°°°
Черён отлипает от пульта, наконец удовлетворённая тем, что показывалось на экране телевизора. — Snsd? Не изменяешь себе, — Хёнджин втаскивает в холл ведро со шваброй из дайсо. Ценник со скидкой ещё даже не отлеплен. — Весь день в голове играла the boys, не могу устоять. Там следующим будет Сэм Тиннез, — слишком грациозно взмахивая руками под музыку, Черён плывёт с тряпкой к столам. — Я попыталась совместить наши плейлисты. Тишина разбавляется приятными голосами айдол-исполнительниц и напарницы. Легко вальсируя между стульев на носочках, Ли успевает даже повторять элементы хореографии. Завораживающе. Хёнджин воодушевлённо покачивает бёдрами в такт, изображая из швабры микрофон на пантографе так, будто он в немом кино. Начинается партия Юри и Черён переворачивает фирменную кепку работника козырьком назад. От этого пучок под ней рассыпается, но у неё есть дела поважнее – например только что случившийся дебют. Черён бы на самом деле стать кем-то вроде такого же популярного айдола, думает Хёнджин, с её-то талантом к танцам и природным обаянием. Будь Хван хотя бы наполовину гетеро, он мог бы понять Чанбина. — Джинни-сонбе, смотри, только 17 минут! Мы сегодня рано. Кстати о Чанбине. Хёнджин следит за стрелкой циферблата, отсчитывая секунды. Пора. — Я тут разберусь. Ты собирайся. — Что? Сейчас? Сегодня же мое дежурство в туалетах. Вечером я туда ещё не... — На твоём месте я бы не о них думал, — Хёнджин кивает в сторону большого окна, занимающего почти всю стену кофейни, и улыбается подъезжающей к нему машине. Чёрен едва заметно подпрыгивает на пятках, как только разглядывает в окне что-то кроме яркого света. — Вы что, в сговоре? Хёнджин, ты двойной агент! Чувствуя вибрацию уведомления в кармане – Чанбин подаёт сигнал готовности – Хёнджин с мечтательным лицом укладывает подбородок на сложенные руки. Опирается на палку швабры, неоднозначно ведя плечом, мол: даже не зна-аю. — Давай-давай, Черён-а, бегом в подсобку за вещами. Я хочу быть вашей личной феей-крёстной. — Вот же... Собравшись меньше, чем за две минуты, Черён выпрыгивает из технички в пальто нараспашку и всё той же перевёрнутой кепке с логотипом их кофейни. Хёнджин смеётся, провожая бегущую взглядом. Черён останавливается перед дверью, держась за собственный рукав, и весёлый настрой Хвана тут же запинается о елбан сомнений. Напарница кланяется на прощание, снова рассыпаясь в извинениях, но дальше всё никак не шагает. — Всё хорошо? — Хёнджин подходит, аккуратно стягивая кепку с макушки хубэ, и получает ещё один удивлённо-благодарный поклон. Сам приоткрывает перед ними дверь. Холодный ветер дует в щёки, покусывает тонкими касаниями подлетающих снежинок. — Ты точно не против? — Черён впопыхах хватается за ручку. — Ну, что.. — Точно. Девушка тяжело выдыхает, опуская голову. И наконец сдаётся полностью. — Как я выгляжу? — Прекрасно, — Хван смахивает с лица Черён пару волосков, выбившихся из-за кепки. — Даже не думай об этом переживать. Машина перед ними мигает фарами. Хёнджин старается улыбнуться так ободряюще, как только может, и, расцветая на это, Черён вполоборота вываливается в снегопад, едва не потеряв шарф: — Спасибо! Оппа, следующее дежурство за мной! Под звон колокольчика тяжёлая дверь перед Хёнджином закрывается, чуть не придавливая его собой и потянувшимся за ней ветром. Хёнджин поворачивается к абсолютно пустому – теперь – залу. Вот и всё. Сейчас домыть пол, потом в техничку за перчатками и вперёд – на покорение унитазов. Если соберётся, то минут сорок на всё про всё, а там – выключить щиток и домой. О времени не жалелось – новость о развивающихся отношениях Черён и Чанбина почему-то оседала внутри приятным теплом. Да и ему всё равно нечего было терять: из оставшихся дел на сегодня – только, по возможности, вернуться домой. Так с чего бы ему мешать тем, кому есть к чему стремиться? Неживой телевизор играет что-то своё – автовоспроизведение дошло до неизвестных Хёнджину исполнителей. Да и не важно, музыку все равно не будет слышно в туалете. Внезапно в технической не находится ничего, кроме банки жидкого мыла для рук с запахом.. редьки и ванили? И всё с тем же стикером скидки Дайсо. Похоже их новый закупщик был человеком высокой культуры. Надо бы сказать Минхо, чтобы зашёл куда-нибудь за