Поближе ̶к̶ ̶е̶д̶е̶ к тебе

Сакура лежала на сидении кареты, укутанная в чей-то плащ и видно давно так лежала. Когда очнулась от тряски, сразу и не поняла где находится. Было довольно темно, у экипажа зашторены окна, но и то, что уже темное время суток очень явно. И что это на ней, чей это плащ? Она не поняла сразу, но когда попыталась хотя бы привстать, увидела, что без одежды, если не считать этого темного плотного плаща с капюшоном и высоким воротом – где-то она видела его... Это может ненормально, но девушку давно не трогало и не пугало собственное обнажение. Бывало даже, любопытные мальчишки из приюта, прорывались к ней, когда ее осматривала матушка. Сакура стояла посреди комнаты с равнодушным лицом и даже не пыталась прикрыться. Потом мальчишкам попадало, но и любопытство это сбивало только на пару дней. Подрастающие мужчины снова врывались посмотреть на обнаженную красавицу сестру. Порой ее даже матушка отчитывала, что она так спокойна, а уж как злилась близняшка: «Из-за тебя они думают и я такая же безотказная!!» Вот уж кто мог ответить и гонял сорванцов похуже хозяйки приюта. Сакуре было все равно: тело давно не принадлежит ей. Она только с его помощью передвигается, ест, она может смотреть, слушать, может перелистывать книги, гулять – но у этой плоти с восьми лет уже был покупатель. При том, что Сакура тщательно берегла и ухаживала за телом, но это было давно чужое имущество. Вопрос лишь оставался в том: чье. И сейчас ей скорее по новой завладел страх того, что произошло с духами и что ее не купят. До сих пор мороз по коже, что все зря. И какое облегчение, когда тот юноша поднял табличку и сразу дал за нее так немыслимо много! Ее сестру купили за два миллиона четыреста тысяч десять лет назад. Немыслимая сумма, но и тогда торги начинались с минимальной суммы ста тысяч на такой высший материал, которым была сестра. А Сакуру сразу за миллион! Она уже думала, что надо радоваться, если за нее минимум дадут в ее положении. А тут – повезло… Но это не то, чего они ждали с матушкой. Матушка думала, что Сакура будет стоить «хотя бы миллиона три». Все происходящее как сон, дурной сон. Ей снились такие порой: когда ее не покупают, а потом весь приют требует с нее что-то. Эти кошмары от неопределенности ее положения должны бы закончиться. Ее купили. Матушке может перепадет не так много, как она ждала, но значительная сумма, чтобы дети в приюте жили лет пять спокойно, пусть и скромно. Еще и если матушка не потратит денег на новую крупную покупку, то может еще дольше проживут без продаж новых детей вампирам: есть живность, сады, огороды – на этот миллион они смогут прожить и дольше, если забудут про всякие пиры и подарки… А потом… будет ли жива к тому времени Сакура – едва ли кого-то волновало. Она куда-то едет, точнее: ее куда-то везут? И это тот же экипаж, который вез ее во дворец…? А где матушка? Сакура резко села. Контракт! Она не подписала контракт! До аукциона, за месяц до него подписывается контракт для продажи. Но еще ей надо было подписать сегодня купчую, что она согласна, и все еще добровольно продает себя вампиру… Она не подписала. Значит ли это, что ее все же не купили, и тогда…? Перед глазами замелькали лица, обезображенные жуткими и жадными гримасами, которые смотрели на нее, кинулись к ней, когда тот вампир проколол ее палец. Сакура растерялась, она не должна была давать ему это делать. Ее уже купили и все равно кому-то что-то доказывать. Но почему первое повреждение кожи Харуно получила не от мужа…? Ведь табличку поднял тот молодой брюнет. Когда все кричали, возмущались, обзывали ее, называли обманщицей из-за этих духов, тот вампир один из немногих сохранял спокойствие. Только смотрел на нее не отрываясь, будто что-то не понимая. Тогда все ничего не поняли. Да и Сакура не ощущала никакого запаха от себя. Или может ее купили для лохматого вампира – насколько она знала, покупать не обязан тот, кто будет пользоваться? Если так: он жуткий! Сейчас Сакура смутно припоминала, что видела уже те красные глаза. Молодой вампир приходил к ней – с ним она недолго говорила… Как бы то ни было, Харуно видно потеряла сознание от боли, а может от шока, а может страха, что вот сейчас ее просто разорвут на куски. Что было дальше? И чей это плащ –точно того парня? Она голая, все походит на