Сбой в системе

Шум надвигающегося метро заставил толпу отхлынуть от края платформы. Теперь Кадзуки стояла там совсем одна. Она выделилась из толпы. На неё даже кто-то посмотрел – но не больше, чем беглый взгляд. Кто она? Просто винтик. Но как стать частью машины, настоящим винтиком? Вот бы быть частью этого поезда, как его колёса, которые уверенно стучат по стыкам, ни о чём не задумываясь, ни о чём не волнуясь. Пункт назначения их не касается: они ровно крутятся, пока не треснут. А вот рёбра Кадзуки треснули. Она чувствовала, что они еле держат душу. Она рвётся наружу: у винтика нет души, она ему и не нужна. Так что выбери что-то одно, Кадзуки! Выбирай! Чем дольше держишь – тем больнее. Она сжалась. Но как избавиться от души? Она не сможет сделать, как Айла. Остаётся только одно... Поезд вынырнул из тоннеля. Рёв оглушил Кадзуки. Вагоны проносились в сантиметрах от её лица, она лишь слегка покачивалась и смотрела в никуда, не моргая. Её кто-то потянул за рукав прочь от поезда. – Тётя, осторожно, – судя по голосу, школьница. Из началки. И беспокоится искренне. Кадзуки повернула было голову, но не могла оторвать взгляд от пустоты, в которую её так тянуло. – Спасибо, – машинально ответила она. Но девочка не уходила. И Кадзуки начала прозревать. Медленно, неохотно. Со злостью она взглянула на девочку. Та стояла и смотрела. – Ну, что тебе? Девочка сконфузилась, но не сдалась: – Вам помочь? Айла тоже на гнев всегда отвечала мягкой заботой. Она ведь знала, что гнев и злость – это просто боль, которая выплескивается из души. И не хочет человек тебя задеть, просто не может удержать всё внутри. «Я никогда не могла понять, как Айла вообще терпит всех этих скандалистов,» – подумала Кадзуки и заплакала. – Спасибо, – сказала девочке. Та сконфузилась окончательно и затерялась в людском водовороте. А Кадзуки рыдала. Её всхлипы утонули в грохоте уходящего поезда.