***
Кавех всегда мечтал быть дизайнером одежды. С тех самых пор, как впервые увидел Вивьен Вествуд, решил, что хочет также. А дальше началось погружение в мир моды и рукоделия: выстраданная кровью, потом и мольбами школа искусств, которую он окончил с отличием; просмотр всех возможных и невозможных недель моды, показов от известных дизайнеров и одной большой мечты поступить на дизайн. Карл Лагерфельд, Кристиан Диор, любимейшая Донателла Версаче и многие другие титаны фэшн-индустрии стали для Кавеха личными иконами, теми, на кого он пообещал себе во что бы то ни стало быть похожим. Родители увлечение сына не поддерживали от слова совсем. Будучи известными учеными, видевшими истинный смысл лишь в обучении, получении ученой степени и дальнейшей работы в научной сфере, к заявлению сына о поступлении на дизайн отнеслись со смехом, списали на неудачную шутку и подыскали репетитора по математике. Точные науки Кавех ненавидел. С того момента он в тайне от родителей продолжил заниматься дизайном, нарабатывал портфолио, отрисовывал эскизы, обучался по видео-урокам или статьям из интернета в надежде поступить самостоятельно, без чьей-либо помощи и, наконец, исполнить свою мечту. На педагогическом факультете же он оказался после очередной ссоры. Множество криков выслушали стены его дома, непомерное количество посуды было разбито парнем о всевозможные поверхности в запал конфликта, а все папки с эскизами в одночасье отправились в камин, сжигающий его труды, его веру и его надежду на счастливое будущее. — Ты же понимаешь, что это не профессия? — раз за разом начинал вычитку отец, пытаясь достучаться до сына. — Где ты будешь работать? На что ты будешь жить? — подключалась к всеобщей истерии мама, заламывая руки и смахивая наигранные слезы с глаз. — Успеха добивается один из миллиона, с чего ты взял, что повезет именно тебе? — проезжается катком по самооценке отец. — Я люблю это, — еле сдерживает слезы парень, пытаясь в последний раз вразумить взрослых, докричаться. — Я в этом хорош. — Не придумывай, каждый второй умеет малевать карандашом по бумаге и пришивать пуговицы, — отмахивается глава семейства, падая в кресло. — Ты поступишь в приличный университет, получишь приличную профессию, ты меня понял? Кавех чувствует, как по щеке бежит слеза. — Не слышу ответа, ты меня понял? — Понял, — не размыкая губ произносит он, собирая остатки гордости в ладошку, удерживаясь, чтобы не разрыдаться. Не здесь, не при родителях. — Можно хоть университет выберу сам? — Из тех, что я предложу, — отзывается мужчина, придвигая к себе свежую газету. — Либо так, либо никак, — прерывает зарождение возмущения одним жестом, погружаясь в чтение. Кавеху остается смириться.***
Университет он выбирал по принципу «подальше от дома, посложнее с транспортом». Стоя первого сентября перед корпусом, в котором, по уверению интернета, пройдут следующие пять лет его жизни, он ощущал что-то странное. Смесь горечи, отвращения и щепотки настырности. Для себя Кавех решил, что обязательно перепоступит, переведется, сделает все, чтобы не прожить свою жизнь в угоду кому-то кроме себя. За размышлениями он не заметил, как к нему подошел кто-то, настойчиво привлекая внимание. — Ты тоже первокурсник? — обращается к нему парень. — Что, прости? — вырывается из размышлений Кавех, окидывая взглядом нарушителя его спокойствия. Подошедший выглядел странно, даже слегка абсурдно наверное: смуглая кожа, достаточно длинные волосы, перехваченные в неаккуратный, растрепавшийся хвостик, безразмерная растянутая футболка и, что было самым смешным, джинсовые бриджи с кедами на ногах. От представшей перед ним фэшн-катастрофы у Кавеха неиронично дернулся глаз. С какого пляжа сбежало сие недоразумение? — Ты тоже первокурсник? — повторяет свой вопрос парень, смотря как-то исподлобья, спрятав руки в карманы бриджей. — Английская филология, — отзывается Кавех. — А что? — О, так я тоже! — в моменте веселеет парень, протягивая руку. — Я Сайно, будем знакомы. И я, кажется, потерялся. Кавех на рукопожатие отвечает со скепсисом, быстро кивает головой в сторону корпуса, поясняя, что, судя по навигатору и оповещению в беседе для абитуриентов, им сюда. И проходит первый, краем глаза замечая движение сразу за собой, молясь всем существующим и несуществующим богам, чтобы их распределили в разные группы. Боги к Кавеху, видимо, имеют что-то личное, раз в вывешенных списках возле деканата он обнаруживает имя нового знакомого на две строчки выше своего собственного. — О, одногруппники, получается, — раздается звучный возглас в макушку, отчего Кавех дергается. — Хорошо, что мы не французы. Кстати, знаешь, как называют сумасшедшего француза? — Кавех поворачивается к парню, вопросительно приподнимая бровь в ожидании ответа. — Франшиза! — воодушевленно «добивает» шутку Сайно, самодовольно ухмыляясь. — Не разговаривай со мной больше.***
