Кто-то полз к воде, ветхий старенький причал Был в его судьбе как начало всех начал За собой тащил свою мокрую тетрадь Из последних сил что-то пробовал писать А затем нырнув, скрылся под водой Зашумел прибой, унося его с собой Дагон — Король и Шут
Женёк тяжко вздохнул — таскаться в этот райончик было стрёмновато. Алкашня кругом непросыхающая. Того гляди, нарвёшься на какого-нибудь пьяного дурня, что обреченно ищет не только брагу как в бреду, но и с кем бы «за жизнь поговорить». А быть свободными ушами и нюхать характерное амбре нашему герою было мало того, что неприятно, так ещё и некогда. Но это полбеды. Ведь можно было запросто повстречать в сей синявской подъездной тайге совсем не косматого геолога, точнее, скорее всего, тело именно косматым и будет, возможно, даже и с дипломом, но… совсем необязательно! В общем, легко было тут напороться на ещё какого неадеквата, похуже алконавта обыкновенного, — шприцов здесь тоже валялось предостаточно. Не, Женька искренне верил, что отобьётся, если что — не обидела матушка-природа, вполне нормальным туловищем наградила… Да и регулярные тренировки на барабанах помогли на руках мышцам оформиться — а вы что, думали, это так легко?! Ну, так пойдите-ка и постучите. А совсем плохо будет — так и убежать сможет. Только не смейтесь, но, да — педалькой накачал, а ещё постоянными подъёмами без лифта (какой тут лифт, ха?! Пятиэтажка, которую давно надо бы признать ветхой!) в эту обитель зелёного змия. Но всё равно каждый раз испытывал чувство брезгливости пополам с некоторой опаской. К счастью, за всё время, пока они здесь на репы собирались, никаких местных и неместных типков особо не привязывалось. Вряд ли им было дело до семнадцатилетнего оболтуса, время от времени появляющегося в их коренном обиталище. Им вообще на всё было пох. И это снова — к счастью. Иначе не видать бы им такой удачной репточки, как своих ушей. Ведь нормальные люди за сохранность оных переживали… А эти вряд ли звуки от белки от их реп отличали! У Стаса — их, типа, «гитариста» — здесь от бабушки квартирка была, вот и собирались они здесь раза 2-3 в неделю, чтобы вдоволь поиграть. Чтобы никто не орал да по батареям остервенело не стучал. Участковыми не пугал… Хотя поиграть — сильно сказано. Больше пиво пили, наслаждаясь свободой, да девчонок обсуждали. Ага, типа группа. Которая не сыграла, да и вряд ли сыграет когда-либо на сцене. Жене, порой, казалось, что ему это всё надо одному — рубиться за музло, мечтать о выступлениях. Но с такими пробьёшься, м-да. А что делать? Больше-то вариантов нет… Вот и ездил он на «репетиции», заставляя бежать уже почти дохлую лошадь, в надежде хоть опыта набраться какого. А там… Мож куда-нибудь и получится приткнуться — главное технику освоить, навыки отточить. А сегодня вот даже с радостью сюда приехал — всю неделю предки припахивали на даче — ни инета нормального, ни музла. Наоборот, от соседей доносились «звуки ада», то бишь попса голимая из колонки лилась. А так, не считая подкравливающих ушей и перманентного желания кинуть за забор камень, — скукота! Еле вырвался от прополки да поливки, отрабатывая обязательный, блин, долг перед семьей. Рванув на себя как всегда незапертую (Тут ни намёка на домофон не было, а консьержка… Тут вам не лучший дом Лондона!) дверь подъезда, привычно сморщился от ароматов: тут тебе на любой вкус — и дым сигарет, отнюдь не с ментолом, и кислый запах мочи, спиртягой, конечно, тоже несло. Наверное, дом, который жители окрестностей прозвали чудильником, пропитался этим всем насквозь, не поможет, даже если весь хлоркой залить. Дом этот знали и обреченно вздрагивали, прочитав адрес в карте вызова, все экстренные службы. Но ездили почти как к себе домой… Пожарные — потому что кто-то заснул с сигаретой и выгорело полкомнаты, полицейские — потому что обильные возлияния провоцируют выяснение отношений, медики — потому что смотрите пункт выше да и повод — плохо пил — вечен. Потому-то народная тропа в подъезд не зарастала. Стремясь поскорее преодолеть весь этот шик и блеск Питерских трущоб, соколиком помчался наверх. В халупе-то их только спиртом да куревом воняло, терпимо вообще. Спешил так, что чуть не столкнулся лоб в лоб с каким-то мужиком на третьем этаже. Тот отшатнулся и чуть не грохнулся, так что Женьке пришлось его подхватить и вернуть в прямое положение. Ещё не хватало — на душу взять… Тут и шею свернуть не мудрено. А синяк-не синяк — это дело десятое. Может, Трохимчук и был безнадёжно наивен, но он всё ещё считал, что главное — человек. — Эй, дядь, извини! — выдохнул, собираясь уже припустить дальше — до спасительной двери оставалось всего-то два этажа. Можно было и дыхание снова затаить да стартануть. Но что-то заставило остановиться — странный был тип. Бледнющий, как вампир какой, трясущийся весь. Наркоман, что ли? Или с жесткого похмелья брёл за «лекарством»? Да и весь битый-перебитый, в синяках, что заметно даже в полумраке подъезда — какая-то с*ка опять лампочки повыбивала, а окна тут узкие, света почти не дают. Ну, типичный представитель местной фауны. Взгляд, правда, какой-то странный, не фокусирующийся будто. Ну, наверно, всё же нарик. Вон, как волосы худо обкорнал себе — с трезвых глаз такую причёску не соорудить. Мож, белку словил, что волосы — это змеи, как у Горгоны Медузы?! Женёк бы ничему не удивился… Недаром дом чудильником зовут — тут такое порой происходит! Но вот непонятно: чего стоит, не идёт… Обычно эти зомби бодро ползут к цели своей — к наливайке за углом, где тетя Люба, в долг, поворчит, но нальёт… Хотя — шагнёт по лестнице такой, да навернётся, поломает себе чего… Женька вздохнул — человеколюбие в нём преодолело опасения и отвращение. — Мужик, помочь тебе? — блин, а где он его видел-то? Знакомый как будто какой-то. Впрочем, в темноте этой вечерне-подъездной всё равно — хер поймешь кто. Живет, скорее всего, здесь где-то. Раньше уже видал — вот и запомнил. Но этот чудак на предложение не ответил, словно в ступоре пребывая. Трохимчук к нему было шагнул, но тот шарахнулся снова. Ну, ок, в помощи, видимо, не нуждается. Как бы не будем навязываться. А всё равно — мешало что-то уйти. Чёрт его знает, может больной какой… Парень уже думал было позвонить-постучать во все квартиры на лестничной клетке — а вдруг есть там кто поадекватнее, своего батю дементного там, или ещё кого упустивший. Но не понадобилось. С легким шумом шагов, на площадку поднялся ещё один персонаж — мужик, какой-то плюгавенький, на вид вполне адекватный. И с этим подъездом не шибко сочетавшийся. — Миша, бл*ть, — оторопело рявкнул тот. От Женька не укрылось, как вздрогнул «больной». Всем телом и буквально за минуту наполнился ужасом узнавания. Плюгавенький же в два прыжка подскочил к странному мужику и прихватил его сильно за плечи: — Куда собрался, а? — почти прошипел. И уже обращаясь к Жене, уверенно заявил: — Парень, спасибо, притормозил братца. Болезный он, психичка у него, — снова нехорошо покосился на подопечного своего. — Дома держим, чтоб не убился да не покалечился. Ежели наговорил чего, не принимай во внимание — бредит как дышит. — Да он и не сказал ничего, — Женёк пожал плечами, невольно радуясь, что проблема сама собой разрешилась: вот и родственники нашлись. Правда, не давал ему покоя затравленный вид мужичка. — Ну, пойдем, Мишенька, погулял и будет, — протянул вышеупомянутый родственник. От тона его у Трохимчука почему-то мороз по коже пробежал. Если он со своим братом всё время так общается — понятно, почему тот решил ноги сделать. Однако в процессе, в самом деле, чуть не убился… Терзаемый внутренними сомнениями, Женёк всё же стал подниматься по лестнице и, уже почти дойдя до площадки между этажами, оглянулся — Плешивый, обхватив родственничка рукой за шею, заталкивал в одну из квартир. Уже перешагнув порог, тот обернулся и посмотрел прямо на парня — от всей этой картины тревогой просто веяло и страхом каким-то. Но тут «добрый» дядька с силой пихнул своего больного в квартиру и захлопнул дверь. Женёк с тяжелым сердцем пошёл к своим. Да, с психбольными — нелегко, но тут совсем уж какой-то концлагерь тому