Дижонская горчица

1974

      Двадцать мальчиков и двадцать девочек выстроились в ряд перед мадам Фату.       — Центральную, а значит главную часть пансиона будут украшать к Рождеству, — она ходит перед лицами маленьких дворецких и маленьких ведьм, — Ригер и Бут, — у меня в живот падает камень, Гайя задирает голову, и непослушные волосы подпрыгивают. — А помогать им будут я и Сильвен. Сильвен принесёт лестницу и мешок украшений. Я отвечаю за ёлку.       — А вторую лестницу можно?! — громко спрашивает Гайя. — Нас с Паскалем двое, а лестница одна!       — Бут, пора учиться летать.       Летать учусь я. Высокий Сильвен не может дотянуться до потолка без лестницы. Куда мне с моим метром роста? Наставник подкидывает меня на ступеньки, а мадам Фату подбрасывает мишуру. Что делает Гайя? Она танцует. Мадам Клотильд ведёт урок танцев у Франсуа и Орор в соседнем зале. Гайе нравятся танцы, но мы с ней ещё не встали в пару.       — Бут! — мадам Фату кидает в Гайю мешок мишуры. — За работу! Ригер уже украсил треть центральной части пансиона!       — А я запомнила три шага вальса. Скучный танец. Лёгкий.       На кухне мадам Анн Ле печёт с Жамелем печенье. Пахнет сладко. Мадам Фату в центральном зале ставит высокую ёлку.       — Бут, наряжай ёлку!       — Да как я её наряжу?! — Гайя поправляет падающие на лоб волосы и нервно вздыхает. — Я до нижней ветки не достаю!       — В 6 лет нужно уже доставать! В 5 лет Микаела умела взлетать выше пансиона!       Микаела — мадам Жамеля. Жамель и Микаела в прошлом году украшали центральную часть пансиона к Рождеству. Мне не нравится Жамель. Гайе не нравится Микаела. Жамель и Микаела старше нас с Гайей на год.       — Поздравляю Микаелу! Очень за неё рада! — Гайя запутывается в непослушных коричневых волосах. — Да как вы надоели мне!       — Бут, ради мадам Жозефины сделай что-нибудь со своими волосами! Ты пансион украшаешь или себя?!       — Мадам Фату, — я спрыгиваю с лестницы, — позволите помочь мадам Бут с волосами?       — Делайте, что хотите, Ригер, — ведьма стоит руки в боки. — Через два часа ёлка должна быть наряжена. Сильвен, — подзывает моего наставника, — пойдём курить. С этими детками никаким здоровьем не напасёшься.       Я подхожу к Гайе, когда мадам Фату и Сильвен уходят из пансиона на улицу. Она прячет под воротничок платья длинные волосы.       — Принеси мне свой гребешок.       — Зачем? — Гайя поднимает на меня огромные карие глаза. — Тебе причесаться?       — Да, — обманываю и укладываю вставшие от прыжков волосы, — а то мадам Фату будет на нас двоих ругаться. Беги за гребешком.       Через пару минут Гайя возвращается с маленькой расчёской и протягивает мне. Я прошу её сесть на кожаный стул напротив окна.       — Вытащи, пожалуйста, волосы из-под платья.       — Что ты собрался делать? — она оборачивается, сидя на стуле. Ей интересен я, а не падающий снежок за окном.       — Красивую причёску.       Я расчёсываю длинные коричневые волосы, аккуратно справляюсь с колтунами. Волосы Гайи густые и толстые, не такие, как мои.       — Больно?       — Нет, мне нравится, как ты причёсываешь.       Сильвен на примере Орор учил нас с Франсуа заплетать косы. У Франсуа это великолепно получается, его мадам Орор каждое утро ходит на занятия с красивыми косичками. Я хочу сделать красивой Гайю. Разделяю волосы центральным пробором, решаю начать с левой стороны. Плотное плетение трёх прядей. Дохожу до конца и понимаю, что мне нечем завязать внизу. Карман брюк светится. Гайя колдует? Я вытаскиваю из кармана две зелёные резиночки. Это не мои. Поднимаю голову на лестницу и вижу мадам Жозефину в белом платье. Она подмигивает. Я закрепляю конец косы резинкой и слышу стук за спиной — Сильвен на улице показывает большой палец, мадам Фату пускает струю дыма. А теперь делаем то же самое с правой стороны. Плетение, резиночка.       — Как тебе? — подаю Гайе зеркальце.       — Как будто лысая, — она проводит ладонью по макушке. — Мне нравится. Спасибо, Паскаль!       Сильвен и мадам Фату украшают мраморную лестницу. Мы с Гайей бегаем вокруг ёлки и вешаем шарики — докуда достаём. Гайе не мешают волосы, она поглощена весёлым занятием. Я замечаю, что шарики и мишура сами собой появляются на ветках выше нашего роста. Мадам Фату улыбается.       — Всё! — кричит Гайя и поднимает руки. — Мы украсили ёлку!       — Нет, Бут, вы забыли звезду, — мадам Фату передаёт маленькой ведьме последнее украшение.       — Я не достану, — обиженно говорит Гайя.       — А ты попроси Паскаля, — подсказывает Сильвен. — Он с удовольствием тебе поможет.       — Бут не умеет левитировать, — бросает резкое замечание вечно недовольная Микаела.       — Брысь отсюда! — выгоняет Микаелу мадам Фату. — Зови Жамеля, и идите делать уроки!       — Паскаль, — Гайя стоит у ёлки и просит меня подойти.       Шестилетняя Гайя — маленькая. Самая маленькая ведьма в пансионе. Ростом она доходит мне до груди. Чёрные глаза не сливаются с коричневыми косами. Не знаю, что красивее в ней — наверное, всё.       — Подсади меня, — тихо просит Гайя.       — Что? — я наклоняюсь, потому что плохо её слышу.       — Подсади меня! — она требовательно кричит. — Я хочу быть выше тебя!       Гайя садится мне на плечо и тянет руку к верхушке ёлки. Не может дотянуться. Это невозможно с нашим маленьким ростом. Я понимаю, что перестаю чувствовать пол под ногами. Я лечу. Я лечу с Гайей на плече. Выше и выше. Разноцветные шарики мелькают перед глазами. Гайя вешает звезду.       — Получилось! Паскаль, мы взлетели!       Мадам Фату улыбается.       — А теперь зажги ёлку, — шепчу Гайе.       Она закрывает глаза и проводит ладошкой по веткам. Гирлянда загорается. Микаела с Жамелем строят обиженные лица. Сильвен прячет розетку за коробкой с подарком.       Сильвен объяснил мне главное правило дворецких. Он сказал, если не следовать этому правилу, можно умереть. Я не хочу умирать.       — Показывай, — говорит Гайя в старой уборной, куда никто не ходит.       — Как… Как тебе показать?       — Спусти брюки с трусами, — она невозмутима.       — Ты уверена?       — Орор видела у Франсуа, а я у тебя — нет! Паскаль, я тоже хочу увидеть!       — Не понимаю, зачем тебе это.       — Мы учимся вместе! Между нами связь, помнишь?       — Помню. И какая связь между нашей связью и моими трусами?       — Ты видел меня в форме, я тебя — в костюме, ты меня — в пижаме, я тебя — в пижаме. Осталось без трусов.       — Может, для начала в трусах?       — Паскаль, твои трусы от моих ничем не отличаются! Меня больше интересует, что под ними.       — Знаешь, я в свои 9 лет не интересовался, что у кого под трусами.       — Ну ты и балбес! Давай снимай! Быстрее покажешь, быстрее уйдём отсюда.       Лучше бы катали котов в коляске!       — Ладно.       Я расстёгиваю ремень, спускаю до бёдер брюки, сначала показываю белые трусы, а потом оголяюсь.       — И что это? — спрашивает Гайя после нескольких секунд. — Что за хобот детёныша слона? Ты прячешь под трусами маленького слоника?       — Это мой половой орган. Вот так он выглядит. Вот этим отличаются мальчики от девочек.       Не говоря уже о груди, но она у Гайи не растёт. Самая большая грудь у мадам Фату!       — И ты писаешь этим хоботом?       — Да.       — А сидя нельзя писать хоботом?       — Можно, но я делаю это стоя.       — Понятно, что ничего непонятно. А что за уши у него под хоботом? — Гайя показывает на… понятно, на что. — Вон левое, а вон правое, — вертит головой. — Да как вообще на него смотреть? Он вниз ушами, что ли?       — Да, именно так! — натягиваю трусы выше. — Всё? Можно одеваться?       — Одевайся.       Я надеваю трусы, застёгиваю ширинку брюк.       — А теперь моя очередь, — Гайя поднимает юбку платья и собирается стянуть колготки.       — Нет-нет! — отворачиваюсь, успеваю зацепиться взглядом за белые трусы. — Не делай этого!       — Почему? Ты показал мне, теперь я покажу тебе.       — Я… я знаю, как выглядит.       — Откуда?! — Гайя ошеломлена. — Кто тебе показывал?!       Франсуа рассказывал. Жамель тоже рассказывал. Жамель рисовал Микаелу. Голой. Я знаю, как выглядят девочки без одежды.       — Мальчишки рисуют непристойные картинки, — мои слова заставляют Гайю опустить юбку. — У девочек нет… хобота. У них… как рот, — прикладываю пальцы к губам, — только внизу.       — Рот? А я и не задумывалась, — теперь Гайя задумывается. — Да, наверное, похожа на рот. А ты не знаешь, зачем Микаела себя трогает?       — Трогает? Как так трогает?       — Под одеялом. Ночью. Она трогает себя. Я вот себя не трогаю. А ты, Паскаль?       — Нет, — мотаю головой. — Зачем трогать половой орган? Он же… Им писают. Для этого он. Для чего ещё?       Жамель трогает Микаелу. Микаела трогает Жамеля. Такое запрещено. Сильвен сказал мне, что такое нельзя делать. Если мадам Жозефина узнает, что дворецкий трогает ведьму, она придёт в бешенство.       Франсуа и Орор делают это, когда никто не видит. Франсуа и Орор делают это перед сном и утром. Франсуа и Орор умеют это делать.       Я живу на чердаке Сильвена. Сильвен ушёл. Мадам Жозефина выселила меня из комнаты мальчиков и приказала жить на чердаке. Я просыпаюсь, как все, ложусь спать, как все, выполняю обязанности дворецкого, как все. Почему-то живу на чердаке.       Сегодня Рождество. Праздничный ужин продолжается. У взрослых разумеется. Взрослые выпивают шампанское. Мадам Фату строит глазки Бенуа. Бенуа — наставник Франсуа и дворецкий мадам Анн Ле. Франсуа и Орор делают это сейчас, пока взрослые не видят. Франсуа и Орор держались за руки, стоя возле ёлки. Они любовались прекрасным деревом и ловили любовные взгляды на разноцветных шариках.       День подходит к концу. Все дети спят. Должны. А я не могу, потому что мадам Клотильд поёт без музыки. Длинные ногти царапают деревянную дверь. В мою комнату заходит мадам Бут в пижаме. Я тоже в пижаме под одеялом.       — Ты спишь? — она забирается на кровать.       — Нет. Почему Вы не спите? — вылезаю из-под одеяла и сажусь.       — Праздник же, — мадам вытаскивает из-за спины бутылку. — А я украла шампанское с праздничного стола!       — Не боитесь выговора?       — Боюсь не отпраздновать Рождество. Сладкая вода за ужином! Ну какой это праздник, Паскаль!       — Девочки в 12 лет не пьют алкогольные напитки.       Она открывает бутылку. Бесшумно. Не руками. Мыслями.       — Всё когда-то бывает в первый раз, Паскаль, — мадам протягивает мне шампанское. — Вдруг там отрава? Проверяю на тебе.       — Из горла? — беру бутылку. — Где же Ваши манеры?       — Уже спят. Давай, сомелье, удиви меня.       — Охлаждённое…       — Да, Паскаль, у меня тоже рука мокрая. Бутылки стоят в ведёрках со льдом.       Увы, не удивил.       — Вы правильно открыли шампанское. Громкий хлопок пробки — это моветон. От выстрела пузырьки углекислого газа рвутся наружу, что вредит качеству напитка. Аккуратно и спокойно, чтобы проще разливать и приятнее пить. Вам известно такое слово как sabre?       — Нет, — мадам улыбается.       — Искусство открывать шампанское саблей. Я покажу Вам как-нибудь.       — Паскаль, ты будешь пить? — она ударяет меня по коленке.       — Перед тем, как разливать напиток по бокалам, он должен постоять две-три минуты в открытой бутылке. Это раскрывает лучшие качества шампанского. Я говорю полторы минуты, у нас ещё есть время, — циферблат на левом запястье показывает ночь. Ложась спать, я не снимаю часы.       — И сколько «шампанских» ты пробовал?       — Достаточно. Я предпочитаю шампанское и вино, коктейли у меня получаются слишком сладкие и неалкогольные.       — Когда ты сделаешь мне коктейль?       — Не сейчас точно, — делаю несколько маленьких глотков, смакую вкус. — Дом Периньон. Пино-нуар, Шардоне. Игристое, сухое. Цитрусовые, фруктовые, копчёный дым. Утончённый, гармоничный, сливочный, глубокий, — нюхаю напиток. — Отличный выбор, — передаю бутылку. — Не отравленно.       Она пробует шампанское. Первое шампанское в жизни. Надеюсь, не опьянеет, не должна. Хотя, если нам предстоит опустошить бутылку, то даже я опьянею. Мадам делает губами «а-а» и причмокивает.       — Вкусное.       — Вкусное, — повторяю и усмехаюсь.       — Ну извини. Для меня еда и напитки делятся на вкусное и невкусное. Я не понимаю, насколько сладкая алкогольная вода глубокая, сливочная и утончённая. Почему шампанское вообще сливочное? Туда добавляют молоко?       — Угу, — уклончиво ухожу от ответа.       — Почему ушёл Сильвен? — мадам делает второй глоток и передаёт мне бутылку. — Он тебе что-нибудь сказал перед уходом?       Сильвен исчез из пансиона месяц назад. Мадам Жозефина строго-настрого запретила обсуждать его уход. Нам нельзя говорить и вспоминать о Сильвене.       — Он ушёл ночью, вероятно, потому что перед отбоем он был в пансионе, а утром уже нет. Сильвен ничего мне не сказал.       — Есть догадки?       — Нет, а у Вас?       Мадам забирает у меня бутылку:       — Он жив, — углекислый газ щекочет связки. — Я это точно знаю. Он где-то далеко. Непонятно, почему он ушёл.       Сильвен научил меня курить и завязывать галстуки. Я знаю, как достойно служить ведьме. Сильвен научил меня всему. Я занял его место, стал Сильвеном: живу на чердаке, служу самой сильной ведьме пансиона, курю в маленькое окошко. Мадам Бут тоже курит в маленькое окошко — Сильвен научил.       Мадам крутит в руках бутылку, длинные пальцы мокрые, глаза смотрят в одну точку.       — Вы что-то знаете? Вы что-то чувствуете.       — Догадки, нелепые догадки, ничем не подтверждённые. Нет, я не знаю.       — Я слышал, мадам Микаела увидела на Высшем Разуме лицо своего фаворита, — показываю на бутылку, беру с разрешения.       — Да, её фаворит родился, — мадам Бут улыбается. — Она увидела лицо новорождённого мальчика. Смешно. Она старше фаворита на тринадцать лет. Жамель в шоке.       — А Вы? Вы видели лицо своего фаворита?       — Нет, — она распрямляет мои пальцы и забирает шампанское. — Слышала имя.       — И как его зовут?       — Не по-французски.       — О-о, иностранец. Надеюсь, Вашего возраста или постарше. Главное, что не младенец.       — Глупые ведьминские законы, — бурчит она под нос.       Я покидаю кровать и закуриваю у окна. Мадам Бут пьёт шампанское из горла, лёжа на моей подушке. Ведьме — 12, мне — 14. Мадам Жозефина была права: её дочь выросла высокой девушкой, самой высокой в пансионе. Мы — единственная пара дворецкий и ведьма одинакового роста — 170 сантиметров. Я беру банку из-под маслин — пепельницу — и сажусь на пол, прислоняюсь спиной к каркасу кровати. Мадам с бутылкой в руках занимает место рядом.       — Наше первое Рождество вдвоём, — говорю вслух, затягиваясь сигаретой без фильтра.       — Хочу всегда эту ночь встречать с тобой, — мадам целует меня в щёчку.       