***
Новогодняя тусовка в стенах общежития это то, что должен испытать каждый любитель острых ощущений хотя бы раз в жизни. Ночь с тридцать первого на первое в помещении, забитом нетрезвой молодежью, морально восстанавливающейся после зачетов, закрытия долгов и тяжелого осеннего семестра, являлась каким-то чудом, потому что лишь в это волшебное время в одной комнате можно увидеть математика и лингвиста, что с умным видом обсуждают вопросы языкознания, а чуть в сторону химик-биолог и физик-ядерщик — главные представители научного подхода ко всему — раскладывают таро и гадают по воску от горящей свечи. Чудеса да и только. Сайно в общежитие проскальзывает уже ближе к вечеру, после того, как закончил со всеми делами, дорезал салат и увидел в личном кабинете долгожданные и выстраданные зачеты и допуски. Быстро проскакивает мимо вахтерши, кидая ей хриплое «с праздником», прикладывает карту-пропуск к турникету и сворачивает по коридору направо — к лифтам. Кавех написал, что новогоднее развлечение будет проводиться на предпоследнем, восьмом этаже в комнате восемьсот тринадцать. Комнату эту, к сожалению, Сайно помнил, потому что в ней всегда происходит что-то такое, что потом по чатам и пабликам гуляет еще долгое время и передается из поколения в поколение в виде рекомендаций о том, как делать не надо. Обитатели сего пристанища — Тарталья с зарубежной филологии с кинком на античную литературу, знающий Илиаду наизусть и составляющий портретные характеристики героев Одиссеи всему курсу, был очень жизнерадостным и шебутным пареньком, чья слава бежала быстрее него самого. Его соседом по воле случая стал Итто, паренек с физкультурного факультета, живущий по принципу «в здоровом теле — здоровый дух», делающий зарядку и читающий нотации Тарталье о деструктивном влиянии энергетиков на сердечно-сосудистую систему. Казалось, что такие яркие противоположности никоим образом не уживутся вместе, и кто-то определенно съедет, однако они умудрились стать лучшими друзьями или, как говорит Итто, «братанами» в первые пару дней после заселения, создавая проблемы не друг другу, а своим соседям по блоку. Сайно выходит на нужном этаже и сразу же морщится от странного запаха, который постоянно встречает в общежитиях, и причину которого никак для себя объяснить не может. Просто какой-то странный аромат старости, затхлости и безнадеги. Дверь, перед которой он останавливается, выглядит празднично настолько, насколько вообще может. Вокруг циферок кто-то из обитателей прилепил кислотно-зеленую мишуру, не пожалев скотча настолько, что отдирать эту инсталляцию придется вместе с покрытием. Чуть ниже в произвольном порядке при помощи того же скотча налеплены маленькие елочные игрушки и бумажные снежинки, глядя на которые Сайно невольно улыбается и коротко стучится прежде чем зайти на чужую территорию. В комнате на удивление не так многолюдно, как он ожидал изначально, наслушавшись рассказов Кавеха, по словам которого тут должен был собраться весь факультет, не меньше. На деле же он видит примерно пять человек, что сидят на двух сдвинутых кроватях и играют в какую-то настолку, пока еще парочка тихонько курит на балконе, активно выдыхая дым в окно, чтобы случайно не стриггерить пожарную сигнализацию и не получить нагоняй от коменданта. — Неужели ты дополз! — привлекает внимание к вошедшему Кавех, сползая с кровати. — Что в тазике? Очередной шедевр высокой кулинарии? — Салат, — впихивает свою ношу в руки другу, чтобы снять куртку, — крабовый, надеюсь вы такое едите. А даже если и нет — мне больше будет. По комнате тут же разлетаются смешки и приветствия от тех, с кем Сайно еще не успел повидаться. Новый год решают проводить быстро, но с отрывом, оставив все плохое, что было, и забрав только самое лучшее и приятное. Напиваются тоже на удивление быстро, особенно общажные ребята, притащившие из своих личных запасов водку и апельсиновый сок. Тарталья, возомнивший себя барменом, заявил, что коктейли (алкоголь и сок в пропорции один к одному) сегодня на нем, поэтому остальным остается только пить, веселиться и получать удовольствие. Отвертка, которую Сайно за всю жизнь пробовал лишь один раз на вечеринке по случаю победы на студвесне, еще была