Жизнь теряет свой смысл, Всюду замкнутый круг: Безнадега, фигуры В халатах вокруг. Как ломаются люди Видали они. Были тут и мыслители И бунтари. В четырех стенах очень просто заблудиться, Замедляя жизни бег. Не поймет его правды мрачная больница, Он для них не человек. Бунтарь — Король и Шут
Поездка до дома по пробкам — то ещё удовольствие и в обычное-то время, а тут… Князь прикрывает глаза. У нормальных людей скоро новый год, праздник, бл*дь. Поэтому весь Питер стоял, несмотря на то, что до часа пик было далеко. Просто любит наш народ тянуть с покупками на стол и подарками до последнего… Андрей вон тоже с подарочком ехал. Наверное, самым лучшим из возможных, несмотря на то, что внутри всё болело так, как, казалось, болеть и не может. Да… Посматривая в окно на вставшие машины, он думал о том, как причудливо изгибалась жизнь… А ну-ка, скажи ему кто года два назад, что так выйдет… Покрутил бы у виска, даже не смеясь. В позапрошлом декабре Князь был зол, обижен и готов сам Горшочку накостылять! Ещё бы… Он ведь думал, что хуже декабря в его жизни уже не будет — ан нет! Оказалось, есть вещи похуже, чем окончательно уйти из группы, которой отдал большую часть жизни. Есть. Но Андрей будет бороться, чтоб это исправить… настолько, насколько это возможно. И всё-таки сейчас пробки злили особенно. И он, прижав Мишку к себе, нетерпеливо постукивал ногой. Ему иррационально казалось, что вот, довезут они Горшка до дома — и сразу станет легче дышать. Дома уже появится ощущение, что всё плохое закончилось и вот-вот всё станет восстанавливаться. Да, пусть медленно, но будет же! Должно! А пока у Андрея было только боязливое ощущение, что друга у него вот-вот заберут… Прям с лап вырвут! Остановят где-нибудь на перекрёстке, да и скажут, ошибочка, мол, вышла, потрясая новым решением суда. Миха тоже никак не помогал появиться столь нужному чувству, что всё будет хорошо. Конечно, Князь, после всех объяснений врача, понимал, что ближайшие недели Михи… ну, всё равно, что не будет. И даже готовился. Но, опять-таки, всё равно не был готов к столкновению с реальностью в виде безмолвного, тряпичного Горшочка. К такому вот Мишке, равнодушно привалившемуся к его плечу и «смотревшему» в одну точку. Ему всё равно было на пробку, на народ, готовящийся к Новому году, на натужно сопящего Андрея под боком, на Агату, что нет-нет да и посматривала на них странно блестящими глазами. Он, скорее всего, и то, что его забрали из больницы, не заметил. К горлу подошёл гигантский ком, сдержаться помогло только присутствие Веры на переднем сидении и Вахтанга за рулём. Тот вполголоса материл каких-то там дятлов, а адвокат елейно интересовалась: не хочет ли он подать в суд на едва не подрезавшего их красного мустанга. Ну, торопился тот — машина зверь, да… Хорошо, что пронесло. Только лишней шумихи им сейчас не хватало. А вообще Вера и Вахтанг, бойко переговаривающиеся, сейчас казались ему какими-то гостями из параллельного мира. Сам же Князь бродил где-то в сумрачном лесу, полном сомнений и жути, и просвета, то бишь выхода из него, пока увидеть не мог. Нужная уверенность не появилась и дома, даже когда пришёл их врач-психиатр. Тот тоже немного опоздал из-за пробки, но это было некритично. Они еле-еле успели медленно довести Горшка до квартиры. И то — Андрею крепко помог Вахтанг. Вера, распрощавшись, растаяла в морозной дымке, напоследок пожелав им больше никогда не пересекаться. Но что-то подсказывало Князю, что, возможно, ещё придётся. Ладно, свои сомнения по поводу Леонтьева и его желания и дальше катать под флагом Шута он отложит до той поры, когда ему будет не пофиг на такие мелочи… Именно! Мелочи в сравнении с кукольным Горшочком, что, низко опустив голову, сидел там, куда его посадили. Врач их не обнадёжил. Наоборот, Павел Иванович добавил беспокойства, внимательно осмотрев Мишу и почитав выписку. — Ну, что ж, граждане, — хмуро сказал тот, оглядев собравшихся, — работа предстоит большая. Судя вот по этой бумажке, — постучал суховатым пальцем по несчастному документу из больницы, — Михаила Юрьевича лечили весьма неудачной комбинацией нейролептиков, антидепрессантов и транквилизаторов. Отсюда и заторможенность, отсутствие реакций, сонливость, в общем, всё, что мы здесь видим, — док едва заметно покачал бородёнкой. Ни один врач не станет чухать коллег, не стал и их доктор, но вид и слова его оптимизма не внушали. — Прекращать такую терапию резко нельзя — получим кучу синдромов отмены и неприятные побочные эффекты, вплоть до реактивного психоза, — подгрузил их Иваныч терминами. — И что делать? — Андрей читал, конечно, про всё вот это, но читать — это одно, а когда это с тобой или твоими родными происходит прямо сейчас — совершенно другое. Голова шла кругом — казалось, будто он сейчас на карусели, чей разбег только набирал свою скорость, ещё можно было соскочить, только ободрав коленки, а потом… Нет, соскакивать Князь не собирался ни в одном из смыслов. — Постепенно сокращать нейролептики и антидепрессанты, — спокойно отметил психиатр, явно стараясь теперь показать, что всё не так плохо, как кажется. Приободрить хотел, верно прочитав помрачневшие лица. — Думаю, сможем в течение двух — четырех недель справиться. Рецепты выпишу. Транквилизаторы вам, естественно, колоть не предлагаю, ни к чему, — врач немного помолчал, оглядывая не проронившую ни слова за время беседы Агату и еле сдерживающегося, готового разорваться тонной вопросов Андрея. — Однако, — продолжил Иваныч, — все эти лекарства имеют накопительный эффект, поэтому в ближайшие две недели мы можем видеть вот такую печальную картину полуовоща, — легкий кивок на нисколько не поменявшего позу Горшенёва, который хорошо хоть заваливаться не начал. Пока. — Может, и дольше, а может и меньше, — продолжал рассуждать вслух док, пощипывая свою бороду. — Индивидуальные реакции организма никто не отменял, но! — тут он внимательно поглядел на прижавшего уши Князя. — Постепенно все симптомы будут снижаться, а Михаил Юрьевич к нам возвращаться. Князев выдохнул: хотя бы небольшой просвет впереди намечается. Всё же, решение пригласить сразу врача, стало первым и, как Андрей надеялся, не последним из длинной череды верных действий и правильных решений. Не развил уверенность, но хотя бы обозначил легкими штрихами надежду. Жить же с этой дамой было куда веселее, чем с другой, по имени Безнадёга, и чудовищем, по имени Страх. А уж какой — выбирайте на свой вкус: облажаться или же убиться лбом о стену, потому как, а вдруг Мишке уже нельзя помочь… А вот приглашенный специалист их отогнал на край сознания своим планом лечения и осторожным прогнозом на «возвращение», верить