***
— Ш-ш-ш-ш… — прошептал Хитоши, быстро поднося чашку с водой к губам Изуку. Его брат тяжело дышал из-за смертельной лихорадки. Эта лихорадка, несомненно, хуже предыдущей. Он поддерживал Изуку одной рукой, чтобы тот не подавился жидкостью. В тот момент, когда прохладная вода коснулась губ Изуку, он залпом выпил её. — Что… что… — захныкал Изуку, как только оторвался от воды, о которой шла речь. — Ты обожёгся маслом. Не волнуйся, ладно? — Хитоши продолжал шептать. Для этого с Изуку пришлось снять одежду, так как ожоги охватили значительную часть его тела. Конечно, как Хитоши засвидетельствовал ранее, большинство его ожогов были на руках и груди из-за неизвестной огненной причуды, которую он получил. Все они медленно заживали, но из-за медлительности, поскольку на это, вероятно, ушёл бы целый день, если не чуть больше, раны нужно было промыть и перевязать. — Я… я не помню… — Конечно, хочешь, — продолжал шептать Хитоши, проводя пальцами по кудрям Изуку. «Хотел бы я привить тебе воспоминания. Но я не могу вложить то, чего там нет. Моя причуда может брать, но не может отдавать, — если бы у него была такая сила, это сделало бы его жизнь намного проще. Поверьте ему, он пытался. Боже, как он пытался внушить Изуку ложные воспоминания». — Твоя лихорадка воздействует на твой мозг. Но ты жарил креветки на обед. Для нас двоих. Когда Тора ухватилась за ручку кастрюли и забрызгал тебя. Теперь помнишь? Изуку застонал, когда его желудок скрутило. Затем он уткнулся лицом в сгиб локтя, продолжая тяжело дышать. — Я… я думаю… — он слабо сглотнул. — Папа будет в бешенстве… — тихий слова сорвались его губ. — Он не будет счастлив, но он не может винить тебя. Из их комнаты доносились крики. Крики, которые вывели Хитоши из себя. Крики, от которых у Хитоши скрутило живот. Потому что, несмотря на то, что он был приглушен, Хитоши слышал. — Тоши… — Изуку продолжал хныкать. — Мне жарко. У меня такое чувство, будто я в огне, — затем он опустил руку и посмотрел на Хитоши. — Это из-за ожогов, Зучан. — слабо прошептал Хитоши, продолжая перебирать пальцами кудри Изуку. Крики становились все громче, и Хитоши боролся с желанием загородить дверь, поскольку его отец быстро приближался. — Конечно, Всемогущий проинформировал его… — Хитоши горько фыркнул в адрес Всемогущего. «У нас все было хорошо, пока он не появился со своей причудой… что заставляет меня задуматься… это причуда?.. Один за всех, действует ли она как «Все за одного» внутри Зучана? Может, я и не такой умный, как Зучан, но имена — это не совпадение! Этого не может быть!.. Может ли Один за всех быть тем, что пробудило монстра внутри Изуку? Конечно, это был не первый раз, когда монстр был разбужен, было время, когда Изуку приходил к нему по поводу своей причуды притяжения объектов… Но всё же, это не полностью пробудило зверя внутри Изуку. Только прядь волос Изуку поседела во время той драки. Нет, этим утром волосы Изуку впервые за восемь лет полностью поседели, а глаза покраснели. Это был первый раз, когда Изуку назвал его этим ужасным прозвищем… Тошичан. Хитоши не мог этого объяснить, потому что сам этого не понимал. Он не хотел называть это раздвоением личности, потому что не был уверен, что это так. Лучшее объяснение, которое у него было, когда дело дошло до двух Изуку, зеленоволосого и беловолосого, заключалось в том, что беловолосый был воплощением причуды. Это почти походило на разумную причуду. Часть Изуку, которая жила и дышала, но имела свои