— Кто это? — заговорщическим тоном шепчет Кавех нависая над столиком в университетском кафе. — Вон там, сзади тебя: черная рубашка, светлые волосы, холодный взгляд и отличная задница. — Где? — резко оборачивается Сайно, пытаясь рассмотреть того, о ком шепчет его товарищ, но тут же получает шлепок по затылку. — Ты че дерешься? — А ты давай еще крикни, он же точно не понял, что мы на него пялимся, — фыркает Кавех, вгрызаясь в яблоко, которое достал из сумки. — Вон он, на выход пошел, аккуратно поворачивайся. Сайно ловит взглядом удаляющуюся фигуру, привлекшую внимание Кавеха и возвращается к своему обеду. — Это наш методист, — развеивает любопытство одногруппника. — Сидит на кафедре, бог знает чем занимается, иногда ведет кружок английского для школьников. Аль-Хайтам, вроде бы. — То есть, не студент? — обреченно тянет поникший Кавех. — Жаль. — А что такого, он же не старый дед с юрфака, можно попробовать. — Запомни, дорогой мой друг, — с видом настоящего профессора изрекает Кавех, — никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя заводить отношения с преподавателями. Это только в книгах и фанфиках классно, а в реальности кринж редкостный, — достает из сумки расческу и пару заколок, чтобы поправить распушившуюся челку. — А еще никаких отношений с одногруппниками, расстанетесь быстро, а учиться пять лет. Запомнил? — Запомнил, — хмыкает Сайно, стряхивая с рук крошки от бутерброда. — Обещаю: никаких отношений с одногруппниками и преподами. — Умница! — зачесывает челку назад, скрепляя ее красными невидимками.***
На третьем курсе Кавех понимает, что он попал, влип и пропал. Злополучный методист направления врезался в память, оставил на сетчатке свой образ и является взору каждый раз там, где его совершенно не ждут. Кавех игнорировал, бесился, встречался с другими, но, как все дороги ведут в Рим, так его маршруты сходятся в одной конкретной точке под названием Аль-Хайтам. На четвертом курсе Кавех решил, что особо ничего не теряет, и раз не получается отказаться, то он попробует смириться и отпустить ситуацию. С тех пор о влюбленности Кавеха в методиста направления знали все кроме, удивительно, самого методиста. Кавех наконец освоился в новом месте, полностью принял себя и свои интересы, получил должность художественного руководителя, обзавелся неплохим кругом общения и лучшим другом и в принципе жизнь хороша и жить хорошо. Он стал позволять себе экспериментировать с одеждой, вязать смешные кастомные кардиганы, создавать к ним украшения из полимерной глины и расписывать одежду акрилом. Кавех снова жил. Аль-Хайтам же существовал. Каждый его день был похож на любой другой и состоял из порочного круга дом-работа-дом с перерывами на поход в магазин за продуктами. Ему было тяжело: тяжело совмещать работу с аспирантурой, тяжело приходить в место, которое, откровенно говоря, уже осточертело за то время, которое он провел в стенах родной альма-матер. Он снова не выспался, снова опоздал на свой автобус, снова выпил невкусный кофе и был на грани того, чтобы заглянуть в ректорат и подписать заявление по собственному. Однако в серости будней он вдруг споткнулся о что-то яркое и шумное, расположившееся у дверей кафедры и, видимо, ожидая его. — Доброе утро! — слишком звонко произносит разноцветное нечто. — Я по поводу методичек, меня попросили принести их для профессора… Хайтам молча отмыкает дверь, игнорирует студента, чуть морщась от тех громкостей, на которых тот разговаривает. — Справа на столе, можете забрать. Кавех в моменте нахохливается и обиженно дует губы, но положенные методички все же забирает, некоторое время буравя взглядом спину методиста, который в тотальном игноре по отношению к нему раскладывал бумаги в папке. — Конечно, мне тоже доброе утро, — бубнит на грани слышимости Кавех, поворачиваясь к выходу. — Спасибо большое! — выкрикивает уже громче, прикрывая за собой дверь. — У тебя, блять, жопа отвалилась бы, если бы ты, сука, улыбнулся, — цедит уже в коридоре, остервенело поправляя падающую на лицо челку и возвращаясь в нужный кабинет. — Действительно, не отвалилась бы, — хмыкает на кафедре Хайтам, удивляясь полному отсутствию хоть какой-нибудь шумоизоляции. Яркое пятно, именуемое Кавехом, как он узнал позднее от коллег, мельтешило на периферии почти всегда, а если не мельтешило, то его звонкий голос всегда можно было вычленить в общем гвалте во время перерывов. Кавех, двадцать пятая английская группа, главный декоратор местного творческого объединения, активист и, судя по его необычным образам, городской сумасшедший на полставки. И все это Хайтам, конечно же, не узнает, и уж точно он не собирает информацию по крупицам из разговоров коллег на кафедре. Это пройдет, убеждает он себя, отпустит, перестанет задевать что-то такое внутри него, что считается мертвым уже несколько лет. Надо просто подождать. И он держится, пережидает, выкидывает из головы. Даже находит себе новую игрушку в виде анонимного абонента, отправляющего ему сообщения самого разнообразного, порочно-непристойного, а иногда совершенно абсурдного содержания. Хайтам переключается, отвлекает себя глупыми переписками, иногда смеется с шуток анонима, иногда искренне возмущается или даже злится, читая очередную непристойщину обернутую в упаковку из иронии и сарказма. Узнать личность его товарища по переписке было странно, даже как-то неловко поначалу, особенно от того, как именно это произошло. Хайтам соврет, если скажет, что его первой эмоцией была не агрессия, и что он не испытывал желание прижать Кавеха к стенке и стребовать с того моральную компенсацию за потраченные нервы и бессонные ночи, которые он проводил, пялясь в экран собственного смартфона. Однако желание сыграть в обратные кошки-мышки победило минутную слабость, поэтому решение продолжать театр абсурда принялось само собой.***
Телефон пиликает очередным уведомлением, Хайтам откладывает в сторону книгу и тянется к устройству снимая то с зарядки. На экране высвечивается новое сообщение от Куки. — Ну кто бы сомневался, — усмехается он, заходя в диалог. Куки Кто грустит, тот трансвестит! Че ты кислый такой сегодня ходил?Аль-хайтам Были некоторые проблемы на работе, но сейчас все хорошо.