в который хотелось, как в мечту. Решение пригласить Витю — того самого медбрата-будущего психиатра-любителя Короля и Шута — в первый же день пребывания Мишки дома было вторым удачным решением. Потому что очень скоро Андрей понял, что, несмотря на разговор с Ивановичем, он всё ещё пребывал в стране каких-то розовых понь. По-настоящему же столкнулся он с реальностью, когда, чтобы напоить, просто напоить, бл*дь, Горшочка, ему потребовалось полчаса. Нет, он не сопротивлялся ему. Точнее не так: Мишка не плевался водой, не смыкал судорожно зубы, но делал всё это так, словно хотел, чтобы от него скорее отвалили. Уже что-то, да? Князев очень хотел бы надеяться, но, возможно, он просто хотел это всё увидеть, вот и увидел. В любом случае глотал тот очень медленно, неохотно, и, чтоб Мишка не подавился, Андрею пришлось крепко извернуться. И то он не был уверен, что всё сделал правильно. Потому что половина стакана всё-таки оказалась у него за шиворотом… А ведь до этого у него теплилась надежда, что вот, приедут они домой, Мишка, хоть и вялый, но постепенно оклемается, отогреется, как подмерзший воробушек, расправит крылья — образно, вестимо. Ну, конечно, будет подавлен, мрачен, и всё такое, но — дома же и стены помогают. Правда, упускал Андрей из виду, что это самое «дома» было совершенно незнакомо Михе. Вот, если б он его к Татьяне Ивановне привёз — тогда да, может, и узнал бы Горшочек стены… Ну, а проку?! Узнал бы… Лишний раз вспомнил бы об отце. В результате реальность в очередной раз вышвыривала несчастных сказочных лошадок. Князев понял, что не знает, как подступиться к Михе — все физиологические нужды приходилось контролировать. — Поймите, Андрей Сергеевич, — задвигал Витя, показывая, как правильно дать купленные лекарства (да уж, привезти Мишку домой и продолжать пичкать таблетками, от которых тот сейчас в состоянии нестояния — не так Княже себе это представлял). — Он ближайшие две недели будет примерно в этом же состоянии пребывать. Нужно всё-всё делать. В туалет за ручку водить, в душ. Да, и мыть тоже — вам же не нужны новые травмы, а пока он не только зависший где-то, но ещё и крайне нетвердо на ногах стоящий. Плюс перелом, да… — студентик почесал вихрастый рыжий затылок, да и выложил ещё указания, так, что Андрей успел пожалеть, что не записывает… Но тихий шорох карандаша по бумаге заставил его обернуться — Агата. Он облегченно вздохнул, благодарно улыбаясь жене. Витёк же всё продолжал: — Вам ещё надо его кормить, таблетки давать, а питательные капельницы ставить я сам буду, тут всё же навык нужен. Но остальные потребности вам придётся контролировать и помогать, так как большую часть времени вы с ним находитесь, — закончил «загибать пальцы» студентик. Заметив, что слушатели его несколько подувяли, он прибавил: — Потом станет лучше, когда оклемается, но пока это как ребенок, — Витя беспомощно оглянулся на фото с холодильника и обрадованно заявил: — У вас же дети есть, просто представьте, что это ещё один ребенок. Андрей невесело хмыкнул. Дети-то есть, но вот… Времени он с ними катастрофически мало проводил. Гастроли, концерты… Творческий процесс… что бывало не прекращался ни на секунду, куда там до пелёнок и распашонок. Вот и получалось, что Диану да Алису он видел редко, занимались ими в основном мамы их, а Князь время от времени перехватывал и помогал. Большая часть младенчества мимо прошла. Нет, он искренне любил своих девчонок, но любить и быть умелым и хорошим отцом — две разные вещи. Ну, что ж, судьба-шутница отплатила, видимо, сейчас по полной. Придётся получать новые навыки. Ну, ничего! Руки-ноги есть, котелок, спасибо не горшок, варит. Главное, чтоб прок от его стараний был. И Мишка, отойдя чуток, не решил, что быть страдающим ослом под опекою его до скончания дней — точно не для него. И не нашёл выход. В окно… Или как в песне — что-то выпил, что-то съел и внезапно околел. Нет, уж… быть, видать, теперь Андрею параноиком! Ладно, с проблемами надо разбираться по мере их поступления. Иначе так недолго и раньше времени с дистанции сойти! В общем, правильно сделали, что сразу позвали и дока, и студентика. Без паренька этого они в первый же день не справились бы. А так, таблетки дали, накормили-напоили (овощи вареные с нежирным мясом в состоянии пюре), смыли больничный запах (спасибо, тем людям, которые придумали стул для купания!) и спать уложили. Реально, как ребёнок… Только дети развиваются и вырастают, а здесь? Андрей очень боялся, что, вопреки словам врача, Мишка так и останется таким полуовощем. И что в таком случае его не хватит надолго. Придётся подыскивать… интернат.***
В эту первую Мишкину ночь дома Князев долго стоял в дверях комнаты, глядя, как тот спокойно дышит во сне. Ну и пусть заторможенный, ну и пусть в этом мире пока отсутствующий. Главное — дома. Среди людей, которые хотят помочь и защитить… Андрею казалось, что он может так простоять до утра, охраняя мирный (как он надеялся) сон друга. Однако его планам помешал осторожный стук. Стучали во входную дверь. И вот кого нелегкая принесла? Новый адрес знали только самые близкие, поэтому Княже неохотно поплёлся. Мало ли чего… Меньше всего, открывая дверь в столь поздний час (на часах почти десять), Андрей ожидал увидеть Лёху. — О, — растеряно выдал он, невольно вспоминая, каким растерянным вороном тот выглядел после заседания. — Как адрес узнал? — Алла сказала, — Ну, конечно… Даже пока они активно судились — жены продолжали общаться, как ни в чем не бывало, твердя, что это ваши разборки, а наша дружба — это другое. Сам же Горшенёв был сумрачен и словно смущен. Последнее особенно удивило Андрея. — Можно войти? Или здесь поговорим? — чёрные глаза остро впились в него. — Здесь давай, — пожевав губу, Князев вышел из квартиры и аккуратно прикрыл дверь. Он не хотел, чтобы возможная сцена докатилась до только уснувшего Горшка. — Как Мишка? — ожидаемо спросил незваный гость. И тут Андрей вспыхнул — усталость и накрученные чувства дали о себе знать! Нет, ну реально сперва Ягода ставит на брате крест, даже не попытавшись его реабилитировать как-то иначе, а теперь вот находит его, чтобы что? — За этим пришёл? Из чувства долга, или, правда, интересно? — бровь холодно вздымается, пока Князь из последних сил сдерживает чешущиеся кулаки. — Андрей, он брат мой, — потупившись, выдаёт Лёша. — Брат… — Князев зло прищурился. — А когда ты его решил в психушке оставить, тогда он был тебе братом? Или обузой? Хочешь знать, как он? Не вопрос — расскажу, — коршуном распростёр он руки над побледневшим Ягодой. — Мишка — практически овощ. Он заторможен и, кажется, даже не понимает, где он вообще