Сердцу не прикажешь

Конец апреля 1840 года. Поместье барона Корфа под Петербургом. Двугорский уезд. Анна внутренне сжалась под строгим и непреклонным взглядом молодого барина. — Не вы ли давеча напоминали мне, Владимир Иванович, что мое место лишь с дворовыми? — Крепостная говорила тихо, спокойно и почтительно, и это еще более раздражало барона. — Несомненно! — Он насмешливо посмотрел на девушку и, заложив руки за спину, промаршировал по кабинету. — Но я, твой хозяин, буду решать, за кого выходить тебе замуж и выходить ли вообще! «Я не так давно вернулся с Кавказа, — мучительно размышлял Корф, стараясь смотреть куда угодно, но только не на свою крепостную. — Затем была эта злополучная дуэль, из-за которой я лишился звания и воинского чина. Вскоре умер от сердечного приступа мой отец, не перенеся сего позора, и теперь Анна, эта крепостная, эта девочка, которая выворачивает и всегда выворачивала мою душу наизнанку, перед которой я невольно трепещу, волнуюсь, как мальчишка, при ее появлении и при звуках ее голоса, — теперь она полностью в моей власти, и я волен делать с нею все, что пожелаю!» — Что вы задумали, Владимир? Что вы имеете против Никиты? Корф снова пронзил Анну почти огненным взглядом серых глаз. — Ничего! Просто мне, как хозяину, не угодно, чтобы вы выходили за него замуж. Это не для вас, Анна. Я так решил, и мое слово неизменно. Отец воспитал вас как дворянку, так хотя бы в благодарность ему старайтесь соответствовать тому, что из вас на протяжении многих лет… лепили. — Голос барона звучал обманчиво мягко и вкрадчиво. — Владимир Иванович, я прошу вас, ради памяти покойного вашего батюшки, пощадите, отпустите меня, выпишите вольную. Я хочу иметь семью, детей, быть замужем. Я… Да и вам так станет спокойнее, Владимир Иванович, я же обуза для вас. — Хватит! — закричал Корф и ударил ладонью по столу так, что, казалось, задрожал пол. — Довольно, — уже спокойнее произнес он, усаживаясь в кресло. Владимир уставился на пышный рукав платья, из-под которого выглядывала нежная ладонь крепостной красавицы. Как ему хотелось прикоснуться к этой ладошке губами, а затем… Он с усилием отвернулся, посмотрел на отцовский портрет с траурной лентой. — Запомни: я твой хозяин, и мне угодно, чтобы ты всегда молчала о своем крепостном положении. Всегда! Он резко поднялся с кресла, подошёл к тёмному окну и, встав к Анне спиной, с силой уперся стиснутыми кулаками в подоконник. Взглянул на бледную луну, еле виднеющуюся из-за тучек и верхушек старых сосен. Ему хотелось завыть от безысходности подобно волку, но Владимир сдержался и, повернув к Анне озабоченное лицо, тихо спросил: — Скажите, вы любите Никиту? В его памяти, как вспышки молнии, пронеслись эпизоды: опушка леса, зеленая листва и совсем близко мужской шепот: — Анна, Анечка, счастье мое, люблю тебя, люблю… — Ах, Никита… Барон чуть отодвинул ветви, и его взору предстала картина, такая, что, казалось, хуже для него быть не может: невозможно красивая нежная Анна в прелестном светлом платье с мило растрепанными волосами положила свои белые ручки на могучие плечи крепостного красавца-конюха, а он целует ее в губы, в щечку, в шейку и громко шепчет: — Ты только моя, Аннушка! Моя, люблю тебя с детства… Будь моей женой! Владимиру Ивановичу брошусь в ноги, он барин добрый, отпустит нас. Далее Корф слушать не мог, но и допустить, чтобы эта парочка оставалась в уединении, тоже категорически не желал, поэтому, вскочив на коня, он пустил животное во всю прыть и, будто бы случайно заметив только сейчас двух своих крепостных, резко остановился, спрыгнул с лошади и велел конюху увести ее в конюшню. Анна тогда с опаской смотрела на барина, как он медленно приближается к ней… Заправив выбившийся локон за ушко, она встала к нему вполоборота. Владимир остановился в шаге от нее и некоторое время молчал. Он был в припадке жгучей ревности, которая болью пульсировала сейчас в его висках и груди. — Ступай домой и жди меня в гостиной! *** Рано утром Анна, одетая в светлое дорожное платье, с небольшим ридикюлем