Куки УВОЛЬНЯЮТ????Аль-Хайтам Нет, напоминали про сроки кандидатской, которые я сильно нарушаю. А у меня не идет она, ничего не могу поделать.
Куки Уууу кандидат Признавайся, напишешь кандидатскую и станешь кандидатом ебучих наук? Видел на кафедре кружку эту, планирую дойти до кандидатской только ради такой же кружки.Аль-Хайтам Нет, кандидат этих наук у нас Тигнари, а я буду кандидатом филологических наук. Если допишу, конечно.
Куки Куда ты денешься? Все напишешь, че за депрессия Я вон курсач за ночь на чистом адреналине написал как-тоАль-Хайтам Не люблю делать работу некачественно и в спешке, не для меня такое
Куки А что еще не любишь?Аль-Хайтам Трусость и нерешительность.
Кавех ничего не отвечает, на что Хайтам тяжело вздыхает, блокирует телефон и возвращается к чтению. Однако строчки совсем не к стати плывут перед глазами, слова смазываются в сплошную неразбериху, а общий смысл прочитанного теряется еще где-то на этапе возникновения зрительного образа. Проблему с Кавехом надо решать, иначе эти качели ни к чему хорошему не приведут, решает для себя методист, устремляя взгляд в темноту потолка, развивая в голове многочисленные сценарии своего поведения на случай откровенного разговора с Кавехом. В другом конце города с такими же мыслями ворочался на диване сам Кавех. Сообщение про трусость и нерешительность прочно врезалось в его мысли, заставляя шестеренки в мозгу активно шевелиться, а здравый смысл колебаться от «завтра же ему признаюсь» до «меняю имя и мигрирую в Мексику с накладными усами». Кавех решает впервые в жизни поступить рационально, прислушаться к советам психологов из инстаграмма и подойти к решению вопроса со всей серьезностью. Он садится за письменный стол, находит в горе макулатуры на подоконнике чистый листок и карандаш, одним резким росчерком разделяя страницу пополам. В левой колонке он пишет свое имя, а в правой имя Хайтама, а затем принимается выписывать сначала то, в чем они похожи, а потом то, в чем не сходятся, решая, что если количество «совпадений» победит, значит они идеально друг другу подойдут и надо признаваться. Спустя десять минут активного мозгового штурма на листе красуются два совпадения и целый список различий. Кавех тяжело вздыхает. «Разное отношение к жизни», «кардинально противоположные характеры», «я вспыльчивый, он спокойный», «я импульсивный, он рациональный», «я ветреный студент, он уважаемый человек с четким планом на жизнь», — продолжать лист несовпадений Кавех мог, кажется, до самого утра. С тяжелым сердцем он разрывает список в клочья, выкидывает обрывки в мусорное ведро под столом и снова падает на диван, успокаивая роящиеся в голове мысли. Завтра, он подумает об этом завтра. Утром легче не становится, Кавех проворочался всю ночь, поспав от силы пару часов, отчего мешки под глазами сейчас свисали практически до подбородка: отвратительное зрелище. Но еще отвратительнее тот факт, что решение он так и не нашел, поэтому решает позвонить и спросить совета у единственного по-настоящему близкого человека. Сайно трубку берет не сразу, очень торопливо. — Привет, не занят? — Кавех, я щас с Тигнари, — сбивчиво шепчет тот, — что-то срочное? — Ой, извини, — тушуется Кавех. — Я просто не знаю, что мне делать. — В смысле? Что-то случилось? — Нет, просто есть кое-что, что я одновременно хочу и не хочу делать, — расплывчато отвечает Кавех, опасаясь, что свидетелем их разговора может стать профессор, к чему сам Кавех пока не готов. — Бро, я щас чуть занят, поэтому скажу кратко: если это не убийство и не самоубийство, то делай. — А если это отчисление? — грустно усмехается Кавех. — Если это не убийство, не самоубийство и не отчисление, окей? — исправляется Сайно. — Окей, спасибо. — Потом расскажешь, что стряслось, — кладет трубку Сайно, заставляя Кавеха еще некоторое время сидеть на диване и глупо пялиться в потухший экран. Что ж, его задумка определенно не является ничем из запретных действий, перечисленных Сайно, поэтому почему бы и не попробовать, жизнь одна.***