находится, — заметив в глазах напротив закономерный вопрос: а какого ж тогда хрена ты его забрал, бать Тереза, если шансов ноль? — Андрей добавил: — Наш врач говорит, что не всё потеряно, он вообще оптимист, мы тоже вместе с ним верим. Но сейчас Миха не говорит, сам не ест, да он вообще сам ничего не делает. Вспомни Кирилла новорожденным — вот тебе ясное описание нынешнего Мишки, — Князь тяжко вздохнул, чувствуя, что даже вот так, спуская «собак», ему становится чуточку легче. Выговорился, бл*дь! Он дёрнул носом, глядя на прижухшего Лёшку: — Что ты ещё хочешь узнать? Что перелом сросся, а штифт из ноги убирать надо? Думаю, это ты как-то предполагал, — вслух рассуждал он, не дождавшись ни слова в ответ. И это пока его полностью удовлетворяло! Ишь ты! Припёрся тут — чёрный ворон — ситуацию разнюхать! — Ещё? Ещё ему нужна реабилитация для ноги, процедуры разные. Врачи разные. А пока Миша в таком состоянии, за него никто не возьмётся. Вот так, Лёх, прекрасно, правда? У него отлично идут дела. Скоро снова по сцене будет скакать, да, ты ж это хотел узнать? — саркастически подытожил Князь. Лёша только потёр лоб руками, и было в этом жесте что-то такое, отчего желание клюнуть побольнее… не испарилось, нет, но стало в разы меньше. — Я могу помочь? — внезапно спросил он. Вот уж чего Андрей не ожидал совершенно. Пришёл тут, понимаете… Ясно прочитав возникшие на лице у Князя эмоции, Ягода поспешил добавить, вышло у него это непривычно скомкано: — Андрей, мне правда жаль. Когда я увидел Мишку на той записи в зале суда… — Горшенёв опустил глаза. — Мне стало ясно, как мы все облажались. И я в первую очередь. Я не должен был искать быстрых решений… Пожалуйста, если можешь, позволь мне помогать. Хотя бы материально. Андрей прикусил губу. По лицу его пробежала тень, ну или то лампочка в парадной мигнула. Прощать, по-хорошему, должен был не он. Миха. Но тот пока пребывал в своем мире, и вынырнет ли Горшочек оттуда, а потом простит ли брата — сказать сложно. Но деньги были нужны прямо сейчас. Лечение обещало быть долгим и дорогим. А сам Князь на неопределенный срок вынужден ограничить концертную деятельность. При том, что он должен выплачивать группе заработную плату… те ведь не виноваты. Совсем. У всех семьи. Да даже если и нет… У него обязательства перед парнями. — Я не собираюсь запрещать, — наконец сказал Князь, пойдя на сделку с принципами и собственной злостью. — Можешь помогать… и физически, и материально, — он тяжко вздохнул и прибавил, прекрасно понимая, что семья — это не пустой звук. А в случае с Горшочком хвататься надо за любое эхо: — И видеть Мишку, конечно, не запрещаю. Ни тебе, ни Татьяне Ивановне, — быстро-быстро прибавил Андрей, а после, видя просветлевшее лицо, чуть осадил: — Не сейчас — он спит. Да и… — снова замялся Князь, немного нервно переступая с ноги на ногу. — Наверное, сначала надо вывести его из невменоза. И потом уже организовывать встречи… — а потом он решил расставить границы, пока они ещё на берегу и Горшенёв внимательно слушает. — Но помните, я буду действовать в его интересах. Если ваши посещения будут для него мучительны — они прекратятся в ту же минуту. А прощать — пусть Миха прощает, когда будет в чуть более адекватном состоянии, — наконец почти сипло пробасил он. Этот разговор окончательно вымотал его, Андрей спиной тяжко привалился к стене, молясь о том, чтобы Ягода не стал упрямиться… Спускать его с лестнице не хотелось, но, если понадобится… Он щёлкнул суставами. — Спасибо, Андрей — по счастью, понятливо прошелестел Лёшка. — Расскажи, подробнее, что я сейчас уже могу сделать? — Мишке питание нужно, — вспомнив рекомендации, сообщил он. — Специальное, для тех, у кого с едой проблемы. Или с весом. Или и с тем, и с другим. — Князь тоже потер рукой лоб, испарина образовалась — хоть рукав выжимай, но разговор надо было закончить. И с пользой для Горшочка. — Лучше всего брать детское — для них сладкое делают. А взрослое… Эх, — он махнул рукой. Вообще-то завтра сам планировал заняться, но если тут добровольный помощничек наклюнулся, чего б и не воспользоваться. — Сможешь? — Напиши название — не раздумывая, сказал Алексей и, помявшись, спросил. — Сильно плохо? — Сильно, — Князев поморщился, перед глазами снова встали выпирающие ребра и ключицы. Татуировки крепко видоизменились... Душ им всем нелегко дался. — Кожа да кости, — в горле снова стал ком, и тогда он решил, что надо заканчивать эту трагедию. — Ладно, Лёх, давай… Отдыхать надо, днём заезжай и… предупреждай, что ли… — он почесал в затылке. В самом деле званый гость — куда как лучше такого вот бухта-барахты скорбного, по счастью, не наглого. «Конечно, один визит погоды не сделает, но кто знает… — устало думал Андрей, закрывая дверь, — может, не совсем ещё этот фрукт испортился…»***
Не считая полуночного визитёра, ночь прошла без эксцессов. Даже почти выспались. Почти — потому что Князев, словно по будильнику, просыпался каждые час-два и шёл посмотреть, как там Мишка. Будильник очевидно сидел у него в мозгу и проявлялся в неверии, что всё получилось. А ещё он помнил, что Юрий Михайлович тоже думал, что всё под контролем… И, хотя в комнате у Горшочка, да и вообще по всей квартире, на окнах висели специальные замочки, а сам Миха пребывал где-то далеко от реальности, на сердце всё равно было не спокойно. Вот и топал Андрей, проверять. А потом ещё минут пять просто стоял, наблюдая. Один раз в такой подъём он услышал подозрительные шорохи с детской. Так Князь узнал, что, оказывается, Лиска у него лунатит… Потому что на оклик дочка не отреагировала. Зато уверенно прошествовала к шкафу с игрушками, порылась там и достала из тайника конфету… Под очумелый взгляд Андрея развернула и схомячила. Кажется, теперь он понял, почему её уже пришлось показывать стоматологу. Затем также тихо на носочках Алиса улеглась обратно. Князь молча укрыл её получше и аккуратно стёр шоколадные крошки. На обратном пути он в потёмках едва не запнулся о кошку… Та обиженно фыркнула, но мстительно вцепляться в штанину не стала. Андрей, мысленно позавидовав её острому зрению, медленно-медленно побрёл обратно. Протянуть свои озябшие лапы к разметавшейся фурией на большей части кровати Агате он не рискнул. Итак понимал, что последнее время испытывает её нервы на прочность. Едва голова коснулась подушки, как его тут же вырубило до следующего добровольного подъёма. Наутро же пришлось загнать все свои страхи, всю свою неуверенность куда-то далеко-далеко. Князь старательно излучал бодрость и уверенность: для жены, для себя и для Мишки, пусть он и не был уверен, понимает ли тот, кто рядом с ним. В любом случае Андрей держал лицо. Все