Дижонская горчица

      Кабинет Илоны. Тёмно-коричневый стол с тонкой столешницей, меховое кресло, шкурка белого оленя на полу. Белый олень? Как у Санты, что ли? Рудольф, это ты? Отсыпаешься перед Рождеством?       — Не обижай моего оленя! — смеётся Илона.       В обязанности директора входят поиск ведьм и дворецких, контроль образовательного и воспитательного процессов пансиона, ведение свитков об учениках и их успехах. Заработок? Ведьмы получают деньги от Совета. На эти деньги мы покупаем всё необходимое для занятий. Например, Клотильд — музыкальные инструменты и танцевальные костюмы, Анн Ле — посуду и технику на кухню, Фату закупается формой для мальчиков и девочек. Пансион Благородных Девиц — это работа с положенной зарплатой, выходными и отпусками. В отпуск Клотильд посещает карнавалы и вечеринки. В отпуск Анн Ле путешествует по Франции. В отпуск Фату ходит на могилу Ромена. Я во время отпуска зарабатываю связи.       — Мне сегодня вечером нужно будет уехать, — как будто спрашиваю разрешения у Илоны, но по факту ставлю в известность. — Во Вьен. За вином.       — Я слышала, что во Вьене вкусное вино. Неужели вкуснее Лионского? — Илона откладывает на край стола свиток и вытаскивает из портсигара сигарету.       — Взять тебе бутылочку? Как раз проверишь.       — Ночью только не заваливайся в пансион пьяной.       Разок перебрала! Паскаль подставлял руки, чтобы внести меня в пансион в три часа ночи, а я брыкалась и убегала от него. Зачем меня нести, если я стойко держалась на сломанном каблуке?       — Я же тебе говорила: вечер хорошим удался. Я столько подарков вам привезла!       — Да, хорошо поработала, — Илона кивает, выпуская дым. — Лучший работник вечеринки. Гайя, не повторяй, пожалуйста. Ты перепугала весь пансион! А наутро не явилась на занятия.       — Ой, я частенько опаздываю на занятия в трезвом виде. А ты не ставь Предвидение первым уроком. Что за особая любовь ко мне?       — Любовь, да. Я люблю тебя, Гайя. Мы вместе росли в Дижоне и теперь вместе работаем в Лионе. Я — директор, ты уважаешь меня и ценишь. Я не заменю Орор, да и тебе это не надо. Мне важно знать, чем занимается моя ведьма за пределами пансиона. И я знаю. Я прошу тебя о двух вещах: первое — не теряй голову от алкоголя и мужчин, второе — презервативы. Езжай во Вьен и привези бутылочку вина.       — Спасибо.       Незачем врать и прикрываться романтикой с Паскалем. Романтика с Паскалем повсюду: в пансионе, в Лионе, на чердаке, в «Богине», в обычных магазинах. Романтика — подчёркиваю. В сексе нет романтики.       Перемена. Шумно. Я набираю номер телефона, соединяюсь с Вьеном. На завод звоню! У него завод по производству вина и виноградные фермы. Ведьмочки орут и причёсываются на ходу. Клотильд бьёт в барабаны. Не пансион, а детский сад младшая группа. Заглушаю помехи щелчком пальцев.       — Приеду в семь вечера. С тебя три бутылки хорошего вина. Подчёркиваю: три бутылки хорошего вина.       — Буду ждать, — отвечают на том конце. — Одна бутылка уже отложена.       Он не знает, кто я и в каком доме живу. Познакомились на общей вечеринке — он присутствовал, но не дотронулся. Подошёл после, когда я курила на улице. Познакомились, обменялись комплиментами. Винодел! Как устоять? И на личико симпатичный. У вас много знакомых виноделов?       — С кем ты говорила? — передо мной возникает Селестин.       Шлёндра. Видела, как убивали моих друзей, захотела увидеть их сожжение. Форма благородной девицы не делает из тебя благородную девицу. Как бы ты ни улыбалась, как бы ни строила невинное личико, я помню, с каким остервенением ты водила чёрной ручкой по белому листку. Ты любишь огонь, я ненавижу огонь и тебя.       — К ведьме-учительнице следует обращаться на «Вы» и «Мадам». Если я тебя привезла из школы, это не значит, что мы — подруги, и что тебе разрешено «тыкать» мне.       — А в Дижоне ты была другой, — Селестин кивает, — доброй, недалёкой. Ученицей. Вот что делает власть с ведьмами.       И она уходит. Уходит переодеваться в комнату девочек. Меня критикует семнадцатилетка? Иди памперс поменяй своему десятилетнему дворецкому! Шлёндра.       Паскаль. Красивый Паскаль спускается по лестнице. Шуршащие штанишки, шуршащая куртка на резинках, бело-чёрные кроссовки.       — Ничего не забыл? — опускаю молнию на куртке, рисую ногтем спиральку на белой майке.       — Мадам, мне неудобно перед учениками и персоналом.       — Пошёл и быстро надел, — мадам надо слушаться.       — Как пожелаете, — Паскаль топает обратно на чердак.       