from soul to soul

Джонатан засыпает в библиотеке. Джонатан думает, как сказать Мине о светлой и чистой перфорации души, отпускавшей всё негативное и тухлое с момента их знакомства, где Вильгельмина с очаровательными ямочками наполняла его светом, где он влюбился в неё, нежную и романтичную, смешную и невероятно живую — и Джонатан не может решиться выразить словами эмоциональный поток, под влиянием которого, не задумываясь о чём бы ни было, он приобрёл билет в её город, собрав все бумаги для перевода в её университет. Мечта, оказавшаяся явью, возможность быть с ней, шанс уберечь дружбу и наблюдать за её расцветом. Джонатану хватает быть с ней рядом, слушать её, касаться рукой волнистых прядей. Джонатану кажется, что даже румын Влади не в силах очернить жизнь Харкера, отравить своим ртом, своими действиями, потому что его злость, направленная на всех, меркнет и увядает перед чистым помыслом Джонатана любить её — часть своего сердца. Джонатану скоро исполнится шестнадцать, и он не падает духом. Проснувшись, он идёт домой, не забывая убрать за собой по местам учебники, задвинуть стулья, перепроверить все ли его вещи на месте. — Думаешь, её подруге понравится мой подарок? — Руки слабо повязывают поздравительный бант, и он полон досады на плохую память: спохватившись, он смотрит видео на YouTube по красивым упаковкам по новой, но этого оказывается недостаточно для его старательного мозга, и ему становится неловко. Деталь, портящая настроение. Если он начнёт смотреть заново, то собьётся и опоздает, и это не украсит его как джентльмена. — Уверен, они обе будут в восторге, — с заминкой в две секунды отвечает Джон по видеосвязи, усердно печатая понятия о функциональных системах. Джон Сьюард, лучший его друг, отличается практичностью ко всему. Ему важно удобство принятых решений, точнее удобство последствий, и, поэтому Джон занимает особое авторитетное расположение в жизни Джонатана. Никогда ещё Сьюард не вёл себя опрометчиво, поддавшись эмоциям, и даже в самые тяжёлые моменты хранил себя от безрассудства юношества, помня об осторожности и превратностях судьбы. Джон всегда был рядом с Харкером, он первый узнал о невозможно прекрасной Мине-Вильгельмине, и он же первый, кто одолжил деньги на перевод в «Карфакс», специализирующийся в выпуске юридических кадров. Джон был проверенным временем и событиями человеком, и Джонатан безмерно трепетно любил его, как самого близкого и единственно родного. — Джон Второй, эй. — Мягко зовёт Сьюард, отвлекаясь от темы, сосредоточившись нахмуренными бровями прямо на Харкере. Он подносит экран к губам и шепчет знакомые Джонатану строки. — Ты заслуживаешь дурацкого счастья, старина, так возьми, оденься поприличнее и сделай это наконец. Будь со своей интернет-подругой примерным семьянином с двумя детишками, лужайкой для гольфа и огромной собакой. Или пинчером, не знаю. — Джонатан вновь видит Джона, устало улыбающегося Джона, и не хочет сопротивляться обаянию будущего психиатра. Улыбается в ответ и думает, как же замечательно иногда жить. — Как лучше признаться в любви? И что не так с моей одеждой? Джон скептически смотрит на него, и Джонатан понимает: друг прав. Он слишком старомоден по меркам самых скучных клерков, о каком покорении Мины идёт речь? На фоне того же Влади и его брата Рэда Джонатан выглядит пай-мальчиком со стартовым набором врождённого занудства. Занудой Джонатан не является, но и других вещей в гардеробе у него нет. Стоит сказать, что Харкер не вписался в иерархию с самого начала. Он слишком выделялся среди контингента не только юридического «Карфакса», но и кампуса в целом. Общепризнанная белая ворона, по сей день получавшая неприязнь и гонения отовсюду. Мина — не в счёт, их отношения двухлетним образом выстроили прочный фундамент, чтобы от «душки Джо» в угоду общественным студенческим порядкам она смела отказываться от