устроили на дому. Неудивительно, что мысли о странной парочке не отпускали всё то время, что репетировали. Ну, то есть пока он отбивал ритм, а остальные корчили из себя рок-звезд местного разлива. — Всё, харе, парни, — наконец, совсем утомился Стас, — давайте по пивку и по домам. Я сегодня с Маринкой в клуб. Женька бы ещё поиграл — время всего ничего — девять, а они итак играли каких-то два часа, но квартира Стасикова, поэтому и последнее слово за ним. Спасибо, что вообще пускал. Сложив инструменты, плюхнулись на диваны-стулья-кресла. Слово за слово, как-то вырулили они с их личных новостей на происходящее в затухающем мирке отечественной рок-сцены. — Да, Женьк! — вдруг вскинулся Дэнчик-солист, что только что залипал в свой смартфон, видимо, чё-то прочитав, что его взбудоражило, словно напомнило: — А ты не слышал, а? — Чё? — лениво протянул Женек — мысли его всё время крутились вокруг той странной встречи в подъезде. Ну, не был он из тех, кто мог просто мимо пройти и забыть. Хотя, вроде как, всё правильно было, да? И вторгаться в частную жизнь он права не имел… Судить этого родственничка, бл*. А тут ещё Дэн чем-то репу ему решил запарить. Он вообще у них — та ещё бабка-сплетница, вечно у него одна новость краше другой. Цель жизни просто у человека — всех осчастливить добытыми знаниями. — Прикинь, Горшка похитили! — а вот это была новость. — В натуре? Как похитили? — Женька чуть в осадок не выпал. Вот тебе и посидел неделю без современных технологий… — Да вообще, дня три назад. — Дэн аж засветился — так хотелось всё рассказать тому, кто реально не в курсе. — Они с Князем на прогулку, типа, в парк пошли, там на них напали: Князеву по башке дали, а Горшка увезли хз куда. Ищут вот, даже номерочек оставили на сайте — звоните, кто–чё видел! Трохимчук внезапно похолодел: в голове его медленно складывался нехороший такой пазл — болезный мужик, смутно знакомый, Миша, странное обращение от плюгавенького… Бутылка с пивом выпала из рук, заливая «бабушкин ковёр» — судя по возмущенному оху Стаса, но Женьку было плевать. — Какой, бл*дь, номер? — выдохнул спешно. Получив, выскочил на улицу и, набирая попутно цифры, затрясся от страха и вины — блин, ну, какой дурак, чё раньше-то не связал всё. Даже если это не Горшок, всё равно нельзя было так оставлять, лучше позвонить, чтобы проверили. Чем потом всю жизнь гадать, бл*! И всё же, даже когда ему уже ответили, он всё ещё не до конца был уверен, что не ошибся. Но… не в ментовку же звонит в самом-то деле?! — Здрасьте, я по поводу Горшка, — затараторил в трубку, пока решимости хватало. — Ой, то есть Горшенёва! — спешно поправился, чувствуя, что ещё немного и его самого от нервяка куда-нибудь сдует. — Я, кажется, его видел, но не уверен, блин, темно было! Но его какой-то мужик стрёмный впихнул обратно в квартиру и Мишей назвал… — Парень, парень, — взволнованно перебил его собеседник, — притормози, давай чуть помедленнее. И так, ты видел похожего на Мишку человека? — Да! — Женьке очень хотелось, чтоб ему поверили, надо же проверить. А то реально, чё же это получается: каким-то плешивым упырям можно безнаказанно издеваться над… Да хоть бы и не Горшок, бл*, всё равно — пусть «родственничка заботливого» хоть кто-то подкошмарит! Хотя, главное, чтоб потом тому самому Мише ещё хуже не стало… Опять в голову полезли сомнения, но Трохимчук их заткнул, прибавив, как он думал аргументов: — Он странный был, и в синяках весь. — Адрес назови, — кажется, ему верили. Женёк послушно назвал. — Может, мне в полицию позвонить, — растерянно спросил — туда, конечно, ещё страшнее звонить было… Но после размышлений о том, что в любом случае человек в беде, он с этой мыслью почти смирился. И был готов, в случае чего… — Нет, подожди, мы минут через пятнадцать-двадцать будем, — пресёк его собеседник. И, хоть и было волнительно и страшно, барабанщик наш невольно задумался — а кто там, на телефоне, у них сидел?! То, что не Князь — по голосу ясно, но… Явно кто-то не чужой. Вот интересно! — Жди нас рядом с домом. Там разберемся, — последовала инструкция, а Трохимчук только сейчас осознал, что, кажется, вызвал в чудильник весьма прямо причастных к группе Король и шут товарищей… А если пустой вызов? Но отступать некуда. Да и не стал бы он, инстинкты выли, твердя, что надо было позвонить, надо. — Ок, — Женёк даже не успел попрощаться, как трубку уже повесили. Странные чувства его охватили. Он сел на полуразваленную лавочку, недалеко от подъезда, и принялся следить за входом — а вдруг ещё что случится?***
Всё болело… Миша прижался сильнее к холодному полу, надеясь, что холод поможет немного успокоить боль. На самом деле тот холодным не был. Жара, июнь, бл*дь, но по сравнению с его пульсирующим, ноющим телом — ледышка. Внутри всё горело, Горшенёв почти физически ощущал растущее воспаление в отбитых тканях. Связанные снова руки — слишком крепко — добавляли мучений. Некстати вспоминались совсем другие вязки… Нигде ещё его так туго не связывали, хотя в больничке, бывало, и перебарщивали… Но, верно, не со зла. Не твои же руки — понять тяжело — туго, или же слабо. Князь вот, помнится, трясся, по сто раз дёргал — проверял. Андрей… Реальность куда-то плыла, искажаясь, но всё же пока она была отличима. И это прибавляло безнадёги. От бессилия и боли хотелось выть. Но издать какой-то звук — значит показать Гордею, что он снова в сознанке, дать ему лишнюю возможность для удовлетворения садистских наклонностей. Конечно, рано или поздно эта сволочь всё равно припрётся для продолжения мучительных забав, но пока, разделяемый хотя бы стенкой, Горшок мог получить хоть небольшую передышку. По доброй воле он лишаться этого не намерен. И так уже всего лишен, даже надежды… Миша понимал, что кричи, не кричи, а, отныне, он один в своей тёмной пустыне — никто не даст ему новой попытки… И о легкой смерти молить поздно. Не после того, как с таким треском провалилось первая и, видимо, единственная попытка вырваться. Что такое счастье, когда так нужна удача?! Вот она-то, как раз, от Горшочка ныне и отвернулась… До этого щербато улыбалась, а вот сейчас взяла и махнула хвостиком. Думалось даже, что, возможно, это просто судьба и надо смириться со своей участью. Глупо было надеяться на своё если не долго, то хотя бы счастливо… Не с его вводными. Но всё внутри протестовало — не смей, держись, борись. Да и «увидеть» всех своих хотелось до невозможности. Наверное, это единственная причина, почему он ещё не сдался. Это, а ещё то, что его ищут и ищут упрямо… Хотя, казалось бы, нахрена?! Горшок с возу — Князю легче… Но, нет, ослина эта так не думал. Знал он это, слишком хорошо теперь знал. А ведь казалось, что появился, наконец, шанс. Точнее, придя в себя после кошмарного заливания водки, Горшенёв со всей ясностью понял, что медлить нельзя — нужно срочно пытаться уйти — непонятно, что в следующий раз придет в голову уроду. Может, он его кольнёт чем? Тут-то шанса проблеваться не будет… Подсадит его по новой на иглу — да будет издеваться, вынуждая за дозу, на задних лапках, ему мелодию писать. К его счастью, Гордей засобирался куда-то по делам, а Гога, всё больше прикладывающийся к бутылке то ли от страха, то ли для уверенности, неожиданно вырубился за стенкой — спасибо, чуткому слуху, уловил похрапывания. Мишка понял — другого момента может и не быть… Отложив гитару, очень аккуратно пробрался по коридору, то и дело прислушиваясь к свистящим звукам из соседней комнаты, наконец, достиг входной двери. Ну, как не вор на цыпочках…. Была бы ситуация не такой пугающей — поржал бы над своеобразным совпадением. Ощупав замок, понял, что и здесь повезло — обычный, открывающийся изнутри. Был бы тот, что в любом случае требует наличие ключа — и ничего бы вообще не получилось. Пришлось бы разочаровано вернуться на исходную, рискуя нарваться на Гогу… Когда свобода была так близка, черт! Но вот с этой защёлкой можно было справиться. С отчаянно колотящимся сердцем и пересохшим горлом, он сумел-таки открыть и выскользнуть наружу. Непередаваемый амбре вскружил голову… Нет, свобода не так пахла. Это был запах притона. В какую же срань