обыденные действия — сводить в туалет, накормить, напоить — пришлось делать самому, так как Витя обещался быть после обеда, чтобы поставить капельницу. И это, кстати, ещё удачно совпало, что сегодня был выходной… А то усвистел бы студентик на учебу — хорошо, если к вечеру дождались бы. Смены же в психиатричке тот брал преимущественно ночные, что тоже существенно ограничивало возможность переложить ответственность. Не то, чтобы Князев плохо справился — напротив, он искренне был уверен, что лучше, чем вчера. Потому как хотя бы завтрак оказался в Михе, а не на нём. Ну, почти весь. Да и напоить Мишку удалось лучше — спасибо, Витёк, за науку. Всё это, однако, занимало кучу времени. Не успел Андрей опомниться, как уже и настало почти одиннадцать дня, а в двенадцать планировал Вахтанг заехать — пришлось отменять, готовившийся стать традиционным для молодой группы новогодний концерт в златоглавой, оставив только питерский (директор его, конечно же, был крайне рад) — урегулировать ряд вопросов. Неустойку уплатить… Вспомнив о давно остывшей чашке кофе, Князев поплелся нехотя на кухню, оставив Мишку с Агатой, специально отправившей Алиску гулять с бабушкой и собиравшейся сделать какое-то дело. Судя по энтузиазму, блестевшему в глазах, — весьма нетривиальному. Рассудив, что ничего такого она учудить с его подопечным за пару минут не успеет, Андрей прошагал себе дальше. Возвращаясь с чашкой назад (ну, не мог он физически надолго выпускать Горшка из поля зрения! Жена, кстати, мягко намекнула, что это нервное — видимо, его ночные подскакивания не остались незамеченными), он застал чудную картину. Усадив Миху на кровать, Агата, вооружившись расческой и целой кучей пёстрых баночек-скляночек, старательно даже не расчесывала, а скорее вычесывала тому волосы. Вот так, извернувшись почти кошкой, брала прядку в руку, смачивала её из какой-то прыскалки, а потом расчесывала. Или пыталась это сделать. Потому что продвигалась расческа по почти седой пряди очень медленно. Андрей молча, но со всё возрастающим недоумением, наблюдал за женой: Агата устроила ну просто салон красоты на дому. И кому? Мишке! Ему и в прежние-то времена было пофиг на обличие, а теперь… Теперь у них точно много других забот, и расчесывание волос с помощью каких-то там спреев и других непонятных бутылочек явно не входило даже в первую сотню. К тому же от такого обращения Мишка всё больше и больше напоминал ему куклу. Хотя он и без этого… — Агат, а тебе не кажется, что это, — Князев запнулся, не зная, как подобрать слова, — слишком? Он уж точно не оценит, — нет, злить и без того проявлявшую чудеса сдержанности и поддержки его, бедового и неугомонного, жену, он не рискнул бы, не тронь его эта картина до глубины души. Неужели в детстве не наигралась?! Агата медленно подняла голову, прервав свое увлекательнейшее занятие, посмотрела на мужа — сначала недоуменно, а потом, перехватив взгляд на батарею баночек, бутылочек перед ней, закатила глаза: — Зато Миша оценит, если его не придется налысо брить, — на удивленный взгляд Андрея продолжила: — Ты не видишь? У него волосы свалялись почти в валенок! Тут, блин, если не расчешем, останется только один вариант. А мне почему-то кажется, что даже если он сейчас плавает где-то там в своем мире и не может ответить, этого бы ему не хотелось. И Агата продолжила аккуратно распутывать колтуны, оставив немного устыдившегося Князя пораженно моргать в сторонке — он-то об этом и не подумал. И ещё о многих моментах не подумал. Впрочем, пока не поздно было попытаться хоть что-то исправить. Через час должен был заехать Вахтанг, а до тех пор время есть. И Андрей, сбегав и отыскав вторую расчёску, решительно посмотрел на Агату: — Ну, говори, что делать. И вот теперь, невольно, повторяя действия жены, он вспоминал, как в те далекие годы помогал Горшку ставить знаменитые в будущем иголки. Эти воспоминания были одновременно и болезненны, и приятны. Конечно, ничего, как раньше, не будет. И от этого внутри что-то ломалось. Но с другой стороны — вот он, Мишка, живой. Да, не в порядке — далеко ещё до этого. Но он здесь, он все ещё здесь, а раз он здесь, то, может, и получится у них всё… И, хотя у него всё по-прежнему сжималось в груди от взгляда на тихого, словно мышка, Мишу… Но вот от таких нехитрых действий с его седой шевелюрой, необязательных даже, у него внезапно появилось чувство, будто какой-то маленький кусочек разбитого мира только что начал вставать на место. День, конечно, выдался суматошный. Много непривычных дел, много мыслей. И много… гостей. Сначала Вахтанг — ну, его-то ждали. Посидели, всё обговорили, пока Агата продолжала распутывать почти клубочек в одиночку… Ну, а что вы хотели? В психиатричке пациентов много, персонала мало. Ещё немного бы так Горшочек походил бы — да и обрили б его. А что? Не Смертельно ж! Потом, как снег на голову, явились представители опеки. И не лень им ходить 28 декабря по домам-то? Отмечали бы себе тихонечко грядущий праздник в конторке, отчеты бы годовые сдавали! Так нет же! В субботу даже явились! Впрочем, эти гражданочки быстренько прошлись, отметили наличие Мишки в выделенной ему комнате, его внешний вид, условия проживания — и отбыли восвояси, предварительно проинформировав, что следующий визит будет запланированным и нужно обязательно быть дома 20 января. Надо, так надо — спасибо, что предупредили. Андрей чувственно чмокнул Агату, потому как та, умница, вовремя Михину шевелюру в порядок привела! Сам-то он вчера больше на его худобу крайнюю да глаза потухшие смотрел, упустив из виду остальное… Ну, вот, а перед опекой тот предстал гладко расчесанный, с собранными в хвостик, чтобы не мешались при кормлении, волосами. А после — снова-здорово — в дверь поскреблись Лёшка с Аллой. Ну, они-то, в общем, тоже с поводом — спецпитание привезли. И не только. Инициативу проявили — одежду Мишкину привезли. Князь не мог не подумать, что в своих-то вещах удобнее будет, комфортнее… Или это ему самому комфортнее стало? Словно еще маленький кусочек нашел и вот-вот на место поставит. И не мог Андрей не пустить их побыть немного с Михой. Во-первых, что-то в лице Ягоды не дало ему так сделать, а, во-вторых, теплилась надежда малюсенькая, что, может быть, на брата у Михи проявится хоть какая-то реакция. Он бы сейчас любую принял, только бы она была. Не сработал, правда, метод неожиданных встреч, эх… Вообще, настроение у Князева сегодня скакало туда-сюда. То вверх, то вниз — крутится, крутится карусель, бл*дь! То он начинал умиляться и радоваться, что Миха с ними, что весь бюрократический кошмар позади, а то вдруг панически думал, что не справится, что всё может