Путешествие по миру в пору зомби-апокалипсиса

Возмущение – это самая маленькая часть того, что он чувствует. Несправедливо. Жестоко. Болезненно. Дайн морщится, пряча лицо в руках. Растирает кожу мозолистыми пальцами. Руки такие горячие. Появляется лёгкое странное ощущение, словно не он притягивается к своему лицу, будто это чужие руки. — Я правда живой? — вздыхает Дайн, наконец-то стряхивая это чувство, мотая головой. — Ну, да, — Венти громко выпивает своё вино и бокалом тычет в его сторону. — Но если твои антитела теперь во мне, то почему я умру от укуса? — он обиженно поджимает губы. Взгляд Венти на мгновение становится похожим на мутное стекло. Кажется, даже волосы подопустились. Он отпивает. Сюююююрп. Смеётся. Кто-то входит, и звенит колокольчик над дверью. Тонкие женские пальцы сжимаю плечи. Дайн дёргается. Поднимает голову. Люмин. Целая. Не раненная. Дайн сразу же ей улыбается, как верный пëс, что дождался свою хозяйку. На глазах наворачиваются слезы, он разворачивается и обнимает её. Наконец-то он ощущает спокойствие. — Довёл моего мальчика, Венти? — она легко бросает претензию в него. Он смеётся громче колокольчиков со входа. Улыбается глазами, которые теперь пьяно блестят. Кивает. — Вот же ж черт, — Люмин наглаживает голову Дайна. — Пошли домой, пьянь, — фыркает она. Он молча поднимается, следуя за ней. Ноги еле тащатся. Он наступает на край её тени, словно ребёнок придерживающийся за уголок маминой юбки. Кейа и Венти что-то обсуждают между собой. За ними громко хлопает дверью и встречает прохлада. Среди ларьков, лавок, шумных детей и запаха свежего ветра, Дайн ощущает пустоту и звон в ушах. Ему страшно? Нет, не страшно. Это просто то чувство, когда ты понимаешь, что потерял то, ради чего жил. Отчаяние. Он осторожно дёргает Люмин за руку. Перед самыми дверьми в дом. В их дом. Она разворачивается в пол-оборота. Бровь слегка изогнута. Она выглядит замаянной, да и одежда грязная. Логично в одиночку на миссии. Потрёпанная, уставшая и всë это из-за Дайна. — Что-то случилось? — глаза янтарные, да, янтарные. — Прости, — шепчет он. Люмин складывает руки на груди. Опирается спиной на стенку. Вздыхает, прикрыв веки. Волосы растрепаны, лезут в лицо, она упорно их пытается сдуть их с носа. — Ну, и? — он капризно шипит какие-то ругательства, все-таки проводя по лицу руками, словно умываясь. — За что извинился то? Вряд ли уж за то, что вёл себя безрассудно. — За это, — он отводит взгляд. — теперь я бесполезен. Люмин молчит. Дайн бы отдал всё, чтобы понять, о чем она думает в эту секунду. Скрип. Дверь распахнута. Она делает шаг внутрь. Припускает подбородок к левому плечу. Слабая улыбка. Темнота теснота проёма липнут к ней. — Милый мой, — в голосе затаился смешок. — я предложила тебе быть напарником после того, как видела, что тебя чуть не разодрали зомбаки, а ты лежал, облачка разглядывал. Правда думаешь я искала силу? Дайн смущённо и недоуменно полу улыбается, полу скалится. Неприятное воспоминание. Отводит глаза. Шаги. Люмин отдаляется, зашла внутрь, идёт по лестнице. Всё дальше и дальше. Сердце пробивает паникой. Он следует за ней. По скрипящие ступеням, внутрь, там где тепло. — Ну, вот и решил, — смеётся Люмин. — Что? — Что хочешь идти за мной, — она проходит в их комнату. — и всё, ложись спать, когда ты пьяный… совсем глупый. Откровенно тупое решение. Она гладит его щеку, оттягивает. Дайн хватает её за плечи. Валит на кровать. Рассыпанные волосы по старой серо-желтой простыне. Удивлённые глаза. Люмин много-много раз моргает, а потом расплывается в широкой, зубастой улыбке. Громко смеётся, откинув голову назад. Щурится. Дайн с придыханием, прикусывает губу, чуть ли не плача. На его шее её ледяные пальцы, она тянет к себе. И этот поцелуй кажется искренним, чувственным и глубоким. Возможно, потому что Дайн плачет. Под его одежду лезет пара рук. Прикасается к груди. А от холода тела Люмин разбегаются мурашки. С кровати падает фляга, оставленная на самом краю. Дайн случайно столкнул, опершись на локти. Судорожно вздыхает, отстраняясь. Стыдливо смотрит. — Ммм? — Люмин хмурится. — Мне понравился твой напор, что остановился? — Я же ещё, ну, — он отворачивается. — я же на большую часть мёртв был. — И? — Я ещё только-только начинаю чувствовать мир, как полностью живой… — И? — У меня скорее всего не встанет, — он смущённо скалится, горбясь и прячась в своих плечах. — БЛЯТЬ, Я ИДУ ЖАЛОВАТЬСЯ ВЕНТИ, — Люмин подскакивает, слегка глупо ударяясь о тело Дайна, отпихивает его. — Нет, а если вообще не встанет? Что это за полу воскрешение? Мне нужны гарантии. Дайн хватает её за талию, прижимая к себе. Утыкается носом в шею. Выдыхает, ощущая, как она слегка дёргается. Любопытство берёт верх. Он кусает её за плечо, слабо. Не дай Архонт, прокусит. Карантин… — Пожалуйста, останься…— тихонько умоляет он. — Только, если у тебя встанет, — пихается она. — Мне стыдно, — тихо шепчет он. — пожалуйста, правда, они же с Кеей