Лето на кончиках пальцев

      Гости съезжались на дачу.              Вереницы разных машин медленно, но настойчиво ехали по номинальной дороге, подпрыгивая от каждой кочки. С балкона второго этажа я видела мерцавшие крыши и горящие фары. Летнее солнце уже догорало, и сумерки тянулись с самого города. Раскалённый, как свинец, воздух потихоньку начал остывать, но запах пыли всё равно никуда не девался. Даже здесь, на расстоянии от земли, я чувствовала жар раскалённой земли.              Этот июнь обещал быть адским. Синоптики обещали, что в понедельник температура поднимется до тридцати двух, и я даже порадовалась, что в этот момент стояла здесь, на даче в далёком пригороде, а не пеклась на городском асфальте.              В глазах защипало. Убогая ложь. Мне даже не полегчало от неё.              Я ненавижу скучные, унылые пригороды. Я терпеть не могу сборища. Я плююсь от семейных посиделок. И да, меня тошнит от этой дачной «романтики» с убогими летними душами, бочками для обливания и огородами на двадцать пять соток. Была бы моя воля, ноги бы здесь моей не было!              Заочно я ненавидела и людей, которые продолжали ехать по направлению к нам. Я не знала и части водителей. Тем не менее, все они номинально считались моей семьей. Единственной душой во всём доме, которая имела со мной кровную связь, была лишь моя мама. Остальные — это придатки из семейства её нового мужа.              Ненавижу их… Ненавижу их всех!              — Ма-а-а-аш, а Маш, подойди!              Я нехотя отлипла от балкона и медленно побрела на голос. На даче я не была ещё с момента свадьбы, а та прошла ровно год назад. Странный, немного пугающий дом изо всех сил старался казаться милым со всеми этими коврами на стенах, массивными торшерами и древними креслами, которые наверняка застали времена более древние, чем Советский Союз. В воздухе пахло пылью книг, ветхим деревом и удушливым освежителем для воздуха. Мамина рука. Ещё тогда, когда папа был жив, и мы жили на другом месте, она активно отравляла воздух этим душным химическим запахом.              — Иду.              Я приподняла подол платья и быстро-быстро пошлёпала вниз, придерживаясь за перила. Большая деревянная лестница на подсознательном уровне вызывала страх поскользнуться и полететь вниз, сломав шею где-нибудь ближе к полу.              Первые гости уже собрались в группки и стояли у самых стен, шушукаясь между собой. Родной, понятный мне язык время от времени смешивался с незнакомыми мне словами. Я постаралась не смотреть на гостей, а вот те, завидев моё приближение, затихали и оборачивались. Смуглые, темноволосые, кареглазые… Они, как один, обращали внимание на меня, светлокожую, крашеную рыжую девицу с зеленовато-голубыми глазами. Среди них я выглядела белым пятном на чёрной картине.              — О, так это Анкина дочь! — Низкорослый мужчина с седыми висками первый нарушил какое-то нелепое недопонимание. Расставив руки, он подошёл ко мне и не спрашивая позволения, смачно поцеловал в обе щеки. Меня едва не вывернуло. — Машка ведь, да? Мы тобой ещё на свадьбе виделись.              В зале прошёл гул. Кто-то согласно закивал, кто-то нарочито громко начал доказывать, что я есть я. В любом случае, я просто вежливо кивнула. Я не помнила этого мужчину и не помнила всех остальных. Все они скрывались под зыбким определением «родственники дяди Давида». Братья, сёстры, шурины, золовки, третьи пятки с девятых гор.              — Как много времени прошло!              На большее не хватило сил, да и фантазии.              — Ай красавица! Ай хороша! Лицо — кровь с молоком! Глазища матери! Рот — матери! Ох, да ты почти мать! Гулька, ты только глянь на неё!              Низенькая тёмная женщина быстро засеменила к нам. Она едва доставала мне до груди. Широкоплечая, крепко сбитая, с платком на голове и большим носом, так похожий на птичий клюв. Оказалось очень сложно отвести от него взгляд. Как бы я не пыталась беспрерывно смотреть в карие озёрца, щедро подведённые, взгляд всё равно возвращался к носу.              — Как хороша! Как хороша! — И снова серия поцелуем в разные щёки. Я едва не скривилась. Щедрый слой пудры и тонального крема налип на губы. — Почти не изменилась! Ох, Машенька, как же мы скучали по тебе!              Едва ли вы помнили о моём существовании до этого момента, — хотелось сказать мне. Я вежливо улыбнулась и уклончиво кивнула. Ну да, я как бы тоже рада этой встрече. Только бы вспомнить имена.              — А почему стоишь одна? — Женщина огляделась. — Где потеряла жениха?              Ударь она меня локтём в челюсть, всё стало бы несколько проще. Я сглотнула. Почти — незнакомцы задели даже сильнее друзей. В горле запершило. Я попыталась заставить себя успокоиться, но чем сильнее эти мысли бились в голове, тем сильнее хотелось плакать.              А почему стоишь одна? А где потеряла жениха?              Почему стоишь одна, Машенька?              Почему ты стоишь одна?              Почему…              — Ма-а-а-аш, ты там уснула?              