в руках, столкнулась с Владимиром в дверях, ведущих на кухню, после завтрака. (Хоть Корф и пытался настоять на том, чтобы Анна разделяла с ним все трапезы, но все было безуспешно: девушка в этом ему не подчинилась и поэтому завтракала, обедала и ужинала на кухне вместе с прислугой.) Барон преградил ей путь, подойдя к Анне почти вплотную, и она невольно вдохнула запах его дорогого мужского одеколона. — И куда вы направляетесь без моего ведома, могу я узнать, мадемуазель? Анна одарила его синевой лучистого взгляда: — Да, Владимир Иванович, доброе утро! — Она присела в лёгком реверансе и спокойным голосом продолжила: — Я собираюсь в храм, на службу, нынче воскресенье. — Ах, в храм? — Владимир на мгновение задумался, слегка раскачиваясь на каблуках, затем нахмурился: — Готов сопроводить вас, Анна! Я давно не был в церкви, так что… жду вас у парадной двери, поторопитесь. А сам подумал: не сбежит ли Анна в храм с Никитой, чтобы тайно обвенчаться? Корф немедля велел закладывать карету, и вот уже четверть часа спустя они с Анной тряслись в экипаже по ухабистым сельским дорогам. Владимир отчего-то пожелал поехать в дальний храм, а не пройтись пешком до небольшой уездной церквушки. Храм встретил их таинственным и едва освещенным свечами полумраком. Церковная служба уже началась, и священник в длинной рясе кадил, обходя все уголки церкви. Владимир Корф следил за тем, как его крепостная барышня аккуратно ставит перед иконами свечи, затем крестится перед святыми образами и спустя мгновение замирает, о чем-то усердно молясь. Вот она подошла даже к иконе святого Владимира… Неужели и о нем, грешном, возносит Анна свои молитвы? Он поймал себя на мысли, что очень желает, чтобы она молилась о нем. Ее добрые, идущие от сердца, молитвы святые явно услышат. Корф с восторгом взирал на Анин красивый одухотворенный профиль и понимал, что сам он, к сожалению, давно уже утратил ту чистоту и непосредственность, которые позволяют вот так, с безусловной верой, надеждой и даже неким дерзновением обращаться к Создателю. А Аня может… Сердце Владимира в эти минуты разрывалось и одновременно таяло от любви и нежности к отцовской воспитаннице. Как же дать ей понять о своих чувствах? Как дать ей возможность поверить в искренность своих намерений? А что, если Анна все же любит Никиту? Как ему поступить? Ведь сердцу не прикажешь. Ему ли этого не знать? Он обратил свой отчаянный взор к святому Владимиру: помоги! Но вот Аннушка чинно прошла к очереди желающих исповедоваться. Корф, стоя у колонны, все так же незаметно наблюдал за ней. Он дождался окончания ее исповеди и поразился, какой радостью и благодатью полыхнуло ее лицо после таинства Святого Причастия. «Анна ангел! Чистый ангел! А я обижал ее. Прости, меня, Господи!» — мысленно каялся Владимир. И дал себе обещание, что когда-нибудь так же, как и Анна, исповедуется и удостоится святого Таинства. — Служба закончилась, Владимир Иванович, пройдемте ко Кресту, — прошептала Анна, подойдя к барону. Она была столь благостна и светла в этот момент, что Владимир на миг зажмурился. — Да, конечно, Анна, пойдемте. — Он осторожно взял ее за локоть и повел в толпу. Знакомые дамы и господа шептались и недоумевали, глядя на эту странную пару: знатный родовитый барон Корф и бедная воспитанница его отца. Что общего меж ними? Выйдя из храма на залитую солнцем площадь, девушка чуть отдалилась от Владимира, чтобы подать милостыню убогому, сидящему на паперти. Высыпав в руки нищего горсть монет, она услышала от него странные слова: — Скоро барыней станешь и деток своих в храм водить будешь. Много деток родишь, и ручонки их будут сыпать монетки, много монеток, барыня! Детки вырастут хорошими, славными… Не тот у тебя в сердце нынче, не тот… Анна все слова расслышала, но никак не могла сложить их в логическую цепочку. Какая она барыня? И почему не тот в ее сердце? Но нищий явно что-то знает, он словно юродивый. Пока она размышляла об этом, медленно шагая по направлению к Корфу, барон сам приблизился к ней, озабоченно спросив: — Анна, с