то, что ее вернули как распакованный, но некачественный товар. И сжалились, кинули подачку в виде плаща, чтобы прикрылась. Сакура не уверена была, что хочет, чтобы карета остановилась и ответы на ее вопросы нашлись в виде приютского дома. Надо быть смелее и просто отодвинуть шторку. Но захотелось еще побыть в иллюзии, что больше никогда не увидит приютских. Ведь она совершенно не понимала, что делать дальше, если ее не купили – она совсем не приспособлена к жизни как обычная девушка. Ее не учили работать, хотя бы выполнять женские дела в виде вышивания или стряпания. Матушка боялась, что она будет подворовывать еду, пока готовит. Резонно боялась: Сакура может правда бы не выдержала такой пытки: надо же и пробовать, что получается. Ее не учили ничему, кроме письма и этикета, а также нескольким танцам. Нехотя она увидела себя через год, где танцует за какие-нибудь медяки на рыночной площади, грязная, оборванная и едва живая. Такой как она один путь - купят или нет – продаваться. Матушка не оставила ей иного шанса на отступление, случись что не так. Ведь Сакура могла бы травмироваться и в итоге не дорасти до аукциона, тогда ее просто выбросили бы? Вроде в их приюте не такие порядки, но вечно терпеть взрослую Сакуру не стали бы. Очень редко в приюте остаются дети после восемнадцати: матушка старается пристраивать их или работниками хоть куда или замуж... А Сакуру… Сакуру могли продать хотя бы на раз, если ее кровь бы была также хороша. И после того раза, едва ли она бы осталась жива. Вспомнились жуткие подробности одной кровавой вампирской вечеринки, которые распространялись в листовках повстанцев: там находили от людей-жертв только части тел. Это такие же пропащие неумехи, как Сакура… И что же, отодвинуть шторку? Экипаж ехал еще долго, даже с учетом, если Сакура пришла в себя сразу – они бы уже приехали к приюту. Неужели все же…? Харуно потянулась и отодвинула шторку – сплошная чернота! Если аукцион проводился в полдень, а ее очередь наступила где-то через два часа, и с учетом, что сегодня первый день лета и темнеет ближе в восьми вечера, а сейчас вообще ничего не разглядеть – она долго была без сознания. За ней такого не водилось. Впрочем, ее и не пугали так. За окном экипажа темно, лишь ясны черные очертания леса и невидимая дорога, куда ее везут. Значит, купили? Но все не так как рассказывал куратор, с которым она подписывала контракт месяц назад. Ей и матушке подробно объяснили, как происходит сделка. За месяц до аукциона Сакура становится лотом, который можно снять с торгов лишь в двух случаях – смерть или испортившийся товар. И еще, если вдруг за этот месяц вплоть до начала торгов она успеет передумать, то ей надо будет заплатить штраф, который иногда может выйти выше покупки. Но после совершения сделки, Сакура, в присутствии куратора и того, кто ее продает – в данном случае матушки, и, само собой, того, кто ее покупает – вампира, ее хозяина или, возможно, мужа, должна подписать контракт согласия. Этого не было. Или стресс так сказался, что она не помнит этого? Правилами запрещалось подписывать договор, если кто-то из сторон находится в неадекватном состоянии. Она явно была в таком состоянии. Тем не менее – ее куда-то везут, да и еще в таком виде, будто похитили из постели. Сакура закрыла глаза, пытаясь вспомнить своего мужа. Точнее, пока непонятно кого. Хозяина скорее… Молодой, высокий, темноволосый. Он будто был напуган и рассержен одновременно. Почему назвал такую сумму? Если судить по реакции вампиров, она пахла отвратительно. Но когда один из них проколол ее палец все будто с ума посходили от желания попробовать ее. А что произошло с ней? Сакура упала в обморок от крошечного прокола? Или от страха, что сейчас от нее ничего не останется? Она помнила, что молодой вампир, купивший ее, кинулся к ней с жутким рыком. Остальные, как утопающие, смотрели на Харуно с таким вожделением, будто на лодку, проплывающую мимо. Она от страха потеряла сознание? Или все же порез – не выносит боли? Печально. Что же с ней будет, когда в ее кожу будут вонзаться клыки мужа – раз за разом?? - Сестра… - Прошептала розововолосая, печально поджав босые ноги под себя и кутаясь в чужой плащ. И вдруг карета остановилась, Сакура ощутила какое-то несварение, хотя ела только утром и то уже не помнила что: ее