Нарушенная клятва: Каз Бреккер.

Матиас Это уже слишком. Он даже не представлял, насколько сложно будет впервые за столь долгое время увидеть свою родину. У него была неделя на борту «Феролинда», чтобы подготовиться, но голову занимали мысли о том пути, по которому он сейчас шел и который сам выбрал; о Нине зловещей магией вытащившей его из темнице и посадившей на шхуну. Корабль мчался на всех парусах на север под бескрайним небо. Матиас все еще был связан по рукам и ногам, но не только кандалами, но и тяжким бременем предстоящего предательства. Впервые он заметил на горизонте линию северного побережья вскоре после обеда, но Шпект решил пришвартоваться, когда наступят сумерки, надеясь укрыться в темноте. Вдоль берега тянулись поселки китобоев, и они не хотели, чтобы их заметили. Несмотря на то что вся команда переоделась в охотников, Отбросы все еще выглядели подозрительно. Ночь все провели на корабле. На рассвете Нина обнаружила его укладывающим зимнюю одежду, которую раздавали Джеспер, Инеж и Лия. Матиас был впечатлен стойкостью равкианки. Хоть у нее до сих пор были круги по глазами, она двигалась без каких-либо затруднений, и, если и испытывала боль, то хорошо это скрывала. У Нины в руках был ключ. – Каз приказал снять с тебя кандалы. – А ночью снова меня запрешь? – Это зависит от Бреккера. И, полагаю, от тебя. Присядь. – Просто дай мне ключ. Девушка прокашлялась. – Он также хочет, чтобы я перекроила тебя. – Что? Зачем? – мысль о том, что она изменит его внешность своим колдовством, была невыносима. – Почему этого не может сделать сулийка-демон или целитель-ангел? – Лия еще слаба, чтобы использовать свои силы в полной мере, а у Бахтьи сейчас другие дела. И сейчас мы во Фьерде. Он хочет, чтобы ты выглядел менее... похожим на себя. Просто на всякий случай. – Ты хоть знаешь, насколько большая эта страна? Вероятность того, что... – Шансы, что тебя узнают, резко возрастут, когда мы прибудем в Ледовой Двор, а я не могу сразу изменить твою внешность. – Почему? – Я не настолько хорошая «портниха». Теперь этому учат всех корпориалов, но перекройка лиц – не мой конек. Матиас фыркнул. – Что? – спросила она. – Ни разу не слышал, чтобы ты признавалась, что у тебя что-то не выходит. – Ну, это редкий случай. Фьерданец с ужасом осознал, что его губы расплываются в улыбке, но ее было легко подавить, когда он вспомнил, что его лицо изменят. – Что Бреккер хочет со мной сделать? – Ничего радикального. Я изменю цвет глаз, волосы... вернее, их остатки. Это не навсегда. – Я этого не хочу. «Не хочу, чтобы ты приближалась ко мне». – Это не займет много времени и будет совершенно безболезненно, но если ты хочешь спорить с Казом... – Ладно, – сказал он, собираясь с духом. С Бреккером спорить бесполезно, особенно когда он может шантажировать Матиаса обещанным помилованием. Парень перевернул ведро и сел на него. – Теперь-то дашь мне ключ? Нина вручила ему ключ и, пока Матиас снимал кандалы с запястий, начала копаться в небольшой шкатулке с ручкой, которую принесла с собой. В шкатулке было несколько небольших ящиков, набитых порошками и пиментами в крошечных пробирках. Девушка достала баночку с чем-то темным. – Что это? – Черная сурьма, – она подошла ближе и подняла ему подбородок кончиком пальца. – Расслабь челюсть, Матиас, а то сочишь все зубы. Он скрестил руки на груди. «Лучше позволить ведьме сделать, то чего она хочет». *** Было ясно одно – как только задание будет выполнено, отступать они будут на «Феролинде». На корабле хранились документы с печатью, которые подтверждали, что все пошлины для перевозки мехов и других товаров из Фьерды в Зирфорт - портовый городок на юге Керчии – представителям компании «Ханрад Бэй» были выплачены. Команда начала подъем на утес по скалистому берегу. Приближалась весна, но землю все так же укрывал плотный слой льда, так что идти было нелегко. Достигнув вершины утеса, они сделали привал, чтобы перевести дух. «Феролинд» еще виднелся на горизонте, его паруса надулись ветром, который