разорутся на всю таверну… — Эх, — она обиженно шмыгает, полностью расслабляясь в его руках, даже голову откидывает назад на его плечо. — ладно, позже спрошу. Но надеюсь ты не врешь, потому что просто не хочешь меня. — Я люблю тебя, Люмин. Это виснет чем-то абсурднее, чем тишина в ответ на эти слова. *** Люмин выкосила троих за минуту. Её одежда пропиталась гнилью. Волосы сальные, свисают сосульками. Но она откровенно прекраснее мертвяков. Дайн лишь плетётся позади, собирая, держа и поднимая вещи необходимые им. От цветов до камушков. Все в его руках. Он разглядывает небольшие холмики. Хрип. Немножко разворачивается. Вонзает нож в горло зомби, роняя всё вещи. Свежий труп мужчины средних лет. Он клацает зубами, пока Дайн упирается ему в лоб ладонью. Такая противная широкая челюсть. Нож направлен в ротовую полость. Дайн вонзает нож, который теперь красуется посреди нижней челюсти. — Что творишь? — вскрикивает Люмин, подбегая. Такая бледная. Надо возвращаться. Дайн быстренько выдирает свой ножик, пряча руки за спиной. Да, хоть они в плотных перчатках, но от такого и они не помогли бы. — Ничего? — тихонько уточняет он, улыбнувшись. На лице Люмин недоумение. Им ещё пахать и пахать. Он смотрит на небо. Солнце слишком высоко, но совсем не печёт. Ещё небо до жути голубое. Холодок приходится под утепленным костюмом. Сколько им так ещё? Месяц? Два? Три? Они уже и так тут застряли на восемь лишних недель. И даже Дайн, не привыкший к лишнему адреналину, путешествиям и приключениям на пятую точку, устал от этого мелкого городка. Таверна и статуя, да фонтаны. Как люди тут вообще убивают время? Скука. — Не стой столбом, — бурчит Люмин, отпихивая его плечом и убивая ещё одного мертвеца. Его голова катиться по сырой земле. Одним ударом? Дайн часто думает, кто из них больше монстр. — Пошли обратно, — выдыхает он. — Почему? — Я устал. Он тяжело, но обрадованно вздыхает, когда Люмин своим лёгким шагом двигается в сторону высоких мрачных стен. Поджимает губы. Всë складывается слишком монотонно. Ну, если не считать того, что дистанция между Дайном и Люмин больше похожа на линию биения сердца. Слишком тяжело, слишком много чего неизвестно, слишком искренняя привязанность, слишком слишком. Ко всему с каждым днём Люмин всë беспокойнее и беспокойнее. Уже практически конец зимы, а поток мертвяков лишь немного ослаб. Дайн тоже, как и Люмин, с таким не встречался. Обычно это чётко три месяца определённого времени года. Ну, собственно пока это за рамки не сильно выбивается, если не считать последнюю неделю ноября. К сожалению, сколько бы он не повторял себе это, тревога не уменьшается. Дайн падает на тёплую кровать. Кутается в одеяло. Люмин же ставит что-то крайне вкусно вонючее на огонь. Он сглатывает слюни. Ещё и ждать? Живот громко и капризно урчит. — О чем молчишь? — Люмин передвигается тихими шагами на носочках. Вообще вот эту пару носков они отхватили сугубо за свои заслуги. Нет не так. Ими заплатили. Зато очень тёплые. Дайн сгибает и разгибает лодыжки. В них так приятно и комфортно. Он поворачивает голову. Щека на шершавом матрасе, простыня немного съехала. — Ни о чем. — Не ври. — Не вру. Так проходит пятнадцать минут. На столе уже тарелки с супом. Дайн косо смотрит на Люмин. Она косо смотрит на него. Смеются. — Говори, — кивает она. — Это жестокая вещь. — И? Просто скажи. Он опускает голову на руки. Тяжело вздыхает, поджимая губы. Он словно вернулся на пару лет назад и вынужден декларировать всë то, что он знает. В голову лезут мрачные картины состоящие из убийств и докладов. — В моём убежище, а точнее на его территории не было такой проблемы, как резкие наплывы зомби в определённые промежутки времени. Люмин засовывает ложку в рот. Сглатывает. — Ну, да, экспериментальные убежища в этом плане имеют преимущество, — кивает Люмин. — всегда знают, что сделать. — Да, так вот, — он немного смущён тем, что его перебили. — короче, я был из тех, кто учувствовал в операциях по устранению этой проблемы. Знаешь про «самую желанную жертву»? — Что? — «Самая желанная жертва» – это тот, ради которого и наступают зомби, — он отворачивается к окну, сжимая пальцы на тёплой тарелке супа. — так вот. Наплывы совпадают с временем года, когда рождается это жертва. Зомби идут, как бы на запах? — он задумывается. Не совсем то. Не на запах. Но точнее он не может сказать. Хмурится. Задумчиво отпивая суп прямо из тарелки. Кажется, атмосфера между ними стала холоднее. Ох, очередной скачек линии сердцебиения. Видимо в этот раз вниз. — Как ты учувствовал в устранении проблемы? — строго спрашивает Люмин. Дайн поднимает взгляд, пропитанный виною и болью. Улыбается. Вздыхает. — Я убивал каждую новородившуюся жертву. Виснет тишина. Люмин стонет, опуская голову на руки. — Мы не будем этого делать. — Но! — Нет. — Люмин, пожалуйста, послушай… — Нет. На этом её окончательный ответ, который оставляет лишь колкое чувство вины, что он вообще об этом сказал.