его засунул Гордейка?! С Мишкиным обострённым обонянием нахождение в этой давно потерявшей парадный вид парадной превратилось в пытку. Но не это было самым страшным, хотя с толку сбивало. Нет. Здесь его другой охватил ступор — куда дальше? С трудом, по стеночке, дошёл до конца клетки, а потом нога нащупала «пустоту» — так он и понял, что впереди — ступени. Теперь препятствие в виде лестницы, которой он даже, бл*дь, не видел — темно в подъезде, с*ка, было, даже его силуэтного зрения не было… Потому даже не понимал, где она начинается и заканчивается, выглядело почти непреодолимым. Чувствуя, как его начинает трясти, пытался собраться с мыслями. Подбадривая себя тем, что лучше сломать шею, пытаясь сбежать, чем вернуться к Гордею побитой псиной… А можно было нащупать раскачивающиеся перила да по ним медленно двинуться. Увы, промелькнувшая здравая идея была отброшена, когда в него внезапно кто-то врезался. В первое мгновение Мишка жутко испугался, что это Гордей вернулся, и испытал дикое желание отшатнуться… Что он, собственно, и сделал, уклонившись, от любых попыток снова дотронуться. Не сразу разобрал, что голос принадлежит совсем не их бывшему директору — похоже, парень какой-то, молодой ещё, подросток, может. И — что важнее — он предлагал помощь. Тут-то ему бы и выйти из ступора, да всё тело, видимо, по-прежнему не отойдя от состояния паники, наглухо отказывалось повиноваться, да и слова просто не шли. А когда Горшенёв услышал тяжелые шаги и ненавистный голос — понял, что всё, поздно. Гордей вернулся. На минутку появилась мысль, что ещё ничего не потеряно, можно обратиться к парню — тот ещё стоял на лестнице, слушал объяснения Санька — вот уж кто п*здел, как дышал… Может, он в полицию позвонит, или ещё что… Но потом вспомнил, что за человек Саша Гордеев. Если он хотя бы засомневается в том, что парень ему поверил, то… Жизнь этого мальчишки тоже оказалась бы на волоске. Гордей — может. И Мишке ужасно не хотелось утянуть за собой на тот свет, если он есть, конечно же, ещё и вот эту, случайную и невинную жизнь. Жить тому ещё и жить… В отличие от него, ё-моё. Поэтому он промолчал и не стал сопротивляться, давая увести и затолкнуть себя обратно в квартиру, а точнее — в склеп. Понимая, что только что, своим почти удавшимся побегом, подписал себе смертный приговор. Расплата не заставила себя долго ждать. Правда, исполнение контрольного в голову, или чего там этот утырок придумал, пока откладывалось — ведь кое-кому необходимо было выпустить пар, а на мёртвом зло вымещать проблематично. Гордеев, разъяренный до крайней степени, с помощью разбуженного и слабо осознающего происходящего Гоши (которому тоже на орехи за пьяный сон на посту перепало), снова связал его, опять же перекинув петлю через шею. Горшочек подумал было, что может сейчас удушит душегуб — да и делу конец, но нет… Потом тот знатно отвёл душу — или что там у него внутри вместо этого — долго избивая ногами. Пока Миха совсем не отключился. Очнулся он в «своей» комнате… Старательно, не издавая ни звука, бессильно припадал к холодному полу… Очень надеясь, что Гордеев хоть на некоторое время даст ему передышку. Не вышло. Видимо, «наказание» не вполне удовлетворило пыл мучителя. А, может, наоборот, — смыло последние барьеры. Потому что Гордей жаждал продолжения. Это Мишка отчетливо понял, стоило тому вернуться и поприветствовать его выплёскиванием кастрюли холодной воды. — Пришёл в себя, Мишутка? — обманчиво заботливо вопросил Саня, а, дождавшись слабой реакции — Миха попытался отплеваться от попавшей в рот и горло воды, протянул: — Вот и прекрасно. Поговорить надо. С этими словами он рывком поднял его на ноги, довольно хмыкнув в ответ на вырвавшийся у Горшенёва болезненный стон, усадил на чёртову знакомую табуретку. — Записываешь? — деловито спросил у подельника, подхватывая норовившего завалиться вбок Мишку путем перехвата веревки у самой шеи. Горшочек засипел полузадушено, но Санька это ещё больше обрадовало, и он почти пропел: — Отлично. — Итак, Господа Музыканты! — пафосно начал ублюдок. — У нас тут неожиданный сюрпризец образовался — Мишенька наш устал от компании и захотел прогуляться. Увы, позволить этого мы не могли, но… — снова театральная пауза, как же Горшенёв его ненавидел! — В процессе этого я понял одну важную вещь — Мишутка-то не совсем слепыш. Кротик не так уж слеп! Миша вздрогнул всем телом — как он узнал? Холодный пот обжег его, а верёвка, кажется, впилась в саднящее горло куда как сильнее. И, словно отвечая на невысказанный вопрос, Гордеев продолжил свой монолог: — Я давно уже отмечал некоторые странности, но не связывал в единую картину. А тут всё, как глаза раскрылись, — хмыкнул тот, довольный своим каламбуром. — Собрался пазл — что-то наш добрый друг видит. Что, Миш, повезло в очередной раз? — чужие слова неожиданно обожгли, если бы не маска на роже Гордея, наверняка, Горшенёв ощутил бы и дуновении воздуха — так близко тот наклонился. Шансов отползти, уклониться не было, не тогда, когда другой конец верёвки у него. — Снова твоё везение и здоровье вытаскивает? И почему всё тебе достается, а? — не выдержал Санёк, продавая «зрителю» свою заинтересованность… Хотя ему, поди ж, плевать уже на осторожность отчасти. Всё равно избавляться удумал, а там, поди, докажи, что это именно он. — Даже с метанолом, с*ка, выжил, так ещё и зрение какое-никакое прорезалось. Ничего не хочешь сказать? — вновь насел на Горшка. — Жаль… Он наклонился ещё ближе, хотя казалось, некуда, подтягивая и прижимая за верёвку к себе: — А вот интересно, почему ты дружку своему, опекуну любезному, не сказал, что спал туман в глазах, а? — а после отвернул морду от Михи, видимо, в камеру впившись. — Князь, а, Князь — как ты думаешь, почему? И что ещё твой любезный Горшочек скрыл от тебя? Какие тайны? — выдержал очередную мерзкую паузу, за которую Горшенёву хотелось его убить, а потом докончил притворно печально: — Жаль, времени разбираться нет… — даже языком прицокнул! — Не хочет Мишка с нами сотрудничать, так что… — вновь повисло гнетущее молчание, только Гога с камерой пыхтел натужно. Пауза затянулась и наконец: — Это последнее видео, — как гвоздём в гроб вколотил. — Мы добрые — дадим возможность увидеть, попрощаться мысленно. Ну же, Мишенька, посмотри в камеру, — и он зафиксировал его голову в одном положении, заставляя задыхаться от ужаса и удавки при мысли, кому ублюдок это потом отправит… — Дай возможность наглядеться на тебя… Простить за все про*бы и обманы, — торжественно, словно судья на эшафоте, произнёс, интересуясь затем вкрадчиво: — По-прежнему ничего не хочешь сказать? Гордеев выжидательно замолчал. Мишка же, понимая, что это конец, только и сумел выдавить из себя треснутое: — Прости… Как тихий сигнал оповестил о том, что съёмка окончена.***
В душе Андрея метались два желания, кардинально противоположные. С одной стороны, он хотел, чтоб им прислали ещё видео — ему нужно было знать, что Мишка ещё жив. С другой — то, что там могло быть записано, заранее вызывало ужас. Потому что маньякам с каждым разом требуется всё больше и больше, осознание вседозволенности постепенно разрушает последние мостки реальности. Может, лучше им всё же вовсе не видеть и не знать. Ага, снова возвращаясь к теме страуса… Так, в его сознании Мишка живет. Так, он где-то есть. Не здесь и не с ним — но всё-таки есть. А новое видео грозило оборвать разом последние надежды. Так прошла очередная почти бессонная ночь. Разница лишь в том, что в редкие провалы Князь видел кошмары со сценами из «любительского кино». Только вот воображение у него буйное… Таких ужасов нарисовало — он очень сильно надеялся — на которые у маньяка фантазии не хватит. Отчего и пару раз будил своими криками остальных. После получения записи их с Агатой не оставляли одних (ясно стало куда похититель направляет информацию) — кто-то уезжал, кто-то приезжал, и все пытались что-то делать. Ключевое тут — пытались — верно, бл*дь. Андрей вот тоже отчаянно пытался не поехать колпаком окончательно. Но вот, взглянув на себя с утра случайно в зеркало, Князев засомневался… Ибо едва не выронил чашку