Сердцу не прикажешь

Достучаться до каждого сердца Тех, кого ты решился учить, И откроется тайная дверца К душам тех, кого смог полюбить! /Марк Львовский/

Владимир, глубоко вздохнув и потянувшись, раскрыл глаза и обернулся: Анечка! Она рядом: теплая, волнительная, восхитительно пахнущая, едет с ним в карете. Он ее обнимает все крепче и крепче, целует поначалу осторожно, трепетно… Нет, она не устоит перед ним. Ему бы самому сдержаться, не наделать глупостей. — Аня… будь… моей… женой, — шепчет он между поцелуями. Девушка его отталкивает, открывает дверцу и на полном ходу выпрыгивает. — Аня! — надрывно кричит Корф и просыпается… Глубокая ночь. Он едет в далекий Ростов, на противоположном сиденье спит Лаврецкий. Впереди еще несколько дней пути. — Что с тобою, Владимир? Ты так кричал во сне, — хриплым со сна голосом спросил Иван Федорович, протирая глаза. — Да всякий бред снился. Извини. Владимир поведал родственнику историю своей любви к крепостной отцовской воспитаннице. Проговорили мужчины до утра. Иван Федорович был внимательным слушателем: ему тоже запала в душу прелестная Анна. — Послушай, Корф, — встрепенулся Лаврецкий. — А не исчезнуть ли тебе на время? Анна станет волноваться и проявит свои истинные чувства к тебе. Корф замер, размышляя; затем усмехнулся и отрицательно покачал головой: — Нет-нет, я не могу с Аней так поступить: не по-мужски это. Она, хотя и не питает ко мне нежных чувств, тревожится... По-родственному, скажем так. Лаврецкий в свою очередь разоткровенничался с Корфом и посетовал: как же, мол, сложно хранить верность любимой, но вечно беременной супруге. Владимир представил себя на месте Ивана Федоровича и глубоко задумался. Жизнь долгая и непредсказуемая, а он еще так молод… *** Директриса Мариинского Института Светлова Алла Прокопьевна принимала для обучения воспитанниц мужчин неказистых и преимущественно почтенного возраста. Она опасалась возникновения романтических чувств у неискушенных девушек к мужчинам-преподавателям, тем более, что юные воспитанницы, в силу замкнутого образа жизни, были очень впечатлительны и ранимы. Исключение составил преподаватель русской словесности Назимов Константин Федорович: это был довольно привлекательный вдовец лет сорока, спокойного нрава и доброжелательного обхождения. Почему именно он, вопреки предубеждениям директрисы, был принят в Институт в качестве преподавателя, для многих оставалось загадкой. Младшим же воспитанницам словесность преподавали молодые выпускницы Смольного и Мариинского Институтов. Однажды Назимов из-за непогоды сильно задерживался, и Платоновой велели сменить его на занятии у старших воспитанниц. Девушки с интересом рассматривали юную преподавательницу, а она, едва преодолев робость, представилась и заговорила с ними о современных романсах. Ученицы оживились и слушали ее очень внимательно, а затем попросили спеть. Анна после вчерашнего падения и бессонной ночи чувствовала себя неважно: голова кружилась, колено болело. И она просидела весь урок, время от времени поглаживая под столом ногу. Когда Аня тихонько запела романс Жуковского «Воспоминанье» (во время пения ей живо представлялся Владимир, который с восхищением и умилением глядел на нее), дверь классной комнаты отворилась и на пороге замер мужчина. С полминуты он стоял, не смея шелохнуться, затем очнулся, прошел в классную и остановился у кафедры. Анна прекратила петь и покраснела. Она встала и представилась, принялась извиняться и объяснять причину своего присутствия на уроке. — Я прежде никогда вас не видел, Анна Петровна, — проговорил незнакомец. Он не спускал с обворожительной красавицы мужского оценивающего взгляда. Анна почувствовала себя еще более