сейчас нещадно хлестал их по щекам. – Святые, – выдохнула Инеж. – Мы действительно это сделали. – Каждую минуту каждого жалкого дня, проведенного на борту, я мечтал сойти с этого корабля, –сказал Джеспер. – И почему я внезапно заскучал по нему? Уайлен потоптал ногами. – Может, потому, что от этого холода ноги отмерзают? – Когда получим деньги, будешь жечь свои крюге, чтобы согреться, – ответил Каз. – Вперед. Он оставил свою трость на корабле, взяв вместо нее менее броскую тросточку. Джеспер чуть ли не со слезами на глазах сменил свои драгоценные револьверы с перламутровыми рукоятками на пару обычных пистолетов. Сестры Гафа поступили точно так же со своими необычным набором кинжалов, оставив лишь те ножи, с которыми они смогут легко расстаться при входе в тюрьму. Лия оставила свои топоры и кинжалы на корабле и заменила их парой простых ножей. Вполне практичное решение, но Матиас знал, что у талисманов есть своя сила. Джеспер сверился с компасом, и они свернули на юг, разыскивая дорогу, которая выведет их на главный торговый путь. – А вот я заплачу кому-нибудь, чтобы они сожгли мои крюге за меня, – сказал он. Каз пошел в ногу с ним. – Почему бы не заплатить кому-то, чтобы он заплатил кому-то, чтобы за тебя сожгли крюге? Так поступают крупные игроки. – А знаешь, как поступают настоящие шишки? – сказала Бахтья, поежившись от холода. – Они платят кому-то, чтобы тот заплатил коу-то, чтобы... Их голоса затихали по мере того, как они уходили вперед, и Маттиас с остальными поплелись следом. Он заметил, как каждый из них кинул прощальный взгляд на исчезающий «Феролинд». Шхуна была частицей Керчии – их дома, последней знакомой вещью, которая с каждой минутой удалялся все дальше. Матиас даже немного сочувствовал им, но, стоило признать, пока они с трудом пробирались по снежным просторам, с наслаждением наблюдал, как эти канальные крысы в кои-то веки дрожали и мучились. Они думали, что знают, что такое холод, но белый север славиться тем, что ставил чужеземцев на место. Они спотыкались и шатались, не привыкнув еще к новой обуви, и пытались сообразить, как передвигаться по покрытому твердой коркой снегу. Вскоре Матиас оказался впереди всех и задавал темп, хотя Джеспер не прекращал сверяться с компасом. – Надень свои... – Хельвар запнулся и начал активно жестикулировать Уайлену. Он не знал керчийского аналога слова «очки» или хотя бы как будет «от снега». Такие термины в тюрьме не упоминались. – Прикрой глаза, иначе можешь повредить их навсегда. Бывало, люди слепли, когда заходили так далеко на север. Или теряли губы, уши, носы, руки и ноги. Земля была бесплодной и беспощадной – по крайней мере, такой ее видели большинство людей. Но для Матиаса она была прекрасной. Во льдах чувствовался дух Джеля. Лед обладал цветом, формой и даже запахом, если знать, где его искать. Он быстро шел впереди всех, чувствуя себя почти умиротворенным, словно Джель находился рядом, унимая все его тревоги. Лед вернул ему воспоминания о детстве, об охоте с отцом. Они жили дальше к югу, неподалеку от Хальмхенда, но зимой та часть Фьерды не сильно отличалась от этой – бело-серая гамма, нарушаемая лишь черными рощами деревьев и выступающими грудами камней, которые непонятно откуда взялись – точно останки кораблей на дне океана. Первый день в пути был сродни обряду очищения: никакой болтовни, белая тишина севера, которая приветствовала своего блудного сына без всякого осуждения. Он ожидал непрерывных жалоб, но даже Уайлен, опустив голову, просто шел вперед. «Все они умеют выживать, - понял Матиас. - Умеют приспосабливаться». Когда солнце начало садиться, они поели вяленой говядиной и сухарей и разошлись по палаткам без единого слова. Но следующее утро положило конец тишине и хрупкому чувству умиротворения. Теперь, когда они сошли с корабля и были далеко от его экипажа, Каз решил, что пора поделиться деталями плана. – Если мы все сделаем правильно, то выйдем из Ледового Двора раньше, чем фьерданцы поймут, что их бесценный