Тринадцать дней

      — Отравлен.       Фёдор тут же выплёвывает виноградный сок в ближайший цветочный горшок и вытирает рот рукой, ошарашенно глядя на Николая. Тот улыбается весело, забирая у него бокал.       — Неужели так сразу и поверил? Теряешь сноровку! — хохочет и сразу после делает глоток ровно с того же края, с которого пил Фёдор. — М-м! Вкусно!       Фёдор смотрит понуро. Доходит наконец, что его просто решили разыграть. Николай садится в деревянное кресло с мягкой обивкой, закидывая ногу на ногу, кидает взгляд на Фёдора и, видимо, замечает его выражение лица.       — О? Обиделся?       — Немного.       — Ну иди тогда ко мне, милый, постараюсь загладить свою вину. Неудачно пошутил, со всеми случается!       Фёдор сначала щурится недоверчиво, но быстро слабеет перед нежной улыбкой. Подходит ближе, сам седлает колени Николая. Из-за его позы сидеть на них не слишком удобно, приходится схватиться за плечи, чтобы не соскальзывать вбок.       Николай подливает сока в бокал, подносит его к губам Фёдора, свободной рукой прихватывая за подбородок. Вынуждает раскрыть рот шире, чтобы мимо ничего не пролилось, но всё равно льётся, по шее тонким ручьём бежит. Его тут же слизывают, не позволяя измарать ворот рубашки; Фёдор вздрагивает, но отвлечься не может, иначе подавится.       И вот Николай убирает бокал. Сперва сам отпивает, затем целует, притянув ближе. У Фёдора глаза широко раскрыты, сжимает плечи крепче, но отвечает, покорно подаваясь вперёд. Постепенно расслабляется, глаза закрывает. Но стоит поцелую углубиться, как во рту снова появляется сок.       — Ты меня опоить им решил сегодня? — спрашивает, отстранившись. Губы облизывает, смотрит недоумённо, но встречает его всё та же улыбка, только более озорная.       — Разве это не твой любимый?       — Любимый.       — И ты.       Щёки румянятся, как только понимает. Смотрит сквозь полуопущенные ресницы, губы подрагивают.       — Умно.       Николай не отвечает, лишь отставляет бокал на стол, устланный белой ажурной скатертью. Ладони опускаются на талию, скользят ниже и пробираются под край рубашки, медленно оглаживая бока. Фёдор выдыхает шумно.       — Так сильно доверяешь?       — С чего взял? — спрашивает Фёдор, задумчиво склоняя голову в сторону.       — У тебя головушка перестаёт мыслить рядом со мной, беззащитным становишься.       Фыркает, сдерживает ухмылку. Уж беззащитным он точно не становится.       — Разве что невнимательным.       — Пусть так, — соглашается Николай, протягивая руку к его лицу. На щёку кладёт, гладит осторожно.       — Доверяю, — спустя время тихо отвечает Фёдор, закрывая глаза. Ластится к тёплой ладони, реакции не видит и не слышит, но чувствует трепет в прикосновениях.       Слова излишни. Жмётся к Николаю, обнимая за шею крепко, когда чувствует, как под ягодицы подхватывают и поднимают. Вдруг ощущает твёрдую поверхность под собой и оглядывается, осознавая, что на стол ссадили.       Руки снова под рубашкой, гладят, склоняют лечь. Фёдор и ложится поперёк стола, дышит глубже, смотрит прямо в глаза нависшему над ним Николаю. Взгляд туманится. Тот локтем о стол опирается, второй рукой пуговицы рубашки расстёгивает на ощупь.       — Прямо на столе?       — Ну не на люстре же, — бормочет тот, ведя носом меж ключиц, спускаясь к оголённой груди и прижимаясь губами.       Фёдор шумно втягивает воздух и выдыхает судорожно, гладит по спине беспорядочно. Томится в чувствах, ожидая, и ловит на себе взгляд. Столько любви и желания в нём находит, что утонуть можно.       — Да что ж ты с этим соком заладил? — усмехается тихо, заметив, как Николай опять к бокалу тянется. Но робеет, когда тот кивком головы просит отвести руку в сторону. С мелкой дрожью в пальцах слушается, опуская руку на стол, смотрит с волнением.       — Совмещаю приятное с приятным, — отвечает тот, капая соком ему на грудь. — Я не ошибся, не поправляй.       Лижет, избавляя от капель. Целует, размазывая сок по коже. У Фёдора сердце бьётся звучно, грудную клетку оттого потряхивает. Николай замирает, чуть отдаляясь, — не мог не заметить.       — Боишься чего, хороший мой?       Фёдор мотает головой в стороны, показательно задирая подбородок, чтобы и до шеи добраться было легче.       — Вот и умница.       Млеет от похвалы. Принимает новые ласки, вздыхая шумно, руку кверху тянет и перемещает со спины к голове, аккуратно прочёсывая короткие светлые прядки.       Поцелуи с шеи снова уходят вниз, на груди уже ни следа от сока, живот поджимается от чувственных прикосновений. Николай чуть отстраняется и прихватывает штаны Фёдора за край.       — Позволишь? — с лёгкой улыбкой спрашивает, получая пару кивков в ответ.       Фёдор помогает: приподнимает бёдра в нужный момент, чтобы его поочерёдно избавили от штанов и нижнего белья. Рубашку не трогают — не мешает им, да и уже расстёгнута, чего вполне хватает.       Николай опускается перед столом на колени, подтягивает Фёдора ближе к краю. Смотреть на него невыносимо — довольный, игривый, влюблённый.       — Так удобно? — уточняет, всё же ловя взгляд Фёдора. Одну ногу к себе на плечо закинуть успел, вторую под коленкой держит крепко.       Фёдор кивает, но следом прячет взгляд от яркой улыбки. Чувствует поцелуи вдоль внутренней стороны бедра, а затем жаркое прикосновение губ и языка меж разведённых ног. Шумный вздох срывается против воли, пальцы рук хватаются за край стола, скатерть шуршит.       Мокрый, знает и так. Николай словно бы и рад этому — лижет с усердием, целует снова и снова. Глаза прикрывает и причмокивает тихо, языком скользит вглубь, периодически лаская поверху. Фёдор дрожит, ёрзает слегка. Дышит через рот, широко раскрыв его, и в какой-то момент на локтях приподнимается. Брови сведены к переносице, глаза зажмурены.       — Не могу… больше…       Задыхается, бедный, стонет приглушённо и сгибается ниже, затем с силой откидывается на спину. Пальцы ног подгибаются, всё тело в напряжении. Стон наслаждения сдержать совсем не получается, голос звучит надломленно. А затем следует расслабление.       Головокружение сразу не проходит: потолок плывёт перед глазами, люстра съезжает. Фёдор загнанно дышит, смаргивая влагу, от которой всё вокруг только сильнее размыто. Горло сохнет.       — Соку?       Тело не слушается, но взгляд опустить удаётся. Фёдор смотрит на Николая в мягком свете, тот подбородок ему на лобок опускает, влажные губы растягивая в полуулыбке.       — Нет уж… Достаточно с меня на сегодня… — отвечает прерывисто, неуклюже зачёсывая взмокшую чёлку назад.       — Шучу, милый. Вода есть.       — Вода сойдёт, — соглашается тихо и чувствует копошение снизу, но глаза уже закрывает — слишком устал.       Когда находит силы сесть, Николай как раз подносит стакан воды к губам. Фёдор и сам держит его, отпивая сразу много. Смотрит вновь, передаёт стакан с водой на самом дне и видит, как за него допивают. Чуть позже молча принимает помощь с одеждой, отвечая в перерывах на поцелуи.       Больше ничего не пьют.