Лайоном, отмечает про себя Хёнджин, покорно готовясь к мойке унитазов с помощью нового инновационного средства. Ну, по крайней мере, это не кусок Мугунхвы, как было в его первую смену далёких два года назад. Его тогда пришлось бы отдельно размыливать в ведре. С мужским туалетом удаётся закончить быстро. Впрочем, он и не пользовался тут особой популярностью. Женская уборная впечатляла всегда больше. Как минимум тем, что тут всегда нужно было оставаться начеку. Хёнджин наклоняется, чтобы провести под раковиной тряпкой, вдруг ощущая под пальцами что-то круглое. Жук что-ли какой? Вот только тараканов им тут не хватало. В спешке наклоняясь, Хван бьётся губой о край раковины. На языке тут же ощущается что-то твёрдое, боль на слизистой косит лицо, и, в попытках не потерять равновесие, гореуборщик опускается на колени. После секундного потемнения в глазах от резко подскочившего давления, мир, как картинка в старом Панасонике, проясняется снова, открывая обзор прямо на – Хван вмиг разочаровывается в святости половины населения Земли – скрытую камеру. На чём она вообще держалась? Маленькая, не больше фаланги пальца. Хёнджин сбивает её, надавливая ребром ладони, и до хруста топчет пяткой. Всё-таки, хорошо, что сегодня тут прибиралась не Черён. Осколки сбрасываются в ведро. Когда эту штуку повесили? Точно где-то сегодня, во второй половине дня – за дежурствами в уборных у них тут всё строго. Да и на что вообще надеялся этот..? Б-р, мерзость-то какая. Хёнджин с досадой поджимает губы, и вдруг понимает, что ощущается это как-то... По-другому? Стоп. Он вскакивает к зеркалу, криво улыбаясь одними зубами. Бо-оже...°°°
Еле преодолев подъезд, Хёнджин вваливается в квартиру, небрежно кидая ключи в сторону, хочется верить, тумбочки. Они жалостливо брякают о что-то твёрдое и всё-таки сваливаются на пол. Тяжёлая дверь за ним закрывается, отрезая, наконец, от внешнего мира, но выдохнуть с облегчением по возвращении не хотелось. Как и находиться здесь. Хван упирается спиной в дверь, но ноги держат его так только несколько секунд. Скатившись по вертикальной плоскости, Хёнджин чувствует, как оставшийся после ботинок снег жгуче-холодно впитывается под задницей. Мокро. Последние почти-чистые штаны. В голове неугомонно бьётся мысль: нужно подняться и сделать.. что-то. Что сделать? Хёнджин смотрит на свои сапоги в искреннем отчаянии. Наверное, сначала стоило бы потянуть молнию. Дёрнуть шнурки, сцепить ботинки с пяток. С одной ноги ещё обязательно, запнувшись о задинку, сползёт носок, и его тоже нужно будет поправить. Одна мысль об этом претит настолько, что выть хочется. Голова запрокидывается сама. А вот руки поднять не получается никак. В ладонь тыкается что-то мокрое и фырчащее. Кками! Блять. Он не выгуливал Кками. В страшной надежде, что он неправильно вспомнил сегодняшний день, Хёнджин подрывается с места, шлёпая на кухню прямо в сапогах, останавливается у небольшого коврика рядом с холодильником. Миски отвратительно грязные. Где-то налип корм, замутилась вода. Кками подходит к ним, с интересом поглядывая вверх на Хёнджина. Наклоняет голову, и одно ушко мило запрокидывается набок. Хёнджину хочется зарыдать. — Что же мне делать, Кками? — Хёнджин садится на корточки, укладываясь ухом на колени, и запускает пальцы в мягкую шёрстку. Пёс любовно потирается о них, громко фыркая. — Я так подвожу тебя. Если бы сейчас кто-то зашёл к Хёнджину в квартиру, то вряд ли описал её какому-нибудь своему знакомому, начав с восхищённого «а вот у моего..!» «Уютно» – вообще было бы последним словом, которое здесь захотелось бы произнести. Это место не было домом, в который хотелось возвращаться. Тут и жизнью-то не пахло вовсе. Вернее... Пахло, но не той. Не прежней. Пахло ли тут неделями подыхающей едой, затхлым бельем, которое лежало в корзине уже дольше, чем носилось в свое лучшее время, въевшимся в простыни потом, засаленной в раковине посудой, потерянными возможностями и ещё чем-то кислым и терпким? – определенно да. Не просто пахло, а откровенно смердело. Было ли это похоже на запах хорошей жизни? Кажется, нет. Скорее на что-то забывающееся, отжившее своё, медленно гниющее в ожидании, когда его дни окончательно затеряются в ленте времени.«Если жизнь даёт вам лимоны, сделайте из них лимонад».