кофе, когда увидел там свою бледнющую физиономию с четко очерченными темными кругами под глазами. Клыков не хватает, был бы вылитый вампир. Но ведь вампиров у них всегда Мишка играл. Играет. И сыграет ещё. Андрей сам не заметил, как невольно затрясся, как в ознобе. Кофе всё-таки пролился, ну и чёрт бы с ним! Ему нужно было верить. Ему нужно было на что-то надеяться. Хотя бы на Миху — что тот сможет всё это пережить. Иначе… Князев тяжко вздохнул, осторожно отставляя чашечку. Нет, о том, что иначе — он предпочитал не думать. Но мрачные мысли, порой, всё равно проклевывались. Скорее всего, его просто раздавит, погребёт под этим неизбывным чувством вины и сплошным, что если… Если бы не лез в суды, если бы не упрямствовал так с прогулками и желанием растормошить, если бы прислушался к «параноящему» Мишке. Одно дело — Горшочек убился бы как самостоятельный субъект. Андрей бы всё равно нашёл, в чём себя овиноватить, но тут… Всё было много хуже. Он взял ответственность на себя. И вот так оплошал — нет, Князю страшно было думать о том, что если их поиски не увенчаются успехом… Или они опоздают. От этих мыслей и без того раздираемая от непроходящей боли голова особенно плыла, поэтому он отчаянно обходил их стороной. Пока мог, пока его не натыкали носом в то, что больше надежд нет. Новое видео не заставило себя долго ждать. Словно знали, с*ки, когда вся команда, включая Лешку, соберётся вместе. На этот раз обошлось без подброшенных писем и флешек в почтовых ящиках. Преступник, очевидно, догадался, что напротив ящиков вмонтировали скрытую камеру. Потому всё произошло проще — СМСка на телефон, содержащая в себе одну лишь ссылку. Очередное страшное дежавю накрыло всех разом. Ждали — получите, можете не расписываться. Оставалось только по ссылке перейти, надеясь тщетно, что не будет вторая запись страшнее первой. Но глупо, очень глупо, зная, психологию маньяков хотя бы в общих чертах… Но у Андрея и с первой-то молоточки в голове не переставали стучать, а услужливое воображение постоянно подсовывало картины одна страшнее другой, что ещё там могут с Мишкой сделать, пока они тут изображают поиски. — Бл*дь, — это первое, что произнёс Князь, посмотрев начало видео, и, уловив вибрации, озвучил мысли всех присутствующих. Он покачнулся, растеряно решив, что нужно было куда–то сесть, а то пока его удержали всего только руки Агаты, что вцепилась с силой в рукав с первых кадров проклятой записи. И опять никаких требований. Просто посмотрите, товарищи, как Горшка насильно пытаются напоить водкой. Просто почувствуйте всю свою беспомощность, когда Миха отчаянно просит этого не делать. Андрей ярко вспомнил, как также давал таблетки — и снова мутное чувство подкатило к горлу: Мишка его, наверняка, тоже это вспомнил… Как бы ещё в сознании его не смешались эти события, и это Князь в мучителя не превратился, с*ка. Застыв каменным изваянием, Князев, да похоже и все остальные, только усилием воли заставили себя досмотреть до конца… Болезненно скукоживаясь внутри, пока Миху рвало, застывая в ярости, когда сильный удар отправил его в нокаут. Слова ни у кого больше не находились. То «бл*дь» — было последним, но описывало, как нельзя лучше. Да что там — они избегали смотреть друг другу в глаза, словно боялись, что в них увидят просмотренные кадры, выжженные в памяти… Казалось — на веках отпечатавшиеся. Запись, точнее ссылку, конечно же, сразу переслали в полицию. Может, там смогут отследить… И вновь им оставалось только ждать. А когда ждешь — время тянется исключительно медленно. Между тем Агата снова и снова просила его съездить провериться — голова всё так же болела, если не хуже. Но каждый раз получала отказ. Какая там больница — Андрей толком не мог есть, спать, пить. Хотя пару раз возникало желание надраться в хлам, чтобы хоть какое-то время не думать о Мишке и как его прямо сейчас может пытать неизвестный ублюдок. Пить он всё же не стал — не мог позволить себе — он должен был держаться и искать своего Горшка. Да и не уверен был, что с такой башкой пережил бы похмелье… Не отъехав на скорой, а ему нужно было быть наготове. Порой Князь ловил себя на мысли, что они с Адель весьма похоже вздрагивают от каждого звонка и стука в дверь. Только что он уши не вскидывает, а так — один в один… И голову болящую к Агате на колени клал, почти как псинка, что нет-нет, да тоже подходила за утешеньем. А заняться всё же было чем, помимо мучительного сидеть и ждать. Например, саму запись они, несмотря на желание что-нибудь раз**бать, обсудили от и до. Балу с Яшкой даже пересмотрели ещё раз — выискивали подробности, хоть что-то, что могло помочь. Тщетно. Возможно, в следующем видео будет намёк, ну, должны же мерзавцы где-то проколоться! Но сколько таких видео смогут они выдержать? Андрей вот уже сомневался в своих силах. А главное — сколько таких записей выдержит сам Миша? Наступившую ночь (какую уже по счёту, а?! Он сбился…) Князь по обыкновению провёл в Мишкиной комнате. Рядом с ним устроились, согревая своим дыханием, Рина и Аделька. С последней, по словам Агаты, всё было в порядке. И жена, судя по взглядам, явно сожалела, что самого Андрея нельзя точно также взять за шкирняк и хотя бы до ветеринарки свозить. Ну, тут ей не повезло — да… Упрямая животина досталась! Погрузившись в короткий сон, он внезапно узрел себя в старом, настойчиво вытесняемом кошмаре — туман, скала с окровавленным подножием. С подступающим к горлу паническим ужасом принялся искать распластанного Мишку, но нашёлся только шут — но не тот мерзкий урод, привидевшийся ему под наркозом — а будто бы их добрый шут, правда, сильно постаревший и выглядевший чрезвычайно больным. Он одиноко сидел под скалой, съежившийся и поникший. Чем-то вдруг невольно — обликом ли, с седыми, неровно отстриженными волосами, позой ли — напомнил Горшка. — Что ж ты не злорадствуешь? — просипел Князев, устав хранить молчание. Галлюцинация или нет — но высказаться хоть где-то ему хотелось. Шут поднял голову и вгляделся в него помутневшими знакомыми тёмными глазами: — А помнишь, Княже, — сказал он совершенно как Миха, — как на песню нам должны были вороны вылететь? На Нашествии? Князь оторопел, не в силах оторваться от омутов почти родных глаз, видевшихся сейчас каким-то отражением: поглупей чего спросить не мог. Да, было что-то, но вот что… — Нет, — помотал головой, — почему-то этот шут не вызывал ненависти. Только бесконечную боль и жалость, а ещё желание защитить… Спасти, будто спроецировались чувства, направленные на Мишку, на этого… теперь уж не урода. Старого больного чудака, которому крепко досталось. Не верилось даже, что это же самое существо там Горшочка его мучило в плену печальных снов… Или не прав он был, и их глюки всё же отдельно, а не на двоих?! А наркоз тот — исключение… И всё же слишком знакомую обстановку выдал его стукнутый разум. — Вспоминай, Княже! — из последних сил прохрипел Шут, чьи колокольчики нервно затряслись, издавая тревожный перезвон. — Это очень важно! — Да не знаю! — нервы у Князева лопнули — в последние дни от них и так уже оставались одни тоненькие волосинки. А ещё тут с какой-то фигней прискрёбся.— Столько лет прошло! Не знаю!!! — Андрей, — сквозь вату, донесся до него звенящий голос Агаты. — Андрей! Он резко открыл глаза, обнаружив себя по-прежнему полусидящим на полу у кровати, в комнате Мишки. Рядом беспокойно вились оба собакена, а над ним наклонилась жена, испуганная и напряженная. — Ты кричал, — констатировала она, трепещущей рукой поглаживая по плечу. — Просто кошмар, — насилу разомкнул губы Князь, а у самого из головы никак не шёл облезлый облик шута, — ничего особенного. Спать дальше не имело смысла — зачинался рассвет.***