К зданию университета он подходит отчаянно скрывая дрожь в коленках и растирая похолодевшие руки друг о друга. Прикольным и смелым его решение казалось лишь в фантазиях, на деле же он был готов умереть здесь и сейчас. А еще неимоверно хотелось закурить — столь велико было отчаяние Кавеха, который так-то не курил и всегда осуждал курящих. Быстро заходит в чат с Хайтамом, пишет короткое «Нужно поговорить» и делает шаг в сторону корпуса. По его задумке методист должен был ответить на сообщение, показать, что готов к разговору и в этот момент Кавех раскрыл бы карты, заходя на кафедру. А дальше — по ситуации. Однако план идет криво еще на начальном этапе, так как, отправив то самое роковое сообщение он совершенно случайно оглянулся по сторонам и уловил взглядом Хайтама, что вместо своего типичного кропления над бумажками на кафедре стоял и беззаботно смеялся рядом с какой-то девушкой. Сердце Кавеха совершило мертвую петлю, сорвавшись куда-то в желудок. Видеть улыбку методиста было неожиданно, осознавать, что эта улыбка принадлежит не ему — горько, наблюдать, как девушка привстает на носочки и чмокает Хайтама в щеку — невыносимо. Пейзаж перед глазами плывет, в ушах стоит белый шум, изначальный план катится в геенну. Руки сами тянутся к телефону, он открывает диалог с Хайтамом: отлично сообщение еще не прочитано. Кавех быстро зажимает его, выбирает «удалить для обоих участников чата» и быстро выходит из переписки; разворачивается на пятках и понимает, что ему бы сейчас водки или коньяка, но в распоряжении лишь кофе из университетской кафешки, поэтому выбирать не приходится и он идет туда. Сообщение приходит неожиданноАль-Хайтам О чем поговорить?
Кавех в ступоре смотрит на диалог, не понимая, как так вышло, какую подобрать реакцию и куда увести диалог. Куки ?Аль-Хайтам Я видел сообщение в строке уведомлений Больше не смей удалять, ненавижу такое О чем поговорить?
Куки О погоде! Видел, как солнышко светит, птички поютАль-Хайтам Не дури, что случилось
Кавех чувствует, как от напряжения потряхивает все тело, а тремор в пальцах не дает нормально набирать сообщения. Сейчас или никогда, решает он и шагает в пропасть. Куки Я хочу прекратить эту переписку, удалить свою страницу и исчезнуть из твоей жизни Поэтому это что-то типа прощанияАль-Хайтам ? Причина?
Куки Я просто устал и понял, что ни к чему хорошему это не приведет Я тяну тебя на дно и так больше продолжаться не может Поэтому я решил уйтиАль-Хайтам Поразительно Меня спросить ты, конечно же, не додумался, да?
Кавех ничего не отвечает, выходит из диалога, но все еще не решается нажать на роковое «Удалить диалог», гипнотизирует взглядом кнопку, надеется, что она сама как-нибудь нажмется, снимая с него всю ответственность. Аль-Хайтам как и предполагал, находит Кавеха в кафетерии, одного, спрятавшегося за местным столиком для интровертов, скрытым за декоративной перегородкой с искусственными цветами. Он видел его, видел, как тот отправлял сообщение, как заметил его с Кирарой, как дернулся и сбежал, когда подруга поблагодарила его за помощь. Глядя на удаляющуюся фигуру Хайтам понял, что разговор определенно необходим, что они не могут разрушить и так чересчур поломанные отношения. Руки тянутся к телефону, а текст набирается сам — Есть у меня один студент, дурачок-дурачком, но что-то такое эдакое в нем присутствует, что заставляет меня невольно вспоминать о нем, ловить его смех в коридоре и украдкой рассматривать, какой же кардиган он нацепил сегодня, и как тот сочетается с аксессуарами. Кавех дергается от уведомления, читает пришедшее сообщение и замирает. Он молчит, хотя две галочки символизируют о том, что сообщение все же прочитано. Аль-Хайтам на это лишь усмехается, продолжая гнуть свою линию, надеясь додавить парня, что сейчас гипнотизирует взглядом экран мобильника. — Он ворвался в мою жизнь как ураган, как маленькое стихийное бедствие, перевернув все вверх ногами, а когда укоренился, приручил, сделал так, что кроме него ни на кого смотреть больше не хочется решил уйти, — отправляет Хайтам следующим сообщением, наблюдая за реакцией Кавеха из своего импровизированного укрытия. — Вздумал исчезнуть, обрубив все контакты, и решив в одиночку то, что должны решать оба участника происходящих событий. — Некрасиво поступает, да, — отзывается Кавех, хватаясь за осколки своей интернет-личности, которую, кажется, крошат у него на глазах. — Очень некрасиво, хуже этого было только то, как глупо он общение со мной начал, словно маленький мышонок, втихую и с незнакомого номера, чтобы в случае чего быстренько лапки в тапки и в кусты, — дает волю переполняющим эмоциям Хайтам. — Странно, да? Кавех ожидаемо молчит, но методист видит, как напряглись плечи парня, как он сидит, натянутый, словно струна, которая вот-вот лопнет: только тронь и взрыв готов. Но отступать Аль-Хайтам не собирается, ситуация требует обсуждения, а игра в фантомные кошки-мышки его порядком утомила. — И кому только хватило ума, хах, — печатает Кавех в ответ, ощущая, как пылает его лицо и как лихорадочно в голове носятся мысли, среди которых есть все: начиная от