неловко. Назимов слушал объяснения Платоновой, стараясь привести в порядок свои мысли. Он был сражен и не мог понять, что его так взволновало: красота ли девушки или ее проникновенный голос?.. — Рад с вами познакомиться, Анна Петровна! Разрешите представиться: я Назимов Константин Федорович, преподаю русскую словесность старшим воспитанницам. Я не так часто опаздываю, но нынче… — Он умолк, осознав, что очень нелепо оправдывается перед новенькой учительницей в присутствии воспитанниц. — Благодарю, что подменили меня. Гм… Можете идти, Анна Петровна. Девушка, стараясь не хромать, направилась к двери. — Что с вами, Анна Петровна? — послышался рядом мужской голос. Она обернулась: преподаватель с неподдельной тревогой глядел на нее. — Со мною все хорошо, Константин Федорович! Просто… вчера я споткнулась и упала. — Вам нужен доктор! — заявил Назимов покровительственным тоном, так свойственным Корфу. Анна усмехнулась: похоже, мужчины намерены всю жизнь ее опекать. — Посидите пока в преподавательской, отдохните, а по окончании занятия я отведу вас к нашему лекарю. Девушка вышла из классной, осторожно прикрыв двери, и глубоко вздохнула. Какой же приятный человек этот Назимов! Казалось, в нем всё прекрасно: необыкновенно доброе, интеллигентное и мужественное лицо, ласковый обворожительный голос и безупречные манеры. Анна привыкла к красоте Владимира. Однако, находя в его лице недостатки, она радовалась: значит, он живой, настоящий. С каждой новой встречей с ним у Ани захватывало дух. А когда они разговаривали, казалось, что его черты смягчаются, становятся милыми, родными… Константин же сразу расположил к себе Анну: от него веяло мягкостью, спокойствием и надежностью. Свободолюбивая Платонова задумалась: а не пойти ли ей к доктору самостоятельно? Зачем ей провожатые? Но не успела посвоевольничать: Назимов, верный своим словам, после занятия проводил Платонову на первый этаж к доктору. Тот констатировал ушиб и порекомендовал Анне примочки из трав. — А также я бы посоветовал вам двое суток поменьше двигаться, а на занятиях только сидеть. Проводив Анну на второй урок к «малышкам» (так преподаватели меж собою называли младших воспитанниц), Назимов отправился к старшим ученицам. На занятии он понес околесицу, вызвав улыбки у девушек. Весь день Константин Федорович не находил себе места. Его сердце то замирало, то начинало неистово колотиться в груди. Он мечтал вновь увидеть Анну, услышать ее нежный голос, созерцать точеный профиль и, чего греха таить, полюбоваться на ее стройную фигурку… Потеряв пять лет назад из-за тяжёлой болезни любимую жену, Константин замкнулся в себе: никто не трогал его сердца… Лишь в последний год он позволил себе завязать знакомство с некой дамой. Но оно не вдохновило его, не принесло радости, поскольку душа его стремилась к свету и чистоте, а мимолетные связи, как ему казалось, порочили не только его самого, но и женщин, ищущих с ним единения. Встретив Анну, преподаватель словесности почувствовал, что вновь готов любить, радоваться жизни. Это окрыляло: он ощущал в себе необыкновенный прилив сил и душевный подъём. Назимов решил разузнать хоть что-то о юной преподавательнице. Постучавшись в кабинет директрисы, он извинился перед нею за опоздание и поблагодарил за весьма достойную замену в лице Анны Платоновой. — Давно ли она у нас в Институте? Я не замечал ее прежде… Алла Прокопьевна впилась в преподавателя отнюдь не добрым, тяжелым взглядом, затем потупилась и холодно ответила: — Анна… Крепостная, вернее, бывшая крепостная, но это не столь важно. Главное, она — девица из крепостного сословия и не должна, не имеет права находиться в столь уважаемом государственном учреждении. — Директриса