Как ни странно, но с утра не было нового видео — Андрей одновременно и сильнее испугался, и испытал облегчение. За исключением этого, день тянулся как и все остальные дни с пропажи Горшка. Бесполезное прозябание, бессмысленное трепыхание. Даже звонки — и те перестали поступать на телефон. Наскучила народу эта игра в достань панков… Поэтому, понемногу, отчаяние охватывало всех и каждого в квартире, проникая под кожу, вцепляясь в горло. Может именно поэтому сигнал уведомления на заветном телефоне прозвучал почти как гром, правда, в далеко не ясном небе. Его и ждали, и нет. Почему не в то же время, что вчера и позавчера — это первый вопрос, и второй — а не пересёк ли похититель, на сей раз, точку невозврата… Попросту записав им видео казни. Ну, да, вот так, по-простому, а у Князя сейчас аж поджилки трясутся. Очередная ссылка. Почему-то каждый понимал, что, скорее всего, увиденное будет ещё хуже, чем вчера. Андрей держал руку на мышке (они перекидывали ссылку с СМСки на комп, чтоб детальнее рассмотреть — вдруг зацепка!) и не мог заставить мышцы работать — казалось, рука вместе с мышкой прилипла к столу и никакая сила не может её сдвинуть. Сзади подошла Агата, положила руку на плечо, да так и оставила. Балу и остальные (сейчас он очень сильно обрадовался, что, не дождавшись ссылки утром, Лёха свалил, как он сам сказал, пошевелить органы… А скорее вороном постоять над душой в дежурке — бесполезно, но хоть какое-то действие) плотнее сгрудились вокруг Князева, словно пытаясь защитить и его, и себя. Справившись с собой, Андрей включил видео. И с первых кадров его сердце ухнуло куда-то вниз, да там и осталось в каменном мешке, неистово колотящееся, словно пойманная птица. Перед ними предстал Мишка, на котором практически живого места не наблюдалось. Со связанными руками и накинутой на шею петлей, за которую и придерживал его мучитель — пленник однозначно завалился бы, если бы не это действие, наверняка, добавляющее страданий. Будто б этого ему мало… Выслушивая пространный монолог этой тварины, явно заигравшейся в свой грёбаный театр, и, понимая через раз, Князь с трудом, но уловил важное — Мишка, видимо, пытался освободиться, что и вызвало неконтролируемую ярость, отпечатавшуюся следами ботинка на лице. В результате в душе у Андрея теперь плескалась такая же, если не круче, дикая ярость, а в гудящей голове появилась совершенно несвойственная мысль — найти ублюдка в маске и долго ломать ему все кости. По одной. Или нет — лучше сразу, чтобы больнее было. Как смел этот ублюдок?.. А ведь смел, смел! Сперва украсть его Горшочка прямо из-под носа, а потом издеваться над ним… За то, что он такой как есть. Теперь Князь явственно узнавал прежнего Мишку. Он не сдавался — пытался сбежать, даже, бл*дь, слепой, как крот… А этот нелюдь… Нет — если он попадётся Андро, то расплаты ему не миновать! За этими кровожадными мыслями он вдруг услышал то, что вывело отметку шока на новый уровень — похититель заявил, что Мишка… видит! Что-то видит! Судя по тому, как вздрогнул Горшок — это было правдой. Да и… Невольно в голову Княже пришли все те странные случаи, когда ему что-то такое казалось, но он отмахивался. Обида кольнула в сердце — почему же не сказал — но тут же пропала: какая, нафиг, разница, почему — всегда можно будет проговорить, все обсудить, понять! Загонов-то у Горшочка его вагон и маленькая тележка — явно ж не со зла умолчал… Может, думал опять дурачок, что Андрей его тогда бросит или что-то в этом роде — не важно! Главное, чтобы было с кем говорить. Чтобы Мишка выжил в этой катастрофе и не оброс такими незаживающими шрамами, которые ничем не исправишь… Психика ведь только-только отошла… А после такого похищения… Андрей внутренне застонал, но вовремя напомнил себе, что хорошо бы пока просто Мишку вернуть… А дальше решать проблемы по мере поступления. Да. Тем временем мерзавец издевательски предложил Горшочку попрощаться, удерживая его так, чтобы покрытое синяками и кровью лицо было хорошо видно в камеру. Страшнее увечий, однако, было другое. Самое выражение лица его, подвижного, всегда живого… Считывая его страдания, его страх, становилось совсем невыносимо. Дико хотелось просочиться через экран, и хоть как-то помочь, утешить… Донесшееся до них Мишкино последнее слово — надтреснутое «прости» — натурально полоснуло ножом. Это было и «прости» — что не сказал, и «прости» — что не будет у них возможности всё обсудить… И «прости» — что не сумел продержаться дольше. Не взвыл в голос Андрей только потому, что перед видео они все дружно заглотнули по принесенной Витьком какой-то рецептурной успокоительной пилюле… Успел добежать до балкона, привычно высунуться, но и это не помогало совершенно. На пороге застыла, потоптавшись неловко, Агата, кажется, что-то в очередной раз про больничку проговорила… Но Князь в очередной раз упрямо дёрнул плечом. Довольно и того, что его вчера всё-таки студент осмотрел. Ну, как осмотрел — в глаза посветил, давление померил, о характере боли расспросил — на том его возможности диагностики исчерпались. Что-то про закрытую ЧМТ вещал, как и медики со скорой, только прибавил, что та, конечно, сама пройти может, но для этого покой необходим… Но Князев только за это и уцепился и теперь этим от жены и остальных сочувствующих отмахивался. За это, видать, бедный Витёк и пал теперь в немилость у Агаты… Та, видимо, думала, что он сможет упрямца переубедить, а вот… Андрей вздохнул прерывисто. Собственная башка — это сейчас последнее, что его волновало. Его трясло, несмотря на мощное колесо. Мишку где-то там, возможно, даже прямо сейчас, убивали… И, зная теперь этого маньяка, — скорее всего, как-то мучительно долго и болезненно. А он не мог сделать ровным счетом ничего. Совсем. Никто из них не мог. Это ли не конец всем надеждам?! Он с силой долбанул кулаком по кирпичной стене — посыпалась рыжая, смешанная с кровью крошка, но боль нисколько не отрезвила. Князь ощущал какое-то отупение по всему телу. И в душе тоже. Потому не сопротивлялся, когда Балу с Лосём вдвоём его уволокли с «опасного» балкона… Ну, да мало ли там колпак-то уже, похоже, съехал, а до скалы далековато…***
Делать было больше нечего. Надежда окончательно, казалось, погасла в сердцах. В том, что урод убьёт Мишку сомнений не оставалось. Они все понимали, что сможет. И сделает. Если уже не сделал, бл*дь. «Сможем ли хотя бы похоронить по-человечески? — внезапно проникла жуткая мысль в застывшее липкой какой-то массой сознание Андрея. — Или ещё долгие годы будем искать тело и мучиться от неизвестности?» Он не знал, что лучше из двух этих вариантов. Да и было ли это, лучшее… Обе возможности были по-своему ужасны. С одной стороны тело — это определенность, свершившийся факт, с которым не поспорить… Его отсутствие — это и слабая ниточка полумёртвой надежды, и, одновременно, неизвестность, какие именно страдания тому пришлось испытать. А также невозможность нормально попрощаться и достойно похоронить… После последнего (именно так и никак иначе, о том, что может быть ещё одно, запечатлевающее сам процесс — они все предпочитали не думать) видео Агата зачем-то позвонила Вахтангу. Тот, и так уже регулярно приезжающий к ним в эти дни, вскоре приехал, вместе с Димой, Альбертом и Фёдоровым. Неизвестно, что задумывала Нигровская (может, конвой ему вызывала для препровождения в больничку?! Зря… Балу с Ренником вполне и вдвоём бы справились!), но мужики присоединились к молчаливому горестному бдению, когда все ждали непонятно чего и от кого… На звонок, раздавшийся внезапно в глубокой тишине, охватившей квартиру, никто поначалу не отреагировал — сил поднять трубку и выслушивать очередное, скорее всего, «видел, это точно Горшок!» не было. — Мужики, — тихо произнес Егорыч, указывая на телефон, но, видя отсутствие реакции, вздохнул и сам ответил. И через мгновение уже включил громкую связь. Молодой звонкий голос разрушил тягостное окаменение: — Я, кажется, его видел, но не уверен, блин, темно было! Но его какой-то мужик стрёмный впихнул обратно в квартиру и Мишей назвал… — Говоривший явно волновался — тараторил, проглатывал окончания… Впрочем, сам Андрей и вовсе едва ли смог бы связать пару фраз. — Парень, парень! — Фёдоров с трудом вклинился в этот сплошной поток, — притормози, давай чуть помедленнее. Итак, ты видел похожего на Мишку человека? — Да! — собеседник хоть и горячился, но сумел чуть собраться и теперь его речь была более понятной. — Но он странный был, и весь в синяках! Как ни странно, но именно последняя фраза внезапно возродила надежду