завтраки в основном состояли из холодной каши, но вроде как матушка расщедрилась – каша была теплая и даже с медом! Или Сакура выдумала и жертву даже не кормили? Ее последняя пища в приюте и то она не помнит, что ела… А еда для Сакуры это не просто звук. - Госпожа, - послышался голос извне. Негромкий, осторожный и вежливый. – Вы проснулись? Вы? Ее назвали «госпожой»… Когда такое было? Значит, все же покупка состоялась. Отвечать страшно. Кто ее спрашивает? Муж? То есть… нет, не он. Она сейчас совсем терялась. По идее было двое вампиров – тот, кто купил и тот, кто поднялся на сцену и устроил это доказательство ее чистой крови. Она должна быть ему благодарна? Это ее муж? Голос не похож, у того слышна властность, нахальство и важность. А тот, кто купил ее – молодой. По внешности хотя бы. Неблагодарное дело определять сколько вампиру лет. Если считать с революции, то всем минимум по сотне? С того времени запрещено обращать в вампира человека. Ее, к сожалению, молодой, и такой буйный. Сколько проживет с ним Сакура, если только одна капля так выводит его из себя? - Да, - решила ответить Харуно. - Как себя чувствуете? – голос находился снаружи, но пугало как близко, будто кто-то прижался к стенке экипажа и дышал в перегородку между ними, там, где располагался извозчик. - Простите… - Сердце ускорило биение о ребра, а ведь так только разгонит, разгорячит кровь, сделав ее более вкусной и желанной. Сакура одна, посреди леса, в темноте – лучшего и не придумать для ужина вампира. Но надо успокоиться, надо понять хотя бы некоторые вещи, если у нее есть возможность спросить, тогда это будет самое интересующее. Она сглотнула и очень старалась, чтобы голос не предал ее тонкой нотой. - Я пока не очень понимаю – меня купили? - Да. - Вы? - Нет, мой брат. - А почему я…? - Харуно глянула на свое обнаженные ноги. Столько вопросов. Какой важнее? - Мы подписали контракт? Я не помню этого. Голос замолчал и чуть погодя ответил: - Возникли некоторые сложности. Но не беспокойтесь, мы скоро приедем. – И экипаж снова тронулся с места. Она хотела спросить и про свой вид – ее так и вынесли из дворца голую, укутанную чужим плащом? Сейчас стало страшно, жутко даже. То, к чему так долго настраивалась – все не так и не то. Столько всего прочитала, чтобы подготовить себя к этому дню. Видно, просто ей не повезло. Насколько поняла Сакура по разговорам той женщины, вылившей на нее духи, - Харуно была самым ценным лотом, как и хотела матушка. Сакура шла последняя как самый драгоценный сосуд живительной крови. Зачем та женщина так поступила? Ее бы все равно купили перед Сакурой и тоже за большие деньги. Вероятно, она не знала о том, что последние лоты продают и выставляют не разом, а по отдельности. Иначе все бессмысленно. Одно дело, если бы женщина и Сакура стояли рядом на сцене аукционного зала и вся битва пошла бы за Сакуру, не будь этих духов. Да только ведь в заключительных продажах у всех отличная кровь и всех купили бы все равно… Сакура не понимала. Она чуть одернула край шторок на двери экипажа, закрываясь от злого мира. Отчего-то стало боязно, что там она увидит чье-то лицо. И тут же посмеялась – так темно, что ничего не видно все равно. Только какие-то отсветы факелов у возницы на экипаже давали возможность понять, то едут по лесной дороге. И почему сразу не поняла, что экипаж едет не сам по себе, а ее кто-то увозит? Вселенское одиночество накинулось на девушку, пустота и страхи множились в ее сердце. Будто бы, несмотря на многолетнюю подготовку, она только что поняла: ее жизнь кардинально изменилась этим днем. И будет ли жизнь достойна называться жизнью? Кто знает. Сейчас просто пересилить себя и успокоиться. Вспоминалось, как близнец говорил, что при собаке нельзя бояться – якобы тело истончает запахи, которые лишь злят животных. Также, может, и с вампирами? Стало немного смешно как долго настраивалась на жизнь с богачом, и в итоге все будто смеется над ней. Разве что: ее купили… Все же купили при таких сомнительных обстоятельствах. Они ехали еще долго, а может совсем немного. В нормальной стране и семье Харуно бы волновало, что ее раздетую увозят в ночь непонятно куда, после того как матушка продала ее. В нормальной, неизвестной Сакуре семье, так не должно быть. Сейчас она просто старалась не показывать страха, обуздать