свежа в воспоминаниях и отдавалась в теле фантомной тошнотой. Поэтому Тарталья заботливо всучил ему стакан с чем-то красиво названным «Северное сияние», которое на деле оказалось смесью шампанского и все той же многострадальной водки. Кавех, которому всучили такой же коктейль, тут же распаляется, проклиная автора сего шедевра самыми последними словами, ведь первое правило любой пьянки — не мешать пузырьки и не пузырьки, иначе утром рискуешь костей не собрать. За пять минут до наступления полуночи Итто резко выдает каждому в комнате по небольшому листику бумаги, заставляя написать свои желания на следующий год и потом, как завещает традиция, — сжечь и выпить ровно в полночь. Студенты в эту идею вникают моментально и с энтузиазмом: кто-то пытается уместить на клочке бумаги все свои желания, планы и цели на год, кто-то пишет краткое и философичное: «Хочу счастья и мира во всем мире», в то время как Сайно не знает, чего он хочет, а из-за постоянно подгоняющего Итто, отсчитывающего секунды по двенадцати, мысли абсолютно не складываются в кучу и носятся в черепной коробке словно толпа паникеров, не зная, куда приткнуться. В итоге он наконец записывает свое крайне скромное, но совершенно точно невыполнимое, с его точки зрения, желание и залпом глотает недогоревшую бумажку вместе с той жижей, которую ему уже успел намешать Тарталья, моментально закашливаясь. Весь выпитый алкоголь тут же ударяет по голове, призывая выйти подышать воздухом, поэтому он решает не сопротивляться и протискивается на балкон, прикрывая за собой дверь, чтобы в комнату не шел холодный воздух и не несло сигаретным дымом. — Ты как, дружище? — выдергивает парня из размышлений развалившийся в углу на кресле-мешке Тарталья, докуривающий сигарету. — Порядок, — кивает Сайно, садясь рядом и всматриваясь в темноту за окном. — Ну да, у всех порядочных такое еблище кислое, че случилось, — хмыкает Тарталья, туша дотлевшую до фильтра сигарету о пепельницу и доставая новую, — рассказывай, бро, — передает пачку Сайно, который, на удивление, ту благодарно принимает и решает присоединиться к ритуалу курения на балконе в разгар пьянки. — Просто подустал чуть-чуть, конец семестра напряжный вышел, — поджигает сигарету, глубоко затягиваясь, пропуская дым в каждую клеточку, — я походу впервые за пять лет учебы сам все предметы отходил и закрыл. Охуел. Не понимаю, как остальные так учатся. — Добро пожаловать в мир, где нам, простым смертным, не ставят ничего просто так. Сайно лишь угукает, продолжая смотреть в темноту, надеясь, что та не посмотрит на него в ответ, иначе он точно башкой прямо тут отъедет. — Че после выпуска делать будешь? — снова нарушает тишину Тарталья. Сайно на этот вопрос откровенно кривится и скомкано выругается сквозь зубы, снова затягиваясь. — Идей примерно ноль, — наконец отвечает на выдохе, улавливая тихий смешок. — Тут до выпуска дожить бы и в дурку не уехать, да не отчислиться. — Отчисляться на последнем семестре — это кринж, — тут же подхватывает Тарталья. — Магистратуру не смотрел? Или сразу работать пойдешь? — Магистратура нужна, но не ебу, какая, — зарывается пальцами с свои волосы, чуть оттягивая их. — Щас столько проблем, дедлайнов, мыслей и полного непонимания, что делать со свой жизнью, что я аж в ахуе. Я понимаю, что без маги мой предел — это препод для дошколят, а на магу ресурса уже нет примерно никакого. Денег на платную заочку тоже нет, замкнутый, блять, круг, — резко ударяет себя по ногам. — Да и вообще, как я и сказал, диплом бакалавра сначала получить бы, ты вот уже открывал свою бакаларшку? Тарталья отрицательно мотает головой, чуть сникая в лице, потому что изначально веселый и беззаботный разговор заходит куда-то явно не туда. — Я тоже нихуя, как в сентябре с научруком план утвердил, так и не трогал ее более, — тянется за еще одной сигаретой, — мне от нашего дракона пизда, понимаешь? — Понимаю. Некоторое время сидят молча: Тарталья переваривает откровения, которые на него вылил подвыпивший и отпустивший себя товарищ, а Сайно пытается отогнать подступающую тревожность и очиститься от тянущих ко дну мыслей, чтобы снова вернуться к беззаботному и праздничному настроению хотя бы сейчас. — Нахуй учебу, как на