него. Но кроме неё никто другой не стал другом Джонатану — даже подруга Мины Люси сторонится его до сих пор. И дело вовсе не в страхе перед Влади, дело в том, что в действительности все они не больше скопища грибков и плесени — отвратительные, порочные, ненасытные в жестокости люди, среди которых неискушённый Джонатан выделяется сильнее кого-либо. Мина Мюррей была для него путеводной нитью, ориентиром на ближайшие сто лет, и Джонатан настолько считал это незыблемым, что Джон не думал смеяться над чудаковатым оптимизмом Харкера. Для Сьюарда разительные перемены были маленьким чудом, и в этом случае он готов был выслушивать ещё по миллиону разу на дню, какая Вильгельмина замечательная, и как хорошо, что однажды они встретились. Для Джонатана важно произвести хорошее впечатление, он имеет право волноваться перед окончательной примеркой отобранных вещей на вечеринку Люси Вестенра. — Знаешь, — тянет Джон, — думаю, абрикосовый пуловер со светлыми брюками сойдёт лучше, чем та рубашка, которую я видеть не хочу. — Вообще-то, это раритетная вещь, доставшаяся мне по наследству! — Шутливо возмущается Джонатан, и только из уважения к покойному деду не откладывает её в корзину всевозможных тряпок. — Вот именно, в ней едва ли не схоронили твоего старика! — Сьюард закатывает глаза, взывая к небесам, в которые не верит, и продолжает. — Насчёт Мины должен решать ты. Где ты хочешь признаться? — Наедине. Джонатан уже успел обдумать это как следует, но ему важно поделиться подробностями, и он нетерпеливо произносит: — Я хочу увести её подальше от всей этой шумной толпы. Думаю, возьму её за руку, посмотрю в её глаза и скажу что-то наподобие того, какое место она стала занимать в моей жизни. Я многое прошёл с ней, и она и впрямь стала мне дорога. Безумно дорога. Мне так легко с ней, Джон. Как с тобой! Но ты мне больше друг, чем спутник жизни, а она такая милая и женственная, она просто она, понимаешь? Я чувствую себя правильно, когда думаю о том, чтобы попробовать с ней построить отношения. Мне придают сил воспоминания, я, знаешь, храню практически каждое, только не смейся. И хочу надеяться, это взаимно. Джон молчит. Джонатан окончательно упаковывает. В этой тишине нет ничего плохого — мальчики выросли, и теперь возмужали; юноши, которыми они стали, словно бросают миру вызов. Светлая наивность против реализма разочарований и маленьких трагедий. — Задвинул мощно. — Отмирает Сьюард. — Текст не забудь. Джонатан знает: Джон смущён. Привыкший контролировать эмоции, он сам не имеет никакой силы справляться с эмоциональностью других. Поглощая их истории, пропуская через себя, Джон становится уязвимым на непродолжительное время, когда чужое откровение сбивает его с ног. Джонатан искренен, поэтому Джону требуется время, чтобы вдохнуть спокойно. — Думаю, она разглядит в тебе потенциал. Может, она не такая слепая, как я? — Эй! — Улыбается Харкер. — Ты говоришь так из вредности. — Я тоже тебя люблю. А теперь иди на эту вечеринку, возьми всё мужество в кулак и признайся своей потрясающей, несравненной, изумительной Мине-Вильгельмине, как сильно тебе нравится её кожа, запах её волос, чувственность губ, что там ещё ты успел наговорить мне? Где мой список? Джон и правда открывает дурацкий блокнот с корабликом и, пролистав пару страниц, восклицает: — «В полночный час моя любовь уснёт под луннй свет, о Вильгельмина, дар богов, красивей тебя нет…» — Боже, перестань! — Шипит Харкер, отбрасывая телефон под хохот друга. — Какого чёрта ты вообще записывал мои стихи? Когда ты успел? — Расскажу в следующий раз. Когда у тебя появятся для меня подробные новости сегодняшнего вечера. Джон подмигивает перед тем, как скинуть звонок. А Джонатан в последний раз волнительно жмурится, перед тем, как открыть гардеробный шкаф в последний раз. Выходит он через пятнадцать минут и оказывается перед дверью Люси вовремя.