Сердцу не прикажешь

Вся в кустах утонула беседка; Свежей зелени яркая сетка По стенам полусгнившим ползет, И сквозь зелень в цветное оконце Золотое весеннее солнце Разноцветным сиянием бьет. В полумраке углов — паутина; В дверь врываются ветви жасмина, Заслоняя дорогу и свет; Круглый стол весь исписан стихами, Весь исчерчен кругом вензелями, И на нем позабытый букет… /С. Надсон/

*** Игривый солнечный луч коснулся золотого потолочного плафона, поиграл на стенах, обитых лионским штофом, на фигурном камине и медленно заскользил по растрепанным волосам, лбу и сомкнутым векам Владимира. Он перевернулся на бок и хотел было продолжить спать, но смутная тревога, промелькнувшая в глубине сознания, заставила его раскрыть глаза… Корф приподнялся на подушках и нахмурился… Вспомнил о своих недавних приключениях, о том, как ища забвения в любовной неге, он долго не отпускал от себя Мирославу, как та порывалась уйти, опасаясь быть разоблаченной мужем. Он ощущал себя подобно вору: подкрался, взял чужое… На душе остался неприятный осадок, и оттого мир казался неуютным и мрачным… Но ласковый лучик, промелькнувший между портьер, вновь заиграл на лице барона и заставил его встрепенуться. Как он мог забыть о детях? Они же так привязались к нему! Дашенька наверняка ждала его: она уже вполне сознательная двухлетняя барышня. И крохотный светловолосый богатырь точно был бы рад его появлению. Удивительно, продолжал размышлять Корф — и Олег, и Даша, мало того, что имеют от природы светлые густые волосы, так еще и глазами очень походят на Анну… Если она когда-либо станет его женой, наверняка все будут считать, будто это их с Анной дети… Он досадовал на себя, не понимал толком, что вчера на него нашло. Раскис, впал в отчаяние, не поговорив с Анной… Быть может, она вся в сомнениях, бедненькая; запуталась в своих чувствах и не знает, что ей делать? Быть может, она ждет от него решительного шага или мудрого совета?.. Владимир бодро оделся и привел себя в порядок. Он всегда обходился без камердинера: сказывалась строгая армейская дисциплина. Раздвинув портьеры, он некоторое время невидящим взором глядел в синее небо с редкими тучками. Затем сфокусировал взгляд на слугах в ливреях, пересекающих сад с огромными сундуками в руках, на семейке лебедей, топчущейся на бережке ухоженного пруда. Заметил, как старый сутулый Егорыч, временами оглядываясь по сторонам, размашисто метет дорожку возле ажурной беседки. Та беседка напомнила барону один случай, произошедший позапрошлым летом… Владимир спешился, передал коня конюху и, оправив на себе военный китель, широким шагом направился к парадному крыльцу дома. До его чуткого слуха долетел нежный девичий голосок: «Сей поцелуй, дарованный тобою…» «Как же она меня бесит! Нашла где петь! И поет всякий романтический вздор», — думал Корф, стараясь несколькими глубокими вдохами подавить закипающий в груди гнев. Но молодого барона против воли понесло к беседке: захотелось взглянуть на Анну поближе, когда рядом нет его отца. Остановившись у входа, Владимир замер. Зря он пришел сюда: Анна была так хороша, что у него перехватило дыхание. Он еще пуще разозлился на себя, на Аню и на весь белый свет… Все эти светские предрассудки и условности до невозможности надоели ему! «Упасть к ее ногам, обнять и — будь что будет!» Корф кашлянул, привлекая к себе внимание. — Ах, Владимир Иванович! — Тетрадь с романсами выпала из Аниных рук. Девушка резко встала со скамьи и наклонилась, чтобы поднять ее. Барон тоже нагнулся за брошюркой, и молодые люди столкнулись головами. — Прошу прощения! — почти одновременно проговорили Анна и Корф, потирая лбы. Эта синхронность показалась им забавной и они улыбнулись друг другу. «Какая очаровательная у него улыбка и ямочка на щеке», — отметила про себя девушка. «Она — само совершенство!» — подумал Владимир и сник. Опомнился, поднял тетрадь и протянул Анне. — Благодарю вас, — пролепетала она. И замахала брошюркой словно веером. — Жарко? — Очень жарко, Владимир Иванович! Хорошо, что в доме прохладно… А так… я люблю жару. «Разоткровенничалась со мною, глупенькая…» — Купаться любите?.. Любишь? — быстро