суицида, заканчивая истерикой. Здравые мысли же покинули чат и возвращаться пока явно не планируют. — Вряд ли это от большого ума было, — прилетает ответное сообщение. Однако бегающий карандашик показывает, что собеседник Кавеха продолжает что-то печатать, поэтому парень замирает над открытым диалогом, покрываясь липким потом, борясь с желанием выкинуть телефон в окно и в истерике убежать в неизвестном направлении. Нахуй диплом, нахуй высшее образование. Все нахуй, решает Кавех. С той стороны экрана печатают в течение трех минут и десяти секунд, Кавех засекал, как вдруг карандашик резко пропадает и еще минуту в диалоге ничего не происходит. — Твоя проблема в том, — раздается за спиной Кавеха голос, который он совершенно точно сейчас не хотел слышать, — что ты слишком не уверен в себе. Отсюда и вытекает примерно девяносто девять процентов твоих проблем. Хайтам выходит из-за перегородки, но за стол не садится, стоит позади, прожигая напряженную спину взглядом. Кавех не отвечает, но по дернувшимся плечам видно, как тяжело тот сглатывает, и как сильно нервничает. — Не знаю, судьба это, либо просто наложение одних обстоятельств на другие, — обходит Кавеха и отодвигает стул напротив, присаживаясь за стол. — В любой другой ситуации я бы тебя заблокировал еще после того идиотского первого сообщения, которое ты вытянул из какого-то мема, но высшие силы видимо решили иначе, и где мы теперь? — В жопе, — шепчет Кавех, не отрывая взгляда от экрана телефона. Он боится поднять взгляд и посмотреть на эмоции, которые выражает лицо Хайтама, боится увидеть там отвращение, презрение и все то, что он рассчитывал услышать после своего спонтанного и совершенно не запланированного деанона. — Да, слегка. Оба замолкают: Хайтам молча прожигает взглядом светлую макушку, наблюдая, как из неряшливого пучка выпадают прядки волос и падают на лицо, закрывая красные щеки и слезящиеся глаза; замечает, как начинают подрагивать руки с зажатым в них телефоном, отчего в груди появляется какое-то неприятное чувство, а в мозг настойчиво лезет противная мысль, что это вообще-то он малыша до такого состояния своими играми в кошки-мышки довел, а значит обязан взять полную ответственность за чужое ментальное состояние и душевное равновесие. — А знаешь, что во всей этой ситуации самое абсурдное? — ответа Аль-Хайтам, естественно, не получает, но чужие плечи перестают подрагивать, показывая: Кавех ждет. — Что все было практически зря. И я, честно, очень хотел бы послушать, как в твою светлую голову пришла такая откровенно тупая идея, и на что ты рассчитывал? Кавех все еще не отвечает и взгляд не поднимает, но принимается активно ковырять заусенец на одном из пальцев, срывая его, отчего выступает капелька крови, а боль на секунду отрезвляет — Ненавижу условное наклонение, кстати, всегда забываю ставить правильно вторую форму глагола после личного местоимения. Мне так одна грымза четверку на экзамене влепила, одного балла до пятерки не доставила, — начинает издалека Хайтам, облокачиваясь на стол и чуть наклоняясь в попытке рассмотреть чужое лицо, спрятанное за челкой и прядями выбившихся из прически волос. — С тех пор я условное наклонение и ненавижу, на русское «если бы» тоже плююсь. Но поверь, если бы ты не затеял этот весь цирк, не выносил мне мозг на протяжении почти четырех месяцев, а просто подошел бы и познакомился, я скорее всего сразу тебя послал бы, поэтому, — делает небольшую паузу, за время которой Кавех успевает сжаться до размера молекулы, лишь бы не слышать тот отказ, который ему выдадут прямо сейчас. — Поэтому спасибо тебе и твоему гениальному, но странному мозгу за невероятное приключение и такое знакомство. Кавех распахивает глаза. Стоп, что? Ему сейчас ведь не послышалось, да? Он аккуратно поднимает голову, являя Хайтаму покрасневшие глаза, которые он изо всех сил зажмуривал, и горящие алым румянцем щеки. Натыкается на мягкую улыбку напротив и зависает, ничего не понимая: его сейчас…не отшили?.. Его даже поблагодарили? — Вижу вопрос в глазах, но, как я уже и говорил, феномен человеческих эмоций — то, что я понять, а уж тем более контролировать, не в силах, — наклоняет голову к плечу, подпирая щеку рукой, — поэтому я просто плыву по течению в данном вопросе, наблюдая, что будет дальше. — А что будет дальше? — хрипит Кавех, еле двигая губами. — Дальше? — задумывается Аль-Хайтам, потирая подбородок пальцами. — Ну после всего этого цирка, надеюсь, что нормальное знакомство и свидание.***