Я потягиваюсь, снимаю длинные серьги. Занятия спортом ещё не начались, а запашок пота стоит в центральном зале. Чего вы бегаете раньше срока? А потом запыхтите, наворачивая круги вокруг пансиона.       — Красотулечка моя! Выплывай. Я знаю, ты прячешься за углом.       И она выплывает в белоснежных кроссах, розовых гетрах, тёмно-синих бриджах и длинной футболке с верёвочками по бокам. Стоит, мнётся. Тугой хвост, без макияжа.       — Мадам Фату, Вы такая красивая! — Шедид на стуле. Руайе крутит хвосты из непослушных волос.       «Я похожа на бабку, — гундосит Фату. — Бабки спортом не занимаются».       «Ты в самом расцвете сил. Не переживай».       Спорт! Спорт! Спорт! Никогда им не занималась. Клотильд в коротких шортах и заправленной футболке, чёрные кудри затянуты в маленькие рожки. Анн Ле в синем спортивном костюме: штаны, куртка. И Фату — где-то в уголочке стоит, под деревом. Благородные девицы 50 плюс, ближе к 60 минус. Илона — белый верх, чёрный низ — начинает тренировку. Двадцать мальчиков в шортиках, двадцать девочек в шортиках. Бенуа… Ха-а-а-а. Впервые вижу Бенуа в облегающем трико. Длинная картошка на носу, залысинки, лоб больше, чем мои груди. Морщинками танцует, глядя на Илону, повторяет упражнение. Старый шалунишка. Бородку отпустил — Илона разрешила. Ему идёт. Селестин скрещивает руки на груди — отказ. Дохлая, тощая. Шлёндра. Дидьё повторяет за Паскалем. Руки вверх, в стороны, на пояс. Паскаль в розовой панамке. А-р-р-р. Я не займу место директора, но тренировочку проведу. Достаточно наблюдать разминку из окна пансиона. Внимание! Выход тренера. Да будет оргия!       — Матерь моя не божья, — высказывается Клотильд.       Надутая жвачка делает «плюх» на губах. Прямоугольные тонкие очки закрывают взгляд львицы. Короткие шортики открывают бёдра. Белые носки до колен и белые кроссовки по щиколотку. Звезда шоу сегодня розовая футболка — не переживайте, грудь не выскочит снизу, её удерживает бюстгальтер.       — Мадам, ты ничего не перепутала? — Илона не стесняется смеяться.       Я свищу в свисток. Тренер!       — Встали передо мной так, чтобы не мешать друг другу. Мадам директор, присоединитесь к пансиону. Помощник, — киваю на Паскаля, — идите помогать мне. Мадам ведьмы, не филоньте. Бенуа, подними слюни с подбородка.       — Простите, мадам Бут, — Бенуа вытирает бородку.       Мальчики и девочки. Юноши и девушки. Женщины и мужчины. У нас один взрослый мужчина — и это шалун-Бенуа. Когда Паскаль дорастёт до его возраста, так же будет вести себя? Если у Паскаля в момент возбуждения краснеет шея, извините, что краснеет у шестидесятилетнего Бенуа? Обтягивающее трико — опасная штука. Все дворецкие контролируют свои «хоботы»? Хотя о чём я? Я пришла за оргией.       — Делаем приседания! — да, я за этим сюда пришла! — И раз! — кисти в замке, вытянутые руки, ноги пошире, попа уже отклячена. Не надо смотреть на мою попу! — Приседаем!       Косточки у кого-то хрустят. Бенуа, не говори, что у тебя! Тридцать поп приседает. И не встаёт. Упс.       — Мы не размялись, — Паскаль поднимает поочерёдно ноги в коленях. — Ещё пара лёгких упражнений, и потом можно перейти к приседаниям.       А пансион приседает! С потугами на лицах, но приседает. Команда «Прекратить» не прозвучала.       — Бут, я с тобой и до 60-и не доживу! — Анн Ле филонит, чуть-чуть сгибает ноги.       Такими темпами они и вправду подохнут после занятия.       — Мадам Пасифико на вас нет, Лионский пансион! Прекратили приседания! Встали ровно! Трясём попками, — стойка: руки в локтях готовы убежать, ноги прямые, спина выгнута. — Поехали-поехали-поехали!       Потрясли! Потрясли! У Фату трясётся лучше всех! Фату улыбается — Фату нравится.       — А это упражнение на какой отдел тела? — Клотильд щурится от яркого солнца.       Отдел мозга — моего.       — Будем считать, что таким образом мы укрепляем спину, — Илона шарашит булочками в разные стороны. А её дворецкий Оди хорошо пристроился — позади.       — Дворецкий Оди! Уберите взгляд от попы мадам директора!       — Простите, мадам Бут, — он закрывает глаза.       Паскаль неудобно стоит — рядом со мной. Шуршит спортивным костюмом.       «Встань немного вперёд».       «Ваши фетиши до добра не доведут», — два шажочка, и моя красавица, обтянутая полиэстером. Кра-со-та.       Трясти булками можно до посинения, но такими упражнениями Фату не сбросит вес. При росте 163 сантиметра она весит 90 килограммов. Двадцатку. Ладно, пятнадцать. Это возможно в её 58 лет.       — Ножки шире, — широкая стойка. Паскаль продолжает баловать меня видом сзади. — Тянемся ручками к ножкам. Поехали. Сначала к правой.       