личном? — резко меняет тему Тарталья, с прищуром смотря на вмиг сжавшегося друга. — Как в пустыне: безлюдно и перекати-поле ветром носит туда-сюда. — Хм? А мне тут одна синичка-сплетница на своем хвосте длинном принесла, что кое-кто крашем обзавелся? Кто бы это мог быть? — Я этой синичке щас пойду и клювик-то сломаю, наверное, — хмыкает Сайно, прекрасно понимая, что главной бабкой-сплетницей всея универа является его лучший друг. — Так мы с тобой теперь одной крови, бро? — Это мне кармой воздалось за шутки про твоего деда. — Он не дед, ему всего лишь тридцать семь! — А моему двадцать шесть, я все еще в плюсе, — приваливается спиной к стене, вытягивая ноги, — а еще я в кризисе и депрессии. — Ну вы с ним хоть общаетесь? — несмело спрашивает Тарталья, прекрасно понимая чувства своего друга, ведь в плане крашей на преподавателя у него явный, мать его, джекпот. — Кавех болтал, что дело идет к свадьбе. — Кавех придурок, не фильтрующий свой поток сознания, — фыркает Сайно, — а с профессором все сложно: он не делает ничего, чтобы можно было хоть как-то считать его действия и понять, есть у меня шанс или нет. Сначала он меня убить готов, потом в игнор кидает, а щас приносит какао и ебучие эклеры. Либо я влюбился в биполярного, либо для него я обычная студенческая масса, на которую не стоит тратить свое время. — Он согласился выпить с тобой какао, — напоминает Тарталья. — Ага, выпил какао, а потом содрал с меня три шкуры на доборе, доебываясь к каждому неверно произнесенному звуку. И если бы я получил хоть малейший намек на то, что двигаюсь правильно, хоть какую-нибудь подсказку, было бы намного легче. — Может, позовешь его куда-нибудь? — предлагает Тарталья, наблюдая за тем, как по-новому раскрывается вечно собранный и позитивный Сайно. — А если мне все показалось, если он вообще не по мужчинам, это же пиздец будет, меня и числануть за такое могут, — несильно стукается затылком о стену, накрывая ладонью глаза. — Он стопроцентный гей, даже не бишечка, — уверенно заявляет Тарталья, — ну ты блин его видел ваще? Там из стрэйт только его прическа после утюжка, поверь, мой радар никогда не ошибается. — Легче не стало, знаешь ли. Я все еще студент, а он все еще мой препод. — А еще вы оба взрослые люди не обремененные возрастом согласия и совершеннолетия. — Но обремененные рабочими отношениями и профессиональной этикой, — подмечает Сайно. — Нахуй этику, когда тебя изнутри рвет от всего этого, — вскидывается Тарталья, — ты давно в зеркало смотрелся? На тебя без слез не взглянешь, и не смей начинать свою шарманку про тяжелую учебу, это другое. Тебя твои же чувства изнутри жрут, а ты их лишь подкармливаешь неопределенностью и нерешительностью, — кладет руку на плечо Сайно, чуть сжимая, — не попробуешь — не узнаешь, бро. А попробуешь и провалишься, так хоть будешь знать. Тем более нам в этих стенах тусоваться осталось не дольше трех месяцев, даже если прогорит, то ты спокойно выпускаешься, и вы больше никогда не видитесь. Молчание ломает судьбы. — Давно ты психологом стал? — Специально для тебя трехдневный марафон прошел, — огрызается Тарталья. — Прекрати использовать юмор, чтобы спрятать свои настоящие чувства и подумай о себе, окей? — Ты же понимаешь, что к тебе это тоже применимо? — Уже нет, — слегка дергает уголком губ, отводя глаза в сторону, — меня отшили и пообещали сделать вид, словно ничего не было. — Оу, — отзывается Сайно, — не знал, извини. — Я в порядке, не грузись, — улыбается Тарталья, открывая окно пошире. — Я хотя бы знаю, что у меня точно нет ни шанса. Чего не скажешь про тебя. Сайно решает не отвечать, лишь молча продолжает вглядываться в темноту ночи, задумываясь о словах Тартальи, который смог залезть в самую глубину души, разворошить то, что он так отчаянно прятал, скрывая за маской местного добряка-весельчака. Он не знает, сколько времени они так просидели, больше ни о чем не разговаривая, наслаждаясь тишиной и думая каждый о своем. Идиллию умиротворенного молчания прервал появившийся в дверном проеме Кавех, позвавший их играть в мафию, не обращая внимания на то, что нарушил какой-то очень личный и трепетный момент. — Уже идем! — отозвался Тарталья, поднимаясь с нагретого места и подавая руку