ученый пропал, – говорил он, пока все закидывали рюкзаки на спины, чтобы продолжить путь на юг. – Когда мы попадем в тюрьму, нас отведут в женскую и мужскую зоны ожидания, где выдвигают обвинения. Если Матиас прав и процедура не изменилась, патрули ходят по камерам лишь три раза в день, пересчитывая всех по головам. Как только мы выйдем из камер после шестого удара, поднимаемся по мусоросжигателю на крышу к восьмому удару. Никаких исключений. – А что потом? – спросил Уайлен. – Перебираемся на крышу посольского сектора и оттуда добираемся до стеклянного моста. – Мы окажемся по другую сторону контрольно-пропускных пунктов, – отозвался Матиас, не в силах скрыть нотки восхищения в своем голосе. – Стража на мосту решит, что мы прошли через посольские ворота и что наши документы уже тщательно просмотрели. Уайлен нахмурил брови. – Но мы же будем в тюремной робе? – Вторая фаза, – ухмыльнулся Джеспер. – Мошенничество. – Верно, – кивнул Каз. – Сестры Гафа, Нина, Матиас, Лия и я одолжим сменную одежды у одной из делегаций – и припасем что-нибудь для нашего друга Бо Юл-Баюра, а затем пересечем мост. Найдем Юл-Баюра, вернемся в посольство. Нина, если будет время, перекроит его насколько возможно. Но пока мы не запустим сигнализацию, никто не должен заметить еще одного шуханца среди гостей. Только бы Матиасу удалось добраться до него первым. Если ученый уже мертв, кога другие его обнаружат, Каз не подумает не Хельвара. И он получит свое помилование. А вдруг не выйдет отделиться от группы? Что ж, несчастные случаи на корабле встречаются сплошь и рядом. Что убережет от него Юл-Баюра на пути домой? – Из всего этого я понял, – начал Джеспер, – что буду всю дорогу торчать с Уайленом. – Если только ты волшебным образом не приобрел энциклопедических знаний о Белом острове, не научился взламывать замки, забираться по неприступным стенам или вытягивать секретную информацию из высокопоставленных должностных лиц, то да. Кроме того, я хочу, чтобы ты помог ему изготавливать бомбы. Джеспер со скорбью взглянул на свои пистолеты. – Такой талант пропадает! Нина скрестила руки. – Предположим, все это сработает. Как мы выберемся? – Пешком, – ответил Каз. – В этом вся прелесть плана. Помните, что я говорил насчет того, что нужно отвлечь внимание фили? У посольских ворот глаза будут прикованы к гостям, прибывающим в Ледовой Двор. Люди, которые уходят, не представляют опасности. – Тогда зачем нам бомбы? – спросил Уайлен. – Мера предосторожности. Между Ледовым Двором и гаванью семь миль пути. Если кто-то заметит пропажу Бо Юл-Баюра, нам придется очень быстро преодолеть это расстояние. – Он нарисовал тростью линию на снегу. – Главную дорогу пересекает ущелье. Подорвем мост – и никто за нами не последует. Матиас схватился за голову, представив хаос, в который эти жалкие существа ввергнут его столицу. – Это всего лишь один пленник, Хельвар, – сказал Джеспер. – И мост, – участливо добавил Уайлен. – И все, что придется подорвать между делом, – засиял Джеспер. – Да заткнитесь вы! – прорычал Матиас. Джеспер пожал плечами. – Ох уж эти фьерданцы. – Мне все это не нравится, – подала голос Нина. Каз поднял бровь. – Что ж, хоть в чем-то ваши мнения с Хельваром сошлись. *** Они двигались дальше на юг. Побережье давно осталось позади, лед все чаще перемежался редким лесом, островками черной земли со следами животных доказательствами живого мира, того, что сердце Джеля бьется повсюду. Непрерывно сыпались вопросы. – Еще раз, сколько сторожевых башен на Белом острове? – Как думаешь, Бо Юл-Баюр будет во дворце? – На Белом острове расположены казармы. Вдруг он там? Джеспер с Уайленом обсуждали, какие виды взрывчаток удастся собрать из того, что можно найти в тюремной прачечной, и получится ли добыть хоть немного пороха в посольском секторе. Нина пыталась помочь Инеж и Бахтье определить, с какой скоростью одна из них должна будет взбираться по мусоросжигателю, чтобы хватило времени привязать веревку и поднять других на крышу. Они постоянно