Живот мешает. Фату мешает живот, но она старается. Не дотягивается до кроссовка, дотягивается до колена. Старается.       У розовой футболки глубокий вырез. Я делаю наклон и демонстрирую бюстгальтер. Специально? Немного. У меня красивая грудь — имею право.       — Бенуа! Я вижу, куда ты смотришь!       — Я на мадам Анн Ле смотрю, а не на Вас! — огрызается. Смотри какой! Ух-ух, какой! Горячий, что обожжёшься.       — Дольчики свои подтянул и спрятал вставшие соски под резинкой!       — Слушаюсь, мадам Бут!       Натягивает! Как Фату натягивает колготки на толстые ноги, так и Бенуа натягивает на соски подштанники. Ей-богу, это подштанники! Я хотела Паскалю такие купить на зиму, но он отказывается. А классная вещичка! Всё-таки куплю.       — Закончили упражнение. Переходим к следующему. Ручки свои вытянули — раз, носочек правой ноги тянем к левой ладошке — два. Опустили — три. Носочек левой ноги тянем к правой ладошке — четыре. Опустили — пять. Поехали!       Сонные мухи.       — Живее-живее! Ножки не разомнутся, попа не присядет на «нерозомнутые» ноги.       «Я не уверен…» — сомнения в Паскале.       «Ты в любом случае присядешь. А потом я присяду тебе на шею».       Я разогналась. Чую, как пот течёт по ляжкам в белые носки. Бюстгальтер нифига не выдерживает безудержное веселье грудей. Толка от футболки — никакого. Вверх-вниз. Кому нужны голые стройные ноги, когда тут две красотки устроили танцы-диско в чашечках?       «Кажется, у нас проблемы», — Паскаль медленно задирает ноги и отходит назад ко мне.       Руайе. Пятнадцатилетний блондинистый мальчик с тёмными бровями в белых шортах и красной майке с надписью «Bulls 91». У быка один рог. Цвет Шедид и Руайе — чёрный. Дворецкий старше мадам на четыре года. Взрослый мальчик. Короткая розовая футболка подействовала как надо. Шорты топорщатся, но Руайе продолжает выполнять упражнение. С сжатыми веками, со стиснутыми зубами. Стыд. Дворецкий — бесполое существо, не человек. Пятнадцатилетнего мальчика возбуждают откровенные девушки.       «Его не отругают. Сейчас он успокоится».       «В Дижоне бы за такое состояние отругали, — ворчит Паскаль. — Вы для этого соблазнительно оделись? Чтобы подшутить над ним? Для него купили настолько короткую футболку?»       А ты хотел, чтобы я тебе «хобот» подняла?! Он у тебя вообще не поднимается на чердаке, как бы я ни лезла обниматься и целоваться! Самоконтроль на высшем уровне. Подумаешь, мальчик возбудился. Бенуа тоже возбудился — чего он свои подштанники всё натягивает и натягивает и Анн Ле глазками обводит?       Сосредотачиваюсь на Шедид.       «У твоего друга проблемы. Это отличный шанс наладить с ним связь».       Шедид поворачивает на Руайе голову — мокрый, красный, взвинченный дворецкий.       — Что с тобой? Нехорошо себя чувствуешь?       — Всё-в-порядке-мадам, — отчеканивает. А шортики хорошо топорщатся, как бы ни старался Руайе прикрывать.       «Положи ладонь ему на плечо и скажи, что ничего страшного не произошло. Отведи его в тенёк под деревья, посидите, отдохните, пообщайтесь».       — Но… — она не выполняет упражнение, которое уже явно затянулось. Обречённо выдыхает, не сводя с меня глаз. Получится. Вот увидишь, получится.       Шедид кладёт ладонь Руайе на плечо. Приближается. Губы не двигаются. Она говорит с ним. Он опускает ногу и руки, прикрывает пах. Слушает голос в голове. Краснота заметно исчезает с лица. Шедид похожа на меня, но Руайе не похож на Паскаля. К вам нужен иной подход, и я нашла его. Шедид берёт Руайе за руку и отводит в тенёк. Мадам и дворецкий сидят под деревьями и общаются. Он успокоился. Стирает пот со своего лба и с её. Они услышали друг друга. Осталось завести одним ударом их сердца.       — Закончили! Минутку отдыхаем!       — А почему Руайе закончил раньше? — Дидьё ставит руки в боки и задирает подбородок.       — Чтобы ты спросил! — Фату валяется на траве. Бедная, устала. — Дидьё, заткнулся и отдыхай, пока мадам Бут не заставила приседать! — слуховой аппарат трещит в ухе, Фату отбрасывает его в сторону.       «Они общаются?» — Паскаль двигает молнию на куртке.       «А ты как думаешь?» — близко подхожу к нему, чтобы повонять потом.       «Ваши методы, мадам, — он засматривается на футболку и спокойные груди под ней, — слишком экстравагантны. Ведьма и дворецкий могли наладить связь другим способом».       «А ты мог бы тогда запороть луковый суп».       — Какое следующее упражнение? — Илона машет рукой.       — Приседания! — сжигаю Паскаля взглядом за чёрными очками. — Попки готовы поработать! А ты… — шиплю в длинный нос: — «Куртку снял сейчас же».       