его и тело, которое сковал ужас: что с ней будет дальше, если все уже не по плану пошло. И вот она услышала, как лошади остановились под тихий щелчок вампира. - Мы приехали, госпожа. Что ей сделать? Открыть дверь и выйти? Ее приглашали это сделать его слова? - Вы можете подождать в карете, - вдруг сказал тот же пугающе-успокаивающий голос. Чего подождать? Что еще должно случится? По-хорошему, ей бы спрашивать все, что интересует, что в голову приходит, чтобы понимать свою ситуацию и успеть хотя бы подготовить невозмутимое лицо, с которым встретит свою судьбу. Как назло, сейчас вспомнились уроки матушки: будь послушной своему мужу. А где этот муж? И муж ли? Она останется, пока ее не позовут. Прошла минута, две, десять. Сакура слышала, как фыркают лошади в упряжи, какие-то лесные шорохи, скрип и покачивания верхушек деревьев от поднявшегося ветра, и больше ничего. Страх просто не унять, он обнимал и душил ее, даже при том, что она так долго готовилась. В голову лезли разные мысли: а если попробовать убежать? Если скрыться, смогут ли ее найти? Если инсценировать свою смерть, ее все равно съедят? Зачем-то вспомнилось, что в книжках сестер вампиры спали в гробах. И часто вели ночной образ жизни. Это точно может быть сказкой в ее роковой судьбе, сказкой с мрачным финалом. Не удивит даже - напугает, но не удивит. Пожалуй, Сакура удивится, если проживет хотя бы лет пять в ее-то положении соблазнительного деликатеса. И ее мужем-не мужем. Время шло и давило на нервы неопределенностью, но вместе с тем постепенно девушка успокаивалась. Чего Сакуре бояться? Ее жизнь уже продана и не принадлежит ей. Вот только пустота в желудке больше обычного ныла, требуя долгожданную награду – сможет ли она хотя бы раз попросить пир для себя? К этому времени, в приюте, уже давно бы отужинала какими-нибудь корнеплодами – обычно сырыми или вареными. Никогда жареными, очень редко тушеными. Сейчас бы хоть что-то поесть… Как жаль, что с ней нет ее кулинарной книги, она бы полистала ее, помечтала. Сакура слышала, что перед казнью заключенный может выбрать все, чтобы хотел поесть и это ему привезут и сделают. Может ей просто стоит убить мужа и, хотя бы один раз в жизни, наестся, даже и перед смертью? - Ммм, - вдруг раздалось недовольное рядом я каретой. Тот важный голос! – Этот запах никак не пропадет. Не знаю, как ты это выдержал, Итачи. - Я просил никого не выходить, чтобы не напугать ее, - сказал голос брата ее мужа. - Лучшего оберега и не найти, - сказал третий голос. – Она там живая? Чего молчит? Снова отключилась? Ручка на двери экипажа опустилась, но тут же поднялась обратно. - Ждем Саске, - сказал тот, с кем она говорила. И все замолчали. Сакура лишь слышала, как вокруг кареты кто-то ходит – и не двое, больше шагов. Почему страшно, если итог известен? Может даже ей будет лучше, если убьют сейчас, чем мучится годами, отдавая свою кровь? Ожидание затягивалось. Это томление выводило из себя даже такую терпеливую и сдержанную Сакуру. Хотелось уже выскочить из кареты, хотя бы попросить не ходить вокруг, чтобы не раздражать. Но тут дергается ручка и дверь открывается. В карету заглядывает вампир, который раздел ее и ранил, она точно слышала его голос раньше и говорила с ним – мужчина был с длинными черными волосами, совсем не уложенными, какими-то лохматыми и в почти таком же плаще, под которым угадывался темный костюм. - Запах видимо долго еще будет с ней, - скалится мужчина, с интересом разглядывая добычу. Сакура видит и еще лица три, но они стоят в темени и прикрывают носы. Харуно сидит с прямой спиной, руками удерживая полы плаща, на груди и у ног, который единственный скрывает ее наготу. Она не стеснялась, но это все же неприлично. - А что, одежду так и не принесли? – сказал кому-то лохматый вампир. - Я схожу, - сказал тот, что вез ее. - Не надо. Саске, иди уже сюда, смелее, она не кусается, - и захохотал. Вероятно, вампирская шутка… А потом розововолосая девушка видит при свете пары факелов, которые располагались на крыше экипажа, как к ней подошел молодой вампир, тогда на аукционе, поднявший табличку и купивший ее за миллион золотых. Он смотрел куда-то вниз, во всем его теле заметна скованность и напряжение. Да, Сакура последнее, что помнила, как он набросился на нее, обнажив в безумии клыки, но коснулся