проверяли знания друг друга об устройстве и порядках Двора и воспроизводили в уме схему трех ворот кольцевой стены, построенных вокруг внутреннего дворика. – Первый контрольно-пропускной пункт? – Четыре охранника. – Второй контрольно-пропускной пункт? – Восемь. – У ворот кольцевой стены? – Четыре, если ворота не работают. Они были как сводящий с ума хор воронов, каркающий на ухо Матиасу: «Предатель, предатель, предатель». – Желтый протокол? – спрашивает Каз. – Беспорядок в секторе, – отвечает Инеж. – Красный протокол? – Нарушение закона в секторе. – Черный протокол? – Нам всем конец? – предположил Джеспер. – Как-то так, – отозвался Матиас, плотнее натягивая капюшон и выходя вперед. Они даже заставили его сымитировать различные варианты звона. В этом был смысл, но он чувствовал себя дураком, напевая: – Динь, дон, динь динь, дон. Нет подождите, динь, динь, дон, динь, динь. – Когда разбогатею, – начал Джеспер у него за спиной. – То перееду куда- нибудь, где никогда нет снега. А ты, Уайлен? – Точно не знаю. – Думаю, тебе стоит купить золотой рояль... – Флейту. – И устраивать концерты на прогулочной барже. Можешь приплыть по каналу и пришвартоваться прямо напротив дома своего отца. – Нина может подпевать, – вставила Бахтья. Лия ухмыльнулась и кивнула. – Будем петь дуэтом, – не осталась в долгу Нина. – Твоему отцу придется переехать. Она действительно ужасно пела. Матиас ненавидел тот факт, что знал об этом, но не мог удержаться, чтобы не посмотреть через плечо. Капюшон Нины сполз, и пышные пряди волос выбились из-за ворота. «Почему я продолжаю это делать?» – раздраженно подумал он. Это случалось и на корабле. Хельвар приказывал себе не смотреть на нее, а в следующую секунду уже пытался найти Нину взглядом. Но было глупо притворяться, что она не занимала его мысли. Они с Ниной уже проходили вместе по этой территории. Если его подсчеты верны, их тогда выбросило на берег всего в нескольких милях от места, где пришвартовался «Феролинд». Все началось с бури и, в каком-то смысле, она с тех пор никогда не заканчивалась. Нина ворвалась в его жизнь с ветром и ливнем и заставила его мир перевернуться. За все это время он так и не обрел равновесия. *** Ничто не предвещало бури, швырявшей корабль, как игрушку на волнах. Море играло с ними, пока не устало забавляться и не затащило их судно под воду в клубе канатов, парусов и кричащих людей. Матиас помнил тьму глубины, пробирающих холод и оглушающую тишину. В следующее мгновение он уже сплевывал соленую воду и пытался отдышаться. Кто-то положил руку ему на грудь, и они вместе закачались на волнах. Холод был невыносимым, но ему удавалось держаться. – Очнись, ты, жалкая гора мускулов, – безупречный фьерданский, выговор, как у аристократов. Матиас повернул голову и с удивлением обнаружил юную ведьму, которую они поймали на южном побережье Блуждающего острова. Он так и знал, что она не каэлка! Каким-то чудом ей удалось освободиться от веревки и сбежать из клетки. Он запаниковал и, не будь он таким ошеломленным и замершим, стал бы с ней бороться. – Шевелись, – сказала она ему на фьерданском, задыхаясь. – Святые, чем они вас кормят? Ты весишь, как телега с сеном! Девушка барахталась в воде, пытаясь тащить их обоих. Она спасла ему жизнь. Почему? Он закрутился в ее руках и заработал ногами, чтобы плыть быстрее. К его удивлению, она тихо всхлипнула. – Слава святым! Плыви, ты, гигантский олух. – Где мы? – спросил Матиас. – Не знаю, – ответила ведьма, и он услышал нотки ужаса в ее голосе. Парень оттолкнул ее от себя. – Нет! – закричала она. – Не отпускай! Но он толкнул еще сильнее, вырвался из ее рук, и сразу же холод поглотил его с головой. Боль была острой и неожиданной, его конечности мгновенно онемели. Она пустила в ход свое мерзкое колдовство, чтобы согревать его. Хельвар потянулся к ней в темноте. – Дрюсье? – крикнул он, устыдившись собственного страха. Это слово означало «ведьма» на фьерданском, но он не знал, как еще ее назвать. – Дрюскель! – ответила она, и