Паскаль отрицает секс. Паскаль не живёт сексом, в отличие от меня. Он расстроен — он всегда расстроен, когда намечается вечер работы. Обижаемся ли мы друг на друга? Нет. Мы обижаемся на самих себя.       Паскаль кладёт куртку на траву и поправляет майку. Влажная, белая кожа. «И раз, и раз», — не собираюсь приседать, моё дело командовать. Дидьё занимается спортом, чего не скажешь о его мадам Селестин. Ты протестуешь лично мне? Думаешь, на огне далеко убежишь? Шлёндра. Ожидай выговор.       «Помоги ей», — снимаю очки, протираю футболкой.       Фату не приседает. Фату садится на траву и встаёт. Толстые икры, толстые ляжки и большая попа, а коленочки слабые. Она хочет, но не может.       — Мадам Фату, — Паскаль садится перед ней спиной на корточки.       — Ригер, что ты в самом деле! Я не залезу на тебя! Уйди прочь! — прогоняет ладошками. — Приседай с Бут!       — Не уйду, — настаивает Паскаль. — Я выполняю поручения мадам Бут, и мадам Бут попросила меня сделать это.       — Выпорю розгами!       — Не буду сопротивляться, — поднимает глаза под панамкой.       — Бесстыдник! Что с тобой сделала Бут?!       Паскаль резко поднимается, надевает на Фату розовую панамку и хватает за бёдра. Те, кто приседал, остаются сидеть или стоять на выпрямленных ногах. Паскаль забрасывает на плечи Фату, панамка улетает.       — Я сейчас телепортируюсь, Ригер! Улечу от тебя в Дижон!       — Не улетите, — Паскаль подбирает панамку и передаёт наверх. — Не пущу, — целует в гетры.       Паскаль с Фату на плечах встаёт спиной к забору и начинает приседать. Фату в розовой панамке и розовых гетрах. Ха-ха! Я не вижу мышц на ногах, достаточно накаченных рук и мокрых ключиц. Фату приседает, главное — Фату приседает.       — Это усложнённое упражнение? — задыхается дворецкий Оди.       — Дворецкие! Посадили на плечи своих мадам, и приседаем! Ведьмы! Не улетаем с плеч дворецких!       Первым выполняет Руайе. Маленькая Шедид при помощи длинных рук блондинистого красавчика залезает на плечи. Связь установлена — они счастливы. Илона вспоминает недалёкое детство и с радостью запрыгивает на Оди.       — Отстань от меня! — Анн Ле бегает от Бенуа. — Я не полезу!       — Бенуа! — я машу ему. — Не поймаешь мадам Анн Ле, я на тебя запрыгну!       Шалунишка поджал штанишки.       — Анн Ле, я прошу тебя. Я не подниму мадам Бут!       — Отстань! — ведьма телепортируется на крыльцо. — Дай воды попить!       — Какой воды попить? Вы пошли есть готовить! Я знаю Вас, мадам Анн Ле!       Он целенаправленно идёт к крыльцу, но не доходит, потому что Клотильд запрыгивает ему на спину.       — Завербовала! Анн Ле, беги, я его держу!       — Забирай, — место поварихи на кухне. Анн Ле пьёт из кружки и смотрит в окно.       Спорт не делает нас сильнее. Весёлый спорт объединяет высшее общество с низшим.       — Пансион! Десять кругов вокруг пансиона! — хорошо сказала.       — Ты что, обалдела?! — разве скажешь, что Илона — директор? Штаны подтянуты до колен, высокие носки опущены, рукава футболки закатаны до плеч. Заё… Я бы матюкнулась, но скажу, что Илона устала.       — Ладно, уговорила. Пять. Десять кругов пробегает мадам Селестин! Бенуа! Зайчик мой, контролируешь!       — Слушаюсь, мадам Бут! — Бенуа вытягивается по струнке.       — Ага, конечно, — Селестин заламывает руки.       — Мадам Селестин, мадам Бут требует Вас пробежать десять кругов вокруг пансиона. Я потребую пятнадцать. Вы намерены выполнить моё требование или мадам Бут?       Директор. Не «белая» мадам Жозефина, а коралловая королева.       — Десять, так десять.       Шлёндра.       — И мне десять? — а Фату всё на Паскале и в Паскалиной панамке.       — Нет, — притягиваю из травы слуховой аппарат, отряхиваю. — Пройдёмся по улице втроём.       Разноцветные майки, футболки и штаны наяривают круги вокруг трёхэтажного пансиона. Мы идём по тротуару: я с краю, Паскаль с краю в распахнутой куртке и панамке, между нами Фату с бутылочкой воды. Солнышко, ветерок и ноющие попки. Не бег, прогулка. Ведьмы не бегают.       — Мне даже понравилось, — Фату поддевает плечами меня и Паскаля. — Аж кушать захотелось.       — Съешь творожок с фруктиками и орешками, — советую я. — После спорта очень вкусно, — подмигиваю Паскалю.       Пансион моется после физического занятия. Селестин и Дидьё завершают восьмой круг. Прекрасная погода, прекрасное солнце, прекрасные женщины загорают и курят на крыше.       — Ну почему ты не хочешь поговорить с матерью? Гайя, прошло три года.       — Не хочу, Фату. Просто не хочу. Знать её не хочу.       