Уайтчепел: Рассказчик

      К портрету подозреваемого добавилась деталь про медика, с предположением про парик Майлз согласился – потому что у практикующих хирургов, как правило, не бывает длинных волос.       К тому моменту, как Кент и Уилсон вернулись из морга, заказанную в офис пиццу уже уничтожили, напоминанием остался только запах влажного картона и сыра. Уилсон пошел к кухонному уголку, чтобы налить себе чай. Меган насыпала печенье в миску.       Диспетчеры до сих пор оповещали таксистов, Финли не мог дозвониться до дочери убитого, лишь оставлял сообщения на автоответчике.       – Убитый был мертвецки пьяным. Усыпить и убить пьяного – скучно для акта убийства.       – Скучно?       Майлз замер с маркером у доски и обернулся на Уилсона.       – Подготовка и действия после убийства имеют значение.       – И какое значение?       – Предположение, – Уилсон поднял ладонь на уровень груди, опережая возражения. – Очки и парик это маскировка, а таксист опознает его и сообщит, что высадил в определенном месте на полпути. Предположение: жертва выбрана такая, потому что по социальному кругу нет мотива, и слишком много пересечений с людьми на месте работы. Предположение, – изрек Уилсон уже со вздохом, – это демонстративный акт привлечения внимания, чтобы следствие ломало голову.       – Психов, конечно, полно, – покачал головой Майлз, – но тратить время полиции на это без явной на то причины, чтобы развлечься – нонсенс.       – Он хочет казаться психом.       – Зачем, бога ради?       – Чтобы мы спросили.       – Надо узнать, что думает Бьюкен, – вмешался Кент. – Может, у этого преступления тоже есть исторический аналог.       – Спрашивайте, – недовольно бросил Майлз. – Финли, поезжай на работу к жертве, спроси про медика, лохматых, про истеричек тоже спроси. Историки и менталисты…       Уилсон не сразу сообразил, что склад архива без окон, в который вел его Кент, и был кабинетом консультанта-историка Бьюкена. Навстречу, у очередного коридорного пролета, им попался Чандлер в сопровождении мужчины средних лет – единственного из всех, не в костюме с галстуком, а в свитере поверх рубашки.       – Доктор Уилсон, Кент, – окликнул их Чандлер, а затем указал на спутника. – Эдвард Бьюкен, наш консультант.       – Он помог решить многие дела, которые на первый взгляд не имели рационального мотива, – не удержался от пояснения Кент.       Бьюкен просиял.       – Рад знакомству, – протянул ему руку Уилсон.       Несколько мгновений спустя они возвращались в архив – похожий на большой чулан, с высокими, подпирающими потолок стеллажами, стопками бумаг и коробками, с лабиринтом прохода к столу в центре комнаты.       Бьюкен взял в руки папку, ощущая на себе взгляды трех пар глаз.       – Доктор Уилсон, очень рад, что вы теперь с нами, – начал он. – Чуть проясню суть моей работы: я сравниваю современные преступления с историческими прецедентами, что позволяет предсказать развитие дела и использовать опыт предшественников. Как вы считаете, что в этой папке?       Рациональный мир и время здравого смысла требуют системности. История материального мира эту систему уже содержит.       Уилсон подошел ближе, Кент был всерьез вовлечен, Чандлер незаметно закатил глаза на театральщину и встал у стеллажа, но не вмешивался.       – Дела со схожими трупами с кишками по кругу.       – В этом и дело, – Бьюкен покачал головой, с сожалением поджав губы, – что подобных преступлений, в том числе и религиозных, от культов, в Лондоне или где-то еще с похожими обстоятельствами и в помине не было, и папка в моих руках – не более чем декорация. И это навело на мысль о тех, кто намеренно не заявлял о себе лично.       – Мы предположили, – подал голос Чандлер, – что у этого убийцы похожее намерение создать прецедент и остаться призраком. Как это сходится с вашими выводами, отчетом криминалистической экспертизы и результатами аутопсии?       – Он не хочет, чтобы его нашли, но хотел, чтобы нашли его работу, – отозвался Уилсон.       – Доктор Уилсон, вы когда-то были… писателем, создателем – любой формы? Вы когда-нибудь пытались что-нибудь сотворить?       – Когда я был студентом, я писал детективные рассказы, – задумчиво ответил психиатр. – Он творец, автор, рассказчик в своем преступлении?       – Вряд ли это рассказ в конвенциональном смысле, – продолжил Бьюкен. – Это больше похоже на пробу пера. Скорее всего, нас вскоре ждет другое убийство, более точное, изощренное. Доктор Уилсон, когда вы писали детективные рассказы, вы показывали их кому-нибудь? Вы получали отклик?       – Ему нужна обратная связь… И он продумал, как ее получить, – Уилсон обернулся на Чандлера и Кента. – Резонанс, СМИ?       Он не заметил, как начал говорить естественно – не заботясь о возможной рациональной критике.       «Эдвард Бьюкен изъясняется метафорами и мыслит абстракциями, – думал Уилсон, – что он тут делает? Он понимает фигуры речи – и ему, как и Кенту, ценно, когда его слушают и слышат…»       – И если преступнику понравится обратная связь, он продолжит. Но… он намеренно сделал гротескно. Он ждет, что его осудят. Или будут говорить, что он умен, и он не оставил следов и водит полицию за нос. Вот почему клише.       – Творца тяготит отчуждение. Творчество не просто создание чего-то, не только созидание, но и способ диалога с миром – это не может замыкаться на творце, диалог нельзя вести с самим собой – потому что это приводит к стагнации… – согласился Бьюкен. – Я бы не сказал, что он ищет похвалы. Как мне кажется, он ищет именно диалог.       – Если мы не дадим прессе вмешаться, – заключил Чандлер, – если дело не предавать огласке, это заберет стимул. Конфиденциальность сейчас превыше всего.       Уилсон понял, что Бьюкен говорил и про себя… Проекции и перенос – которые помогают увидеть паттерн.       – Рассказчик, проба пера, – вздохнул доктор Уилсон, рассуждая вслух, – послание, на которое должен был кто-то откликнуться… Без огласки будет сложно, к примеру, связаться с практикующими психиатрами, чтобы обратить их внимание на клиентов с параноидальным бредом или бредом величия. Подавляющее большинство вообще не обращаются за помощью. Если отталкиваться от того, что ему не хватает внимания, это не всегда буквально. Если он творец, он хочет, чтобы смотрели глубже и видели смысл. Какой смысл у его творения? Был ли в нем смысл?       – У кругов может быть символизм, – предположил Кент.       Бьюкен приложил палец к подбородку.       – Цикл перерождения, бесконечность, идеал и целостность… Было ли у жертвы что-то, с чем это можно связать?       – Разве что образ алкоголика можно счесть идеальным и целостным… – скривился Чандлер.       Кент хмурился и пытался собрать все воедино.       – Доктор Уилсон, возможно, я неправ – но разве параноидальный бред или бред величия не помешал бы преступнику планировать преступление настолько тщательно? Отмычки и маскировка и кэб, никаких отпечатков или следов ДНК…       – Бред это еще и делюзии, делюзии не всегда в психозе и острых состояниях, с рассеянностью и короткими эпизодами ажитации и экзальтации. Я исхожу из того, что здоровый ум бы не стал убивать, а уж тем более вот так. Соответственно, есть когнитивные нарушения – в логике, в восприятии действительности.       – Если это потенциально серийный убийца, – произнес Чандлер, – у него есть почерк. Что вы можете судить о его почерке сейчас, по этому убийству? Что будет повторяться?       – Если это психопатия, то, как история показывает, – Уилсон указал на стол Бьюкена, заваленный стопками пожелтевших листов, – он только во вкус войдет. И в попытке вести диалог будет искать себе подобного. Он не гуманист, даже если убил – да простит меня покойный – свинью, а мизантроп. Я не хочу делать поспешных выводов. Я не менталист, а его душу я не вижу, я вижу его когнитивный след. Он мог все выставить в точности наоборот, как с маскарадом… Но, к примеру, руку поставить, как у хирурга, ему нельзя было научиться за две недели.       Бьюкен кивал, а затем предложил оживленно:       – Прессу можно использовать, чтобы бросить ему вызов или заманить в ловушку!       – Нет, Эд, ни за что, – возразил Чандлер. – Наша задача в первую очередь – не победа в поимке преступника, а спасение жизней. Продолжаем анализ трупа и места преступления, ждем результатов про кэб. Детали не должны покидать пределы участка.       Кент кивал, Бьюкен выглядел немного разочарованным.       Чандлер задумался над последней фразой психиатра.       – Руку поставить… – он посмотрел на Уилсона. – Какова вероятность, что убийца долго готовился к этому? Маскарад и схемы и жертва, с которой у него нет социальных связей.       – Он играет. В игре важен процесс, но он еще и стратег – а тратить время на пробу пера для него нелогично. Выгоднее вложиться в следующий шаг. Если мы его недокормим, у нас будет время его найти. Если он увидит то, что хотел, он продолжит сразу, – Уилсон на миг задумался. – Он точно должен был оставить что-то, что лично о нем. Почерк. Даже под псевдонимом.       «Надо осторожнее с метафорами, – опомнился он. – Даже тут слушающие уши – которые точно будут трактовать мои слова по-своему».