ли…? Она не чувствовала какого-либо дискомфорта в теле – ее точно не кусали. - Саске, живей. Или мне это сделать? – торопил лохматый. Саске, значит? Сакура с любопытством разглядывала своего вампира. Он симпатичный – красивый даже, миловидный, черты лица тонкие, почти женственные, он такой, какие появляются в бульварных романах ее сестер – чахоточные красавцы, выглядят ранимыми и болезненными, с детскими чертами лица - большие глаза, алые губы... Саске все же таким не выглядит. Черные волосы, бледная кожа, чуть зажатый, но страстный взгляд, и заметно как внутри него разгорается буря – пусть даже он не смотрит на нее. Девушка встала, удерживая рукой плащ и собралась сама выйти из кареты, встав на подножку босой ногой, но тут Саске от ее движения к нему отшатнулся и так посмотрел, будто она замахнулась на него мечом. Это кто кого боится??? - Господин… Саске? – негромко спросила она, подавая ему свою руку. Он купил ее. Он ее муж. Или хозяин. Значит она только его. Чтобы он не приказал – она подчинится. За одно только желание… Сакура изначально воспитывалась быть чьей-то едой и раз уж на то пошло, глупо сейчас разыгрывать трагедию и бояться. У нее один финал, просто может быть разная дорога к нему. На миг стало даже весело: а вдруг, как в книжках сестер, вампир влюбится в нее и даст себе зарок никогда не пить ее крови? Какая наивная глупость! Сакура шагнула второй ногой на ступень кареты, обнажив коленку почти до неприличия. Вероятно, ей бы постыдится наготы хотя бы следуя этикету, но зачем еде о таком волноваться? Ее столько раз раздевали, матушка рассматривала ее тело чуть ли не с лупой, чтобы малейший недостаток не коснулся совершенного юного тела… Сакура уже не так ощущала себя. Тело ей не принадлежало слишком давно, теперь девушка не находила нужным прикрыться и стесняться. Уже и так раздели перед всеми. Впрочем, этикет… - Саске, - вдруг сказал вампир позади. Тот же голос, который говорил с ней. Сакура взглянула на него – молодой, красивый, с темными волосами ниже плеч, уложенными в хвост и тенями печали на лице. Значит, это брат ее хозяина… Здесь были еще двое или трое вампиров, но их скрывала тьма. Они могли бы устроить вечеринку тут же, набросившись на жертву, но вдруг Саске шагнул к ней, глядя куда-то вниз и, протягивая к ней руки, казался очень напряженным. Сакура не успела понять, но вот юноша взял ее на руки и понес куда-то. Если карету освещали пара факелов, то дальше был сплошной мрак – еще и звезд на небе нет, она услышала только скрип железных ворот и дальше твердую поступь ее мужа, который нес ее в совершенную темень. Она не знала как поступить: нужно ли ей обхватить его шею, но тогда может раскрыться плащ, потому безропотно висела на его руках, комкая единственную одежду и груди и у ног, замечая лишь ощущениями его касаний, какие тонкие и длинные у него пальцы… Саске смотрел прямо, идя по каменной дороге к большому темному зданию, минуя кустарники и вроде бы скульптуры и что-то очертаниями похожее на фонтан. Сакура смирно позволяла себя нести, но ей так хотелось, чтобы он посмотрел на нее и сказал что-то вроде: теперь ты моя жена. Даже если бы сказал: подчиняйся мне – обрадовалась бы. Хоть какие-то границы отношений. Чтобы Сакура сразу развеяла розовые надежды на доброго мужа-хозяина и больше бы управляла лицом. И ей казалось, что на них смотрят из темноты. Так много глаз, но никто не идет за ними. Саске поднялся по ступеням и прошел через большие двери, Сакура тут же ощутила этот запах. Запах запустения, будто тут никто не жил веками. Она боялась подумать: это ее дом? Или так живут все вампиры? Отчего-то в голове промелькнуло: а как у них вообще с деньгами? Сакура поняла, что ничего не видела: экипаж, в котором сидела – он вроде дворцовый, специально выделяется для жертв; здание, в которое ее занес муж, и все это, все что ее окружало – она не видела, но чувствовала - все покрыто пылью и пустотой, в которой более никому нет места. А как же ее желание? Ее единственное желание – поесть вволю перед смертью?!! Возможно, волнения, возможно то, что она не ела с утра, возможно то, что все планы пошли не по тому сценарию, который они с матушкой проговаривали годами… Все зря. Вся ее жизнь пустая и пыльная как это здание. Она слушала как едва слышные шаги ее вампира