через секунду парень почувствовал, как его пальцы задели ее в черной воде. Он схватился крепче и притянул ее к себе. Тело девушки не казалось теплым, но как только он прикоснулся к ней, боль отступила. Его охватило чувство благодарности и отвращения. – Нужно добраться до суши, – она тяжело дышала. – Я не могу одновременно плыть и поддерживать наши сердцебиение. – Я поплыву, – ответил он. – А ты... я поплыву. Он прижал ее спину к своей груди, обхватывая ее тело, будто она тонула – точно так же минуту назад ведьма держала его. Они оба тонули, ну или скоро утонут, если не успеют перед этим замерзнуть до смерти. Он упорно работал ногами, пытаясь не тратить слишком много энергии, но они оба понимали, что все попытки, скорее всего, тщетны. Когда разразилась буря, они находились недалеко от земли, но вокруг царила кромешная тьма. Они могли плыть как к берегу, так и в открытое море. Не было слышно ничего, кроме их дыхания, всплесков воды и шума волн. Матиас продолжал двигаться – хотя, вполне возможно, что они просто наматывали круги, а ведьма заставляла их легкие работать в полную мощь. Кто из них сдаться первым, он не знал. – Почему ты спасла меня? – наконец спросил Хельвар. – Не трать силы на пустую болтовню. – Зачем ты это сделала? – Потому что ты человек, – сердито произнесла она. Ложь. Если они все-таки выплывут на берег, ей понадобиться фьерданец, чтобы выжить, кто-то, кто хорошо ориентируется на местности. Хотя язык она знала великолепно. Ну а как же иначе. Все гриши обманщики и шпионы, которых натаскивают, чтобы охотится на таких, как он, – людей без противоестественного дара. Они – хищники. Парень продолжал работать ногами, но он устал и чувствовал, как его начал пробирать холод. – Уже сдаешься, ведьма? Она встряхнулась, чтобы взбодриться, и в его пальцы на руках и ногах снова хлынула кровь. – Придерживаюсь твоего темпа, дрюскель. Если мы умрем, ты будешь нести это бремя в следующей жизни. Он не смог сдержать улыбки. У нее определенно был внутренний стержень. Это стало ясно, еще когда она сидела в клетке. Так они и провели ночь, поддразнивая друг друга, когда кто-то давал слабину. Их миром было море, льдинки и регулярные всплески, которые могли быть волной или кем-то голодным, плывущим к ним под водой. – Смотри, – прошептала ведьма, когда над горизонтом взошло румяное и жизнерадостное рассветное солнце. Там, вдалеке, виднелись выступающий ледяной мыс и благословенная черная косая полоса каменистого берега. Земля. Они не тратили время на утешения или радость. Ведьма откинула назад голову, отдыхая на плече Матиаса, пока он рванул вперед, преодолевая жалкий дюйм за дюймом. Каждая волна тащила их назад, словно море не желало ослаблять свою хватку. Наконец их ноги коснулись дна, и они отчасти поплыли, отчасти поползли к берегу. Затем разделились. Тело Матиаса мучительно болело, когда он выбрался на черные камни мертвой, ледяной земли. Поначалу идти было невозможно. Оба ползли рывками, пытаясь заставить свои конечности работать и дрожа от холода. В конце концов фьерданец поднялся на ноги. В голову прокралась мысль о том, чтобы просто уйти и поискать прибежище в одиночку. Девушка стояла на четвереньках со склоненной головой, ее мокрые, спутанные волосы падали на лицо. У парня возникло чувство, что сейчас она ляжет и уже не встанет. Он сделал шаг, другой. Обернулся. Какие бы ни были у нее причины, прошлой ночью она спасла ему жизнь, и даже не единожды. Это был кровный долг. Матиас поплелся обратно и протянул ведьме руку. Когда она подняла на него взгляд, на ее мрачном лице отразились отвращение и усталость. Еще на нем читались стыд и благодарность. В этот короткий миг Матиас понял, что она – его зеркало. Ей тоже не хотелось стать его должницей. Он мог принять решение за нее. Это самое меньшее, что он способен для нее сделать. Фьерданец резко поднял девушку на ноги, и они вместе заковыляли прочь от берега. Матиас надеялся, что они шли на запад. Далеко на севере солнце могло сыграть злую шутку