Фату без футболки. Кубок за самые большие груди Лионского пансиона! Илона в нижнем белье покуривает сигаретку. И я единственная без бюстгальтера, зато в шортах и кроссовках. Загораю! Девочки отдыхают после спорта.       — Жозефина сказала, что Сильвен в Лионе, — Фату бросает вниз окурок. Хоть бы он попал в голову шлёндре.       — Он подходил к пансиону, — Илона переворачивается на спину. — Позавчера, поздно ночью. Стоял под окнами, смотрел.       — Ты разговаривала с ним? Выходила? — Фату обмахивается футболкой.       — Нет. Сильвен приходил не ко мне.       Две пары глаз устремлены на лысую башку с упругими титечками.       — А мне что? Приходил и приходил. Мне-то что до него? Не знаю я никаких Сильвенов.       Встаю в полный рост на крыше, подхожу к краю — последняя затяжка, окурок летит вниз, увы, не на голову. За воротами на тротуаре замирает мужчина с маленькой лохматой собачкой на поводке. Я встряхиваю плечи, груди бьются друг о друга. Я громко смеюсь. Околдовала. Мужчина роняет поводок, собачка убегает.       — Ой, ведьма! — поражается Фату. — Ну какая ведьма!       Забираю бюстгальтер с футболкой и по щелчку Илоны оказываюсь в душевой на чердаке. Пахнет древесным удом, неролями, чёрным перцем, кожаным салоном автомобиля и сладкой амброй. Паскаль не готовит. Паскаль моется. Спортивный костюм, майка и носки в стиральной машинке. Трусики тоже кинул? На вешалке костюм-тройка, на плитке ботинки с носками. А свежие трусики на полочке — ага-ага. Отодвигаю штору — Паскаль боком, нога на бортике. Голый. Естественно голый, непутёвая ведьма!       — Я пришла.       — Я ждал.       Паскаль поворачивается спиной. После солнечных ванн на крыше я вспотела хлеще, чем после занятий спортом. Моя солёная кожа к его древесной. Я в бюстгальтере — специально, чтобы Паскаль не видел два диско-шара. Теперь, когда он спиной ко мне, я оголяюсь. Грязное стирается чистым. Пульсирующие мышцы — натуральные мазки краской. Пастозный, он же фактурный — интенсивный, создаёт рельеф для передачи формы предмета. Я не переступаю бортик, остаюсь за спиной Паскаля. Целую тело, которое не будет принадлежать ни одной девушке. Мои ладони — вода. Смываю пену с наружных косых мышц. Не опускаюсь под живот, не дотронусь нижних кубиков, если Паскаль не попросит. Он заводит мои руки за спину. Разминает шею.       «Уверен?» — целую в лопатку.       «Она ждала».       Красотулечка моя, упругенькая! Накаченная левая «попия», накаченная правая «попия». Двойняшки. Достаточно восхищаться глазами. Пора действовать руками.       Секс — это прихоть. Как потребность в никотине или в сладком. Люди делятся на курящих и некурящих, сладкоежек и диабетиков. Наркотики — вершина секса. Передоз — это когда я кончаю. Я никогда не кончала.       Вьен, берег Роны. Винодельный завод размером с три пансиона. Виноградные кустарники, где можно спрятаться, чтобы тебя никогда не нашли. Паскаль никогда не прячется. Вечный созерцатель ужасного. Подбирает гондоны после гондонов.       «Пи-пи-пи-пи», — звучит маячок в голове. Нам к двери с навесным фонарём. Зайду не в ту — распугаю виноделов, тех, кто виноград топчет, или дегустаторов, тех, кто распивает сразу с трёх бутылок.       «Я что-то говорил, что не люблю отели? Назвал их низшей степенью почтенности женщине? Забудьте. На заводе мы ещё никогда не были, и надеюсь, не будем больше».       «Да ладно тебе. Меня ж тут не напоют вином».       Под пальто дурное чёрное платье — длинная майка на тоненьких бретельках. Короткая настолько, что сядешь, и мои «попии» вытащат руки из плотных панталонов и натянут, нахрен, платье, чтобы к ним не лезли. Снизу поднимается, сверху опускается. Я не могу разорваться. Трусы, закрывающие всю задницу, надела, а от бюстика отказалась. Мужчины предпочитают верх.       «Тю-лю-лю» — звоню в звонок. Симону — 31. Высокий брюнет с правильными чертами лица и серыми глазами. Брови прямые, широкие. Статный, прекрасно сложен. Виноделы ассоциируются с фермерами или садовниками — работящими мужчинами с мозолями на руках и загорелой кожей. Симон богат, из обеспеченной семьи, винодел в шестом поколении. Коричневый костюм из натуральной шерсти — конкретно шерстяной и волосатый — и белая рубашка с галстуком. Аристократичная бледность и длинный нос. Нос Паскаля никто не переплюнет. Меня выбирают многие, я выбираю только красавчиков.       — Здравствуй, — Симон впускает нас на завод!       — Привет, — сексапильно сбрасываю пальто в руки Паскалю. Сверху сползло, снизу поднялось — как надо!       — И Вам добрый вечер, — кивок Паскалю. Ответный кивок. Паскаль молчалив.       — Не заметила трубы на твоём заводе.       — Мои вина и без труб самые вкусные во Франции.       Секс — это запонки на сорочке. Кто-то предпочитает рубашки с пуговичками, Симон раздевает меня. Секс — это сахар в кружке с чаем. Кто-то начинает день с холодного, Симон придерживается классической любви. Я не влюбляюсь в мужчин. Выбираю по внешнему виду, статусу в обществе, запаху и голосу. Не считаю деньги в портмоне и не лезу в чужие жизни. Появляюсь на пару часов и уезжаю на «Богине» с сопровождающим. Смываю в личной ванной резкий запах и выкуриваю сигарету. Секс — это не хобби. Это вторая нога, вторая рука, второй глаз, второе ухо. Без этого можно жить, но с этим лучше живётся. Секс — это привлекательный акцент в речи. Я тихо стону под Симоном в его кабинете на диване. Паскаль в кожаном кресле в трёх метрах от нас. Паскаль не смотрит, считает минуты до окончания. Ангел-хранитель обнимает справа, дьявол царапает сердце.       По вкусу спермы можно многое сказать про мужчину. Какой зубной пастой пользуется, какое мясо ест на ужин, сколько сигарет в день выкуривает, какую женщину видит рядом с собой. Паскаль для меня — открытая книга. За свои 23 года я знаю его лучше, чем он себя за свои 25. Будет ли он когда-нибудь сверху, как Симон? Нет. Наденет ли презерватив перед сексом, как Симон? Нет. Проводит ли меня Симон до «Богини»? Нет. Паскаль уложит меня спать в свою кровать.       Я не проститутка. Не беру деньги за секс, не ищу мужчин. Для ведьмы связи в мире очень важны. Как паршиво не иметь друзей. Как паршиво, что мои друзья — это мужчины, с которыми я переспала. Похвастаюсь — у меня и в полиции имеются связи! На всякий случай, лишним не бывает. Преступники? Как же без них. Воры, мошенники, наркодилеры, киллеры. Убийцы — никогда. Киллеры — другая история. У доброй ведьмы злые друзья. Добрую ведьму охраняют люди с преимуществами. Мне никогда не предлагают деньги после секса. Подарки? Не смею отказать, если это не украшения, дома и машины. Я не соблазняю мужчин, они первыми подходят познакомиться с высокой бритоголовой девушкой. Секс не еженедельно, не каждодневно — дважды в месяц, трижды в месяц. Бары, рестораны, душные компании и отели. А сегодня завод. Виноградом не пахнет, от Симона пахнет лимоном и мускусом.       Он вдевает запонки в прорези, сидит с ровной спиной в кожаном кресле. Я прихорашиваюсь перед зеркалом, крашу губы. Причёска не помята, хорошо не иметь длинные локоны. После меня на простынях остаются иголки.       — Как ты и просила, — Симон возвращается в кабинет не с пустыми руками, — три бутылки моего самого вкусного вина. За качество отвечаю лично. Лично собирал виноград.       — Паскаль, пожалуйста.       Паскаль забирает бутылки.       — Но поразить тебя я хотел другим, — Симон вытаскивает из шкафа огромный мешок. — Вино — моя работа, а это — моё хобби.       — Набивать мешки непонятно чем? — снимаю с вешалки пальто.       — Конфетами, Гайя. Я обучился искусству готовить конфеты. Для тебя подобрал идеальное сочетание вкусов.       — Надеюсь, без винограда?       Симон смеётся:       — Я не такой плохой, каким ты меня считаешь, — тонкими пальцами проводит по воротничку сорочки. — Рамиро про тебя спрашивал, — губы вытянуты вправо, брови подняты. Ну спрашивай уже! — Не погадаешь на бой?       Карты — моё хобби, не естество. Просто дура, любительница раскладывать картишки.       — Это он тебя попросил?       — Уши прожужжал вопросами о тебе. Ты покорила его, Гайя. Мужик с ума сходит.       — Полечил бы голову. Нечего сходить с ума по девушке, которая никогда ему не достанется. Так и помрёт быстро. Я говорила, что его бои до хорошего не доведут.       — Хотя бы поцелуйчик, Гайя!       Я представляю полные губы Рамиро и огромный нос.       — Фу! Буэ! — высовываю язык. — Нет! Фу! Никаких поцелуйчиков! И карты не стану раскладывать на него. Рамиро не проигрывает. Какой толк в гадании?       — Нельзя выигрывать вечно, Гайя, — Симон запахивает на мне пальто. — Рамиро нет равных на ринге, но проиграть он готов только достойному.       — Он выиграет. Так и передай, когда созвонитесь. Я и без карт вижу, что он выиграет.       — Я завтра еду в Париж на бой. Передам при личной встрече. Поедешь со мной? — косится на Паскаля. — Поедете вдвоём со мной?       Видела я мордобои, на которых зарабатывает Рамиро. Вонючие, потные мужики и я такая: «Здрасьте, я из Лиона, посмотрю-покурю».       — Нет, Симон, благодарю, но мы не поедем, — мы и так с Паскалем всю неделю катаемся то в магазин, то на завод!       — Ладно, как скажешь, — Симон целует меня в щёку. — Спасибо за вечер. Но на картах погадай Рамиро, что-то он нервничает перед завтрашним боем — это я тебе по секрету говорю. И лучше не угощай учениц конфетами, они острые.       