Сайно. — Все, депрессию отставить, у нас тут тусовка вообще-то. Тот лишь молча хватается за протянутую ладонь, выныривая из своих загонов, разрешая себе расслабиться, повеселиться и решать проблемы по мере их поступления. В кармане неожиданно вибрирует телефон и Сайно, нахмурившись, смотрит в экран, затормаживая Тарталью, что тянет его за собой на буксире. Любимый профессор Добрый вечер, Сайно! На всякий случай решил написать, что внес в систему все ваши баллы и поставил допуск к экзамену. Поздравляю, в новый год вы войдете без долгов по моей дисциплине (по остальным, надеюсь, тоже) Поздравляю вас с Новым годом, желаю счастья, успехов и удачи, до встречи на сессии)) Сообщение выглядит максимально сюрреалистично и слишком неправильно, не вписывается в картину мира одного конкретного Сайно, у которого из-за автора послания всего лишь несколько минут назад чуть не случился нервный срыв. Тарталья свой любопытный нос в экран чужого мобильника, конечно, сует, а затем лишь отстраняется, коротко присвистнув. — Это у него настолько жизни нет, что он тебе баллы в новогоднюю ночь ставит? Сайно как в трансе печатает ответ, чуточку смягчая вопрос Тартальи, но передавая общий смысл, потому что он в стрессе, непонимании и алкогольном опьянении, здравый смысл покинул чат. Ответ прилетает моментально. Любимый профессор За кого вы меня принимаете? Конечно же у меня есть личная жизнь за пределами университета, просто увидел вас в онлайне и решил уведомить, чтобы вы вошли в новый год без этого груза. И поздравил вот заодно. Отдыхайте)) — Скобочки, — мямлит Сайно, блокируя телефон, — он никогда раньше не использовал скобочки. Тарталья на это лишь качает головой, разводя руки в стороны. Из комнаты снова кричит Кавех, оповещая, что для мафии все готово и, если они не поторопятся, то он убьет их по-настоящему. Тарталья оставляет друга на балконе одного, чтобы тот остыл, взял себя в руки и вернулся в зону адекватности. Сайно глубоко вдыхает, затем медленно выдыхает, подходит чуть ближе к окну, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце и согнать жар с лица. Ему написали со скобочками, считается ли это исполнением его новогоднего желания и попыткой показать, что он профессору хоть немного, но симпатичен? Хочется верить, что да. Сайно еще раз вдыхает морозный воздух, прежде чем закрыть окно, как вдруг замечает, что пошел снег, укрывая улицу белым полотном, выделяясь на фоне ночной мглы. Он выходит в комнату, погружаясь в хаос вечеринки, решая последовать совету Тартальи и просто позволить себе отдохнуть, только вот проклятые скобочки все никак не терялись в его сознании.***
Первые три дня с момента начала каникул Сайно проводит так, как мечтал уже очень и очень давно — безвылазно сидит дома, устроив себе киномарафон с перерывами на поход в туалет и к холодильнику. Разгрузившись, переосмыслив свою жизнь (каждый год в нашем заведении начинается одинаково), он наконец появляется в онлайне, разгребает личку, отвечает на новогодние поздравления и быстро скроллит последние новости, которые мог пропустить в период своего социального детокса. Разобравшись наконец со всеми интересными делами, опасливо заходит в один закрепленный чат, который все еще кажется чем-то максимально комичным, нереальным. Однако ночная переписка с профессором в час ночи первого января никуда не пропадает, а наоборот висит на виду, мозоля глаза и подтверждая, что все это было не бредом опьяненного сознания, а вполне реальным фактом, который Сайно до последнего пытался понять и рационализировать. Ночные откровения на балконе с Тартальей заставили его крепко задуматься и переосмыслить некоторые свои действия. Переняв себе печальный опыт друга он решил, что не будет больше таким настойчивым и просто понаблюдает, в какую сторону этот поступок приведет их с Тигнари отношения. Если ему действительно идут навстречу и проявляют ответный интерес, то Сайно обязательно это заметит, а если все происходящее, а именно эклеры, какао, прогулка после пар и поздравление с новым годом, всего лишь вынужденная вежливость, то он, конечно, расстроится, быть может даже напьется в попытке залечить разбитое сердце, но переживет, тут уже нет выбора. На экране телефона