разносятся, напротив, гулким эхом по огромным и запущенным пространствам и поняла, что голова стала тяжелой от накатившей боли разочарования. Даже умереть не дали как она хотела… …Нос что-то щекотало. Сакура сморщилась, а потом еще и от луча света, светившего прямо в лицо и глаза. Она постаралась повернуться, но поняла, что лежит на чем-то мягком, будто прохладном и очень приятно пахнущем. Цветы… Сакура лежала осыпанная цветами! Они были вокруг и дурманящий запах разных растений и сортов – сладкий, горький, свежий, терпкий, колючий, кислый и пряный смешивался в носу, ударяя в виски головной болью и даже тошнотой. Иногда Сакура лежала на земле, глядя на облака. У нее было достаточно времени, чтобы проводить его вот так, пока братья и сестры работали по дому. Девушка любила запах травы, ее щекотку, когда поворачиваешься, и травинка скользит по обнаженной ноге, шее или щеке. Сакура любила запах цветов. Но то, что сейчас – слишком. Она будто тонула в намешанном аромате и странно стало, что раньше не проснулась. И вообще, даже не помнила место, да и когда ее оставили тут. Что за провалы в памяти? И что так светит в глаза? Девушка села на постели, с груди и живота посыпались срезанные бутоны и увядшие за ночь лепестки. Что она до сих пор голая не удивляло. Видно никого, как и ее, это не смущало за ненадобностью – без того странные отношения, чтобы волноваться еще и по этому поводу. Однако запах слишком тяжел и невыносим, голова будто раскалывалась и кружилась. Схватившись за нее, Харуно с непривычки покачнулась, пытаясь встать, но оскальзываясь на простыне и подушках, усыпанных цветами и щурясь от рябения в глазах из-за бесчисленных цветов. Матушка очень рьяно следила за тем, чтобы Сакура не болела. И более того – она закаляла детей с детства. Отчасти из экономии они не с первыми холодами топили дом, только кухню и общие комнаты, а спальни часто были как морозильники. В ее комнате, под самой крышей, почти никогда не топили. Тем не менее дети ей завидовали, потому что Сакура жила там одна, ее переселили туда сразу после замужества сестры. Самое главное – Сакура там спала одна, могла делать что хочет, а то, что комната была чуть ли не самой холодной в доме, находясь под самой крышей – мало кого волновало. Ей же давали дополнительное одеяло… Матушка по утрам выводила детей на улицу, чтобы они делали зарядку. Сакуру тоже, как и близнецов. Независимо от погоды, дети стояли и делали махи руками, ногами, прыгали, скакали. Может потому в приюте редко кто болел, хотя и без соплей не обходилось. И новенькие часто очень трудно, со слезами, привыкали к такому режиму дня. И не то чтобы теперь закаленная Сакура не ощущала холода. Вся ее жизнь проходила под руку с холодом и голодом, и вечными ограничениями во всем. Тем не менее, она не болела, не помнила, по крайней мере. И потому теперь узнать не по-книжному «головную боль», а на деле – стало неприятным открытием. Матушка давала детям какое-то средство в особенно лютые дни, что-то горькое и кислое, очень редко сладкое – как мед. Но испуганная болью Сакура теперь упала с кровати, где лежала, и, стиснув голову, скрючившись, обнаженная, пищала от неприятного ощущения. Как же она собралась умирать от кормления вампира, если так трудно переносит головную боль? Видно стыдно ей должно стать. - Что с тобой? – послышался голос. От света боль усиливалась и подкатывала тошнота по горлу. Тошноту от голода она знала хорошо – воспринимала ее совсем не как болезнь, но эта аж выворачивала ее. Харуно чуть покачала головой, пытаясь разглядеть что-то кроме бесконечных цветов и что-то слепящего в глаза. - Тебе плохо? Отвратительное начало. - От запаха голова болит… - Едва слышно прошептала еда вампира. - Прости, мы пытались скрыть твой теперешний запах. Видно, переборщили. Щурясь, она глянула на того, кто с ней говорил. Это не ее муж. - Где господин Саске? - Господин Саске? – задумчиво проговорил тот, кто вез ее. И не ответил, вместо этого шагнул к ней, дав ей что-то вроде затемнения в глаза своей фигурой, загородившей свет, и тут она увидела – Сакура находится в большой холодной серой комнате, но в этой комнате внутри, в центре огромная золотая округлая клетка, в которой и была кровать уже в середине клетки, от которой во все стороны метра три до золотых жердей. Тот, брат ее