Место для свидания Кавех выбирал с умом: долго гуглил меню заведений, в которые давно хотел сходить, по картам смотрел удаленность от корпуса университета (лишние глаза ему пока не были нужны), и, самое главное, изучал дизайн и общую концепцию, все же идти с мужчиной мечты Бог знает куда он не хотел. Хайтам, на самом деле, после того стихийного деанона и задушевного разговора предложил было обо всем позаботиться, но Кавех моментально отказался, переживая, что такой человек, как методист, может притащить его в первый попавшийся ресторан, не осознавая весь сакральный смысл и тайное значение будущего места свидания для Кавеха. После нескольких часов активного гуглинга Кавех делает выбор в пользу милого азиатского ресторанчика в центре города. Скинув ссылку на понравившееся место Аль-Хайтаму, он со спокойной душой садится за просмотр сериала под мороженное, позволяя мозгам отдохнуть. Через пару минут телефон Кавеха пиликает, привлекая внимание. Пришедшее сообщение, написанное вполне в духе рационального и вечно собранного методиста, гласит о том, что в эту пятницу в семь часов вечера Кавеха ждут на свидании за тарелочкой рамена и стаканом имбирного лимонада. Жизнь заиграла новыми красками. Ответить на сообщение Кавеху не дают внезапный звонок и вылезшая на весь экран фотография Сайно, который сидит в кустах крапивы с лицом полного непонимания ситуации. О да, эту фотографию Кавех ценит, а воспоминания о том злополучном дне и последующих страданиях друга любит самой нежной любовью, на которую только способен. Раскаяния не испытывает, жалости тоже: помнит, что изначально в крапиву Сайно хотел загнать Кавеха, просто не вовремя оступился и сам улетел в заросли беспощадно злой и жгучей травы. — Слушаю, — принимает звонок он, ставя на громкую связь. — Что такого произошло, что ты мне аж звонишь. — Соскучился, решил узнать, как дела, — отзывается Сайно на том конце. — А ты че, не рад? — Не пизди, ты никогда не звонишь просто потому, что соскучился, выкладывай. — Такая ты крыса, конечно, — тяжело выдыхает Сайно, принимаясь чем-то параллельно шуршать. — На самом деле, у меня в блоке страничка в мессенджере до завтра, а жить в неведении я не могу. — Как так вышло? — искренне удивляется Кавех. — Ну помнишь, ты советовал мне двухфакторку установить, чтобы меня не взломали? — на секунду замолкает, позволяя Кавеху осознанно угукнуть. — Так я установил, а пароль забыл. В итоге при попытке входа мне стали приходить сообщения, что кто-то пытается проникнуть в учетную запись, поэтому ее на сутки блокируют, а я не знаю куда еще поорать, что это не мошенники, это я пытаюсь попасть в родное болото. — Лох позорный, — не сдерживает смех Кавех, фыркая в трубку. — Поэтому и звоню: рассказывай. — Что тебе рассказать: кто убийца в сериале, как я сегодня пизды от научника огреб или как Хайтам раскрыл мою интернет-личность и позвал на свидание? — будничным тоном интересуется Кавех, отправляя в рот очередную порцию мороженного. — Спрашивай, не стесняйся. — Я в ахуе, — шепчет шокированный Сайно, теряясь от недоумения. — Нет, я не в ахуе, я в трихуе! Во-первых, никаких спойлеров, во-вторых, я тоже пиздюлей словил, в-третьих, свидание?! То есть, утром ты спрашивал мой совет по поводу раскрытия личности? — Не, я наоборот, хотел общение прекратить, — отзывается Кавех, — а он меня сначала по переписке отчитал как сопливого котенка, а затем нашел в столовке и еще лично высказал все, что думает. И, когда я уже был готов умереть от инсульта жопы, он неожиданно позвал на свиданку. — Пиздец, бро, — все еще не отходит от шока Сайно. — Мы обязательно это обсудим и ты продемонстрируешь каждую его эмоцию, чтобы я имел полное представление. И че, куда идете? — В ту азиатскую шнягу, на которую мы смотрим уже полгода. Сходим, проверим, если вкусно, с тобой потом сгоняем. — Вот так, да? — наигранно возмущается Сайно в трубку. — То есть право первого похода в новое место от меня перекочевало к нему? Все ясно, не любят не ценят, осадочек остался, да. — Пизда, — рубит рифму в ответ Кавех. — Ты лучше расскажи мне, чем таким ты утром занимался с профессором, что аж дышал как пес загнанный? Могу поздравлять? — Обещай не ржать, — просит Сайно с поубавившимся энтузиазмом. — И не чморить меня. — Обещаю, — скрещивает пальцы Кавех, готовясь к очередной кринжовой истории. — Мы были в универе, на кафедре, если точнее. Он попросил меня помочь передвинуть два шкафа, собрать новый стол и перетащить все отчеты в архив, — кисло делится своей болью Сайно, дуясь на смешки, исходящие от Кавеха. — Ты обещал не ржать, скот. И вообще, кто же знал, что под предложением «заняться кое-чем интересным на кафедре» скрывается вот этот пиздец. — Мне жаль, бро… — Ну ничего, он пообещал посмотреть любое аниме взамен, — на заднем фоне снова происходит шуршание, а затем звук разбившегося стекла. — Сучья тарелка с макаронами, разъебал, прикинь? — Иди убирай аккуратно и не вздумай жрать их с пола, — завершает разговор Кавех. — Правило пяти секунд не работает. — Ты за кого меня принимаешь… — недоуменно откликается Сайно. — За того, кого не первый год знаю, все давай, люблю, целую, обнимаю. После свидания приду орать.***