Я — учительница в пансионе. Я не ведьма.       К несчастью, на ужин мы не успели. Команда «Отбой!» прозвучала, никто нас не встречает. Хоу-хоу-хоу, а я с мешком конфет! У моего Рудольфа вместо рогов три бутылки вина.       — Забирай, — кидаю Илоне на разобранную кровать бутылку и две горсти трюфелей.       — Лучший работник! — пробка вылетает.       Фату в маске из огурцов лежит на кровати в халате. А Паскаль в курсе, что ты его огурцами балуешься?       — Забирай, — кидаю бутылку и три горсти трюфелей.       — Бестолковая ведьма! — конфетку в рот.       «Ужинать будете? — Паскаль лазает на кухне. — Нам оставили в холодильнике две порции Дофинуа и фрикасе из свинины».       «Нет, я не буду. Ты поешь. Приму ванну и приду к тебе. Хорошо?»       «Буду ждать. Отнести алкоголь и конфеты на чердак?»       Он не поужинает, потому что я не хочу.       «Будь добр».       Я отмокаю в ванне час. Паскаль не учует от меня лимонный запах Симона. Секс хороший, в меру пылкий. Поцелуи Симона энергичные, губы сухие. Член? Кого удивишь членом? Секс прошёл — секс забылся. Мне хорошо, Симону хорошо. Встретились, переспали, даже на экскурсию по заводу не сводили. Не беда.       В шёлковом халате перемещаюсь из ванной к гримёрному столу. Нет, макияж не нанесу, подсветку не включу. Быстро разложу карты. Я несколько раз лично встречалась с Рамиро — мы курили сигары, выпивали, смотрели на танцующих в бикини девушек. Он лез ко мне целоваться, клялся в любви, в общем, всё в таком духе. Ну поцеловались мы разок. Достаточно. Больше не хочу. Рамиро — уверенный в себе марселец, ему нравится жить в Париже, и даже к своеобразной работе он привык с годами. Бокс — его секс. Если Рамиро сомневается в победе — дела плохи. Я быстро раскладываю карты на имя Рамиро Пенверн, на завтрашний день, Париж, катакомбы. Проигрыш. Двадцать восемь лет чистых побед и вот тебе — проигрыш. Интересно. Кто этот «достойный»? Помада на губы не помешает.       Я сбрасываю шёлковый халат в ванной Паскаля и захожу в его комнату в чёрном кружевном белье с… Паскаль ест на кровати трюфели.       — Ты нормальный вообще? — тычу… тем, что принесла.       — Простите, мадам! — он поднимается с кровати и вытирает губы. — Виноват! Трюфели очень вкусные!       На столе горит лампа. На прикроватной тумбочке открытое вино и два бокала. Трюфели по кровати раскидал! На Паскале чёрные пижамные штаны. Как только мы переехали в Лион, я стянула с него пижамную рубашку и выкинула в окно на дерево. Запретила спать в рубашке, потребовала спать в одних штанах. Сколько можно? Можно мне хотя бы ночью лапать его? Рубашку пришлось снимать с дерева самой.       — Паскаль, что ты как Бенуа? Натянул штаны до сосков! Спускай давай! И чтобы животик был полностью виден.       Верхние кубики, средние.       — Ниже, Паскаль. Я твоего пупка не вижу.       — Зачем Вам мой пупок?       Катушки оттуда вытаскивать.       Внутренняя косая мышца, внешняя косая, нижние кубики — кричащий треугольник. Ау-у-у. Не говоря уже о мелких волосиках на груди — темпераментный мужчина с кривым носом.       — А теперь ляг, — упираюсь рукояткой в ложбину.       — Мадам, я против такого рода эротики, — Паскаль убирает из-под спины трюфели и ложится на подушки. — Это слишком экстремально для меня.       Не буду вдаваться в подробности, кто мне подарил плётку, зачем и при каких обстоятельствах. Я не приемлю садомазо в сексе. Секс — это игра, забавная, безболезненная игра. Ни одного мужика я не отмудохала этой плёткой!       — Маленькая кожаная плёточка для моего большого котика.       — Мадам, прошу, — руками закрывается.       Я обхожу кровать и встаю сбоку. Рисую кисточкой по накаченной груди, обвожу прямые мышцы живота.       — Не ври, что тебе не нравится.       — Щекотно и холодно. Меня не покидает мысль, что Вы всё же замахнётесь этой плёткой.       — Котиков не бьют, котиков гладят.       Паскаль расслаблен. Руки закинуты на подушки. Пощекочу тебе левый бочок, пощекочу правый.       — Предупреждаю, сейчас будет очень эротично, поэтому держи свой член в штанишках, малыш.       — Всегда держу, мадам.       Шея краснющая, хуже помидоров в теплице. Красная табличка «Attention!» горит на шее у Паскаля. Бросаю на пол плётку, встаю в изножье. Длинными пальцами поправлю трусики и чашечки. В трусах побольше было бы удобнее.       — Вы сюда залезете? — Паскаль протягивает руки. Лови, прыгаю!       — Смотри и не трогай. Я буду танцевать.       — Эротический танец?       — Не представляешь насколько, — сексуально шепчу.       — В предвкушении, — а он ещё сексуальнее шепчет.       Виляю бёдрами плавно. Из стороны в сторону, выше и ниже. Подключаю руки. Разгоняю запах вина и трюфелей. А теперь вытягиваю руки поочерёдно, не забывая при этом трясти всем — что есть и чего нет. Сгибаем раз локоток — ладошку к шейке. Сгибаем два локоток — ладошку к той же шейке, у человека одна шея под головой. Гайя, ты в танце, а не на уроке! На тебе бельё и каблуки! Больше страсти для страстного мужчины в трюфелях на кровати! Аж выпить захотелось. Ручки на бёдра, крутим-вертим. Ты не под Симоном, Гайя, ты на Паскале.       И-и-и-и-и.       — Da le a tu cuerpo alegria Macarena. Que tu cuerpo es pa darle alegria y cosa buena. Da le a tu cuerpo alegria Macarena. E-e-e-e-eh, Macarena — А-р-р-р!       Ты — львица, ты — расхитительница холодильников и «приручительница» зеленоглазых котов. Ты не умеешь приседать, зато в тряске задницей тебе нет равных. Боком к Паскалю — трясём-трясём булками под кружевами. Задом к Паскалю — интенсивнее трясём!       А он улыбается. Улыбается, тем самым сдерживая смех. Из уважения ко мне не ржёт.       — Это… что за… танец? — ну ржи, чего уж там!       — Булкотряс, Паскаль!       — Браво! — аплодирует. — А что за песня?       — Из 1993-о. Все будут трясти задницами под неё, и мы будем, и не только в 93-м, но и позже.       — А-а. А что такое «Макарена»?       — Мадемуазель, которую заставляют танцевать перед тобой.       — Передо мной не надо, — Паскаль садится на колени к изножью и проводит подбородком по моим бёдрам. — Передо мной танцует потрясающая мадам Бут, — чмок в коленку.       — Трюфелёчком не угостите, месье? — чешу ногтями черноволосую голову.       Просто дать в руку? Нет. Передать через губы? Нет. Пошагать трюфелем по ляжке? Да! В этом весь Паскаль.       — Он острый, — замирает с конфетой перед губами. — И очень вкусный.       Жую. Шоколад, ягоды и непонятная острота.       — Тёмный бельгийский шоколад, сливки, малина, сыр и кайенский перец.       — Паскаль, это так вкусно! — обвиваю его шею и залезаю на кровать. Спиной-спиной Паскаль со мной отодвигается к изголовью. — Ты умеешь такие делать?       — Нет, но ради Вас научусь.       Кто-то целуется в лепестках роз на кровати, а мы в трюфелях. Сладко, нежно, остро и накаченный Паскаль. Распластована под кривоносым богом в пижамных штанах. Зацелована.       — Паскаль, выливай на меня вино!       — Прям выливать? — бутылка в руке. — А как спать на мокрых простыне и матрасе?       — Заливай в рот!       Красное мелкими глотками заливается в горло. Паскаль присасывается к струе напитка и виноградными губами затыкает рот глубоким поцелуем.       — Кот Роти, — ставит на бюстгальтер два трюфеля — у меня соски.       — Мой котик слаще, — опускаю его к конфетам на груди.       Я занимаюсь сексом с другими, но люблю Паскаля. Я ни с кем не делаю того, что делаю с Паскалем.       — Месье не угостит мадемуазель конфеткой?       На моей половине кровати трюфели закончились. Я оказалась сладкоежкой.       — Прошу, — Паскаль передаёт угощение.       Я лежу у него на груди. В одной руке бокальчик красного, в другой перец в шоколаде. Вкусовой экстаз и щёчка на тёпленьком Паскале.       — Паскаль, мы завтра едем в Париж, — делаю глоток, оставляю помаду на стекле.       — Зачем?       — В катакомбы. Напомни мне найти ботинки на платформе, а то я вновь испачкаю каблуки в грязи.       — Вам же не нравится смотреть мужские бои.       — Бой обещает быть интересным.       Маленькая плёточка возвращается в мои умелые руки. Винцо хорошо пошло! Я не пьяная, не разнесу пансион, но поприставать к Паскалю попристаю.       — Котик любит играться с кисточкой, — вожу по грудным мышцам.       — Если только нежно.       — Очень нежно, — надуваю губы. — Сними штаны, — прикусываю нижнюю посередине.       — Ч-что? — Паскаль подскакивает. — Мадам?..       — Чуть-чуть по попе-попе. Ар-р-р. Очень нежно.       Паскаль на четвереньках, штаны спущены. Попа видна, член спрятан. Левая «попия» покрывается мурашками от ногтей, правая — выносливая проказница.       — Мадам?..       Взмахиваю плёткой. Кисточка «хтыщ» по воздуху.       — Красивых котиков не обижаю.       Отбрасываю плётку. Опускаю верхнюю часть Паскаля на матрас, подлезаю ногами под животом. Моя красавица дождалась. Клотильд не научила дворецкого Ригера игре на барабанах. Мои ладони отбивают ритм на кожаных барабанах.       — Dale a tu cuerpo alegría Macarena. Э-э-э-э-э, Макарена!       Паскаль выгибает спину и поднимает голову:       — А-р-р-р-р-р!       У львицы лев.