в душе Князя. Похоже, что на этот раз это действительно была точная информация! «Они ещё могут успеть, они могут еще найти Мишу живым!» — набатом твердило захлебнувшееся от неожиданного прилива веры сердце. Получив адрес, все дружно подскочили. Егора оставили с Агатой, на телефоне — а вдруг ещё раз позвонит парнишка, да и Княже вдруг подумал, что урод знает, где они живут… Лишний человек рядом с женой не помешает. Спокойнее будет. — Андрей! — Нигровская на выходе вцепилась в Князя. — Может, лучше полицию? Андрей, он же опасен! — Агата, нельзя медлить, — порывисто обнял её, прижимая на мгновение к себе, чтоб успокоить, прибавил: — Обещаю, мы вызовем на месте. Спешно собравшись, выехали по адресу — благо, не было недостатка в водителях и машинах. Кажется, они нарушили несколько дорожных правил — скорость так уж точно превысили, так спешили добраться вовремя. К счастью, по дороге не напоролись на пост, а на штрафы с камер — плевать. И уже через двадцать минут были на месте. При их появлении, с разваливающейся скамейки резво подскочил и почти подбежал к ним волнующийся молодой человек. Так и есть — совсем юный. — Это я звонил! — выпалил малец, с некоторым ужасом взглянув на Князева. Тот даже задумался на секунду, как он должен выглядеть, чтобы вызывать такую реакцию. — Вон, вон подъезд, — махнул рукой в сторону дома, при первом взгляде на который просилось слово «притон». Эх, из скольких, подобных ему, они Горшка уже доставали… Хоть бы и в этот раз получилось! Правда, на сей раз он там не по своей воле оказался. — Третий этаж, квартира без номера, но прямо на лестницу выходит. Я покажу! — рванул было юнец. — Так, нет, парень, — резко оборвал его Леонтьев, пока остальные уже мысленно влетали в подъезд и крутили ублюдка. — Ты молодец, но дальше мы сами, это может быть небезопасно, — слово это едва ли долетело до ушей Андрея. Небезопасно? Их же куча злых и здоровенных мужиков собралось! А и в самом… Вдруг он чем покруче биты вооружен?! — Подожди здесь, ладно? Нехотя, но парень согласился, видимо, понимая, что не стоит задерживать всех своими уговорами. Князев на это удовлетворенно кивнул… Да, это его мыслями о возможном «жаль, есть ружьё» не остановишь — а пацан пусть сидит. Помог — спасибо, реально спасибо… На которое сейчас ни сил, ничего не хватало… Но номер его есть — да! Подъём в зловонном тёмном подъезде на нужный этаж был осуществлен в рекордные сроки. А вот дальше… Времени, чтобы подумать, как попасть в запертую квартиру у них не было. Надеясь на случайное везение, Реник, стоявший ближе всех к двери, просто постучал. И должно быть судьба им наконец-то стала благоволить, потому что — о, чудо — дверь открыли без вопросов. Может, ждали кого… Палача, например, бл*дь! Судьи хреновы… Или просто настолько бдительность растеряли перед самым концом, что можно смело премию Дарвина выписывать. В освещённом прямоугольнике стоял невысокий мужик. — Игорь?! — ошарашенно воскликнул Леонтьев. — Ты?! На лице у этого перса, как отметил Князев, отразился испуг с удивлением пополам. Он попытался было захлопнуть дверь, но Андрей с Сашкой не дали этого сделать, оттеснив его дальше в квартиру. Вся компания тут же ворвалась внутрь, рассосалась по всему периметру, заглядывая в каждую комнату (их тут всего-то оказалось две). Комнату из видео они узнали моментально — сомнений больше не было. Но и Миши в квартире тоже не было. И второго, видимо, главного злодея этой чудовищной пьесы — тоже. — Где они? — Андрей, влекомый яростью подскочил к пьяному, но чего-то, видимо, ещё соображающему, судя по страху в глазах, Игорю. — Говори, бл*дь. — Ты же понимаешь, — чуть заикаясь, но убийственно-спокойным тоном произнёс Лёшка, что держался позади, а сейчас вот эффектно вышел из тени — весь потемневший и оттого только сильнее нагонявший жути. — Доказательств тут полно. Сядешь в любом случае. Вот только вопрос, за похищение или убийство… Подонок, видать, прикинул варианты уже до этого проникновенного спича, потому сразу начал вещать: — Я не знаю! — а в голосе прорезались истерические нотки, — его Гордей увез! Гордей?! Андрей почувствовал, что его затрясло от неожиданности. А ведь думал же… Зря, выходит, отбросил! — Куда увёз? — встряхнул выкатившего глазки преступника за шкирку Сашка Балунов. — Когда? — Да не знаю я, — перепуганный Гоша, казалось, ещё немного и рухнет к ним в ноги, умоляя о пощаде. Конечно, он тут один, а их… дохрена. Как бы самосуд не свершили. — Он что-то про дом говорил, куда надо вернуть ослепшего деда. Закопать! Живьём! Уехали минут сорок назад! Эта информация окатила их, как ведро ледяной воды. У Гордеева такая фора! Мишка вполне мог быть уже… «Нет, нельзя об этом думать! — пронеслось в голове у Князя. — Надо верить! Думай, Андрюха, думай!» Внезапно отчетливо где-то рядом словно раздался звон бубенцов, напомнив Князеву о странном сне, приснившемся накануне. Вороны… Нашествие… Песня… Дом… Ослепший дед… — Бл*дь, — громко выругался он, осознание ударило, словно молния. — Проклятый старый дом! Ублюдок везёт его в ту деревню, где мы снимали клип. Судя по смурным лицам всех присутствующих, им эта мысль не показалась здравой. — Верьте мне, — Андрей настойчиво заглянул всем в глаза. — Я уверен! Всё равно — лучше идей нет! — прошептал он с вызовом. — Едем, — внезапно решительно выдвинулся вперед Балу. — Я верю. Вперёд, по коням. Дима, Альберт — посторожите этого типка, да полицию вызовите. И скорую… — Две скорых, — осторожно прибавил Лось, поглядывая на Андрея, а заметив, что тот нахмурился в ответ, поспешил оправдаться: — Боюсь, Гордею она тоже может пригодиться! Оставив поникшего Игоря под надёжной охраной, ринулись в дорогу, молясь всем известным божествам, чтобы не опоздать.***
— Ну, что Мишутка, — весело сказал Гордеев, как только камера выключилась и он, судя по звукам, с удовольствием стащил с лица маску и плащ… По такой жаре барахтаться в судейском обличье — он был весь взмокший, но чрезвычайно довольный произведенным эффектом. — Готов к последнему путешествию? Миху передёрнуло. Это метафора такая, или убивать прямо здесь его не планируют? А что — звучит логично… Зачем тело по частям выносить… Если само до машины дойдёт, бл*дь. А там и в лесок какой… Прикопают под берёзкой. Ну или дубом. Лучше наверное дубом, да… Тот, конечно, истории никому свои больше не расскажет, но какие-то тёплые чувства внутри от осознания этого в душе занимались. Невольно подумалось снова о старой, выцветшей татуировке — увидеть её он не мог, но знание о её существовании грело душу. — Гордей… — неожиданно протянул Гога, — может, не стоит? Миха аж рот приоткрыл… Хотя чему удивляться — этот второй ему садистом-маньяком не казался. Так… Мужика расквасило от потери бабок и семьи. Он, конечно, идиот, что с Саньком связался — мда… — Ты идиот? — огрызнулся Санёк. — Думаешь, можно всё назад отыграть? Выскочить, не замарав лапок? Напрасно, напрасно. Впрочем, ты мне и не нужен, даже лучше, если мы с Горшком одни отправимся. Последняя поездка старых друзей… Воспоминания… Природа… Сказка, да? — его откровенно понесло. Он внезапно отпустил веревку, и Мишка тут же обессиленно свалился со стула на пол. Надо бы бороться, да, но как? Гоге этому хоть и не нравилось происходящее — но в полицию с поличным он не побежит. За свою шкуру страшно. Поэтому унижаться и чего-то там уговаривать и просить-умолять у него он не стал, хотя слабину тот и дал… Но проку-то? Если Гордей усомнится — одним трупом прибавится и больше ничего. А Горшочек наш больше не хотел никого лишнего за собой на тот свет утащить. Даже вот такого утырка как Гога. Да и не было у них толком времени. Отлучившись на несколько минут, Гордеев вновь вернулся в комнату. — Голова у меня, Мишк, болит сегодня, — произнёс, опасно приблизившись. — Голос твой дико раздражать будет… С этими словами, навалившись всем телом на пленника, заклеил ему рот уже знакомой липкой лентой. Затем равнодушно отошёл, судя по шагам, собирая какие-то вещи в квартире и невнятно переругиваясь с вышедшим следом Гошей. Видимо, они о чём-то договорились, потому что спустя какое-то время — Миха не