На свидание Кавех собирается откровенно долго, с самого утра все валится из рук: сначала отключают горячую воду, отчего приходится мыть голову в тазике, затем заканчивается любимейшая маска, на которой обычно держится блеск и гладкость волос, но финалом становится ситуация, когда утюг решает плюнуть накипью на его белоснежную рубашку, которую Кавех захотел слегка прогладить. Истерика наступает на пятки, а желание отказаться от встречи растет в геометрической прогрессии. Здравый смысл, к счастью, побеждает, просто потому что мужик он или нет. В итоге вместо изначально легкого и летящего образа состоящего из белой рубашки с манжетами, коричневых классических брюк на подтяжках и в цвет брюкам лоферов получается какой-то подросток в эмо-фазе. С психу Кавех достает черные скинни с прорезями на коленках, которые не надевал с того самого периода, как кончилась мода на вишневое пиво, фотографии на заброшках и заумные цитатки в статусах. К ним примерно из того же дальнего угла вызволяет укороченную белую майку и сверху все это непотребство скрывает черным пиджаком на пару размеров больше. Долго вертится перед зеркалом, выбирая между прямым и боковым пробором, еще столько же рассматривает то, что получилось, ловя легкий приступ ностальгии по золотым подростковым годам и, наконец, выходит из дома, боясь опоздать. К месту назначения подходит на десять минут раньше назначенного времени и уже готовится ждать своего спутника, но случайно замечает того внутри ресторанчика, сидящего аккурат возле окна. Гребанный пунктуальный маньяк, мысленно бесится Кавех и заходит внутрь, игнорируя хостес и направляясь к Аль-Хайтаму. — Пожалуйста, скажи, что ты сидишь тут не с самого утра, — падает на стул напротив, отрывая мужчину от изучения меню. — Привет, кстати, классно выглядишь. «Классным» в понимании Кавеха была черная плотная водолазка с высоким горлом и простые черные штаны. Да, просто, но слишком во вкусе Кавеха, поэтому ком в горле встает моментально. — Привет, Кавех, — откладывает меню Хайтам, окидывая взглядом парня перед ним. — Выглядишь… — чуть запинается, подбирая слово. — Необычно, даже, скорее, нетипично. — Планировалось, что я буду зефирной принцессой, но наложение одних ебаных событий на другие привели меня вот к этому, — замечает, как на матерном выражении Хайтам чуть кривится, не одобряет. «Эстет хуев», — мысленно делает пометку Кавех, но вслух ничего не произносит. — Надеюсь, ты не расстроишься, ведь заказ я уже сделал, — произносит Хайтам, когда парень тянется к меню. — Согласно моим источникам ты любишь сыр в его любых разновидностях, поэтому сырный рамен и сырные треугольники для тебя, — указывает выбранные позиции в меню. — Если твои источники в процессе общения назвали меня крысой, я этим источникам способы коммуникации выбью, — откладывает картонку в сторону, чуть усмехаясь. — Ну и что еще он вывалил? — Не переживай, с твоим другом я разговаривал через Тигнари, а он слишком воспитанный, чтобы передавать каждое услышанное слово, — чуть откидывается на диване, складывая руки на груди. — Поэтому ничего противозаконного или компрометирующего. Кавех пропускает последнюю фразу мимо, даже не пытается сфокусироваться на смысле: все, что его сейчас заботит — это перекатывающиеся под водолазкой мышцы, которые в такой позе стали еще явнее. Если их на кафедре пичкают стероидами или заставляют ходить в зал таскать железо пять дней в неделю для аккредитации, он совершенно не удивится, а будет только благодарен за возможность лицезреть и сдерживать слюни. — …заниматься? — доносится сквозь размышления Кавеха голос Хайтама. — Прости, что? — переспрашивает, хлопая глазами и фокусируясь сначала на лице мужчины, а потом на появившемся перед ним графином с лимонадом. — Чем любишь заниматься, спрашиваю, — разливает напиток Хайтам. — Если будешь что-то алкогольное, говори, меня лично ничего не привлекло, уж лучше в качественный бар сходить. — Люблю пить вишневый эль в «Авамори», — подхватывает Кавех, усмехаясь. — Согласен, он