решила поделиться своей тайной с Назимовым, уверенная в том, что и он проникнется ее негодованием. Возможно, они вместе придумают, как сделать так, чтобы Платонова лично пожелала покинуть Институт. — Но позвольте, Алла Прокопьевна… Как же Анна Петровна сюда попала? — удивился мужчина. Директриса посмотрела Константину Фёдоровичу в глаза. Он внутренне содрогнулся: столько ненависти было в ее взгляде! — У этой холопки довольно влиятельные покровители. Ее опекун, барон Владимир Корф, настоял, чтобы Платонову неофициально приняли в Институт. Жалованье за нее будет получать ее приятельница, Добролюбова. — Ирина Михайловна?.. Добролюбова — ее подруга? — Назимов не переставал удивляться. Директриса насторожилась: — Предупреждаю: о крепостном положении той девицы — строго между нами, Константин Фёдорович! — Как прикажете, Алла Прокопьевна. — Константин Федорович! Мы бы вместе что-нибудь придумали… Платонова не должна находиться в нашем заведении. Вы понимаете меня?.. — Н-не совсем. Простите: вы же приняли ее. — Мужчина прикинулся непонимающим. — Можете быть свободны, господин Назимов! — Алла Прокопьевна выглядела озадаченной и разочарованной. Константин долго не мог прийти в себя: «Бывшая холопка… Влиятельные покровители… Сколько загадок! Наверняка ни один из покровителей не желает жениться на ней. А эта прелестная девушка заслуживает большего! Ежели мне удастся расположить Анну к себе и я не разочаруюсь в ней, — непременно женюсь!» Он нуждался в любви: искренней, взаимной, нежной; он истосковался по ней и по отношениям, полным гармонии и понимания. Детей у них с женой не было, и, несмотря на обилие родственников и приятелей, на уважение коллег, Константин чувствовал себя одиноким. За несколько лет преподавания в Институте он успел изучить недобрый нрав директрисы, отдавая должное ее прекрасным организаторским способностям. Потому и пожелал услышать об Анне от Ирины Михайловны, с которой у него сложились доверительные отношения. *** Девушки собирались домой, когда в классную комнату вошел Константин Фёдорович. Он поймал печальный Анин взгляд и очень захотел побеседовать с нею наедине. Разговор с Ириной решил отложить на потом. Поприветствовав подруг, он снял шляпу, отставил трость и приблизился к ним. — Кхм… Анна Петровна, мне необходимо с вами поговорить. У вас так хорошо получилось нынче замещать меня на занятии, ученицы весьма и весьма довольны вами… Мы могли бы договориться о проведении совместных уроков. Как вы на это смотрите? Ирина про себя невесело усмехнулась… Вот и Назимов уже покорен Платоновой! Бедный, бедный барон Корф! — Я… я не знаю, Константин Федорович… Благодарю вас, — простосердечно ответила Анна. Ира едва не фыркнула: о, до чего ж ее подруга наивна! Неужели не замечает, что преподаватель очарован ею? — А что для этого нужно? — Уделите мне несколько минут, Анна Петровна. Мы останемся здесь, побеседуем и все обдумаем. Добролюбова смерила Анну испепеляющим взглядом. — Благодарю за оказанное мне доверие, Константин Федорович! Я согласна. Ирина, ты ведь дождешься меня?.. Назимов умоляюще поглядел на Иру. — Ирина Михайловна, прошу вас: подождите немного. Мы с Анной Петровной управимся за час. Обещаю. Ирочка нехотя согласилась и покинула классную. Ей давно нравился Назимов: она питала надежду, что когда-нибудь этот привлекательный немолодой вдовец обратит на нее внимание. Но тот всегда держался с ней ровно и доброжелательно, не более того. И нынче в его взгляде на Анну она прочла то самое восхищение, граничащее с благоговением, с которым всегда смотрел на ее подругу Владимир Корф. Платонова просто создана для того, чтобы разбивать сердца! …Константин галантным жестом предложил