с ориентацией в пространстве, а у них не было компаса, который помог бы не сбиться с курса. Уже почти стемнело, и Матиас почувствовал, что у него начинается настоящая паника, но тут они наконец увидели первый из лагерей китобоев. Он оказался заброшенным – отдаленные поселения оживали только в весенний период – и там почти ничего не было, кроме круглой сторожки, сложенной из костей, дерна и звериных шкур. Но прибежище давало и шанс пережить хотя бы эту ночь. На двери не было замка. Они буквально ввалились внутрь. – Спасибо, – простонала девушка, падая рядом с круглым очагом. Хельвар ничего не ответил. То, что им попался лагерь – просто везение. Вынеси их на пару миль дальше по берегу, их песенка была бы спета. Китобои оставались в очаге торф и сухие щепки. Матиас начал разводить огонь, старясь сделать так, чтобы, кроме дыма, появилось пламя. Он действовал топорно, потому что выбился из сил и был настолько голоден, что с удовольствием сгрыз бы кожу со своего ботинка. Услышав шорох за спиной, он обернулся и чуть не выронил кусок коряги, который пытался заставить разогреться слабое пламя. – Что ты делаешь?! – рявкнул парень. Ведьма оглянулась через плечо – очень голое плечо – и сказала: – А я что-то должна делать? – Сейчас же оденься! Она закатила глаза. – Я не собираюсь замерзнуть до смерти, лишь бы не задеть твое чувство стыдливости. Фьерданец зло ткнул палкой в кострище, но девушка, не обращая на него внимание, сняла с себя остатки одежды: тунику, шаровары, даже нижнее белье. Затем завернулся в одну из грязных оленьих шкур, сложенных у двери. – Святые, ну и воняет! – проворчала она, устраивая гнездо из других шкур и одеял у огня. Каждый раз, когда она двигалась, накидка из оленя распахивалась, открывая вид на круглую икру, бледную кожу, ложбинку между грудями. Матиас не сомневался, что она делала это намеренно. Пыталась вывести его из равновесия. Ему нужно сосредоточиться на костре. Матиас чуть не умер, и если он не разведет огонь, то эта угроза снова станет реальной. Если бы только чертова ведьма перестала так шуметь! Коряга сломалась пополам в его руках. Нина фыркнула и улеглась в гнездо из шкур, опираясь на локоть. – Ради всех святых, дрюскель, что с тобой не так? Я просто хотела согреться. Обещаю не насиловать тебя, пока ты спишь. – Я тебя не боюсь, – сердито ответил он. Девушка ехидно улыбнулась. – Тогда ты действительно такой тупой, каким кажешься. Матиас продолжал сидеть у костра. Он знал, что в конце концов придется лечь рядом с ней. Солнце уже село, и температура начала падать. Он изо всех сил старался держаться и не стучать зубами. Они нуждались в тепле друг друга, чтобы пережить эту ночь. Это было бы разумно, но он не хотел приближаться к девушке. «Потому что она убийца, - убеждал он себя. - Именно поэтому. Она ведьма и убийца». Хельвар с трудом заставил себя встать и подойти к одеялам. Но Нина выставила руку, чтобы остановить его. – Даже не думай приближаться ко мне в этой одежде. Ты весь промок. – Ты можешь контролировать наше кровообращение. – Я истощена, – рассердилась она. – И когда я засну, нас будет греть только этот костер. Даже отсюда видно, как ты дрожишь. Все фьерданцы такие ханжи? Нет. Возможно. Он не знал. Дрюскели – священный орден. Они должны вести целомудренный образ жизни, пока не найдут себе жен – хороших фьерданских жен, которые не нападают на людей с криками и не сбрасывают с себя одежду. – А все гриши такие бесстыжие? – парировал Матиас, защищаясь. – В Первой и Второй армиях мальчики и девочки тренируются бок о бок. В таких обстоятельствах смущение быстро проходит. – Для женщины воевать противоестественно. – Противоестественно, когда степень твоей тупости соответствует твоему росту, однако вот он ты. Ты серьезно проплыл столько миль, просто чтобы умереть в этой хибаре? – Это сторожка, и ты не знаешь, проплыли ли мы хотя бы милю. Нина раздраженно вздохнула и повернулась на бок, стараясь придвинуться как можно ближе к огню. – Я слишком устала, чтобы