мог сказать точно сколько прошло — вернулись в комнату, подняли его и, подхватив под мышки, потащили вон из квартиры. Как не вперёд ногами-то, бл*дь! Горшок, искренне надеясь, что они все грохнутся с чёртовой лестницы и хоть кто-то из мучителей себе что-то сломает, или же на шум высунется хоть кто-то из своей алконоры, нашёл в себе силы упираться и пытаться сопротивляться. Но силы были не равны, поэтому достаточно скоро Мишка во второй раз в жизни оказался в багажнике. Повезло же утыркам! Никого не встретили по пути… Да даже если б и встретили, чё бы кто сделал, ё-моё! Эта поездочка вышла ещё болезненнее, чем первая. Измученное тело, покрытое ушибами и ранами, неизбежно соприкасалось со всеми стенками. К тому же автомобиль двигался медленно, время от времени совсем останавливаясь, не глуша мотор. Пробки, что ли… Не везёт Гордейке… Увы, ему самому тоже не везло — задохнуться в багажнике не светило. Придётся пожинать то, что упырина ему уготовила. Ему не хотелось думать о собственном будущем, которого нет. Поэтому он просто пытался представить лица своих родных и друзей. Перед внутренним взором послушно оживали воспоминания, вызывая радость и странное увлажнение глаз. Вспомнил реставрационку — смешного лысого, с оттопыренными ушами Андрюху, первый Юбилейный, рождение Сашки… Мама, Лёшка, Андрей… Их было больше всего жалко, но он всё равно старался вспомнить до последней чёрточки любимые лица. Папа… В душе привычно кольнуло. Что ж, видимо, скоро они встретятся. Может, вместе сядут на поезд… С отцом, наверное, не так страшно будет. Мысли его невольно оборвались, когда машина окончательно остановилась. Вновь разум заворочался вокруг его конца. Зная Гордея, можно было бы не ожидать, что всё кончится пулей или ножевым ранением. Нет, эта сволочь что-то мучительное задумала, чтобы прочувствовал всё. Момент истины — крышка багажника со щелчком открылась, на Мишу повеял легкий ветерок, наполненный ароматами цветов и трав. В самом деле — природа… Красота, наверное. Грудь сдавило. Судя по почти полному отсутствию всяких теней — уже не просто вечерело и солнце опускалось… А давно закатилось. — Приехали, — по-прежнему весело продолжал Гордеев, с легким кряхтением, вытаскивая его из багажника. С мстительным удовольствием Мишка подумал, что по меньшей мере тот сорвал себе спину. Но мысли эти тут же выветрились. Ведь, используя опять-таки веревку, как поводок — унизительно, бл*дь, но сам бы Горшочек, да, и шагу б не ступил… В гроб да облегчать скоту жизнь? Ни за что… Короче, повёл-потащил его Санёк куда-то. Недолго, правда. Привязав другой веревкой к чему-то шершавому, ублюдок слегка отошёл: — Не хочешь узнать, что будет дальше, а? Мишка поморщился — издевается ещё сволочь — легко ведь интересоваться своим будущим с заклеенным наглухо ртом. — А я тебе расскажу всё равно, — Гордеев торжественно и медленно взял какой-то предмет и стал им что-то делать. Горшенёв никак не мог опознать звуки. Что-то знакомое, вертелось в голове, но не понималось. Слишком болело всё, мысли разбегались. — Вот, Мишенька, — пропыхтел урод, натужно так, будто гири тягал, но всё равно торжествующе: — Сейчас я раскапываю прекрасное углубление в земле. Догадываешься, для чего? Лопата — внезапно понял Горшок. Это были звуки от ударов лопаты об землю. Его повело. В голове всплыл один из первых дней в плену — когда Санька перебирал варианты его убийства. И там был вариант заживо похоронить… Неужели… Он сглотнул. Гордеев мерзко рассмеялся: — Вижу, вижу, понял всё. Молодец, сообразительный. Он ещё долго о чём-то разглагольствовал, под жуткие звуки выкапываемой земли. Мишка не слушал, его трясло в панике. Не зря всё время именно этого боялся больше всего. Предчувствовал, бл*дь. Ну, или, наоборот, упырь этот использовал его страхи, чтоб и напоследок всласть помучить. Поэтому и момент, когда Гордеев остановился, он пропустил. Опомнился, только когда тот отвязал его — от дерева, что ли. Да, вот так вот — Мишка весь процесс полулежал на том, а понять че это… Не посчитал нужным. А какая ж теперь разница, а?! — Ну, вот, — удовлетворенно заявил почти в самое ухо: — Теперь у Проклятого старого дома действительно будет свой ослепший призрак, — казалось, этот садист находился в диком восторге от своей идеи. — Воплотим в жизнь песню. Хотя и не совсем. Я-то тебя похороню, дружище. Хотел вон даже гроб купить — тебе бы понравился — чёрный, с ручками золотыми. Пафосный и статусный. Но потом подумал, — голос его снова неуловимо изменился. — Такая псина, как ты, не заслуживает ценной вещи. Поэтому есть у меня отличный ящик. Ну, есть упаковочка для твоей тушки — и ладно. Горшенёв же ясно отличил только одно… Закапывал его оказавшийся сентиментальным Гордей не где-нибудь, а там, где снимали клип… Невольно чуть не соскользнул в те дни. А ведь как легко тогда дышалось! И пелось, а теперь… Ослепший старый дед для развалившегося дома… Только не в строении его заколотят, а в гробу… Как он всегда того и боялся. Замкнутое пространство, темнота… Ладно — с той он уже почти свыкся, но вот давящие, расплющивающие тебя стены, недостаток воздуха и затхлый запах земли… Бр-р-р… Мишка как начал дрожать, так и не прекращал. Слишком уж жутко. Он снова повёл его — Миша пробовал вырываться, брыкаться — жить хотелось сильнее, чем показать ублюдку, что ему страшно. Потому продвигались они медленно, но продвигались — в нужном Гордееву направлении. Сильный удар — и Мишка, слегка оглушённый (утырок хотел, чтоб он был в сознании и всё-всё прочувствовал!), полетел на деревянную поверхность. В самом деле — ящик, узкий, толком не повернёшься. Сверху тяжело грохнула крышка. Мишка попробовал было оттолкнуть её ногами — не получилось, в проклятом ящике невозможно было нормально ноги поднять. В голове вдруг всплыло, что если перевернуться, то спиной можно крышку приподнять. Но и повернуться здесь оказалось невозможным. А сверху уже раздались ритмичные удары — молоток, холодея, осознал Горшок. Гордей и в самом деле забивает крышку… этого даже не гроба. Ящика. Только вот у условного Чебурашки в ящике с апельсинами дырочки были… И в землю того не опускали, закапывая. Паника всё больше и больше охватывала его. Страх совершенно лишал воли и хоть каких-нибудь попыток действовать… Парализовал, от ужаса сводило всё ещё связанные конечности, шея почти отваливалась от так и не снятой удавки. Воздуха решительно не хватало — хотелось вздохнуть, но были свободны только ноздри… Рот, по-прежнему, запечатывала лента, лишая всяких сил. Вскоре всё было кончено. Ящик куда-то волоком чуток потащили, затем, накренив, куда-то стащили. Некоторое время стояла оглушающая тишина, затём до Михиного паникующего разума донеслись вторые самые пугающие звуки — стук земли сверху. Паника разгорелась до вселенских масштабов. Если бы мог — кричал да умолял бы. Но даже этого был лишен. Отчаянно дергаясь, он только ухудшал своё положение, затягивая сильнее петлю на шее. Вскоре и эти страшные звуки стихли, оставив ему лишь тишину… Мёртвую, в которой звуки собственного испуганно бьющегося сердца казались оглушающими. А затем дышать стало гораздо труднее, легкие начали побаливать. Но ни вздохнуть нормально, ни успокоиться Миша не мог. Как тут успокоишься, ё-моё, когда кислорода становилось всё меньше, а легкие горели всё сильнее, двигаться тоже было всё труднее. Наверное, так ощущает себя выброшенная на берег рыба, когда сил трепыхаться не остаётся. Некстати, вспомнился Гоголь, тоже ведь мрачняк такой предчувствовал… Свой товарищ был, свой… Но вот последняя мысль, внезапно вспыхнувшая в угасающем сознании, была, неожиданно об Андрее — только бы себя не винил… А то с него станется...***