Анне занять стул, а сам присел на скамью. Некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Множество вопросов не давали мужчине покоя, требуя немедленного ответа, но он боялся спугнуть девушку. — Попробуем начать с совместных уроков-репетиций для подготовки воспитанниц к литературно-музыкальным вечерам. Как вы думаете, Анна Петровна, мы справимся? — Я нахожу вашу идею полезной, Константин Федорович. Давайте попробуем… Мужчина, беседуя с Анной, никак не мог налюбоваться на нее и отпустить. Однако, когда все детали были уточнены, он осторожно поинтересовался: с кем она проживает? Заметив ее напряжение и нежелание говорить о личном, он перевел разговор на погоду, на музыку и литературу… *** На следующий день Назимов и Платонова провели первый совместный урок у старших воспитанниц. Анна подготовила список романсов, чтобы предложить исполнить их наиболее способным воспитанницам на предстоящем вечере, а Константин Федорович распределил между девушками роли для упрощенной версии спектакля по мотивам комедии «Ревизор». Преподаватель словесности остался доволен Аниной инициативой и ее участием. Анне тут же вспомнился Владимир (она никогда и не забывала о нем) и посещение театра. О том, как они на пару с Петром забавно комментировали пьесу: словно мальчишки, право слово… На ее глазах выступили слезы: как там Владимир? Не слишком ли злится на нее? Наверняка устал от долгой однообразной дороги. Внезапно ей захотелось, чтобы он оказался рядом. Тогда они отправились бы на прогулку по Таврическому саду… Корф прочел бы ей лекцию о возникновении сада, при этом непременно обнял бы ее и прошептал на ушко очередной волнительный комплимент, да таким тоном, что тело покрылось бы мурашками и закружилась голова… О, о чем она думает во время урока?! Она же поставила точку в их отношениях… — Анна Петровна, все ждут, когда же вы озвучите список романсов для вечера, — с мягкой улыбкой произнес Назимов. *** Через два дня Константин Федорович немного осмелел и, дождавшись окончания Аниных занятий, спросил: — Анна Петровна, вы не сильно утомились? Как посмотрите на то, что я вас приглашу на прогулку по Таврическому саду? Он совсем недалеко… — Я не против, Константин Федорович, но только… мы можем это сделать лишь в присутствии Григория, который ожидает меня и по приказу… по просьбе… моего опекуна везде сопровождает. — Разумеется, Анна Петровна!.. Я как раз и хотел спросить, кто вас сопровождает, — проговорил Назимов. Он был убежден, что ее опекун — почтенный старик. Не он один так заблуждался… Неспешно прогуливаясь с Назимовым по Таврическому саду, Анна чувствовала себя неловко. Оглянулась на шествующего чуть поодаль Григория: ей отчего-то казалось, что он осуждает ее. Ирина с нею последние дни почти не разговаривала: приезжала в Институт и возвращалась домой в сопровождении старого Архипыча. — Константин Федорович, а вы знаете… историю возникновения сада? Расскажите мне, пожалуйста, — попросила Аня. Мужчина охотно заговорил, а она слушала. Думала о Владимире. Корф рассказывал красочнее, интереснее, эмоциональнее, разбавляя свою безупречную речь милыми вставками вроде: «Так вот, Анна…» или: «А вы знаете, Анна…». Назимов же говорил ровно, без запинок и междометий, словно отвечал заранее выученный урок. Но, тем не менее, слушать Константина было приятно: тембр его голоса успокаивал… *** Преподаватель русской словесности был очарован девушкой, но он придерживался консервативных взглядов и старался не выдавать своих чувств к ней, поэтому решил стать для нее другом, чтобы позволить к себе привыкнуть, узнать поближе. Анна часто ловила ласковые взгляды Константина. Она, наивная душа, с радостью принимала его