Уайтчепел: Рассказчик

      – Тебя надо помыть.       Уилсон пошевелился и тихо захихикал. Типичный Харт – который начал думать практично, как только пришел в себя.       Он наклонился, потянулся к сидящему на коленях Уилсону, попытался подхватить его под бедра.       – Положи мне руки вокруг шеи, – продолжал он.       «У нас было пятнадцать минут, – рассуждал он. – Я быстро справился».       – Ты меня нести собрался?       Харт моргнул и в искреннем недоумении переспросил:       – А не надо?       Уилсон рассмеялся в ответ.       – Если хочешь.       «Он же понесет», – думал Уилсон, обвивая Харта руками за шею. Это было непривычно – но странно лишь потому что непривычно, что его кто-то куда-то потащил.       Харт усадил его на край ванной, потерся лицом ему о плечо, уворачиваясь от объятий, включил фонарик, направленный на потолок. Полотенце он сунул под струю воды, вытер Уилсону губы – сначала влажной частью, затем насухо.       Он смотрел глаза, гладил большим пальцем шершавую щеку.       – Рот нужно прополоскать.       Уилсон покачал головой, ему было весело, он даже этого не скрывал. Рот полоскать он не хотел, а вот переодеться ему не мешало.       Харт склонил голову набок и поинтересовался с улыбкой:       – Я делаю что-то странное?       Пока Уилсон не разомкнул губ, Харт успел расстегнуть ему штаны и дождался, когда он привстанет – чтобы снять их с бедер и спустить по ногам.       – Непривычное, – отозвался Уилсон.       – В хорошем или плохом смысле?       Он ушел за чистыми трусами, не дожидаясь ответа, а когда вернулся, то вновь сполоснул полотенце и встал напротив.       – В хорошем, – наконец, молвил Уилсон.       Он только в тот момент понял, что Харт вовсе не шутил – и намерен его мыть. Уилсон не сопротивлялся ни влажному полотенцу, осторожно вытиравшему пах, ни сухому полотенцу, ни команде поднять ноги – чтобы Харт надел на него белье – и просунуть ноги в штаны.       Уилсон сдерживал улыбку, Харт фыркнул:       – Люди обычно так не делают?       – Нет, но очень даже зря. Спасибо.       Их взгляды встретились, Харт вздохнул с облегчением, наклонился, поцеловал Уилсона в лоб, по-прежнему не отстраняясь, на ощупь, застегивал ширинку и ремень.       – Готов?       Уилсон обхватил его руками за пояс и притянул к себе, задирая голову, заставляя приблизиться вплотную и встать между его разведенных ног. Харт по обыкновению разомлел от спонтанного проявления чувств, закрыл глаза, прислонясь лбом ко лбу, обнял за плечи и закрыл затылок Уилсона ладонями.       Уилсон дышал и не шевелился – но спустя некоторое время отстранился и произнес:       – Нам нужен план.       – Я знаю места, где собирались Псы – и Вши. Можем проверить старые места Вшей и спросить, что вообще происходит. Я могу справиться в одиночку.       Уилсон замотал головой.       – Можешь – но не будешь.       Харт рассмеялся – и кивнул.       – Хорошо. Они в Ист-Энде – я хорошо знаю район. Для публики мы преступники, в такой же заднице с полицией, как и они. Что мы их сдадим, им знать необязательно. Они мнительные – поэтому в Уайтчепеле о них и нет сведений. Будут обыскивать – им все надо позволять. Я скажу, что знаю главаря, если он главарь, и если там спустя… – он вопросительно хмыкнул. – Сколько уже? Десять, сука, лет! Если там есть те, кто его знают, нас пустят. Если нет – придется выкручиваться на месте.       По привычке он вновь хотел еще раз предложить Уилсону не ходить с ним – но понял, что это бесполезно.       Какое-то время спустя они уже садились в машину – и направлялись через Дартфорт на запад, в сторону Лондона, в сгущавшихся сумерках мимо мелькали теплые квадраты окон жилых домов, билборды и вывески придорожных кафе. Они сменили машину на середине пути, и когда они пересекали Темзу через мост с видом на залитую огнями набережную, было уже совсем темно.       – Они спросят, кто я. Что мне ответить?       «Купить пистолет и поддельные номера у меня получилось, – рассуждал мысленно Уилсон, – потому что я выглядел, как среднестатистический замышляющий какую-то пакость мужик. А сейчас мы лезем в узкий круг».       – Ты со мной – и ты мой соучастник. Они следят за новостями – по крайней мере следили, когда я там был, будут знать, что тебя обвиняли в убийстве.       Уилсон кивнул – и больше вопросов не задавал. Они двигались вдоль железнодорожных путей, мимо парка Виверс Филдс к станции метро Бетнал Грин – но вскоре оставили автомобиль у промзоны, в четверти мили от ангаров шиномонтажа, гаражей и складов.       У забора закрытой территории – с распахнутыми воротами, перегороженными пирамидой из покрышек – им навстречу вышел незнакомец в шапке. Харт ступал чуть впереди, он сделал сигнальный жест – оттопырив большой и безымянный палец, согнув пару раз – и еще несколько мгновений спустя тип в шапке уже досматривал их обоих по очереди, почти грубо ощупывая по карманам.       Уилсон держал лицо кирпичом, Харт вел себя естественно.       – Кто вы и зачем явились?       – Харт. Хэддон меня знает. Помочь по дерьму с Псами, – Харт оглянулся на Уилсона. – Этот со мной.       – Тебя в убийствах обвиняли?       Это было ожидаемо. Харт усмехнулся.       – Вообще нас обоих. Поэтому мы и подумали, что вы нас не пристрелите.       – Если Хэддон скажет, пристрелим, – отозвался мужик в шапке.       Харт кивнул – и по его опустившимся плечам Уилсон ощутил облегчение: Хэддон на месте, и первую миссию квеста они прошли.       Тип махнул кому-то, оставил вместо себя какого-то парня сторожить визитеров, но вскоре вернулся – и повел их в гараж – лабиринтами из стоявших друг на друге контейнеров. Внутри было нечто среднее между сборищем рок-группы и раздевалкой футбольной команды – только с большей суетой.       Разномастные мужчины, худые, мускулистые, молодые, старые, почему-то злые, и несколько в центре – сидели склонившись над картой, разложенной поверх ящика из-под овощей.       В углу детский засохший подгузник, вдоль стены – батарея пластиковых тар с питьевой водой, – и злой качок, раздающий всем бутылки.       Хэддон – очкарик в центре, сжимавший врученную бутылку, тыкавший в карту карандашом, – поднял на вошедших глаза, остальные повторили за ним, уставившись на гостей.       – Уортон? – прищурился Хэддон, глядя Харту на подбородок.       Харт сдержанно кивнул.       – Надеялся, что ты меня запомнил.       – Где тебя носило? Ушел в свою медицинскую школу и исчез, – Хэддон изобразил негодование, но даже не поднялся с места, а затем добавил, уже строго: – Откуда ты узнал, что у нас проблемы?       – Увидел подделку вашей работы в полиции.       Харт отступил, чтобы поравняться с Уилсоном, указал на него рукой.       – Мой соучастник.       «Знакомство с родителями», – репликой внутреннего монолога посмеялся над собой он.       Десять лет назад Хэддон смекнул, что шестнадцатилетний, готовый на все, юнец, решивший устроиться на подработку, может быть полезен и далеко пойдет – особенно когда Хэддон попытался залезть ему в штаны, а Харт с безразличием офисного сотрудника в глазах ответил: «Доплати двадцать фунтов».       Хэддон тогда от души посмеялся и лезть перестал – потому что это отбило всякий интерес.       Сейчас он хмыкнул, они сцепились взглядами – и за секунду у обоих перед глазами промелькнули два года их сотрудничества.       – Кто ты в полиции?       – Судмедэксперт, – ответил Харт, затем он указал на Уилсона. – Судебный психиатр.       – И что ты и твой… соучастник можете для меня сделать? Вы разве сами не в розыске?       Если они живы и стоят в гараже вместе с Вшами, значит, они могут быть полезными – и осталось угадать, как именно. Харт ощущал себя прорицательницей, склонившейся над магическим шаром с предсказаниями, разложившей карты. Интуиция, обобщение, что-то наугад – и калибровка.       – Использовать информацию, которую мы получаем от источника внутри участка, чтобы помочь вам. Ты зачем кольцо Гэррити украл?       