резко появляется звонок от Кавеха, который мог означать только одно — спокойной жизни пришел конец, да здравствует какая-то авантюра. — Да, слушаю? — берет трубку Сайно, ставя на громкую связь и падая на диван. — Привет, мой дорогой покрывающийся плесенью в своей квартирке друг! — бодро вещают на том конце, чуть шмыгая носом. — Ну что, мои предположения верны? Хиккуешь? — Восстанавливаю социальный ресурс и привожу свою душу в гармонию с телом, — отзывается Сайно, пытаясь доказать, что Кавех не прав. — Ну да, как я и сказал, хиккуешь, — гнет свое тот, — че делаешь сегодня вечером? — и не давая Сайно вставить ни слова, тут же отвечает сам: — Дурью маешься, так и думал. Надевай парадные трусы, влезай в более-менее приличную рубашку, мы идем совершать променад! — Ты ебанулся? — Нет, но нашел такое кайфовое местечко, где можно красиво посидеть и вкусно покушать, поэтому давай, отделяйся от дивана, через полтора часа я за тобой зайду, — ставит перед фактом Кавех, — не будешь одет — потащу так, как есть! — тут же отключает звонок, оставляя Сайно размышлять о том, так ли сильно он дорожит Кавехом, и нужна ли ему их дружба. Но выбора не остается, это стихийное бедствие действительно могло вытянуть Сайно на улицу в любом виде, а посему он нехотя стягивает себя с дивана и плетется в душ, чтобы хоть немного освежиться, побриться и наконец стать похожим на человека. На сборы уходит ровно полтора часа, из которых добрых сорок минут Сайно рефлексирует, стоя под струями кипятка, уговаривая себя выключить воду и выползти в холод квартиры. Зашнуровывает ботинки он аккурат в тот момент, когда раздается звонок телефона, оповещающий о том, что Кавех уже стоит и, цитата — «морозит жопу под его вонючим, продуваемым всеми блядскими ветрами мира, подъездом». Сайно лишь угукает, сбрасывает звонок и бегом спускается, игнорируя лифт, перепрыгивая через ступени, чтобы не дай Боже Кавех не стал еще язвительнее и не сожрал его вместо эклеров, за которыми, как оказалось, они идут. — Ты в себе? — с очень большим скепсисом спрашивает Сайно, окидывая взглядом вывеску заведения, к которому они в итоге пришли. — Хинкали и эклеры? Как они умудрились сочетать буквально несочетаемое? — Морду лица проще сделай и пойдем, вкусно покушаем и по сладенькому! — Да че ты до моего лица доебался?! — возмущается Сайно, заходя в заведение и здороваясь с хостес. Кавех стартует к столику у большого панорамного окна с красивым видом на улицу, кидает на стул свой шоппер и в нетерпении машет Сайно, чтобы тот чуть ускорился и поддался тем радостным и воодушевленным флюидам, которые испускает парень. — Я же говорил, тут красиво! — заявляет Кавех, уткнувшись в меню в поисках блюда, которым хотел бы себя сейчас порадовать. — Это я когда с пар шел, наткнулся и решил, что мы просто обязаны узнать, как связаны хинкали и эклеры. Сайно на это лишь угукает, пробегается взглядом по небольшому меню, затем переходит к барной карте, где в глаза бросается манящая надпись об акции, согласно которой в будние дни с шести до семи вечера бокал вина в подарок к любому заказу. — Признайся, ты тут ради этого? — указывает на акцию пальцем, поворачивая страницу к другу, у которого моментально загораются глаза. — Я тут ради эклера, но мои приоритеты в моменте поменялись. Сделав заказ, некоторое время сидят молча: Кавех пляшет вокруг с телефоном, делая тысячу и один кадр окружающей обстановки, цветка на подоконнике, зеркала на стене, себя в зеркале на стене и далее по списку, в то время как Сайно, еще ночью тридцать первого поймавший грустинку, лишь томно вздыхает и гипнотизирует взглядом большую перечницу на столе, размышляя о бесконечном и вечном. — Начинай. — Что начинать? — Свой сольный стендап концерт, ведь без юмора и иронии делиться своими проблемами ты очевидно не умеешь, — поясняет Кавех. — Поэтому давай, начинай. — Все еще не понимаю, о чем ты, — невозмутимо гнет свое Сайно, начиная ковырять ногтем какое-то пятнышко на столе, опуская глаза, чтобы случайно не встретиться взглядом с другом. — Ну да, а хлеборезку такую кукурузишь по причине лютого и безграничного счастья, — фыркает Кавех, скрещивая руки на груди и откидываясь на стуле. — Что такого произошло на балконе на