дружбу, не подразумевая о том, какие чувства будила в нем. В Назимова были влюблены многие старшие воспитанницы; он знал об этом, но держал себя так, что все мечты девушек оставались мечтами, и они лишь украдкой вздыхали о нем. В отличие от Владимира, Константин Федорович ни разу не пытался поцеловать Анну, не прикасался к ней без особой надобности и вел себя с нею учтиво и доброжелательно. Девушка решила, что у нее появился настоящий друг. Она доверяла ему, он был ей симпатичен. Если Корфа Анна побаивалась, то Назимова не страшилась совершенно и была с ним довольно откровенна. Она поведала ему о своем прошлом, о том, что она — бывшая крепостная Корфов; что старый опекун, воспитав ее дворянкою, готовил в актрисы. Вот только о Владимире она не хотела ничего рассказывать Назимову и всячески избегала этой темы. Преподаватель словесности казался Анне спокойным, уравновешенным человеком: в нем не было горячности и властности Владимира, пылкости и наивности Николая, нервозности Петра… Когда Назимов осторожно спросил ее об опекуне, Анна ответила: — Владимир Иванович — сын моего покойного опекуна. Я, можно сказать, досталась ему в наследство от отца, и теперь он считает своим долгом опекать меня. Но между нами ничего нет… А так… человек он прекрасный… И очень мне помог. *** Анну и Константина Федоровича воспитанницы, классные дамы, преподаватели и преподавательницы часто видели вместе: они проводили литературно-музыкальные вечера, репетиции, посещали в обед столовую; он ежедневно провожал девушку до кареты, неизменно беседовал с нею несколько минут, а затем, усадив в салон, возвращался в Институт. Директриса, узнав об этом, была вне себя от гнева и жалела, что проговорилась преподавателю, и теперь мечтала уволить не только Платонову, но и Назимова. Константин Федорович был активным участником Петербургской организации «Надежда»: она помогала нуждающимся, в том числе раненым воинам. Назимов, желая быть ближе к Анне, стал брать ее в госпиталь, которому покровительствовал. Там старшие воспитанницы Института и молодые преподавательницы тоже проводили литературно-музыкальные вечера. Платонова вскоре так прониклась этой деятельностью, что охотно пела в палатах романсы, развлекая больных, а после оставалась помогать сестрам милосердия сворачивать бинты, стерилизовать медицинские инструменты и даже ухаживать за ранеными. Константин это время проводил в компании участников «Надежды», обговаривая с ними перспективы развития организации и ремонта госпиталей. За свою репутацию Анна совершенно не опасалась. Во-первых, ее везде сопровождал Григорий, а во-вторых, Константин Федорович на все мероприятия всегда брал с собой еще двух или трех молодых учительниц, которые вот уже год как участвовали в благотворительности. Ирина только дивилась: в кого превратилась Анна без опеки барона? Куда делась тихая, вечно страдающая, болезненная и всего боящаяся девушка? Вместо нее появилась очень деятельная, неугомонная и сильная личность. Платонова с утра уезжала в Институт на занятия и лишь к ужину возвращалась домой, уставшая, но очень воодушевленная, и рассказывала подруге о проведенном в больнице музыкальном вечере. О том, как тяжелораненый офицер, благодаря чудодействующему лекарству, приобретенному на деньги Назимова, сегодня встал на ноги. О том, что Константин Федорович возил ее нынче в другой госпиталь на окраину Петербурга, где она в компании коллег спела пару романсов и разыграла небольшую пьесу, и больные остались очень довольны… *** Что же случилось с Анной? В некотором роде у нее была хорошая закалка при Иване Ивановиче, когда она день изо дня заставляла себя делать не то, что ей хочется, а что угодно ее