спорить, – девушка закрыла глаза. – Не могу поверить, что твое лицо – последнее, что я увижу перед смертью. Матиас чувствовал, что она насмехается над ним. Он стоял как дурак, и ненавидел ее за то, что она заставляла его чувствовать себя дураком. Парен повернулся к ней спиной и, быстро сняв промокшую одежду, положил ее сушиться у огня. Один раз он обернулся, чтобы убедиться, что ведьма на него не смотрит, затем подошел к одеялам и лег рядом, пытаясь сохранить дистанцию. – Ближе, дрюскель, – игриво пропела Нина. Он обнял ее рукой и грубо прижал к своей груди. Девушка удивленно ахнула и смущенно заерзала. – Прекрати дергаться! – пробурчал он. Ему уже доводилось находится рядом с девушками – не со многими, правда, но ни одна из них не походила на эту. Она была непристойно округлой. – Ты холодный и липкий, – пожаловалась ведьма, передернувшись. – Все равно что лежать с дородным кальмаром! – Ты сказала подвинуться ближе! – Ослабь хватку, – велела она, а потом повернулась к нему лицом. – Что ты делаешь? – спросил Хельвар, отодвигаясь в панике. – Расслабься, дрюскель. Если я с тобой чем-то и займусь, то не здесь. Он прищурил свои голубые глаза. – Ненавижу твою болтовню, – ему показалось, или на ее лице мелькнула обида? Будто его слова могли задеть эту ведьму. Она подтвердила, что он все выдумал, сказав: – Думаешь, меня волнует, что тебе нравиться или не нравится? Нина положила руки ему на грудь, туда, где билось его сердце. Он не должен был позволять ей это делать, не должен был проявлять слабость, но как только его кровь потекла быстрее, и тело начало согреваться, парень ощутил облегчение и легкость. Он почувствовал себя слишком хорошо, чтобы сопротивляться. Матиас невольно позволил себе слегка расслабиться под ее ладонями. Девушка повернулась и положила его руку себе на талию. – На здоровье, громадная идиотка. Матиас солгал. Ему нравилась ее болтовня. *** И до сих пор нравиться. Он слышал, как она щебечет с Инеж и Лией где-то позади, пытаясь научить сулийку нескольким фьерданским словам. – Нет, Рингке-е-елла. Тебе нужно немного протянуть предпоследний слог. – Рингкала? – попыталась Инеж. – Уже лучше, но... представь, что керчийский – это газель. Она перепрыгивает со слова на слова, – девушка показала жестами. – А фьерданский как чайка: пикирует вниз и ныряет. – Она изобразила руками птиц, которые несутся в воздухе. В этот момент она подняла голову и заметила его взгляд. Матиас прочистил горло. – Не ешьте снег, – посоветовал он. – Он лишь обезводит вас и понизит температуру тела. Хельвар рванул вперед, желая побыстрее подняться на следующий холм, чтобы увеличить расстояние между ними. Но забравшись на вершину, он встал как вкопанный. Фьерданец повернулся и вытянул руки. – Стойте! Вы не захотите... Но было слишком поздно. Нина прикрыла рот руками. Инеж нарисовала в воздухе какой-то оберегающий знак. Джеспер покачал головой, а Уайлен закашлялся. Лия стоявшая рядом с Бахтьей, одной рукой взяла ее за руку, а другой так же, как и Нина прикрыла рот. На лице Бахтьи было отвращение, и она также, как и Инеж нарисовала в воздухе оберегающий знак. Каз стоял как каменный, с непроницаемым выражением лица. На утесе было разложено кострище. Те, кто совершили это, пытались развести костер в укрытии оголенных скал, но и их было недостаточно, чтобы защитить огонь от ветра. В обледеневшую почву было вставлено три столба, а к ним привязано три обгоревших тела. Их почерневшая, треснувшая кожа до сих пор дымилась. – Гезен! – выругался Уайлен. – Что это такое? – То, что фьерданцы делают с гришами, – ответила Лия. Она опустила голову в низ, а ее глаза начали слезиться. – Так поступают только преступники, – отозвался Матиас, чувствуя, как у него все скрутило в животе. – Костры объявили незаконными с тех пор, как... Нина вихрем метнулась к нему и резко толкнула в грудь. – Даже не смей! – она кипела, горела яростью так, что, казалось, вокруг ее головы засветился нимб. – Скажи мне, когда последний раз кого-то привлекали к