их прервали… Нет, ему с Анной никогда не поговорить! — Мы ждем доктора. После его ухода сразу уедем, Ирочка, — сказала Анна. — Я рада, Владимир Иванович, что с вами почти все в порядке. Мы так испугались за вас! — воскликнула Ирина. — Полноте… Прибыл доктор Штейн. Когда все вышли, тот осмотрел Владимира и сообщил, что кость не задета и рана не опасна. Велел один раз в день делать перевязку и промокать рану отваром из трав. Почти сразу после ухода доктора в кабинет вошел Григорий, за ним — Варвара, Анна и Ирина. — Прошу прощения, барин! Барышням пора в дорогу, чтобы добраться до города засветло. — Я очень рада, что рана ваша не опасна, Владимир, и мы можем спокойно ехать. — Анна протянула ему руку для поцелуя: — Прощайте, Владимир Иванович, отдыхайте, не провожайте нас. Корф пожал Анину ладошку, легонько приложившись к ней губами, тут же отпустил, и гордо вздернул подбородок: — Я вас все же провожу! — Корф позволил Варваре помочь надеть на себя чистый сюртук. — Прошу! И распахнул перед девушками двери.