кончиться совсем не хорошо, что чудес не бывает… Что и кроме окон в доме куча опасных вещей, от которых они уберечь его не в состоянии. Оно и правда… Че ему теперь и лампочку выкрутить?! Теоретически и её схрумкать можно… Короче, паранойя постепенно вползала в его жизнь, а это Горшочек ещё даже реагировать на этот мир не начал иначе, как инстинктивно. Вот и сейчас Андрей подвис немного на пороге Мишкиной комнаты. Горшка уже уложили спать — хотя время было ещё не позднее, но, как и сказал доктор, сонливость была верным спутником проводимой терапии. Внутри горел ночник, (иррационально, но Князь не мог почему-то оставить его в темноте ещё и комнаты) Мишка дышал мерно и ровно… А в комнате напротив Агата, что-то негромко напевая, наряжала ёлку небьющимися игрушками. Игольчатую красавицу неожиданно принёс Вахтанг. Друг верно рассчитал, что голова у Князя сейчас пухла от другого, вот и принёс в дом совершенно вылетевший из головы праздник. Увидев, как вернувшаяся с прогулки Алиса живо подбежала к ёлке, радостно разинув рот, Андрей испытал совсем не легкий укол совести. Его дела с Михой — одно, но ведь ребёнка праздника лишать он права не имел никакого! Ёлка была живая, колючая, чудесно пахнущая. Настолько чудесно, что даже Мишка, казалось, чуть оживился, когда Князь аккуратно провёл его мимо той в ванную. Что-то словно на мгновение изменилось в его ныне безэмоциональном лице… Прежде чем вернуться в привычный режим. Промелькнуло, словно хвост кометы — вжих — и думай — было или ты принял желаемое за действительность. Сейчас же Алиска смеялась и помогала-мешала маме, подавая игрушки так, словно решила устроить им краш-тест. И всё же там был свет, там был смех. Здесь же, у Мишки, покой и полутьма. И стоял Андрей неприкаянный, не понимая, что же ему делать. Остаться ли здесь на пороге, охранять сон Горшочка, или пойти помочь жене и дочке… В результате что-то внутри лопнулось вместе с не оправдавшим звание небьющимся шариком, и Князь, воровато оглянувшись, поспешил к Лиске, перехватывая ту, пока не залезла в осколки. Попутно он начал преувеличенно бодро рассказывать той про дедушку Мороза, который обязательно нынче придёт. На краешке сознания тихонечко притаилась мысль, что, может быть, и Мишка сквозь сон слышит эту добрую детскую сказку.***
Следующие два дня протянулись одной сплошной чередой забот. И большинство было связано с Мишкой. Всё, казалось, сливалось в бесконечную карусель: таблетки-завтрак-сон-таблетки-обед-сон-капельницы-сон-душ-ужин-таблетки-сон… И всё повторялось, бесконечный цикл. Словно день Сурка, только застрять в такой петле Андрей бы и злейшему врагу не пожелал… Да и кто этот враг-то?! Не водилось таковых, а ежели и были кандидаты, то там, как говорится, масштаб личности не тот. Вот! Даже прогулку пока в этот тюремный график не встроишь — как вытащить Миху на улицу он не представлял, точнее воображение у Князя было богатое. Даже слишком. И в нём неминуемо, стоило им сделать шажочек из дома, набегала толпа, готовая их на сувениры порвать. Вы скажите, что это глупо, что новый адрес никто не знал, но… Их уже нашёл Лёха, а тот мог проговориться кому-то ещё. Легче сейчас от общих знакомых тоже бы не стало. Можно было бы, теоретически, гулять ночью. Но и там их дворик жил своей жизнью — Миха в текущем состоянии неминуемо привлёк бы внимание местных алкашей и молодёжи. Да и прохладно было ночью, чай не месяц июль… А дубабрь! Им же только простуды щас не хватало, да! Потому и ограничивались проветриванием, решив подумать о прогулках, когда Горшочек начнёт снова варить. Слово «если» Андрей старательно изгонял из своих мыслей. Естественно, на себя в этом ритме оказывалось времени маловато, на семью — тоже. Чувство вины у Князя постепенно превращалось из небольшого булыжника в хороших таких размеров глыбу. Как бы через пару месяцев такой жизни (где он забылся настолько, что, мало того, что насыпал себе вместо хлопьев собачьего корма, так ещё и умудрился тот съесть, удивляясь, что вместо сахара те положили мясной ароматизатор! Спалила контору Агата, когда Андрей доскребал тарелку…), таблеточки от депрессухи не выписали бы уже ему. Может, именно из-за этого гадостного чувства он и попросил Егорыча раздобыть ему костюм Деда Мороза. Ну, а что? Съездит, поздравит в канун Нового года Дианку с Алёной. Можно, конечно, по-обычному, но что-то внутри Князя говорило, что надо устроить сказку, хотя бы детям, если уж взрослые сюжеты слишком страшными получаются. А потом, не выходя из образа, вручить подарочки и Лисе-Алисе с остальными домашними, включая одного немёртвого Анархиста. Ему он тоже приготовил, заказав экспресс-доставку, хотя долго-долго мучился с выбором — ну, скажите, что подарить незрячему? Да ещё и в состоянии Горшка? То-то ж! Пока Княже думал, у него чуть мозги иголками из черепа не восстали. Он даже подумывал повторить эпичный подарок Реника, после которого, Лосяра, говорят, неделю отмыться до конца не мог… Ну, а что? Ему сейчас бы любая реакция от Миши была бы в радость… Но в последний момент он передумал. Во-первых, повторяться не хотелось, во-вторых, проветривать квартиру в августе и декабре — разница большая… В итоге, выбор остановил на шапке теплой, а-ля викинг, с рогами! Пригодится, когда решат, наконец, вопрос с прогулками. Андрей очень надеялся, что день этот наступит до тепла… Поэтому — отличная шапка, не та с которыми в баню ходят с рожками, а, скорее, болельщиков! Да и Мишка оценит… Но вот что удивительно! Не только он, как выяснилось, подготовил Горшочку подарки — и вот как, спрашивается, к этим самым подарочкам относиться?! Всё случилось тридцатого, в послеобеденный сон Мишки, когда Князь, наконец, думал хоть немного выдохнуть. И медленно продвигался к манящему дивану, как… В дверь позвонили. Агата, видя его намерения, пошла открывать. И уже из коридора попросила подойти. Растрёпанные нервы Князя сразу же нарисовали самые мрачные картины неожиданных визитеров, и он, оскальзываясь, прибежал в прихожку. Чтобы увидеть… Ольгу. Вот это было, пожалуй, самое невообразимое. Нет, конечно, Андрей предполагал, что когда-нибудь с ней придется коммуницировать, но что вот так скоро, и это она станет инициатором… Интересные вещи происходят в мире, ничего не скажешь! Подобрать челюсть Княже и не пытается. Оля тоже мнется. Словно стоит и не знает, зачем пришла. Вполне возможно, вспоминает, так же как и Андрей сейчас, процесс, где они Мишку, как вещь какую делили… Неудобно и некомфортно им сейчас рядом находиться. И из квартиры не выставишь — зачем-то же она пришла. И сама уйти не может, по той же причине, видимо. Вот ведь незадача! — Андрей, — всё же