ответственности за то, что он сжег гриша? Даже когда вам приходится усыплять своих псов, вы называете это убийством. – Нина... – А если на вас униформа, то убийство уже по-другому называется? – воскликнула Лия. Тогда они и услышали стон, напоминающий вой ветра. – Святые, – выдохнул Джеспер. – Один из них жив! Звук раздался снова, жалкий и пронзительный, исходящий от обугленных останков справа. По форме тела было невозможно понят, мужчина это или женщина. Волосы сгорели, одежда прикипела к конечностям. Черные куски кожи местами отпали, открывая вид на оголенную плоть. У Нины вырвалось рыдание и она уткнулась лицом в шею Бахтьи. Бахтья подняла руки, но те слишком дрожали, чтобы пустить их в ход и прекратить муки несчастного создания. Она перевела свой испуганный взгляд на остальных. – Я... не могу. Пусть это сделает кто-нибудь другой. Нина? Зеник подняла руки, но они тут же упали по бокам, когда очередной всхлип вырвался из нее. Джеспер опомнился первым. Прозвучало два выстрела, и тело замолкло навсегда. Парень вернул пистолеты в кобуру. – Джеспер, черт бы тебя побрал! – прорычал Каз. – Ты только что объявил на всю округу о нашем присутствии! – Они и так думают, что мы группа охотников. – Нужно было позволить Инеж или Лии это сделать. – Я не хотела этого делать, – тихо сказала Инеж. – Я тоже, – прохрипела Лия, крепко вцепившись в руку Бахтьи. – Спасибо, Джеспер. Скулы Каза зашлись желваками, но он промолчал. – Спасибо, – выдавила Нина. Она поплелась по мерзкой земле, разглядев тропинку среди снега. Девушка плакала, спотыкаясь на кочках. Матиас двинулся за ней. Тут было мало ориентиров, так что можно легко потеряться. – Нина, ты не должна отделяться от группы... – Это то, к чему ты возвращаешься, Хельвар! – резко произнесла она. – Это страна, которой ты так мечтаешь служить. Ну что, ты гордишься этим? – Я никогда не сжигал гришей. Им дают справедливую возможность оправдать себя перед судом... Она повернулась к нему – очки были подняты, и слезы застыли на щеках. – Тогда почему еще ни один гриш не был оправдан вашим так называемым справедливым судом? – Я... – Потому что наше преступление в том, что мы существуем. Мы виноваты в том, что появились на свет. Матиас затих, а когда заговорил, то разрывался между стыдом от того, что собирался произнести, и необходимостью проговорить слова, на которых он вырос, слова, которые до сих пор звучали для него как истина: – Нина, тебе никогда не приходило в голову, что, возможно... ты не должна существовать? Глаза Нины загорелись зеленым пламенем. Она сделала шаг в его сторону, и он ощутил ходящий от нее гнев. – Может, это вас не должно существовать, Хельвар? Такие слабые и хрупкие, с короткими жизнями и жалкими предрассудками. Вы поклоняетесь древесным феям и ледяным духам, которых никогда даже не видели, но стоит вам показать реальную силу, как вы пытаетесь искоренить ее. – Не смейся над тем, чего не понимаешь. – Мои «насмешки» оскорбляют тебя? Мой народ предпочел бы ваш смех, чем это варварство, – выражение превосходства появилось на ее лице. – Равка восстанавливается, как и Вторая армия. Когда они будут готовы, я верю, что они осудят вас по справедливости, как вы того заслуживаете. Я надеюсь, что они закуют дрюскелей в кандалы и зачитают весь список ваших преступлений, чтобы мир мог вести учет вашим злодеяниям. – Если ты так отчаянно хочешь увидеть воскрешение Равки, то почему до сих пор здесь? – Потому что я хочу, чтобы ты получил свое помилование, Хельвар. Хочу, чтобы ты был здесь, когда Вторая армия ворвется на север и уничтожит каждый дюйм этой пустоши. Надеюсь, они сожгут ваши поля и посыплют солью вашу землю. Надеюсь, они отправят твоих друзей и семью на костер. – Они уже это сделали, Нина. С моей мамой, отцом, младшей сестрой. Солдаты-инферны, твои драгоценные, несчастные гриши спалили наш деревню дотла. Мне больше нечего терять. Нина горько рассмеялась. – Наверное твое прибывание в Хеллгейте было слишком коротким, Матиас. Всегда есть что терять.