хозяину, который, однако, играл роль любящего заботливого опекуна. Она постоянно что-то зубрила, учила иностранные языки и романсы, играла на рояле, вышивала и готовилась ко спектаклям в крепостном театре, а также ухаживала за хворающим «дядюшкой». Она, будучи крепостной, принуждала себя не унывать, не обращать внимания на насмешки и выходки сына ее опекуна, всех прощать, любить, жалеть и обо всех заботиться. Теперь же она, вроде бы став свободной, сама заставляла себя идти к определенной цели: готовилась к урокам, разучивала музыкальные пьесы, новые романсы, отрабатывала их звучание, преподавала в Институте, а затем трудилась в «Надежде» до позднего вечера. Ей было лишь неловко перед Григорием, который сопровождал ее по всему Петербургу. Он не выдержал и по совету самой же Анны обратился к Филиппу, и крепостные стали через день сменять друг друга. Ирина осуждала Анну, а та радовалась, что научилась жить без Владимира Корфа. И так интересно жить! Она старалась забыть его, и это у нее, кажется, получалось… Каждый ее день был наполнен кипучей деятельностью. Но этого ей было мало, и она стремилась к большему. И когда Назимов предложил ей и другим своим коллегам возродить литературный салон, принадлежавший когда-то его покойной жене, девушка с радостью поддержала эту идею. Константин Федорович тотчас взял в банке кредит на содержание салона. *** Ирина испугалась за чересчур деятельную Анну и задумалась: может, это тот самый случай «из ряда вон», о котором нужно срочно сообщить с нарочным барону Корфу? Как правильнее поступить, она не знала, и после занятий в Институте взяла с собой Лукерью и отправилась в контору к Петру Кудинову, чтобы посоветоваться с ним. Петр был в тот день не в лучшем расположении духа: очередная его попытка развлечься с замужней дамой потерпела крах: его «возлюбленная» не явилась на свидание. Он удивился визиту Ирины, но вскоре на него нашла волна раздражения: опять речь об Анне! Он и так не может вырвать ее из своего сердца, а тут… — Петр Алексеевич, вся надежда лишь на вас! Понимаете: наша Анна… Кудинов отвернулся и стиснул зубы: неужели Платонова опять во что-то влипла и ее нужно срочно спасать? А он ее видеть не может!.. Ира, задыхаясь от переполняющих эмоций, продолжала: — Да, наша Анна познакомилась с преподавателем русской словесности и целыми днями пропадает с ним в Институте, в госпиталях, посещает благотворительные организации… Домой возвращается лишь вечером, и так каждый день… Каждый день… Я уж опасаюсь за ее здоровье и честь… Как вы думаете, Петр Алексеевич: стоит ли сообщить об этом Владимиру Ивановичу? Ведь он просил меня, ежели что-нибудь из ряда вон случится, немедленно доложить! Петр тяжело вздохнул. Ему было бы проще, если б Анна попала в какую-нибудь передрягу. Выручил бы он ее, и дело с концом. А здесь он чем может помочь? — А разве это что-то «из ряда вон»? — с горечью прошептал Пётр и невесело усмехнулся. — Анна Петровна всегда сводила и сводит с ума мужчин. Судьба у нее такая… — Скорее всего, мужчины лишают разума нашу Анну! Но что-то надо же делать, Пётр Алексеевич! Я очень волнуюсь! Ведь у меня… никого больше нет, кроме нее. Кудинов потер лоб и пригладил волосы. — Я думаю, не стоит расстраивать Владимира. И это ничего не изменит: Корф далеко. Пока письмо, даже с нарочным, дойдет до него, еще неделю он будет в пути… Но постойте… Анна ходит с этим мужчиной везде одна, без сопровождения? — нахмурился Кудинов. — Ее сопровождают крепостные Григорий и Филипп. — Значит, я поговорю сначала с Григорием, а затем с Анной. Нынче же! К каким часам она возвращается домой? Что?.. Ежедневно к десяти часам? Что за безобразие! Незамужняя девица, и такое себе позволяет!..