спросил он. «Когда ж я перестану обращаться к ней на вы? Она словно околдовала меня!» — Люблю… Скорее бы в поместье! Там дышится совсем иначе! — Угу… — А нынче… Мы с Акулиной и Аксиньей… Ой! — Анна прикрыла ладошкой рот. — Что? Говори! Аня густо покраснела и замотала головой. «Рядом с ним я сама не своя! Я теряюсь, я боюсь его!» — Простите, Владимир Иванович! Я не могу!.. Я могу идти?.. — Я требую объяснений, — Корф хотел понять, не проболталась ли хорошенькая Аксинька подружкам про их любовную связь. Разумеется, крепостных не дОлжно касаться, с кем и как развлекается их молодой хозяин. Но крепостные обязаны держать рот на замке! — Не вынуждайте меня выдавать чужие тайны, Владимир Иванович! Я нечаянно проговорилась… — Анна выглядела смущенной, виноватой, но решительной. — Лучше накажите меня! — Да за что наказать-то?! — Корф зло выдохнул и членораздельно спросил: — Итак! Что натворила Аксинья?! — Это я виновата: я уговорила подружек искупаться в пруду! Знаю, что крепостным запрещено… — Пфф… «Когда отца рядом нет, она такая непосредственная! Совсем другая». Чувствуя, что тает и становится способным на глупости, Корф принялся лихорадочно соображать, что бы еще сказать, дабы вывести красавицу из себя, вызвать ее досаду и заставить уйти… Дабы впредь держалась от него подальше… Начал накрапывать дождь, вскоре превратившись в ливень. А мужчина и девушка, замерев, долго стояли в центре беседки и слушали, как тяжелые капли стучат по крыше… — Присядем? — тихо предложил Владимир, указав на скамью. Анна послушно села и дождалась, когда сядет ее неожиданный визави. Она была страшно смущена их последующим молчанием и не знала, куда девать руки. Ей очень хотелось вскочить и бежать, и было безразлично, что идет сильный дождь… Корф тоже пребывал в смятении: неужели эта крепостная имеет над ним такую власть, что он теряется от нежности, глядя на нее, и забывает, что хотел сказать? Неожиданно, словно в помощь этим странным созданиям, в беседку вбежал мокрый взъерошенный ребенок. Это был пятилетний Степка, сын одного из лакеев Корфов. Мальчик дрожал: он промок насквозь, его тонкая рубашка прилипла к тельцу, с волос стекала влага. А дождь, казалось, припустил еще пуще… — Бедный малыш, — проговорила Анна и принялась снимать с ребенка мокрую рубашку. Корф заметил, как она, краснея, скинула со своих плеч шаль и укутала ею мальчика. А взору молодого барона впервые так близко предстала ее стройная фигурка в белом платье. Корф отвел взгляд, а Анна усадила малыша на колени и крепко обняла. Но ребенок продолжал трястись от холода: Анина шаль была очень тонкой. Владимир снял с себя зеленый китель и укутал в него Степку, ненароком коснувшись девичьей груди. Девушка, покачивая малыша, пела колыбельные и бросала изумленные взгляды на «злобного» молодого барина: тот сидел, откинувшись на спинку скамьи. Глаза Корфа были закрыты, и ей казалось, что он спит. Владимир напряженно слушал ее пение и старался не выдать захлестнувших его эмоций… «В тот вечер я всё же сорвался на Аню. Досадуя на свои чувства и желая лишний раз обозначить дистанцию, я в присутствии Анны уточнил у отца, сколько он тратит денег на наряды для своей крепостной? И не боится ли он разориться?» — вспомнил барон и грустно усмехнулся. *** Выйдя из спальни, Корф направился к лестнице. Совсем рядом послышались детские возгласы и говор нянек. Барон едва не споткнулся о теплый комочек в длинной рубашке и шароварчиках: Олежик свернулся клубочком посреди ковра. Глафира держала на руках полусонную Дашу. — Простите, ваше благородие, не слушается нынче проказник! — Матрена нагнулась, чтобы поднять малыша. Владимир ее опередил и взял Олежика на руки. Тот широко раскрытыми глазенками посмотрел на барона и, звонко чихнув, принялся теребить Корфу шейный платок, норовя оторвать булавку. — Нельзя так, малыш, это опасно! — барон осторожно развернул ребенка спиной к себе и подошел к Даше. Она, подняв голову с плеча няньки, выжидательно поглядела на Владимира. Он взял ее крохотную ладошку в свою: — Доброе утро, Даша… — Хочу на ючки, — заявила девочка, потянувшись к Корфу. Одной рукой она