Ольга первой решается. — Саша очень просила папе подарок передать, — и протягивает ему небольшую коробочку: — Тут собачка. Игрушечная, — добавляет она, видя его взгляд, — это Сашкина, она верит, что Мишке лучше станет, если рядом будет что-то доброе и родное. — Я передам, — Андрей осторожно забирает у неё игрушку. Руки не дрожат только чудом. Агата чуть позади, сдавленно кашляет. Князь не сомневается, что, когда он отвернётся, жена прощупает игрушку на наличие камеры или жучка. Самому ему худо уже от того, что он просто о таком подумал. Но и принять на веру такой неожиданный и щемящий жест, после всего того, что они в суде выслушали друг от друга — невозможно. Неловкость момента начинает зашкаливать. — А тут фрукты, — быстро прибавляет Шаботова и протягивает ему пакет. Тяжелый такой, увесистый. — И авокадо — говорят, много там питательных веществ, наверно, Мише это сейчас нужно… — совсем тихо заключает. Андрей берёт и пакет, силясь разобраться в своих чувствах — вроде, заботу проявляет Ольга, да разве помогут здесь апельсины да авокадо? — Пройдешь? — неожиданно для самого себя спрашивает. Пускать её в дом дальше коридора не хочется. — Нет, — Ольга чуть улыбается краешками губ, видимо, чувствуя настроение Князя. — Дела, ехать надо… Я вот из-за этого, — кивает на коробку с собачкой — и заехала. И ещё… — она прерывается, но собирается с духом: — Так, как ты отвечаешь теперь юридически за Мишу, то решила тебе первому сообщить — после новогодних выходных я подам на развод. Согласия твоего, или тем более Мишки, в этом случае не требуется — с недееспособными разводят без присутствия. Мне кажется, ты должен знать, раз уж так всё вышло, — нервно пожимает плечами. — А Сашка? — глухо спрашивает Андрей. Нет, это было ожидаемо, в общем, но слишком быстро, что ли. — А что Сашка? — удивляется Ольга. — Оклемается Мишка, будут встречаться. Ты уж, наверное, разрешишь? Об алиментах договоримся… с тобой, — метнув на него странный взгляд, не совсем веря себе, словно ещё не свыклась до конца, медленно договорила Шаботова. А затем уже резко заторопилась: — Ну, удачи, Андрей, — попрощалась скомкано, — мне действительно пора. Наверное, увидимся. И уже выходя за дверь, тихо сказала: — Мне действительно жаль. И ушла. Андрей же, всучив пакет молчавшей Агате, растеряно донёс Сашкину игрушку до комнаты Мишки. Медленно-медленно достал из коробки, всмотрелся в её несколько потрепанный вид — и охотно поверил, что Сашка её от сердца оторвала папке своему непутёвому. В горле стал противный ком. Но паранойя, что последнее время правила им, взяла верх. Князь аккуратно ощупал плюшевого зверька. С облегчением — ничего не обнаружил. Стало стыдно. Самую чуточку. Но он быстро вытряс это чувство из головы, напомнив себе, что всё это он делает ради блага Горшочка, а не собственного эгоистического. — Мих, представляешь, — бодро начал — конечно, ответа Андрей получить и не чаял, но привычка проговаривать все мысли, все действия вслух рядом с Горшком уже начала появляться. Так рекомендовал психиатр. Так было и самому легче. — Сашка тебе игрушку передала. Свою. Собаку, Миш. Она такая черная, с глазками голубыми. Сашка думает, что песик этот будет тебе помогать. Выздороветь. К нам вернуться, — голос странно осип. Неожиданно появилась безумная мысль — в качестве мировой нагрянуть также неожиданно завтра к Ольге в костюме деда Мороза да передать девочкам какие-нибудь символические подарки. Типа от папки. Раз уж назвался сказочным дедом и опекуном, то давай… Соответствуй. Ну, а пока он помолчал, всё также крутя собачку в руках: — А может и вправду, поможет? Сашка ж тебя ждет очень. Мы все ждем. Наконец, поставил игрушку рядом с рукой Мишкиной. Сначала хотел спросить разрешения и помочь найти руке игрушку (какая, впрочем, разница, всё равно ответа бы не получил, а собачку Горшочек мог ухватить только на основе хватательного рефлекса — ну знаете, тот и у младенцев есть!), но передумал. Неестественно это всё так выглядело, словно манекеном управляет. Потому переставил пёсика на тумбочку, пусть тоже охраняет. Сам отошёл к окну. — Снег идет, Мишк, — тихо сказал, подмечая эту деталь с удивлением. Князь и сам-то на улицу не выходил, как Горшка домой привёз. Но это не помешало ему помечтать. — А вот ты поправишься, заведём тебе собаку. Зимой будем её в сугробах валять. Любят они валяться в снегу. И снежки ловить. Мих, всё будет же, понимаешь? — он с жаром обернулся на всё такого же неподвижного, кукольного Мишку. В глаза словно соли кто-то насыпал. Ну что ты будешь делать-то?! «Будет. Всё будет», — печально повторил себе Андрей. Только сейчас выть хотелось самому, как собаке.***
Техник, молодец, не подвел — к вечеру 30-го костюмчик уже лежал в шкафу, запрятанный на самую дальнюю полку (от всяких любопытных детских глазёнок). Кроме этого Егорыч притащил… радионяню. Князь не просил и сперва выпялил на это глаза, но Фёдоров как-то смущенно пояснил, что, вот, на сцене они же порой рацией переговариваются — звукари и техники, — чтоб всегда в курсе быть, а тут… Ну, Андрею тож постоянная бдительность важна, а чтоб он не дёргался так сильно… короче, вот. Правду, говорят, друзья в беде познаются. Князь не знал, чё сказать. Хороший Егорыч парень, может умом, как некоторые Касперы полумифические не блистал, зато души широкой порывы угадывались. В то время, как Димка — гад эдакий — позвонил исключительно, чтоб об отмене московского концерта поныть! Чёрт, да там даже другой Дима — басист, который с Князем относительно недавно — и тот понимающее отнёсся да помощь предлагал. Но нет! Скрипачи у нас — каста особенная… Андрей вздохнул — нет, он не обижался и не ныл… Ну, если только чуть-чуть. Вот новогоднее преображение должно было помочь. Несмотря на то, что Горшочка оставить даже на пару часов было страшно, всё равно когда-нибудь придется. Питерский концерт состоится. Надо репу хоть одну провести… Вырваться с душной квартиры, вобрать в грудь побольше морозного воздуха… Развеяться хоть чуть-чуть. Хотя Князь не был уверен, что получится хоть ненадолго вытрясти из головы засевшего там Мишку. Надо ж держаться, да? Даже когда кошки скребут на душе. Девчонки его не должны страдать от папиных загонов и проблем. Так что шубу нацепил — и вперёд. Договорившись с Аленой, что приедет после обеда, Андрей с утра взялся за обычную рутину — умыл Мишку, усадил завтракать. Собственно, настроение было вовсе не праздничное, но молчать нельзя же. Даже если Миха всего этого и не слышит. Включил для фона телик. А что? Берёшь да комментируешь то, что происходит на экране, и придумывать ничего не надо. Может, оно и полезно иногда, не думать… Главное, не отключиться до Мишкиного состояния, бл*дь, а всё остальное — не так страшно. На экране вовсю шёл «Ну, погоди». Конечно же, серия про Новый год. Ну, а что ещё могло там крутиться 31 декабря? — Расскажи, Снегурочка, где была, — подпевал Князь мультяшному зайцу в процессе кормления, — расскажи-ка, милая, как дела? А знаешь, Мих, эта песенка так и просится на аранжировку под рок. Я бы даже спел её… где-нибудь у Маргулиса. А ты бы за Снегурочку, — усмехнулся было он, прибавляя: — Хвост тебе б пошёл. И замолчал. Больно опять стало. А будет ли это возможным, ну, что они с Мишкой снова споют вместе? Или хотя бы Мишка, отвечающий ему? Хотя бы просто да, нет… Дальше Князев просто комментировал всё, что видел, стараясь не отвлекаться на мечты. Реальность была слишком зыбкой.***