Хэддон резко ударил по ящику, грохот разнесся по гаражу и отразился от стен, Харт никак не отреагировал – но шагнул к Уилсону, чтобы его отгородить.       – А они зачем толкали дурь на нашей территории? – проворчал качок с татуировками.       Хэддон взглянул на него испепеляюще, он тут же заткнулся.       – С какой стати тебе нам помогать?       – Ты оплатил моей сестре похороны, – Харт пожал плечом. – Я ничего не забываю.       Это было в стиле старого доброго Харта – полоумного, возмужавшего чудовища, которое отрастило когти и пришло помочь старому хозяину – естественно, не безвозмездно.       Хэддон кивнул. Харт пошел ва-банк.       – У Псов ребенок. Ты в курсе, чей?       Главарь вздохнул, прикрыл глаза, худой тип за его спиной переглянулся с качком и переспросил:       – Грейс?       У Харта вытянулось лицо, он побледнел – потому что он слишком хорошо знал Хэддона.       – Это твоя дочь?!       – Харт, – Хэддон поднял руку в предупредительном жесте.       – Тебе выдвигали требования?       – Пока нет, но…       – Значит, выдвинут, потому что в мусоропроводе твою дочь не нашли.       Уилсон сперва ничего не понимал, потом понял – и ужаснулся. Ребенок в стае мужланов, которые понятия не имеют, как обращаться с детьми, вырастет даже не в Маугли – а в социопата, с искаженным представлением о реальности. Харт чувствует себя как дома – и Уилсон запретил себе отслеживать множащиеся вопросы – о том, что в жизни Харта вообще происходило, если он по-свойски вернулся в банду, на десять лет назад, по выражению лица Хэддона понял, что у того есть маленький ребенок…       – Ты слишком на меня злишься, чтобы со своим соучастником остаться на ночь? – Хэддон звучал уже почти дружелюбно и гостеприимно. – Судя по вашему виду, жить вам в Лондоне негде.       Харт взглянул на Уилсона. Выбора у них все равно не было.       К ним быстро потеряли интерес. Банда разошлась, переговариваясь между собой, кто-то остался в гаражах, кто-то убрался восвояси. Харт все время пытался встать так, чтобы оказаться между Уилсоном и остальными.       Четверть часа спустя их заводили в один из множества ангаров, похожих на мебельный склад – с офисными стульями, сортировочными ящиками, шкафами, коробками на стеллажах и одинокой лампочкой под потолком на волнистой линии толстого провода.       Хэддон открыл шкаф – который оказался шкафом-кроватью – и вывалил наружу скрипящую раскладушку.       – Поместитесь.       На матрасе были следы от всевозможных жидкостей, Уилсон в тот момент подумал, что спать в машине намного лучше.       Харт кивнул резко и утвердительно.       – Впускаю вас в мой Форт-Нокс, – усмехнулся Хэддон. – И я вас тут запру. Такое надежное убежище не бесплатно. Встреча по поводу того, что делать с Псами, у нас завтра на восемь вечера. Там выложишь свою информацию – все, что уже нарыл, и что нароете завтра.       Он указал подбородком на Уилсона, расслабленно облокотился на соседний шкаф. Стекла очков блеснули.       – Сегодня встреча была забита под завязку, так? – отозвался Харт. – ​С похищениями детей каждая минута на счету.       – Если они ее убьют, не попытавшись на меня надавить, это значит, что Гэррити дурак. Он… – Хэддон сплюнул на пол, – к моему сожалению, не дурак.       Харт хмыкнул – многозначно, то ли насмешливо, то ли понимающе.       – Не меняешься, – бросил Хэддон.       Он смотрел на Харта пару мгновений, потом шагнул ближе, вытянулся, чтобы положить ему руку на загривок, а другой потормошил волосы. Харт был на полголовы его выше, это выглядело нелепо и вовсе не умилительно.       Харт стиснул зубы и покорно терпел, Уилсон из последних сил сдерживался – потому что он и переживал, и злился, и возмущение закипало в груди неприятной, жгучей волной.       Было в жесте Хэддона что-то отеческое – но с душком. Уилсону хотелось оторвать Хэддону руки – и оторвать руки кому угодно, кто стал бы трогать Харта.       «Проваливай уже, – взмолился мысленно Уилсон. – Оставь нас в элитных апартаментах наедине».       Хэддон, наконец, отпустил Харта, они вновь играли в гляделки несколько секунд, и ноздри Харта расширялись от возмущения – и от того, как Хэддон его оценивающе разглядывал.       То, что Хэддон видел, ему нравилось – и он уже нарочито громко звякнул ключами, кивая на нагромождение хлама в центре гаража.       – Ночной горшок там же, где был. Доброй вам ночи.       Из его уст звучало как издевательство и как насмешка, Уилсон поморщился от грохота двери и лязга замков снаружи – когда Хэддон, наконец, свалил.       – Ты как? – спросили одновременно Харт и Уилсон.       Харт рассмеялся от облегчения.       – Мне-то что сделается, это моя семья. Я пальто постелю, спать будешь на мне.       – Отель пять звезд, все включено, – Уилсон скрыл за иронией и нервным смешком недовольство, беспокойство и растерянность, а затем добавил: – Господи, ты представляешь, я ревную, оказывается.       Он подошел ближе и положил руки Харту на пояс. Харт округлили глаза, он не понял – и он не притворялся.       – М-меня?       – Тебя.       В гараже было холодно, Уилсон прижался щекой к щеке Харта. Харт обвил его руками вокруг плеч, положил ладонь на затылок.       – К чему? К кому?       – Я думал, я ему руки оторву. Я еле сдержался, – тихо рассмеялся Уилсон.       – Хэддон?! – изумился Харт. – Он так властность проявляет – аналогичный трюк, что и с тем, что он нас запер. Мы на его территории, мы играем по его правилам, бла-бла-бла, – он гладил Уилсона по голове, поцеловал в щеку и висок. – Я как девственница викторианской эпохи, до тебя никого.       – Я понимаю…       Уилсон понимал, но ничего поделать не мог. Он и не знал, что так бывает – и что отреагирует вот так, да еще и без возможности отогнать Хэддона прочь – потому что он им еще нужен.       – Меня просто разозлило, что он тебя трогает.       Ладони Уилсона переместились с талии Харта на бедра.       Харт не до конца вразумил эту ревность Уилсона, в груди разливалось потеплевшее изумление, вперемешку с радостным открытием, что его можно ревновать – и непониманием, что с этим делать.       Он присел и чуть наклонился, обхватил Уилсона над коленками.       – Руки мне вокруг шеи, пожалуйста, – скомандовал он.       – Два ярда нести до кровати.       – Я знаю, что было на этой кровати, и ты с ней соприкасаться не будешь. Руки вокруг шеи.       Уилсон прыснул – но выполнил указания. Харт уперся подбородком ему в плечо, поднял, понес два шага, развернулся у разложенного шкафа. Пружины громко скрипнули под их весом, Уилсон едва коснулся ступнями пола, как Харт уже усадил его к себе на колени, начал спускать пальто с плеч.       – Пальто будет подо мной, на пальто – я, ты на мне.       – Ну хорошо, – Уилсон замотал головой и начал оглядываться по сторонам.       Харт сделал глубокий вдох.       – Странная ностальгия. Тебя удивило, что я был в уличной банде?       Уилсон по-прежнему держал его крепко за плечи, сидя на коленях.       – Я пытаюсь собрать картину воедино. Удивило – это не совсем то слово… – он сделал паузу, подбирая формулировку. – Это были скорее вопросы, что тебе вообще пришлось пережить до момента, как мы встретились.       Харт будто бы отвлекся, он взглянул вниз, на бедра Уилсона, перехватился.       – Сидишь удобно?       – Угу.       Он понял, что просто убегает от ответа – и тяжко вздохнул.       – Разное, – многозначно охарактеризовал свой опыт Харт, и после кивнул Уилсону за плечо подбородком, сжимая руки на его талии. – Ночной горшок, кстати, под сортировочным ящиком. Мебель вся из предприятия Хэддона, которое закрыли, раскладушка – это от его… бывшей-нынешней жены, они постоянно сходились и расходились, как в мексиканском сериале. Тут есть аптечка и презервативы, – перечислял он. – Жвачки всегда есть. Одно время тут держали средство для полоскания рта.       