новый год, что ты вернулся совсем другим человеком? Тебе Тарталья в любви признался и засосал тебя? Сайно давится воздухом, шокировано распахивает глаза и смотрит на невозмутимого Кавеха, который продолжает буравить его хмурым взглядом. — Не было такого, просто о жизни поговорили, — защищается Сайно. Их начавшуюся перепалку прерывает официант, принесший заказ, отчего Сайно даже испытывает легкое чувство благодарности к этому незнакомому мужчине и мысленно ставит себе пометку оставить побольше чаевых за спасение от фронтального опроса со стороны Кавеха, который за малым молнии из глаз не метает, всем своим видом показывая, что разговор не закончен. А вид того, как он разрезает несчастное мясо, буквально кричит, что одно неловкое движение и на месте стейка окажется сам Сайно, и с таким вот упоением резать будут его. Кусок в горло почему-то не лезет. — Ладно, твоя взяла, — начинает издалека Сайно после очередного пассивно-агрессивного взгляда, который Кавех кидает на друга. — Возможно я самую малость в чем-то, что напоминает депрессивный эпизод. — Причина? — Я не знаю?! — Пиздишь, все ты знаешь, просто решил поныть и пожалеть себя вместо решения проблем, — рубит Кавех. — Да, жестоко, но ты все равно не позволишь себя жалеть, поэтому спрошу еще раз: в чем причина размазывания соплей по наволочке? — Я обдумываю свой краш и свои идиотские чувства к одному конкретному человеку, — сдается Сайно, понижая голос, чтобы лишние уши, не услышали откровения, на которые решился парень. — К какому выводу пришел? — все так же бесстрастно спрашивает Кавех, делая глоток вина, которое не удержался и все же заказал. — Ну судя по тому, что я сейчас вижу, вывод хуйня и мы просто обязаны его изменить и передумать. — Сам посуди: сначала мы угорали, было смешно, — отзывается Сайно, складывая руки на коленках, чтобы не теребить несчастную салфетку и не выдавать своего волнения. — Сейчас уже не смешно. Я ничего не понимаю, я в истерике и самую малость в тупике. — По причине? — Я не вижу никаких действий с его стороны, даже маленького намека на то, что что-то может получиться, абсолютное ничего. — Воу, дружище, а ну тормози, — взмахом руки обрывает Кавех, чуть хмурясь. — А каких действий ты от него ждешь, если сам делаешь почти что ничего, чтобы видеть ответные шаги. Я на миллион процентов уверен, что он тебя сейчас воспринимает как одного из сотни своих студентов, в то время как ты, товарищ мой, все преувеличил и ищешь скрытые смыслы в каждом его взгляде. Сайно на эти слова морщится, открывает уже рот, чтобы сказать, что вообще-то они с Кавехом вдвоем эти взгляды трактовали и за малым расклады на таро не заказывали, что сейчас произошло, когда друг успел стать столь просветленным. — И прежде чем ты откроешь рот, чтобы возразить, верну тебе твои же слова: сначала было смешно, — ударяет ладонью по столу, чуть наклоняясь, — но смотреть на то, как ты себя в своих загонах топишь — не смешно. Поэтому давай определимся: действуем или забываем этот явно зашедший слишком далеко прикол. — Действуем, — мямлит Сайно, — но как? — Для начала перестаем тупить и переходим к фазе активных действий: комплиментов, случайных касаний, — тоном бывалого ученого заявляет Кавех, в то время как Сайно лишь молча задается вопросом, когда это его друг успел стать кандидатом романтических наук. — И действуем прямо сейчас, — шепотом выдыхает последнюю реплику, резко вскидывая руку и приветствуя кого-то позади Сайно. — Профессор, вот так встреча! — выкрикивает он, продолжая махать рукой, пока к их столику не подходят Тигнари с Аль-Хайтамом. — Вы тоже наслаждаетесь каникулами? — Добрый день, ребята! — кивает в ответ на приветствие преподаватель. — Мы тоже имеем право на отдых, тем более после некоторых студентов, — выразительно косится в сторону Сайно, — отдых должен быть минимум с месяц. Кавех тихо смеется, Сайно закатывает глаза, но кивает, выдавливая из себя робкое «здравствуйте». — Столиков нет, — разрезает помещение холодный голос Хайтама, который успел побеседовать с хостес. — Все забронированы. Девушка-администратор позади еще раз извиняется и предлагает подождать за барной стойкой, пока не освободится место, на что Тигнари слегка морщится. — А вы