вцепилась ему в ухо, а другой ухватилась за плечо и повисла на нем. Няньки усмехались про себя: их новый хозяин был увешан детьми словно рождественская елка. Владимир с драгоценной ношей прошествовал в «детскую», бывшую гостевой. Матрена с Глафирой последовали за ним. Корф огляделся… Малыши, по всей видимости, провели ночь на диванах, обложенных по краям подушками. На кресле горкой лежала куча мокрых простыней и несвежей детской одежды. В углу стоял раскрытый сундук с игрушками; некоторые из них были разбросаны по ковру. Корф, не привыкший к беспорядку в доме, недовольно поджал губы. — К обеду все убрать! Составить список необходимых детских вещей! Я распоряжусь, чтобы все было куплено немедленно!.. Грамоте худо-бедно обучены? — Нет-с, ваше благородие! Не обучены мы, — с пафосом отвечала Глафира. Дети так и висели на Владимире. Даша снова больно вцепилась в него, а Олежик начал брыкаться. Корф осторожно опустил мальчика на ковер и, поморщившись, убрал Дашину руку со своего уха. Девочка выскользнула из его объятий и подняла с пола куклу в бальном платье. — Мася, — звонко сказала малышка, протягивая игрушку Владимиру. — Маша? — уточнил Корф. Он не всегда понимал детскую речь. — Мася, — подтвердила Даша. Барон задумчиво покрутил куклу в руках, пригладил на ней юбки и обратился к нянькам: — Быстрее приводите детей в порядок и ведите в столовую. Пусть с этого дня трапезничают только там. Придумайте что-нибудь. Спросите у Филиппа высокие стулья. Да, вот еще что… — Он потер переносицу и умолк, напряженно размышляя. — К ужину приоденьте малышей! Им предстоит знакомство с будущей... с Анной Петровной. — Слушаюсь, ваше благородие, — склонившись в поклоне, вразнобой отвечали служанки. Корфа охватило сильное душевное волнение и он не мог далее оставаться в «детской». Ласково потрепав малышей по светлым головкам, он стремительно вышел из комнаты… *** Владимир спустился вниз и по пути в столовую замешкался: аппетита не было совершенно. Послышался звон колокольчика, и в гостиной показался Афанасий: — Ваше благородие! К вам пожаловали. Князь Алексей Алексеевич Алмазов! Корф побледнел. — Проси… *** Акулина, пробегая мимо барского кабинета, услыхала обрывки разговора хозяина и господина Алмазова из-за неплотно прикрытой двери. Кинулась на кухню к мужу: — Филипка! Филипп! Ох! С нашим барином беда: стреляться надумал! Я подглядела в щелочку: князь бросил ему в лицо перчатку и они заговорили о поединке… Князь так зол на Владимира Иваныча — страсть! Боже упаси, убьют нашего барина! Чьи мы будем тогда?.. Быть может, нам обратиться к господину… Кудинову? — причитала Акулина. — Его благородие? Стреляться? С князем? — опешил Филипп. — Ты права… Нужно срочно известить господина Кудинова… Он хороший друг нашему барину. Авось отговорит от дуэли… Али придумает чего. Слуга засобирался за Петром. Покидая людскую, услышал звон колокольчика и голос хозяина: — Филипп, срочно ко мне! Лакей дернулся, оправил рубаху и заторопился к кабинету. — Ваше благородие… — Почистить оружие! И сразу же принести мне! — Корф указал на массивный темно-бордовый футляр на столе. — А затем езжай с Акулиной на базар и купи детям все необходимое на первое время. Возьми на подмогу Демьяна и Феклу. Вот список покупок… Грамоте обучен? Обучен! Что на меня уставился?! Ступай! Слуга покинул кабинет и, тихонько прикрыв двери, замешкался, размышляя, как ему успеть выполнить наказ барина и добраться до конторы господина Кудинова? Тревожная новость мгновенно облетела дом, и его окутала зловещая тишина. Слуги перемещались по паркету на цыпочках, боясь произнести лишнее слово. Деревья, словно сговорившись, сомкнулись над окнами и почти не пропускали в комнаты солнечных лучей… — Надо, надо барина выручать. Он последний в роду своём… Такого хозяина на всём белом свете не сыскать, — шептала мужу Акулина, провожая его до конюшни. — Так говоришь, будто барин наш — дитё малое, — сердито проворчал Филипп, вспомнив, что напрочь забыл почистить оружие. Он поспешно натянул поводья и лихо развернул коня к выходу. — Накажет нас за вмешательство! — Пущай накажет! Пущай! Только б жив остался!..