Школьные отметки

Как же он ненавидел этого лицемерного коротышку! Не Минцзюэ, капитан школьной команды по футболу, шел по коридору, от ярости сжимая кулаки и тщетно придумывая план, как достать объекта своей ненависти. Мэн Яо… Как же много злобы таили в себе эти два иероглифа! Минцзюэ не понимал, почему все остальные не видят его истинную сущность, умело спрятанные за миловидную внешность! Вот уж педик вылизанный, кремом вымазанный… Вот уж сын шлюхи… Справедливости ради стоило заметить, что покойная мать Мэн Яо была не шлюхой, а всего лишь стриптизершей, и после ее смерти отцу пришлось забрать его к себе. И Минцзюэ наоборот сначала поколачивал тех, кто осмеливался об этом заговорить. Но сам он неоднократно в пылу многочисленных ссор называл его так. Потом правда осекался и старался убежать. Но все равно Мэн Яо был исчадием ада, не меньше! И главной «звездой» школьного хора. Хор. Ещё одно крайне бесполезное творческое объединение в их школе. Это даже не болельщики и не оркестр. Это — хор. Сборище бесполезных мальчиков-зайчиков и девочек-припевочек. И всегда спортсмены люто ненавидели хористов, которых за глаза да и в лицо назвали лузерами. Ругались они постоянно. Однако все поменялось, когда этому коротышке удалось затащить туда Лань Сиченя, главного Защитника их команды. Дальше туда подтянулся его младший брат, Лань Ванцзи, ещё один защитник. А уже за ним, размахивая дурацкой флейтой и вопя, что друга он одного не бросит, Вэй Усянь. Там же обитал главный школьный хулиган, Сюэ Ян и притащивший его туда, чтобы «приобщать к искусству» Сяо Синчень, отчего вратарь Сун Цзычэнь только и мог скрипеть зубами. Но для полного счастья на репетиции хора начал захаживать собственный младший брат Не Минцзюэ, Хуайсан, который им плакатики рисовал. Хуайсан был изнеженным, жеманным, даже женоподобным парнем. Он любил цветастые шмотки и свою коллекцию вееров. Чего только не делал Минцзюэ, чтобы воспитать в нем нормального мужика! Он даже собственноручно утащил эту коллекцию в мусорный бак и хорошенько там их прикопал, надеясь, что его брезгливый братец не полезет за ними. Но полчаса слез-соплей по телефону, и у них во дворе развернулась спасательная операция: громко матерящейся квочкой прилетел Цзян Чэн, с ним Вэй Усянь. Вот чего Минцзюэ не понял, так как в этой компании оказался Лань Ванцзи в своих извечных белых шмотках, который начал самозабвенно помогать этим олухам. Как выяснилось позже, Ванцзи был приставлен наблюдать за Усянем, а так как это шило в заднице рвануло помогать другу, этот второй нефрит их школы не нашёл ничего лучше, как присоединиться и так наблюдать за тем, чтобы Усянь не вляпался в какую-нибудь историю. Закончилось дело тем, что там же нарисовались Лань Сичэнь и Мэн Яо. Вот перед Сичэнем было вообще неудобно, поэтому в следующий раз Минцзюэ втихаря сжёг злосчастные веера. Но снова месяц показушных слез, и весь хор собрал по лавкам старьевщиков, которых всех «почему-то» отлично знал Сюэ Ян, новую коллекцию, ещё роскошнее предыдущей…. Тогда Минцзюэ переключил свое внимание снова на Мэн Яо. Эх, как же раньше хорошо было. Можно было хористов невзначай толкнуть, опрокинуть на них стакан газировки или йогурт, в столовой прямо на их подносы кинуть свои, а теперь попробуй только что-то сделать! Если толкнуть, не дай Боже, Усяня, тебя убьёт Ванцзи, и наоборот. Если толкнёшь, Сяо Синченя, то Сюэ Ян вспомнит не только о знакомых старьевщиках, но и о том, что вообще-то его на эту Арт-терапию отправили не за ангельское поведение или Сун Цзычэнь отведёт за угол и объяснит, как сильно ты неправ. Сичэня и Цзян Яньли толкать не хотелось, у последней так вообще еще была свита защитников из братьев и одного неудачного ухажера, который только делал вид, что она ему не нравится. Но если она со своей корзинкой с пирожками вдруг бы оступилась, то Цзинь Цзысюань бросился бы лично ей под ноги, чтоб смягчить падение… Оставался Мэн Яо. Больше никому не позволяя над ним издеваться, Минцзюэ сам выполнял эту священную миссию. Толкаться, однако, было опасно. Так, однажды, они дотолкались по коридору до лестницы, откуда Мэн Яо свалился кубарем. Но ничего себе не сломал. Зато потом Минцзюэ совершенно «случайно» рухнул от так коварно подставленной подножки, что у него было такое ощущение, что голова отделилась от тела, также как руки и ноги — так это было больно. Хотя на тренировках и во время игр падал же, и ничего. Зато как было приятно пачкать эти длинные волосы, блестящие и шелковистые, как в рекламе шампуня, в чем-нибудь липком и сладком!!! Эх, сколько же часов провёл этот гомик в школьной душевой, приводя себя в порядок… Его старший брат, Цзинь Цзысюань, вступался иногда за младшего, но Минцзюэ было плевать. Не плевать ему было только на Лань Сичэня, который настаивал, что ему, Минцзюэ, надо просто с Мэн Яо поговорить… Нет, ну а что, вот сейчас они уже и так разговаривали в раздевалке, правда, от их воплей могли треснуть стекла. Минцзюэ орал, что Мэн Яо педик, тот в ответ называл его придурком и мужланом. — Ты! Да я вижу, как ты на мою задницу засматриваешься, заднеприводный! Мечтаешь пристроиться, да?! — Да сдался ты мне! Будь ты хоть последним парнем на земле, не посмотрел бы на тебя! — Ах ты, гомосек! Да я тебя!!! — Что ты, что ты, Минцзюэ?! Давай, ударь меня, давай, ну же! Минцзюэ схватил Яо за воротник пиджака, но неожиданно для себя впился губами в приоткрытый от злости рот. Поцелуй продлился буквально несколько секунд, и щеку Старшего обожгло пощёчиной. Мэн Яо, зажав рот рукой, словно пытаясь стереть прикосновение, пытался выровнять дыхание. Но Минцзюэ снова вовлёк его в поцелуй, упиваясь сладостью губ, встречая ответное, столь же сильное желание и проклиная себя за столько месяцев бессмысленной ругани, когда можно было вот так просто заткнуть этому придурку рот…