Если есть везение, то сегодня оно сопутствовало им. В этом Андрей убеждался с каждой минутой. Во-первых, удалось с налета попасть в квартиру и сходу расколоть мразь, подельника Гордеевского. В то, что это Гордей, по-прежнему верилось с трудом. Не то, чтобы они не знали, на что он способен, но спустя столько лет… А сам этот Игорь-Гоша-как-его-там вот, как выяснилось, связан с постановкой Тодда. Деньги в нём и его тоже крутились, как пояснил Леонтьев. Как эти два психопата нашли друг друга? Интересный вопрос, но оставим другим разбираться. Повезло хотя бы в том, что Гога этот упираться не стал — верно всё понял да и рассказал им. Срок надеялся, гнида, скостить… Что ж, хотя бы от вытрясания кишок он себя тогда на месте спас. Что там о везении? Во-вторых, следовала иррациональная подсказка из подсознания, после которой и в магию, и в Бога с чёртом поверишь… В шута — так уж точно. Как бы то ни было, Князев был уверен, что не ошибается, и подонок увёз Горшка именно в то место, в тот дурацкий сарайчик на окраине сейчас уже совсем, должно быть, опустевшей деревушки. Лучшего места и не придумаешь — и символично, и безопасно — кто там найдет… В третьих, с дорогой повезло — ни пробок, ни иных задержек — долетели с ветерком. Единственное — голова стала болеть сильнее. Теперь он явно это чувствовал. Пульсировала, горела… Иногда даже какие-то тёмные пятна перед глаза прыгали… Обо всем этом Князев старательно умалчивал, стараясь не обращать внимания на подозрительные взгляды друзей. Главное сейчас было найти Мишку. Живого Мишу, одного такого Горшочка, пожалуйста. А дальше… «Дальше ты едешь в больницу», — голосом Агаты заявило подсознание. И не было причин не соглашаться. Он и сам чувствовал, что что-то не так, и лишь надеялся, что колпак раньше времени не отстыкуется… Прибыв на место, остановившись для предосторожности за два дома от места, все высыпали из тачек. Андрей — так и вовсе — первым чуть ли не на ходу ещё, подозрительно оглядываясь… Эх, был бы собакой… Но даже и Адельку не было возможности захватить — они ж не думали в самом деле, что нелегкая их вон куда заведёт! Потому приходилось самому за ищейку быть! Вот моя деревня, вот мой старый дом… — так и просилось на язык, не взирая на ситуацию. Дома все выглядели пустыми — ни света в вечернем полумраке, ни других признаков обитаемости. Как бы не хотелось начать спешно обыскивать место, зовя во всё горло Мишку — приходилось действовать тихо и осторожно. Удача могла и оставить их, а другой шанс вряд ли был бы предоставлен шутовкой-судьбой. То, что он прав, Андрей понял, когда у того самого сарайчика, где когда-то они знатно повеселились (угу, едва не покалечились — но молодые были и море им, и поле заросшее — по колено!), снимая клип, обнаружили машину. Заброшенная почти деревенька и машина — относительно новенькая, но покрытая дорожной пылью? Нет, явно недавно здесь стоит. Кому ещё тут быть, кроме Гордея и его жертвы? Решили не разбредаться — в конце концов, если разделятся, то проку от этого не будет много. Так и шли всей кучкой в полном молчании, настороженно оглядываясь по сторонам. Поэтому и наткнулись они на выходящего из-за угла Гордеева — одного и без оружия — все разом. Он, увидев их, явно оторопел и замер в замешательстве. Этого хватило, чтобы Князь вышел из ступора и бросился на подонка. В нём снова вспыхнуло то стрёмное чувство: сделать как можно больнее и пофиг на всё. Остановить в этот раз его никто не успел и несколько хороших ударов достигли цели прежде, чем Балу с Пором его оттащили. Едва пелена с глаз приспала, он заметил, что Сашка Леонтьев и Яша держали почти не сопротивляющегося Гордея. Присмотревшись, Андрей с удовлетворением отметил, что нос того сильно кровоточит и выглядит слегка перекошенным. Маловато для этого ублюдка, но хоть так душу отвёл… Только вот не за мщением же приехали, бл*дь! Совсем не за этим! — Где? — грозно прорычал он, не пытаясь, впрочем, вырваться из рук друзей. — Где Миха?! — Ищите, — расхохотался урод, — поле работы большое, авось, через пару лет и откопаете разложившийся трупик. Может, повезёт, будет у вас настоящий Мёртвый Анархист. Стало ясно, что ничегошеньки от Гордея они не добьются… Угроза физической расправы его не так волновала, как чувство, насколько крепко он им всем насолил. Аж лыбился во весь рот — урод! А время уходило… Не пытать же того тут в самом деле… А если он действительно закопал где-то Горшка, то, бл*дь, сколько минут назад? На сколько хватит Мишке воздуха? И где его искать? На вопросы эти страшно было узнавать ответы, как и не успеть… Когда они тут, рядом, считай — нашли… Почти! — Ребят, берём фонари и расходимся, ищем вскопанную землю, — осенило Балунова, — там должны быть следы, что недавно копали. Кто нашёл — кричит и зовёт остальных. Бегом, парни. Лучше идеи не было. Потому, засунув предварительно по-прежнему безумно смеющегося Гордея в багажник и похватав все фонари, что имелись, начали прочесывать всё в округе. Князь упрямо продвигался вперёд, хотя с каждым шагом становилось идти всё труднее. В основном — от мыслей, что найдут они Мишку слишком поздно. Но он добросовестно освещал землю, пытаясь найти хоть что-то! Вдруг и тут повезёт… Мысленно он уговаривал госпожу удачу улыбнуться им ещё раз. Даже песню обещал написать — во, что угодно. Лишь бы помогло. Повезло, однако, не ему — Лёшке. Услышав призыв, не помня себя, запинаясь, бросился на звук. А когда Андрей с остальными примчался, младший Горшенёв уже лихорадочно работал невесть откуда взявшейся лопатой — Гордей, что ли, раззява, оставил — под старым дубом. Метнувшись к авто за сапёрными лопатами, подключились к раскопкам. Земля была свежевскопанная, да и работали по трое, сменяя друг друга, без устали, поэтому вскоре лопаты ударились о деревянные доски. Работа тут же нашлась всем — кто-то продолжал откапывать с краев. Кто-то руками разгребал землю сверху. Общими усилиями вытянули длинный ящик под блеклый лик луны. Заколоченный, бл*дь. Проблему решил Леонтьев — лопатой практически сбил крышку с одной стороны, выдрав вместе с гвоздями. От увиденного Андрея едва в ту яму раскопанную и не повело. Вовремя схватился за Сашкин рукав. А было отчего, бл*дь. Жуткая картина — их Мишка, их Горшочек лежал в этом импровизированном гробу с заклеенным ртом, руки были связаны так же, как на последнем видео, на шее всё та же верёвка. Но не это выбивало нахрен — в уголках глаз у того запеклись слёзы. Подхватив под плечи и ноги, Андрей с Балу осторожно вытащили его и уложили на траву, кто-то — Князь не понял, кто именно — сорвал скотч с посиневших губ, Реник вытащив нож, освободил руки и шею. Но всё, казалось, было напрасно — Мишка не дышал, это было видно даже в вечерней полутьме, освещённой лишь фонариками… Да блёклой луной. — Мих, — полушепотом выдавил Андрей, лихорадочно вспоминая, как делать СЛР. Отказываясь верить, что это конец. Не так, не сейчас — ни когда-либо, если б это было в его власти… Тут ночную тишь прорезали завывания сирены то ли скорой, то ли полиции, а может и тех, и других — вовремя, блин. Однако пока они доедут… Нельзя было ждать. Князев с Балу, не сговариваясь, приступили к действиям — не впервой… Совсем нет. Один — качает, второй «дышит». Тридцать нажатий, два вдоха, и снова, и снова… Подоспевшие, по счастью, медики, а не полицейские отогнали всех, перехватывая процесс. Андрей бессильно замер и, так и не поднявшись полностью с земли, завалился на Балу невдалеке, повторяя опустошенно: — Мишка… Казалось, всё безнадежно. Каким-то краем сознания, Князь осознал, что вот рядом Сашка Леонтьев вцепился в Лёху, словно удерживая и заземляя… А вот медики переглядывались время от времени — выражение их лиц крайне не нравилось всем присутствующим. И их можно было понять. Сколько Горшок пробыл без кислорода? Может, они уже думали, как получше сказать собравшимся людям — «мы сделали всё, что могли»? Однако работали они добросовестно… Нет, им точно сегодня везёт — подумал сквозь гул в ушах и отвлекающее мельтешение красных мушек перед глазами Князев, когда внезапно Мишка содрогнулся и после очередного этапа СЛР хрипло выдохнул, задышав с жуткими всхлипами… После чего собственная головная боль стала какой-то уж очень отчаянной… Из последних сил Андрей наблюдал, не смея отвести взгляд, как врачи спешно упаковывали на носилки так и не пришедшего в сознание, но дышащего самостоятельно Миху. Кажется, расплывающееся светловатое пятно — Балу что-то спрашивал, но Князев не слышал — в голове взорвался фейерверк, а затем темнота поглотила всё вокруг.