собственные мысли и представления. Жестокие и ужасающие мысли и представления, свидетелями которых Хитоши был не раз. Теперь они были прямо за дверью. Множество голосов, не только голос его отца, присоединились к крикам. Так много голосов, что Хитоши не мог разобрать, о чем именно идет речь. Сердце Хитоши тяжело забилось в груди, когда он приготовился ко лжи. — Что значит ещё одна? Ты уже сидишь на вершине горы лжи, не так ли? Как тебе не стыдно, Хитоши. Никогда не сможешь заставить себя сказать отцу правду. — Я не могу. Я не могу втянуть и его в это дело. Он не должен знать, если он знает, тогда… тогда… Изображение Шоты Айзавы, которого жестоко пронзают красно-чёрные заклёпки Всетза одного. Его причуда насильно удалена из его тела, в то время как жизнь покидает его глаза… Это разбило сердце Хитоши и заставило его содрогнуться. Ему пришлось солгать. Он должен был защитить своего отца. Наконец, дверь в больничную палату открылась, и Хитоши приготовился к новым воплям. Да, крики были, и когда он приоткрыл глаз, то увидел стоящую в дверях Исцеляющую девочку. Да, его отец был там, но он был слишком занят, вопя изо всех сил, чтобы заметить Хитоши. — …Ты не имел права! Ты высокомерный придурок! — Я имею полное право, когда чувствую, что мой ученик… — …скажи это слово, и ты умрёшь здесь и сейчас! — Хитоши наблюдал, как его отец сделал выпад, но Хизаши удержал его. — Шо, прекрати это! После этого Исцеляющая девочка быстро закрыла дверь. — Привет, дорогие, — она поприветствовала их обоих. — В-Выздоравливающая девочка… — прошептал Изуку, продолжая задыхаться от лихорадки. Честно говоря, Хитоши думал, что он потерял сознание некоторое время назад. Хитоши тихо положил руку на макушку Изуку, и тот подался навстречу его прикосновению. — Холодно… — это было всё, что он смог сказать с облегчением. — О боже, — Исцеляющая девочка быстро вымыла руки и надела пару перчаток. — Мне не сказали, что у вас лихорадка, просто несколько ожогов. Это может всё изменить, — она вела себя так, словно это место принадлежало ей, когда рылась в ящиках и в конце концов вытащила нераспечатанный термометр. Она открыла его и подошла к Изуку. — Ах, — проворковала она. Изуку открыл рот по команде, и Исцеляющая девочка положила устройство ему под язык и между губ. — Теперь, дорогой, почему бы тебе не рассказать мне, что произошло. Хитоши открыл рот. Она подняла руку. — Изуку, пожалуйста, — ёе голос был твёрдым, но не злым. — М-м-м… — Изуку слегка захныкал, обнаружив, что ему немного трудно говорить с термометром во рту. Итак, они подождали, пока термометр подаст звуковой сигнал. Исцеляющая девочка достала термометр и посмотрела на него. Она поморщилась от температуры, которую ей показали. — О боже, тебе уже давали тайленол или адвил? — спросила она. Изуку поежился рядом с Хитоши и слабо покачал головой. — Нет, м-мэм. Исцеляющая девочка что-то промычала и направилась к аптечке. — Почему бы тебе не рассказать мне, что случилось потом? Ожоги? Изуку посмотрел на Хитоши, прежде чем сосредоточиться на Исцеляющей девочке. — Я… я жарил кр-креветки на обед, когда Мисо ухватилась за ручку кастрюли. Масло забрызгало меня всего, — он захныкал, положив голову на грудь Хитоши. — Тора, Изуку! Только не Мисо! Хитоши коснулся лба Изуку. Пот выступил на его лице, что, в свою очередь, привело к тому, что часть его волос прилипла к нему. Исцеляющая девочка вернулась к Изуку, и у Хитоши уже была наготове вода. Из-за бинтов Хитоши