мужа, стоял за пределами клетки у открытой двери. – Давай, для начала, ты оденешься? – он показал на сверток рядом с кроватью. Может совсем неважно, но вчера он обращался к ней более вежливо, уважительно – на вы. Сакура прислонила руку ко рту, чувствуя, что даже ее пустой желудок готов что-то исторгнуть из себя. - Можно мне на воздух? Вампир шагнул в сторону, открыв вид на витражное стекло окна. Харуно тут же хотела выскочить к окну, из которого и лился на нее этот свет, отражая от золотых жердей клетки разноцветные лучи, добавляющие головной боли. Сакура чуть помедлила: надо одеться, но увидела лишь тот плащ, который был на ней ночью, накинула его на плечи и чуть ли не как безумная, бросилась к окну, распахнула его и высунулась наполовину наружу, кашляя и громко вдохнув холодного воздуха свежего утра. - Что-то не так? – уже с видимым беспокойством спросил вампир позади. Сакура вспомнила про самообладание. Давно с ней такого не было, чтобы теряла лицо. Впрочем, ее и продавали только раз. - Очень сильно пахнет, много запаха… Тошнит… - Можно ли так говорить? Можно ли жаловаться? - Мне жаль. Все, чтобы перебить тот, другой запах… Что произошло? - Какая-то женщина облила меня, - честно ответила Сакура, все еще опасно стоя у окна и только сейчас осознав, надышавшись воздухом прохладного июньского утра, как оно высоко над землей. Да она в какой-то башне! И вокруг бескрайний лес, подернутый туманной дымкой над верхушками деревьев. – Где я? И где господин Саске? Так и хотелось спросить: он будет завтракать… мной? - Господин Саске, - загадочно повторил вампир, снова предпочитая не отвечать. - Господин… - Она замялась – как его называть? - Итачи. - Господин Итачи… - Нет, можно просто Итачи. А тебя зовут Сакура, верно? Что-то опасное стояло позади ее спины, Сакура не хотела поворачиваться. Даже если этот Итачи стоит за ней, собираясь сожрать – не даст, ведь у ее тела есть хозяин и если только он прикажет, она поделится своей кровью с другими, но прежде всего… - Где…? - Ему немного не по себе от твоего запаха. Ночью он нес ее вполне себе терпимо, хотя и скованно, и напряженно. Да, не смотрел, и кажется даже не дышал, но она принадлежит ему… - Одевайтесь и я проведу для вас экскурсию на нашему – уже и вашему дому. Сейчас Итачи вежлив отчего-то. Что не так? Ощущение, будто она провинилась чем-то. И эта, как он сказал, экскурсия - как петь курице колыбельную, зная, что она через некоторое время будет твоим обедом. - Я подожду снаружи, - Итачи вышел. Но еще долго Сакура не могла повернуться от окна из-за сковавшего ужаса, что он все еще позади. У нее тут нет никого вроде матушки, которая бы решила проблемы дочери, пусть даже странным способом. Сакура одна, теперь она думает сама за себя - необычно… Девушка подошла к клетке и старалась не дышать из-за этого сильного аромата – почему так пахло? Будто цветы, помимо их запаха, еще и щедро надушили. По крайней мере от открытого окна стало чуть легче от нового впечатления головной боли и тошноты, когда казалось внутренности наружу лезут, а голова готова взорваться. Снова и снова Харуно напоминала себе, как нелепо так себя вести. Некоторым образом, этим она корила матушку, которая слишком берегла ее тело от боли, что теперь Сакура казалась себе слабой и беспомощной. И ведь никто не поможет. Разве что… Может быть Саске? Ей не показалось, что он словно не рад, даже недоволен тем, что происходит? Когда вчера нес ее, крепко держал, у такого попробуй отними, но при этом не смотрел на свою еду, не дышал даже... И еще… на нем единственном не было плаща, только темный костюм. Значит, это его? Сакура аккуратно сложила плащ на кровати и надела то, что ей было предложено – белое простое платье и мягкие туфельки. Вообще-то ей бы принять ванну, но видимо не стоит и думать о том, чтобы смыть с себя ароматы цветов, хотя бы чуть-чуть перебивающих аромат духов. Она надеялась, что с нее не будут требовать каких-то драгоценностей, ведь вся ее ценность – это книги. Может ли она попросить матушку их перевести к ней? Или - «умерла, так умерла»? Сакура в который раз поняла, что совсем не хочет никого из приюта видеть. Ей отчего-то стало стыдно, будто девушка провалила все чаяния и мечты приютских тем, что позволила себя облить. Сколько бы за нее дали, если бы купили ее чистую? Сакура