можете к нам подсесть, — резко вклинивается в диалог Кавех, — у нас как раз два места свободно, не придется сидеть на неудобных стульях, а мы скоро уйдем уже. Сайно смотрит на друга широко раскрытыми глазами, а в глубине души молится всем известным и не очень богам, чтобы преподаватели отказались, иначе он умрет от разрыва сердца ровно в тот момент, как профессор согласится составить им компанию за едой. Тигнари бросает взгляд на Хайтама, пытаясь понять, какого тот мнения, закусывает губу, раздумывая о рациональности данного решения и готовится вежливо отказаться и пойти искать другое место, когда Аль-Хайтам решает все за него, стаскивая с себя пальто и присаживаясь в соседнее от Сайно кресло. — Спасибо, — безэмоционально выдает он, поднимая глаза на замершего Тигнари. — Ты садишься? Или хочешь на это место, поменяемся? — Нет-нет, — сбивчиво говорит он, снимая верхнюю одежду и присаживаясь рядом с Кавехом. — Спасибо вам, — чуть улыбается, придвигая к себе меню. — Стейк здесь супер, — снова влезает Кавех, указывая на позицию в меню. Сайно же завис, он вне зоны доступа, он неосознан, абонент не абонент и вообще до связи. Происходящие события выглядят максимально сюрреалистично, машут здравому смыслу на прощание и заворачивают куда-то не туда. Сайно решает, что это все судьба и знаки вселенной, они намекают, что профессора отпускать ни в коем случае нельзя, надо действовать и, как сказал Кавех, очень и очень активно. — Спасибо вам за допуск, — начинает разговор, когда Тигнари сделал заказ. — Это вам спасибо, что избавили меня от необходимости носиться с вами на пересдачах, — смеется преподаватель, вызывая у Сайно табун мурашек, проносящийся по спине к затылку. — Да, знакомство у нас не заладилось, но в конце вы оказались очень даже неплохим студентом. — Тем самым, прогулявшим весь семестр? — доносится сбоку скучающий голос Хайтама. — Не весь, а половину! — вскидывается Сайно, защищая остатки своей чести от такого откровенного поклепа. — А другую половину активно работал! — Действительно, Хайтам, он исправился! — поддерживает Тигнари, согласно кивая. — Кстати, слышал, вы поедете с номером от нашего университета? — обращается к Кавеху, меняя тему разговора. — О да, повезу малышариков выступать, — тут же реагирует Кавех, — буду как гордая мать-утка с моими утятками. Самое главное в процессе не проеб..не потерять никого, — вовремя прикусывает язык, вспоминая, что за столом как минимум два преподавателя. — А что за номер? — По мотивам «Общества мертвых поэтов», театральное представление, — распаляется Кавех, готовый восхвалять самоделку всегда, везде и при любом удобном и не очень случае. — Мы там показываем, почему важно уметь мыслить не стереотипами, а в финале рассказываем, что случается, если становишься куклой без собственного мнения. От самого фильма взяли лишь идею, поэтому номер понравится даже тем, кто не знаком с оригинальной историей. — А запись будет? — интересуется Тигнари. — Очень хочется посмотреть, особенно после вашего рассказа, умеете интриговать. — За этим вам к Сайно, он организует эту сторону вопроса, да? Сайно лишь глупо моргает, потому что данную информацию слышит первый раз в жизни и уже почти произносит роковое «не понимаю, о чем ты», как получает точный и болезненный пинок по голени под столом и сталкивается взглядом с Кавехом, у которого за малым молнии из глаз не летят. — Да, я вам отправлю потом, профессор, — принимает сделку Сайно, не отводя взгляд от удовлетворенно кивающего Кавеха. — Буду с нетерпением ждать! Дальше разговор снова утекает в другую сторону, Тигнари и Хайтам начинают обсуждать какие-то рабочие проблемы, заполнение ведомостей и в очередной раз упавшую университетскую систему, из-за которой нет возможности сдать какие-то документы. Кавех с чувством выполненного долга откидывается на стуле, зависая над телефоном, в то время как все еще шокированный Сайно цедит несчастную кружку с чаем практически по капле в минуту, лишь бы руки и рот были заняты. — Кстати, ребята, — привлекает внимание студентов Тигнари, — как у вас по планам на магистратуру? — Никак, — лениво отзывается Кавех, не отрываясь от устройства. — Такая же ситуация, — соглашается Сайно. — Не знаю, куда