пришлось помочь положить таблетки в рот Изуку. Изуку затрясло, но он сумел положить таблетки в рот и проглотил их с помощью Хитоши, который дал ему немного воды. — Понимаю, это прискорбно. Могу я взглянуть на твои руки? Изуку протянул обе руки вверх, и Выздоравливающая Девушка осторожно размотала бинты. — О… — Она с трудом сглотнула, осматривая ожоги на руках Изуку. В основном, его ладони и пальцы приняли на себя основную тяжесть всего этого. Они обесцветились, а плоть скрутилась в то, чем была раньше. От вида этих ожогов у Хитоши скрутило живот. Она мгновение осматривала их. — Хорошо… Ты можешь снять повязку со своей груди для меня? Мне просто нужно посмотреть, насколько плохо и это. Изуку так и сделал, и Хитоши тяжело сглотнул. Дело в ожоге на его груди; если присмотреться повнимательнее, можно было увидеть отпечаток руки. Отпечаток руки Изуку, если быть точным. Но они этого не узнают. Он только надеялся, что в возрасте Исцеляющей девочки она не сможет разглядеть его идеально. — При обычных обстоятельствах я бы исцелила тебя, используя все свои способности, но… — она посмотрела на потное тело Изуку. — Я могу сказать, что у тебя не так уж много выносливости. Эта лихорадка — что-то из ночного кошмара, — она прошептала ему. — Всё в порядке. Спасибо тебе за… за то, что пришла, несмотря ни на что… — Изуку закрыл глаза и всего через несколько секунд отключился, положив голову на грудь Хитоши. Хитоши провел пальцами по влажным волосам Изуку и посмотрел на Исцеляющую девочку. — Итак, где ты был, когда всё это случилось? — спросила Исцеляющая девочка, оглядываясь на Хитоши. — Комната. Как Вы можете видеть… — он указал на свою одежду, которая всё ещё была его спортивной формой с предыдущего дня. — Вообще-то, я спал, когда это случилось. Я проснулся от его криков… — он поморщился. -… это напугало меня… Дверь в комнату снова открылась. И снова Хитоши услышал крики, ту же мешанину громких голосов, которые было почти невозможно разобрать. — Если ты здесь для того, чтобы накричать на этих мальчиков… Хитоши неловко поёрзал, когда Хигаши посмотрел на него. — Не волнуйся, у меня нет намерений делать это, — Хигаши мило улыбнулся Исцеляющей девочке и сделал несколько шагов вперед. — О, у него температура, — прошептал Хигаши, кладя одну из своих четырех рук на лоб Изуку. — Бедняжке так легко становится плохо. — Да, у него температура сорок градусов. Я дала ему немного тайленола, и, Хитоши, я понимаю, что вы с ним близки, но тебе не следует держать его на руках. Накройте его тонкой простыней, чтобы он не перегрелся. Хитоши моргнул от слов Исцеляющей девочки и, довольно кропотливо, оторвал от себя Изуку и уложил его на подушки. Изуку даже не пошевелился. — А теперь, Хитоши, почему бы тебе не рассказать мне, что произошло? Да? — мягко спросил Хигаши, подходя к Хитоши. — Ну… Я спал. Я проснулся от крика Изуку и выбрался из кровати. Я врываюсь на кухню, а Изуку лежит на полу, его руки покрыты волдырями, и я вижу, что его рубашка в некоторых местах прилипла к нему, и что в определенных местах у него есть эти волдыри. Главным образом, его руки, — Хитоши объяснил Хигаши самым искренним тоном «испуганного брата», на который только был способен. — … ты говоришь, его рубашка прилипла к нему? — спросила Исцеляющая девочка, взглянув на карту Изуку. — Да. Это было плохо, — он слегка поморщился для пущей убедительности. — Зучан, он объяснил мне это, когда я вызывал uber. Одна из кошек прыгнула на кастрюлю, в которой он жарил креветки.