Я закрываю глаза и осознаю, что произошёл идеальный момент за четырнадцать лет жизни. Мадам забирает сигарету из пальцев и затягивается.       — У меня волосы на лобке растут, — непринуждённо оглашает.       — У меня тоже.       — Бюстгальтеры такие неудобные. Обожаю ночи, — мадам делает долгую затяжку. Я любуюсь её пальцами и губами. — Можно спать без треугольных чашечек.       Хочу видеть её по ночам без бюстгальтера. Хочу наблюдать, как она надевает платье по утрам. Стройные ноги и острые коленки прекрасны в колготках. Жаль, я больше не застёгиваю ремешки на женских туфлях.       — Сегодня у ёлки Франсуа признался в любви Орор, — мадам тушит сигарету в пепельнице и запивает табачную горечь шампанским.       — А она?       — А она поцеловала его в ответ.       Они делают это — целуются.       Я убираю пепельницу на полку шкафа и перемещаюсь на кровать.       — Ты умеешь целоваться? — мадам подсаживается ко мне.       — Нет. Дворецким нельзя целоваться с ведьмами, дворецким ни с кем нельзя целоваться.       — Почему же Микаела целует Жамеля? Почему Орор целует Франсуа?       — Они нарушают правила, мадам.       — Они хотят целоваться, потому что любят друг друга. Я хочу целоваться с тобой, Паскаль.       — Я не умею.       — Давай научимся! Что нужно делать? — мадам приближается. — Касаться губ?       — Да.       — Вот так? — она чмокает меня, как в щёчку, вокруг рта, затрагивает губы несколько раз. — Паскаль, это какая-то ерунда! Орор говорила, там ещё язык шевелится.       — Пошевелите языком под сомкнутыми губами. Вот Вам и шевеление.       — Ты знаешь, как целоваться! — она ударяет меня кулаком в грудь. — Обманываешь и смеёшься надо мной!       — Знаю в теории, Франсуа рассказывал. Я никого не целовал.       — Пора пробовать. В искусстве сомелье ты преуспел, двух глотков достаточно для определения вкуса напитка. Сколько поцелуев потребуется, чтобы почувствовать мою утончённость?       Достаточно одного взгляда. Новая форма безупречно смотрится на стройном теле. Туфли на маленьком каблуке делают длинные ноги элегантными. Каждое утро мадам просит меня заплести французские косы. Она единственная ходит с такой причёской. Моя мадам отрастила ногти, но не покрыла лаком — ей пойдёт мрачный цвет. Скоро она начнёт пользоваться косметикой, как мадам Жозефина. Скоро она перестанет меня просить заплетать косы. Когда мне было 5 лет, Сильвен настаивал, чтобы я называл Гайю «мадам». Два года она для меня — мадам. Я не забыл её имя. Я восхищаюсь мадам Бут.       Она открыла пробку аккуратно и спокойно — именно так я касаюсь полных губ. Не задействую руки — мои кисти лежат на коленях. Вкус мягкий и нежный, пряный из-за табака. Я медленно двигаю губами и получаю ответные поцелуи. Мы учимся. Не любим друг друга, не признаёмся в любви. Я не рисовал обнажённую мадам Бут. Я не видел её голой. Она учится на мне целоваться, первая задействует язык. Мадам Клотильд запевает новую песню. Мы целуемся чувственно, сплетая языки. Мадам хватается за пижаму на груди, откидывается назад на кровати и кладёт меня сверху, не размыкая губ. Первый поцелуй в первое совместное Рождество.       «Они любят друг друга, как и прежде, до угроз, до мучений. Они любят друг друга совсем нерешительно, открывая любовь и открывая время», — поёт мадам мне в голову. Слова на губах остаются у меня на языке.       «Что за песня? Лирическая. Вы не слушаете французские лирические песни».       «Я вижу черноволосого мужчину. Он споёт эту песню через четыре года».       Мы продолжаем целоваться и слушать песню будущего. У мадам Клотильд настроение праздника в центральной части пансиона. В комнате на чердаке дворецкий Ригер и ведьма Бут придаются любви.