хочу. — В плане института или направления? — Направление, — оставляет кружку в сторону, — не знаю, кем хочу стать, когда вырасту. — В такой ситуации можно не поступать никуда, — подает голос Хайтам. — И работать с младшими школьниками? — скептично выгибает бровь Сайно, смелея в плане разговора. — Уж лучше сразу убейте и добейте, чем детям отдавайте. Кстати, профессор, можно вопрос? — дожидается кивка от Тигнари, прежде чем продолжить: — Как вы решили, что хотите быть преподавателем и именно в университете? — Да оно само как-то получилось, если честно, — неловко зачесывает волосы назад, распуская маленький хвостик, позволяя прядям рассыпаться по плечам. — Я знаю языки и люблю читать, а с таким набором обычно только один путь: филфак. А потом все как-то закрутилось, завертелось, стажировка, Америка, возвращение домой и вот я тут, в том самом месте, которое отчаянно нуждалось в новых и светлых умах. — А если проще, то он просто тревожник, который боится всего нового, поэтому раз за разом возвращается в привычную обстановку, — разрушает возникшую одухотворенность Хайтам, который до этого молча сверлил взглядом фикус позади Кавеха. — Иди к черту, — слишком резко огрызается Тигнари, тут же испуганно прикрывая рот рукой, бросаясь взглядом к своим студентам. — Вы оба этого сейчас не слышали. — А вы знакомы были до того, как начали работать? — задает самый главный и волнующий обоих вопрос Кавех. — Мы одногруппники, — отвечает нехотя Тигнари. — Хотя на первом курсе друг друга терпеть не могли, потом как-то сдружились. — Прикольно наверное с другом в одном месте работать, — отзывается Кавех, переводя серьезный взгляд на Сайно. — Бро, пообещай, что мы тоже будем работать вместе. — И разнесете на кирпичи то здание, которое вас приютит, — не удерживается от шпильки Хайтам, залпом допивая свой чай. — Такого вы конечно о нас мнения, да… — обиженно тянет Кавех, практически незаметно кивая в сторону выхода. — Ну, тогда сделаем все, чтобы не разнести, — отшучивается Сайно, вставая из-за стола. — А нам уже пора, поэтому мы пойдем. — Не будем больше вам мешать, — подхватывает Кавех, вставая вслед за другом. — Хороших вам каникул, ребят, — отзывается Тигнари, пока Аль-Хайтам лишь угукает, провожая взглядом Кавеха, который подходит к зеркалу, чтобы завязать шарф. — Спасибо за компанию! — До свидания! — отвечает Сайно, выходя на улицу, вдыхая прохладный воздух, дожидаясь, пока за ним следом выползет и Кавех. — Хорошее место, согласись? — пихает он друга в бок. — Ага, самое лучшее, — как в трансе отвечает Сайно, бросая последний взгляд на тот самый столик у окна, за которым решилась его судьба. Дальше некоторое время идут молча, каждый активно о чем-то размышляет, переваривает дозу активного контакта с крашем и приводит мысли в порядок. — Знаешь только что мне не понятно, — резко тормозит Сайно, дергая Кавеха за кончик шарфа, привлекая внимание. — М-м? — стопорится тот. — Хостес сказала, что все столики забронированы, но мы сидели в полупустом зале, а никто так и не пришел, это странно, — хмурится Сайно, почесывая подбородок большим пальцем. — Видимо вселенная дает мне какие-то знаки, как думаешь? — переводит взгляд на подозрительного и широко улыбающегося Кавеха, лишь кивающего на моменте фразы про вселенную. — А че ты такая мышь довольная, а? — Коне-е-чно, — тянет он, хлопая в ладоши, — вселе-е-енная тебе знаки дает, ага. — Че ты сделал? — Ничего, — отзывается Кавех, продолжая движение к остановке. — Я совсем ничего, а вот мое альтер-эго в виде Куки выяснило, куда твой ненаглядный с моим будущим мужем собираются сходить, остальные же личности в виде Данте, Вергилия, Харона и Беатриче забронировали все столики, а потом, вот незадача, — разводит руками, — не пришли, ну какой кошмар. — Ты забронировал все свободные столики на имена персонажей «Божественной комедии»?! — Ну да, а что? — пожимает плечами Кавех. — О, мой автобус, я полетел! — быстро обнимает шокированного Сайно, начиная марш-бросок до автобуса, остановившегося через несколько метров после остановки. — Какой же ты гениальный идиот… — шепчет уже в пустоту Сайно, провожая взглядом транспорт, в который втиснулся лучший друг. — А главное, самый любимый идиот.