хорош, но я по более крепкому алкоголю все же. — И почему я не удивлен? — делает глоток морса Кавех. — Ну а если серьезно, то думаю, моменты связанные с учебой можем пропустить, да? Люблю создавать одежду, как ты наверное мог заметить, рисую иногда от скуки на заказ, а еще люблю лягушек. — Лягушек? — Лягушек, — кивает Кавех, принимаясь что-то искать в сумке. — Зеленых, милых, с черными глазками, — достает маленький мешочек, протягивая его Хайтаму. — Это тебе, кстати. — Могу открыть? — принимает подарок мужчина и, дождавшись кивка, аккуратно вытряхивает содержимое на ладонь. На него смотрит маленькая фигурка лягушки, сделанная, очевидно, Кавехом. Та самая, которую он описывал минутой ранее: милая, зеленая, с черными глазками и подозрительными светлыми полосками на спине. При ближайшем и детальном рассмотрении фигурка оказалась брошью. На душе отчего-то стало тепло. — Спасибо, — возвращает взгляд к Кавеху, сжимая лягушку в руке. — Сам делал? — Обижаешь, —куксится Кавех. — Конечно сам, сюда глянь, — заправляет волосы за уши, показывая свои сережки с практически идентичными лягушками, только полосочки были желтые. — Теперь у тебя тоже есть похожий маленький друг. Если проколешь уши, сделаю сережки. Хайтам аккуратно цепляет брошку на свою водолазку и едва заметно улыбается, наблюдая за счастливым Кавехом. — Ее лучше на пиджак, не заставляй моего внутреннего эстета верещать в панике, — пытается скрыть смущение за шуткой. — Потом перевешу на пиджак, — кивает Хайтам. Официант приносит заказ. За едой разговаривают о всяких мелочах, шаг за шагом узнавая друг друга и открываясь с новых сторон. Так Кавех узнает, что методист на самом деле ярый поклонник игр на приставке и может иногда не один час просидеть, проходя очередной квест. Хайтам же узнает, что Кавех собирает коллекцию цветных носков и мечтает о личной библиотеке, которую обязательно начнет собирать, как переберется в квартирку получше. Ужин протекает плавно и без напряжения, словно две близкие, но потерянные души наконец встретились, сцепились и больше никогда не планировали разлучаться. Спустя два часа решают немного прогуляться прежде чем расходиться, поэтому строят маршрут через местный парк. — Я Детройт знаю лишь потому, что его мой любимый стример проходил, — заявляет Кавех. — Там когда Хэнк вальнул Коннора, я клянусь, кинул ложку от мороженного в телевизор, чудом не разбил. — У меня он совершил самоубийство, — безэмоционально заявляет Хайтам. — У тебя он что?! — возмущенно вскрикивает Кавех. — Ты умудрился довести гребанного андроида до самоубийства? Ты как вообще это сделал? — Ну вот такой исход у меня получился, — цокает Хайтам, закатывая глаза. — Ты вообще не играл, кто знает, может у тебя все умерли бы. — Нет, а ты стрелки не меняй, мы говорим щас про то, что ты довел робота, буквально набор болтиков и винтиков, до самоубийства! — хлопает себя по лбу Кавех, качая головой разочарованно. — Как тебе вообще по ночам спится? — Очень приятно в проветренной комнате и на удобной кровати, если тебе интересно, — хватает Кавеха за рукав пиджака, уводя того с траектории движения велосипедиста. — Но если тебя так заботит судьба набора винтиков и болтиков, можешь перепройти, посмотрим, к чему придешь ты. — Надеюсь, это было предложение. Потому что я его принимаю. — Вперед, — серьезно смотрит Хайтам, отмечая, как смешно у Кавеха, оказывается, рассыпаны слабые веснушки по носу и щекам. Захотелось коснуться их пальцами, провести по щеке и все же зарыться в манящих пушистых волосах. — Мне уже пора идти, — прочистив горло заявляет Кавех. — Но про Детройт я запомнил. Хайтам решает один раз в жизни поддаться импульсивному и навязчивому желанию, поэтому все же вскидывает ладонь, помещая ту на затылок вздрогнувшего парня, проводит по волосам, чуть сжимая у корней и массируя пальцами кожу головы, скользит по прядям. Мягкие и шелковистые, такие как он и ожидал. Ловит чужой настороженный взгляд, и не может вернуть себе контроль над ситуацией, отдаваясь ощущениям. — Эй, я не целуюсь на первом свидании, — фыркает Кавех, делая полшага назад, отмахиваясь от чужой загребущей руки. — Терпи до второго, — подмигивает, посылая воздушный поцелуй и резко разворачивается на пятках, уходя по аллее, не оборачиваясь. — До встречи! — лишь бросает напоследок. Аль-Хайтаму остается молча смотреть на скрывающегося в глубине парка парня и строить в мыслях идеи о том, куда бы сводить Кавеха на второй встрече, намеренно хороня ощущения теплоты чужого тела глубоко в себе, там, куда он сам не всегда может достать.