вами все хорошо? Что тот человек вам сказал? Вы чем-то расстроены? Крепостная чуть повела плечами: — Все в порядке, Владимир Иванович, просто он будто юродивый, читает мысли и говорит такие удивительные вещи! Анна и Владимир одновременно обернулись на паперть, где минуту назад сидел нищий, но там уже никого не было. — Не берите в голову, Анна! Не стоит придавать этому значение! Э-э-э… Я поздравляю вас со Святым Причастием! — тихо говорил Владимир, помогая девушке забраться в карету. Но Аня, поблагодарив хозяина и чуть отвернувшись к окну, всю дорогу продолжала размышлять о тех странных словах юродивого. Ведь думать ей барин запретить не может… *** Владимир вчера так и не получил ответа на свой вопрос, любит ли Анна Никиту и насколько у нее все серьезно. Девушка не успела ответить, хотя уже приоткрыла свой ротик… Но вошел слуга и доложил о визите «дорогого» соседа: Андрея Платоновича Забалуева. *** Барон Корф шагал по кабинету, размышляя, как ему лучше поступить?.. Как вызвать Анну на откровенность? Этот предводитель уездного дворянства, господин Забалуев, давеча ему все испортил! Так не вовремя явился со своим дурацким предложением прикупить его земли. Не нужны Корфу забалуевские владения, не до этого теперь, да и своего поместья хватает. — Хотел бы я тоже знать твои мысли, Анна, как тот нищий, — проговорил Владимир, садясь в кресло и закуривая. В то же самое время крепостная в своей горнице с упоением читала жития святых и юродивых. Она прокручивала в голове слова того странного человека на паперти. Что-то подсказывало Анне, что это был, действительно, человек святой, посланник Божий. По описанию в житиях все сходилось. И как странно потом он исчез… Но каким образом она, крепостная, может стать барыней? И будет много детей, славных детей! Как такое возможно? А может, Никита со временем разбогатеет и станет как барин? И заживут они… Какой чудесный был сегодня день! Слава Богу, она удостоилась великой милости — Святого Причастия. Девушка в этом святом таинстве черпала духовные силы: это помогало ей всех любить и прощать своих обидчиков, давало ей надежду на светлое будущее и не позволяло впасть в уныние, что бы ни произошло в ее жизни. А какой нынче удивительный и странный Владимир! Сопровождал ее в храм, был вежлив и предупредителен, даже пытался ее успокоить после смятения от слов юродивого. А в храме Анна случайно взглянула в сторону барона и с изумлением заметила, как он стоит у святого распятия, губы его слегка шевелятся, шепчут молитву, лицо сосредоточено и скорбно, а на щеке скупая слеза оставила влажный след… Обычно надменный, равнодушный и бессердечный Корф способен плакать? Что тревожит его душу? Анна глубоко задумалась. В дверь постучали, и в комнату заглянула горничная Глаша. Она с виноватым и сочувствующим видом сообщила Анне, что, мол, ждет ее в кабинете барин и что он, похоже, недоволен и сердит. Анна, словно бедная овечка, тяжело вздохнув и приведя себя в порядок, отправилась на растерзание к злому волку… А «злой волк» метался по комнате, как раненый зверь. И лишь услышав робкий стук в дверь, остановился, пригладил взъерошенные волосы, поправил шейный платок и одернул сюртук. Властно произнес: — Войдите! Анна вошла, внешне спокойная, доброжелательная, и, остановившись возле стола барина, с достоинством произнесла: — Вы меня звали, Владимир Иванович? — Да, Анна, прошу вас, присаживайтесь. — Владимир указал крепостной на стул возле стола. — Нет-нет, благодарю вас, я постою. Вы ведь меня ненадолго вызвали? — осторожно спросила Аня. — Надолго. — Как? А что вы хотели, Владимир Иванович? — удивилась девушка. Владимир понял, что не готов задать ей мучивший его вопрос прямо сейчас. Лучше это сделать позже, как бы между прочим. Она стояла и пристально наблюдала его борьбу с самим собой и некоторое замешательство. Корф встал: — Тогда и я буду стоять. Как вы себя чувствуете, Анна? Не устали после посещения храма? — Нет, что вы! Напротив, это придало мне сил и бодрости. А почему вы спрашиваете? Вы ведь не для того меня