вышла в приоткрытую дверь и сразу поразилась – какие тут везде высокие потолки! Это не дворец короля, который похож на кремовых оттенков торт, это настоящий серокаменный древний замок. Зимой, вероятно, постоянная стужа. Она привыкла к холоду, но, кажется, умрет не от истощения выпитой из нее крови, а именно от него – от зубодробящего мороза. Ее спальня располагалась на самом верхнем этаже башни, они с Итачи спускались по винтовой лестнице и чем дальше шли, тем больше Сакура хмурилась. Когда вышли из башни в, сначала один коридор, потом какой-то зал, потом снова коридор и зал, усилилось ощущение, будто ее привезли в заброшенное столетие назад здание. Серые, холодные, высоченные стены, толстый слой пыли по углам, мало мебели и почти вся в пыльных простынях - ничего не говорило о том, что тут кто-то живет. И Сакура боялась спрашивать: как у них вообще нашелся даже миллион? Ощущение, что она попала к клану, которые едва сводил концы с концами. Спрашивать прямо о их финансовом состоянии она не могла, не понимая своих прав. К тому же этот Итачи шел впереди нее и будто не видел всего этого мрака и безысходности. - Итачи, наша девочка проснулась? Сакура едва сдержалась от крика. К ней со спины совсем бесшумно подошел другой вампир, тот, взрослее, с копной длинных колючих волос. - Это Мадара Учиха, наш с Саске дядя и глава нашего клана, - представил Итачи. - Приятно познакомиться, - кивнула девушка, скованная страхом и совсем не помня – вампиру надо смотреть в глаза или, наоборот, отводить взгляд?! - Побледнела… - Прошептал над ее головой Мадара. – Цветы не очень помогли, да, Итачи? - От меня плохо пахнет? – прошептала Харуно, приказывая себе вести себя как обыкновенно – равнодушно. Не получалось. - Запах крови и открытая рана пахли сильнее. Ты могла бы перебить запах духов, порезав себя больше. - Мадара! – чуть повысил голос Итачи. - Сакура, не слушай его. Он провоцирует тебя. - Что… что тогда случилось? – ей было жутко с этим Мадарой. Да и с Итачи. Она в окружении вампиров и ей страшно, непривычно страшно. То, что она воображала, что будет достойно встречать свою смерть – все не так. Оказалось, что могло случится как произошло - все пойдет не по сценарию матушки. – Я не помню. - Оооо, - Мадара усмехнулся. – Итачи еле успел Саске перехватить. А то ведь в горло тебе готов был вгрызться. - Мадара, - уже тише, будто просил замолчать, сказал Итачи. - Но это так, малышка. Саске плохо управляет собой. - Он молод, - с пониманием отозвалась девушка, все еще внутри приказывая себе не робеть с ними. – Все знают, что молодые вампиры не могут сдерживаться. - Нет, тут в другом дело, - качнул головой Итачи, повернувшись на нее и, выйдя к широкой лестнице, стал спускаться вниз – это уже точно будет первый этаж здания. Сакура, привычно шла с гордой осанкой, подняв голову, неслышно переступая ножками как лебединый пух по земле, и вопросительно смотрела на брата мужа. - Все дело в тебе, малышка. Саске очень даже неплохо справлялся с соблазнами, сам в город выходил и ни разу в истории не попал. А тут ты и твоя кровь. Знаешь, даже я едва сдерживаюсь. – Мадара ухмыльнулся, будто сжирая ее заживо… - Моя кровь только для моего мужа… - слишком поспешно сказала девушка. Понимала ли она, что два вампира легко могут прижать ее к стене и искусать – легко. Но она не их жена и то, что принадлежит не им - не отдаст. - То есть, - Сакура не хотела спрашивать Мадару, но казалось он лучше знает. – А кто я для господина Саске? Мадара и Итачи переглянулись. - Господин Саске, надо же… - Будто позавидовал Мадара. Он как-то тяжело глянул на Харуно, немного наклонившись к ней со своим высоким ростом. – Жаль, я не взял тебя в жены. - Моя кровь… - Кровь, и не только она. Кровь для нас важнее, как ты понимаешь – жизненно необходима, но тут и другое важно. В тебе есть достоинство королевы. Мне такое по нраву. Честно говоря, даже когда мы с тобой тогда беседовали через ограду, я видел что ты стоишь гордо и величественно. И не боишься нас, как должна бы... Просто Сакура жила десять лет с мыслью, что все страшное уже случилось в ее жизни. Однако знать и прожить оказалось не одно и тоже. Легко быть бесстрашной, спрятанной оградой дома, а вне стен, наедине со всеми опасностями мира, от ее королевской осанки - останется ли хоть что-то?