Я утёрла потяжелевший нос, и вяло что-то пробормотав, поспешила пойти на голос. Как же мама закричала вовремя. Просторный зал сменился небольшой кухней. На светлых кухонных столах высились блюда с едой, бутерброды красиво лежали на больших тарелках, а из духовки разносился приглушенный сладкий запах. В открытое окно влетал аромат свежего шашлыка. Из того же окна слышались мужские разговоры и глухой, похожий на раскаты грома, смех. Снова понятные мне слова переплелись с чужой, неизвестной речью.              — Я позвала тебя десять минут назад. — Мама смахнула прядку. — Где ты так долго ходила?              — Общалась с гостями.              Я всхлипнула, а мама обеспокоенно посмотрела на меня. Прекрасная. Сегодня она выглядела также ослепительно, как и год назад. Пусть белое подвенечное платье сменил сдержанный костюм персикового цвета, мама всё равно поражала воображение. Мне нравилось в ней всё: от сдержанного макияжа до аккуратно завитых светлых волос. Так хотелось тронуть светлые завитки, пропустить их меж пальцев.              — Людей так много, а ты на кухне одна. — Душа новый всхлип, я повернулась к двери. — Это несправедливо! Может, позвать кого-нибудь на помощь?              — Всё давно готово. — Мама покачала головой и сложила руки на груди. — Я позвала тебя поговорить. За весь день мы так и не успели всё обсудить.              Я снова всхлипнула. Опять гнилостная тоска навалилась на плечи.              «Не надо» — хотелось сказать мне — «Давай обо всём забудем». Но то, о чем хотела поговорить мама, не могло забыться так просто.              — Милая, я с самого начала говорила, что ты торопишь события.              Скорее я их отчаянно оттягивала.              — Я с Эдиком ходила с седьмого класса.              В нашем случае было скорее фантастикой, что мы не полезли в ЗАГС прямо после школы. Я после девятого ушла в кулинарный колледж, а он закончил одиннадцатый и потом пошёл на бухгалтера. Всё это время мы встречались и даже не думали брать «перерыв». Ссорились? Ну да, бывало, но не было такого, чтобы наши пути расходились больше, чем на пару часов. Люди твердили, что это судьба, и я верила в это. Мы росли вместе, учились, пошли работать в одно место. Милая такая забегаловка в большом городе. Я примкнула к поварам, Эдик — пришел в бухгалтерию.              Мы должны были вырасти с этим местом, стать его частью.              Но недавно всё разрушилось. Симпатичная официантка, с которой мы вроде как подружились, заняла моё место. Как-то слишком просто исчезло то, над чем мы работали столько лет.              Остальное пролетело как в ускоренной съемке: чемодан — поезд — истерики и дача отчима, грозившая стать мне приютом в ближайшее время.              — Это для тебя время имеет значение. — Мама заправила прядь волос за ухо. — Мужчины же…              Определение неясно зависло в воздухе. Что мужчины? В любом случае, я сделала вид, что это не сильно меня задевает. Насколько это вообще было возможно.              — Да-да, сама придумала — сама виновата. Знаю.              — Тебя это сильно ранило. — Мама аккуратно обняла за плечи.              А ещё поставило в тупик, повергло в ужас и многое-многое другое. Я ведь не знаю, как жить без Эдика. Он всегда был рядом, а теперь бац, и его не будет. Я покосилась на маму. В этой красивой, улыбчивой женщине уже не узнавалась осунувшаяся, посеревшая вдова.              Когда отец только умер, мне показалось, что большей части сердца уже нет. Я не смогу жить так, как жила когда-то до этого. Но моё горе оказалось ничем на фоне того, что произошло с мамой. Она стонала, выла, ходила из стороны в сторону и из раза в раз спрашивала одно:              — Почему, Миша? Почему?              Мне было жаль её, но даже так, полная степень её отчаяния оказалась мне незнакома. Я просто не понимала, как можно издеваться над собой так вот. Лишь сейчас я немного, но поняла почему это бессилие сжирало её сердце. Будучи замужем за моим отцом, мама просто забыла, как жить в одиночестве. На тот момент я давно обосновалась в общежитии и, по сути, жила своей жизнью. Куда мне, молодой и влюблённой, было понять стенания женщины, этой любви резко лишившейся?              Стыдно признать, но уж лучше бы Эдик действительно умер. Физически. Тогда я хотя бы вспоминала о нём с теплотой, а не жгучим отвращением.              — Мир не сошёлся на ним клином, дорогая.              Мама поцеловала меня в лоб              — Всё нормально. Я справлюсь.              И не буду портить тебе праздник.              — Ты можешь оставаться у нас столько, сколько захочешь. — Мама сжала мои щеки в руках, заставив губы изогнуться в улыбке. — Этот дом и твой, Маша. Здесь тебе всегда рады.              — Не сомневаюсь.              — Эй, мама, я принёс газировки.              Дверь резко открылась, и на кухню ввалился парёнек, весь завешанный пакетами с бутылками. Я сощурилась. Артура мне не приходилось видеть с момента свадьбы.              Сводный брат несколько секунд смотрел то на меня, то на маму.              — О-о-о-о, какие люди! Неужели сама Мар-р-р-рия вернулась домой?