Уилсон промолчал. Харт продолжил:       – Завтра надо будет связаться с Эдом, может быть, у него есть что-то новое, – он засопел. – Фрэнклин Гэррити – главарь Псов… Он, действительно, не дурак – и принципов у него нет. Я знаю, где он может ошиваться. Если что, держись за мной. Прости, но ты не умеешь драться.       Харт поднял на Уилсона глаза, во взгляде не было осуждения.       – Не умею. Я надеюсь, ты меня научишь. Я не совсем неумеха, я клянусь.       Уилсон, действительно, не умел драться – и даже в школе не дрался – потому что был спокойным мальчиком-паинькой, который читал книги и старался получить одобрение отца – остававшегося равнодушным ко всем его успехам, если они не росли в геометрической прогрессии.       Уилсон быстро бегал и хорошо отжимался, только чтобы это уметь – и при необходимости доказать, что может. Он понятия не имел, что происходит за пределами его частной школы, безопасной оранжереи, и даже в колледже – куда он поступил, чтобы удовлетворить отца и пойти по его стопам – особенно ни в каких студенческих активностях не участвовал.       Однако на первом курсе Уилсон вдруг начал понимать, что отец во многих вещах неправ и немудр, он вдруг начал отвечать и возражать отцу – когда приходил каждые выходные завтракать в родительский дом из общежития – и провоцировал скандалы.       Мать говорила ему, что своим неблагодарным отношением и глупым подростковым бунтом он доведет отца до сердечного приступа… К концу первого года обучения Уилсон появлялся дома еще реже – но когда вечером, накануне одного из экзаменов, ему позвонила мать, сообщив, что отец скончался, он подумал, что он один во всем виноват.       Уилсон и сейчас считал, что своим раскачиванием лодки – по-детски неосмысленным – он свел отца в могилу – потому что тот, действительно, не выдержал оппозиции. В глубине души Уилсон признал, что отец был классическим холодным нарциссом, выстроившим свою фигуру академика, не терпевшего возражений, привыкшим к безусловному согласию и почитанию – а матери было выгодно жить в тени лондонского профессора психиатрии, на каждой встрече своего чертового винного клуба рассказывать о его достижениях и публикациях в научных журналах.       Мать ушла вскоре за отцом – и Уилсону осталась просторный трехэтажный дом с садом в Хампстеде – в районе, где некогда обитал Зигмунд Фрейд – как его мать постоянно повторяла.       – В драке не надо много уметь, драки обычно заканчиваются быстро, – отвечал Харт, и Уилсон вынырнул из воспоминаний, возвратившись в складской ангар. – Атаковать не спереди, а сбоку, целиться в глаза, нос, горло, пах, – он хихикнул. – Мой любимый прием в неравной драке – вцепиться, как бульдог, – он повернулся, придавливая пальто задницей к матрасу, чтобы оно не поворачивалось вместе с ним, и, обхватив Уилсона за талию, увлек за собой, опускаясь на кровать по диагонали, – и не отпускать.       Уилсон лег так, чтобы рука оказалась под головой Харта, тело уже реагировало на близость и горизонтальное положение, телу было безразлично, где они, и при каких обстоятельствах это происходит. Он выпрямил ноги, устроился поверх Харта, подпирая его тазом.       Харт часто моргал, эрекция не заставила себя ждать, он дышал глубоко в живот, успокаивая себя и лежавшего рядом Уилсона, гладил его по голове.       – Спи.       Уилсон тихо рассмеялся, смех был похож на фырканье. Он склонил голову, прислонившись лбом Харту в челюсть.       Теплое дыхание щекотало лицо, Харт чуть пошевелился, почти касался губами его уха.       – Я люблю тебя, – сказал он шепотом.       Харт поправил Уилсону волосы – чтобы лежали ровно.       Уилсон улыбнулся.       – И я тебя люблю.       Внутри было щемящее чувство – ему было одновременно и страшно, и хорошо, и снова страшно и больно, и радостно. Он хотел сказать что-то еще, но не находил слов.       Харт был спокоен, он просто держал его в объятиях, изредка водил носом по волосам. Уилсон не стал подрываться и просить пообещать, чтобы Харт больше ничем не рисковал.       Он уснул следом за Хартом.