вызвали, чтобы узнать о моем здоровье? — спросила Анна, а сама вновь подумала: как странно, этот человек сегодня плакал… — У вас все в порядке? Ничего не произошло, Владимир Иванович? — Н-нет, — с небольшой заминкой ответил барон, с удивлением посмотрев на девушку. Неужели она о нем беспокоится? Или о чем-то догадывается? Может, тот юродивый сказал ей что-то о нем? И вдруг выпалил: — Анна! Скажите мне: вы любите Никиту? Любите настолько, что готовы идти за ним хоть на край света?.. Ответьте мне, вы даже не понимаете, как это важно! И вдруг Корф с удивлением осознал, что одной рукой крепко держит Анну за плечо, а второй пытается отвести прядь волос с ее лица, но никак не может справиться с этим, поскольку рука его от волнения слегка дрожит. А Анна с изумлением и тяжело дыша смотрит на него во все глаза. Он тотчас же отпустил ее, отвернувшись и взъерошив свои густые темные волосы. Вот что значит он до ее прихода немного выпил бренди! Успокоиться хотел! А вышло только хуже. — Да. Я люблю его, Владимир Иванович, и лишь с ним вижу свое счастье… — Анна говорила тихо, искренне, имея в виду свое крепостное положение и не представляя себе иную судьбу, но в то же время пыталась понять: а что это сейчас произошло с Корфом? Этот его жест, полный тоски и даже нежности взгляд и заданный нервозным тоном вопрос. Что все это могло значить? И почему она сама сейчас словно в огне от его прикосновения, почему подкашиваются ноги? И Анна обессиленно опустилась на стул, прикрыв глаза. Самое странное во всем этом было то, что она сама очень хотела обнять Владимира и прижаться лицом к его плечу. И если бы барон не отстранился, она бы так и сделала… Владимир встал за спинкой ее стула, отчаянно вцепившись в него руками. — Анна, вы уверены?.. Она вздрогнула, словно очнулась, вскочила и, повернувшись к барону, чуть дрожащим голосом попросила: — Владимир… Иванович… Освободите меня и Никиту. Очень вас прошу! Я буду счастлива, а вы будете спокойны, вы исполните свое обещание отцу. Ведь когда дядюшка, Иван Иванович, умирал, вы дали ему слово, что позаботитесь обо мне. Корф побледнел и, кивнув, медленно опустился в кресло. Он с минуту сидел молча, прикрыв глаза руками. — Анна, я… выпишу вам с Никитой вольные, но выдать я их смогу дня через два, так как мне нужно будет их еще зарегистрировать в суде. А теперь, я прошу вас, уйдите! — Барон сказал это твердым тихим голосом, однако рук с лица не убрал. Анна пробормотала слова благодарности и почти выбежала из кабинета своего странного хозяина. — Ну вот и все, — прошептал самому себе Корф, — назад пути нет… И в этот же вечер сильно напился. *** Анна бежала вверх по лестнице так, словно за ней гналась стая волков… Оказавшись в своей комнате, она сразу же бросилась на кровать. Уткнувшись лицом в подушку, Аня вцепилась в нее руками. То, что она почувствовала несколько минут назад к Владимиру, не поддавалось никакой логике и объяснению! Она же любит Никиту! Как возможно испытывать чувство непреодолимой нежности и тяги к Корфу? К своему хозяину! К сыну своего опекуна! Она же всегда боялась и почти ненавидела Владимира… Сколько он унижал ее, указывал ей на ее крепостное положение… И стоило ему стать чуточку другим по отношению к ней, так она готова растаять перед ним? Нет, это наваждение! Просто Корф может быть очень обаятельным, когда ему это нужно. Надо сейчас же найти Никиту и поделиться с ним радостью! Владимир отпускает их обоих, дарует им свободу! Это то, о чем они мечтали с Никитой с самого детства, и целый год ее жених всерьез размышлял об этом с Анной, но обращаться за «вольной» к Ивану Ивановичу временно опасался, так как пока не знал, где они с Анной станут жить. К тому же Никита копил деньги, чтобы купить для них домик в деревеньке рядом с Двугорским. Хороший, прочный и уютный такой домик… Анна с Никитой как-то даже заходили туда. Девушка, закутавшись в теплую шаль, вышла наконец из горницы, чтобы отыскать жениха. Первым делом поспешила в конюшню. Однако увиденное заставило ее тотчас броситься обратно в дом.