В целом, несмотря на все попытки и устремления, праздник не чувствовался. Но девчонок он поздравил на отлично — и Диана, и Алиса прыгали, скакали и радовались приходу «Дедушки Мороза». Диана, пусть и почти сразу по глазам и бровям узнала непутевого батьку, спела песенку, а потом долго-долго отсиживала «дедушке» колени, делясь последними новостями. Поэтому ушёл от Алёны Андрей на час позже запланированного в смешанных чувствах. Часть его хотела остаться ещё на подольше, другая вопила, что он ещё кое-что планировал. И в самом деле… Настала очередь Князева заявляться незваным гостем. Ольга, открыв, не сразу его узнала, заявив с порога, что никакого сказочного деда они не заказывали! Только вот подлезшая к ней Настюха быстро его рассекретила, утянув за руку к Сашке. Шаботова так и осталась стоять в коридоре, приоткрыв рот. Мишкину дочку Андрей поздравил неплохо. Презентовал новую собачку, чем-то неуловимо похожую на старую. Сказал, что от папы, — с Настей бы такой трюк не прошёл. Потому ей он просто шепнул, что не против их визитов и отчалил, не перекинувшись с подвисшей Ольгой и парой слов. Потом Князь заехал к маме. Посидел у неё часик, просто отдыхая душой и сердцем. Надежда Васильевна не травила душу, не грызла его за «необдуманное решение», просто вздыхала слишком уж понимающее. У мамы было хорошо и покойно, но тревога за Мишку (хоть телефон и молчал, а это значит — всё было под контролем) достигла критического уровня, прогрызая сердце, и он быстренько отчалил. Дома Алиса, с мамиными подсказками, выдала несложное четверостишие. С самим же Андреем они тоже кое-что выучили, но одна: «Муха — это маленькая птичка» с чувством, толком и расстановкой «дедушку» не удовлетворила. Пришлось Андрею слушать про волчат и кабанят что-то. В результате все остались довольны. Это немного согревало. Агата не стала накрывать праздничный стол. Сделала пару закусок, в холодильнике охлаждалось шампанское. И в самом деле, этого было вполне достаточно. Тем более для двоих взрослых, что в последние дни с ног валились. Вечер прошёл как обычно — в повседневной суете. Никуда от рутины «ужин-душ-таблетки-сон» было не деться. Правда, в этот раз ещё упрямилась и капризничала Лиска. Дочка переиграла днём и, естественно, спать ей не хотелось. К тому же, за окном весело гулял народ, раздавались праздничные крики, песни, отдаленные фейерверки. Поэтому Агата в этот раз укладывала Алису дольше обычного. И Андрей, проследив, что Мишка уснул, не сразу обнаружил жену… В душу даже успел закрасться липкий страх, что Агата, замучившись, решила поступить в стиле Ельцина и хлопнуть дверью. Не то, что он прям верил в возможность такого исхода, но вздохнул с облегчением, заметив ту, наконец, лежащей в полутьме под елкой в их комнате и смотрящей сквозь веточки на медленно мигающую гирлянду. — Выдохлась? — спросил, укладываясь рядышком, так как Княже габаритами существенно превосходил худенькую жену, то ель закачалась, а на них посыпались иголками… Но упрямого кабанчика было не остановить. Неожиданно захотелось оторвать свой кусочек сказки, какого-то уюта и детства… То давно прошло, но огоньки, в самом деле, действовали успокаивающее. — Наверное, — протянула задумчиво Агата и, повернувшись к нему, аккуратно сдула с его носа иголки. — Тяжелый год, да? Захотелось чего-то… волшебного. Князь прекрасно её понимал. Всем в жизни нужно немного волшебства. Запах хвои, лампочки-звездочки, красиво мигающие сквозь тонкие, но пушистые еловые лапки, любимый и родной человек рядом… Кажется, что мелочи, однако, на самом деле, бесценный миг. Нигровская придвинулась ближе, уже не просто сдувая с него иголки, а доверчиво ткнувшись носом в шею. Андрей одной рукой прижал её к себе, чувствуя, как наконец-то что-то внутри расслабляется. Какая-то пружина, которая оставалась закручена все эти долгие-долгие тёмные зимние дни, начиная с мотаний по судам, заканчивая тем, что они имели сегодня. Оказалось внезапно, что ему дико важно было понять, что он не один в этой тяжелой борьбе, что всё ещё не один… И что он имеет право на кусочек счастья, даже в эти тёмные дни. Пушистые, ещё чуть влажные после душа волосы щекотали висок. Поддавшись неожиданно охватившему порыву и поймав второй рукой особенно непослушную прядку, аккуратно отвёл в сторону, открывая трогательное ушко. Полюбовался, вспоминая удрученно, сколько времени нынче были рядом, а до реальной близости дело так и не доходило. Сдавленно рыкнув, решил это дело исправить. Тем более что тело, оказывается, хотело. Жадно провёл по ушку губами, сверху вниз, до мочки… Там чуть задержался и продолжил путь. Совсем не самурая, в отличие от которого у Князя цель была. И она была проста — чтобы сгинула тоска! Хоть на часочек… Забыться в сладкой неге. И плевать, что потом из всех частей тела иголки вытрясать придётся. Приподнявшись на локте и чудом избежав столкновения с одним из шаров, Андрей медленно покрыл поцелуями шею, одуревая от лёгкого, шоколадно-апельсинового запаха. Новый гель, или кое-кто временно послал ЗОЖ к лешему?! Плевать, главное, что в сочетании с опадающими иголочками получалось максимально по-праздничному… А вообще всё логично! Вот ёлка, а вот и его подарочек под ней… Решившая полюбопытствовать, а чем это они тут занимаются, псинка была спроважена метким киданием скатанного в шарик носка — Князь бывал очень находчив, если чего-то хотел. Агата осторожно и медленно выдохнула, чуть громче, чем обычно, по-хозяйски запуская руку ему под футболку. Острые ноготки прошлись по груди, приятно и осторожно царапая кожу, покружили вокруг сосков, уже не царапая, а нежно лаская. Бедром она нетерпеливо потёрлась о его пах. Андрей глухо издал странный звук, средний между рычанием и хрюканьем. Растущее внутри напряжение требовало выхода. И. пожалуй, такое времяпрепровождение манило его больше маячившего впереди