Неприкрытое клише из мега-тренинга об успешном успехе. Все, кажется, только и говорят, что делать с этими несчастными лимонами, но расскажет ли, наконец, хоть кто-нибудь, как происходит обратное? Что делать, если это жизнь требует от тебя лимонад, а лимонов в руках по-прежнему нет? Ни лимонов, ни апельсинов, ни любых других ошибочно названных фруктами цитрусовых ягод. Их видно где-то там: в чужих корзинах, в чужих руках, в кроне странных деревьев, недосягаемо высоких и толстых, переполненных, почему-то, сразу несколькими видами плодов. Другие люди не поделятся – у них ведь свои лимонады. Самому собрать с деревьев? Ниже всех висят только яблоки, но и до них дотянуться не получается. Вытяни руки – и они окажутся ещё на четыре руки выше. Встань на стремянку – сможешь мазнуть пальцем по восковой кожуре. А как громадными усилиями всё-таки достанешь, что потом? Разве приготовишь из яблок чёртов лимонад? Пусто. В руках у Хвана Хёнджина пусто. Кками скулит, толкаясь в ладонь сильнее, и сердце Хёнджина чуть не останавливается. Из холодильника под счастливое гавканье достаётся консерва, и пёс не даёт даже достать содержимое из банки в миску, выбивая её из рук хозяина. Терпкая тишина разбавляется довольным чавканьем. Хёнджин садится рядом с похрюкивающим зверьком. О том, что жизнь младшего Хвана давно начала трещать по швам, некому было подозревать. Никто и подумать не мог. Даже он сам. А как ещё? Весёлый и энергичный на людях, всегда придёт на помощь, смеясь и ободряя. Весь в отца. Обаятельный и чуткий, всегда с пониманием, красивый, как совершенство. Весь в мать. Может Хёнджин и не был тем, на кого возлагали большие надежды и Небесные университеты, но он не был совсем пропащим, на кого бы успешные, состоявшиеся и ничуть не помешанные на себе взрослые люди могли бы тыкнуть своим детям в пример: «будешь как он, останешься в кармане без вон». Хёнджин был самым обычным подростком, да и, вместе с тем, хорошо держащимся в обществе знакомых его семьи. Всё было хорошо. А потом. «Я говорю с Хван Хёнджином?»«Да, всё верно. Чем я могу помочь?»
Пасмурная ночь 27 февраля. «Прошу Вас, сохраняйте спокойствие. Нам нужно, чтобы вы приехали по адресу, который продиктует диспетчер...» Вечер, когда телефон вдруг загорелся неизвестным номером.«Но что сл-»
«Примите наши соболезнования...» Всё резко осталось позади. До отделения Хёнджин добирается не дыша, панически молясь о том, что это всё ошибка. Страшный, несмешной розыгрыш. Любое, самое неправдоподобное, самое манямирковое, но объяснение. Вагон метро пустой – время позднее. И едет гладко, даже будто тихо. Выйдя на станции и трижды попытавшись пройти через турникет, игнорируя при том валидатор, Хёнджин понимает, что тихо было только у него в ушах. А когда патологоанатом поднимает простыню с лиц двух фигур на каталках, Хёнджин еле удерживается на ногах. Чтож, видимо, он достаточно нагрешил в прошлой жизни. Мама и папа. Окоченевшие, с полупрозрачной синей кожей и фиолетовыми гематомами. У мамы заплыл глаз и неисправимо сбита линия челюсти. У папы страшно-вздутая шея и открытые, бессмысленные глаза. Большой синяк под правой бровью, ссадина с запекшейся кровью в углу рта. Это мама. И это папа. Ещё вчера обыденно шутившие о новостных заголовках и пьющие вместе с Хёнджином кофе. Ещё вчера абсолютно здоровые и живые, обещающие вернуться не позже семи и спрашивающие, что привезти на ужин. Вылет в кювет. Опрокидывание. Нашли случайно, спустя почти 4 часа. Хёнджин не хочет думать о том, какая страшная это была смерть. Но теперь им не больно. Они больше ничего не чувствуют. Время замерло вместе с ними. Врачи, следователь, холодные стены больницы – всё в момент утянулось куда-то за спину, сжавшись там в одну маленькую точку. Хёнджину никогда не хотелось в теплые объятия родителей так, как сейчас. — Господин Хван, нам нужно к участковому. А дальше водоворот. Больницы, приёмные, мигалки, участки, комиссии, вопросы и новые приёмы в морге. Хёнджин сбивался с ног в попытках успеть за три дня решить все вопросы с бумажной волокитой и юридическими разбирательствами. Найм сведущих людей, страховки, пенсионные и налоговые. Кипы бюрократических договоров и сделок. Судебная система, в своем вершении справедливости, слишком несострадательна к потерпевшим. Но Хван справлялся неплохо. Для того, кто в одиночку впервые брался за подобные процедуры, – даже хорошо. Позади остались три дня похорон, сорок девять дней траура, сотни объяснений со знакомыми, коллегами и партнёрами родителей, передача двух начатых проектов матери, полугодовые попытки наблюдаться у психотерапевта. И что сейчас? Трудные времена создают сильных людей? Хёнджин, кажется, тому совершенный антипример. Запущенная квартира, запущенное состояние, безвозвратно протраченные на попытку пережить произошедшее деньги. Бесполезный и глупый, даже в академе на грани отчисления. Не может позаботиться не то, что о себе, а о своём последнем члене семьи, главной ответственности. — Прости меня. Я так виноват. Кками, прости.