нервного срыва от собственных загонов и развешанных на душе булыжников. Порой просто нужно всё отпустить, послать контроль к чертям — и будь чё будет… В конце концов — елку можно и поднять, а шары на ней, вроде как не бьющиеся. Остатков разума хватило, чтобы осознать, что тот из них, кто окажется сверху — сможет посоперничать с дикобразом… Эти издержки он взял на себя. Князев передвинулся, теперь уже слегка нависая, более требовательно и напористо целовал податливую жену, лаская. Агата сорвала с него футболку, отчего особенного перчику добавляла скребущая по спине еловая ветвь. Припал к губам, подтвердил недавнюю догадку, сорвав знакомую сладость мандаринов. По звериному облизнулся, вызвав смешок у жены. Нисколько не растерявшись, Князь снова явил свою животную натуру, слегка прикусив мочку её уха, довольно вырвав с неё стон. Прихрюкнул от удовольствия, потому что играть Андрею нравилось не только на гитаре. Запустил руку ниже, мягко касаясь бугорка. В глазах напротив он видел отражения елочных огоньков и желания. Не в силах больше сдерживаться, навалился всем телом, чувствуя, что спину ему царапает уже не только веточка, но и ноготки… Они были на пике, когда пушистая красавица всё же, не выдержав ритмичных раскачиваний, погребла их под своими ветвями. Красные, как варенные раки, и сами себе напомнившие застуканных школьников, они еле как выбрались из-под завала, чтобы столкнуться с двумя парами осуждающих глаз — животинки примчались на шум. Особенно много обиды плескалось в зажжённых очах кошки. Та никак не могла понять двойных стандартов: ей нельзя, а бесшерстным мешкам с костями — льзя! Агата первая, несильно толкнув Княже в выступающий бок, звонко рассмеялась. Он помедлив присоединился. В самом деле, стало легче. Тревога хоть и не исчезла, но улеглась на самое дно души, погребённая таким вот занимательным приключением. Продолжили прерванное они уже на кровати… Пропустив, кажется, наступление нового года.***
Андрей сначала даже не понял, что вырвало его из царства Морфея. Так сладко спал, впервые за эти дни, даже не вскакивая по часам. А тут на те! Треск какой-то, звук, странный, словно собака скулит… Хвост что ли прищемили… И всё это на фоне громыхающих за окном салютов. Мысли разбегались, собраться в кучу никак не получалось. Князь, пытаясь сообразить и понять, что происходит, бросил взгляд на телефон — почти два часа ночи, конечно, народ ещё даже не собирается прекращать встречать Новый год. Кто-то вообще, начав отмечать по Владику, проспал своё время и теперь из последних сил пулял по Калининграду! Конечно, не пропадать же салютам… Мысли спросонок работали медленно. Как и органы чувств, глаза отчаянно слипались, но беспокойно горящие во тьме огоньки-блюдца в количестве двух пар у окна он различил. Так, значит, животные все здесь, не спят, но и не скулят. Лиска долунатилась?! — Андрей, — потревоженная Агата указала на мигающий огонёк радионяни, — Миша! Мозги наконец-то заработали. Ладно, треск — шум помех из передатчика, а вот что за странный высокий звук — надо разобраться. Внутри что-то звякнуло обличительным: «Дорасслаблялся, бл*дь!» Всё это галопом пронеслось в голове у Князева, покуда он, спотыкаясь, со всей возможной скоростью добирался до комнаты Горшка. Распахнул дверь и обомлел. Мишка съежился в углу и, обхватив голову руками, раскачивался, словно сломанный маятник. Кроме того он дрожал, словно последний осенний лист, что живо напомнило Андрею о тех судорогах, свидетелем которых он стал тогда, в токсикологии. Одновременно было и похоже, и непохоже. Тонкий скулящий звук тоже исходил от Горшочка. — Миш, — похолодевший Князь моментально подлетел, опустился рядом с другом, — Миш, я здесь… Он запнулся, не понимая, что, бл*дь происходит. Хотел реакции, любой хотел? Хоть какой-то? На, получи! Подарочек, бл*дь! Только делать-то что теперь? Мишке больно? У него приступ? Надо в скорую? Его можно трогать? Все эти вопросы пронеслись в голове очень быстро, вызывая страшную путаницу и растерянность. Тут за окном сильно так, что аж стекло задребезжало, совсем близко раздался мощный залп от фейерверка, заставивший Мишку ещё больше зажаться, хотя, казалось, дальше некуда. И тогда Андрей понял. Страх — вот что сейчас терзало Горшка. Даже не страх, а какой-то инстинктивный ужас. — Миша, я здесь, — собравшись, спокойно повторил он. — Ты не один, слышишь? Это салюты, Мих, не опасные, они скоро прекратятся, — отчаянно прибавил он, мысленно проклиная беззаботно гуляющий наливший шары народ. Бесполезно. Слова вообще никак не действовали. — Миш, я до тебя сейчас дотронусь, — Князев чувствовал, что и его уже начинает потряхивать от напряжения. Спиной он уловил движение у порога и едва заметно покачал головой… — Нет, Агат, в скорую пока не звони, — жена послушалась и тихо отошла в соседнюю комнату, должно быть, успокаивать разбуженную шумом Лиску. Сам он осторожно, максимально сдерживаясь, сначала положил руку на плечо Горшку, не удивившись, что тот сильно дёрнулся от этого прикосновения. Но не отпустил, а, наоборот, притянул к себе, зажимая в крепкие, но бережные объятия. Другого способа предотвратить накрывший Мишку приступ паники он не знал. О таком, бл*дь, Витёк их не предупреждал, пришлось действовать по наитию, как с ребёнком. — Миша, я здесь, это я, Андрей, — он не переставал говорить, надеясь, что если не слова, то хотя бы интонация сможет помочь. Ага, ещё бы тревогу из собственного голоса полностью убрать! — Я рядом, ты не один. От отчаяния, вестимо, в голове вихрились странные мысли, Князь почему-то вспомнил, как пела ему в детстве колыбельные мама, когда он боялся или болел… От отчаяния же начал тихонько напевать чуть ли не на ухо Горшочку рождающиеся в голове строчки, пытаясь хоть так помочь и не переставая легонько укачивать:Рождается в небе снег, Закрывая боль и страх. Места надёжней нет, Чем здесь, в моих руках. Я хотел бы забрать боль, Но могу только приглушить, Заметает все шрамы твои Сила нашей общей судьбы. И если кругом мрак, Открываются дна слои Сосредоточься на моих руках И лапку мне протяни. Лапа в лапе, рука в руке И не страшно станет во мгле. Для тебя освещу наш путь, С верой в чудо когда-нибудь. Краски мир потерял — не беда Даже, если вокруг пустота, Никогда ты не будешь один, Мир наш снова станет цветным.
И это работало. Медленно, но Миша успокаивался в его руках, дрожь всё реже и реже проявлялась, а потом холодные пальцы неожиданно коснулись и задержались на его руке. Это движение, почти совсем незаметное, неожиданно подарило Андрею ту самую уверенность, которой так недоставало: «Откликается, отзывается, возвращается! Мы справимся!»