… Надеюсь, с ним все будет в порядке. — Ты вызвал uber? — брови Хигаши поднялись до линии роста волос, как и у Исцеляющей девочки. Хитоши подвернул подол рубашки. — Я понимаю, это было не лучшее решение, я был в панике и… я не хотел волновать папу. Вы должны понять, через что он прошёл… сегодня ему наконец-то сняли бинты. Он казался таким счастливым, и я подумала, что, может быть, … может быть, это можно решить быстро и тихо. — Что? — прошептал Хитоши Хигаши. Из всего, что было, это не было ложью. Хигаши вздохнул и положил руку на щеку Хитоши. — Я не буду приукрашивать это для тебя, Хитоши. Твоему отцу грозят неприятности из-за твоих действий… — снаружи раздался грохот и крики. — Уверен, ты слышишь. Тебе следовало предупредить своего отца в тот момент, когда произошла вся эта ситуация. — Я согласна, — вмешалась Исцеляющая девочка, убирая карту Изуку обратно в маленький кармашек в ногах кровати. — … Насколько все плохо? — прошептал Хитоши. — Ну, после всего этого мне придётся провести проверку социального обеспечения, чтобы убедиться, что дома всё в порядке. И мне придется задать несколько стандартных вопросов… — Дверь открылась, и Хигаши оглянулся через плечо. Вошёл мужчина. Он был такого же роста, как Хитоши. У него были черные волосы, заправленные под бежевую фетровую шляпу и бежевый плащ в тон. Он снял шляпу, и прежде чем он успел заговорить, Хигаши усмехнулся. — Об этом смешно. Нет! — Хигаши подошёл к мужчине. — Я понимаю, что Вы обеспокоены, мистер Судзуки, но меня лично попросили допросить Хитоши… — …Нет, — Хигаши зарычал на мужчину, о котором шла речь. — Это моя территория, и тебе нет необходимости здесь находиться. Извините, но я социальный работник. Я буду задавать вопросы, а Вы можете возвращаться обратно… туда, откуда пришли! — Хигаши пренебрежительно махнул рукой. — Мне жаль, но Всемогущий попросил меня… — Меня не волнует, попросил ли Вас герой номер один Японии допросить этого ребёнка. Это моё дело. Мужчина вздохнул. Затем он облизал губы и покачал головой. — Я вижу, это будет нелегко. — Есть какая-то проблема? — Вообще-то, есть. Но я не должен говорить об этом при детях… Разъяренный крик резко схватил мужчину за плечо и потянул за собой. — Хватит. Вон. Все вы, — Айзава фыркнул, открывая дверь для Исцеляющей девочки, и Хигаши, и им подобных. — Я бы хотел поговорить со своими сыновьями. Шота был без бинтов. Насколько мог видеть Хитоши, единственное, что осталось от USJ, — это шрам под левым глазом его отца. У Хитоши было такое чувство, что это было не единственным напоминанием его отца о нападении. Хитоши всё ещё хотел умереть. Глаза его отца были красными, а волосы грозили встать дыбом в любую секунду. Он был в ярости. — Айзава, мне неприятно сообщать тебе это, но я не могу оставить тебя наедине с мальчиками. Мой долг как социального работника — убедиться, что они в безопасности… — Прошу прощения? — Шота фыркнул на Хигаши. — Вы явно взвинченный и злой. Я имею в виду, я только что был свидетелем того, как вы пытались ударить Всемогущего. Я не могу с хорошим сознанием оставить вас, ребята, одних. — Мой гнев на Всемогущего не имеет никакого отношения к моим мальчикам. — Айзава. Я не уйду, — чтобы доказать это, Хигаши сел на ближайший стул и терпеливо скрестил все четыре руки на груди и животе. — Отлично, — Шота фыркнул. — Все остальные уходят, — он указал на дверь. Затем они остались только вчетвером. Изуку был без сознания, поэтому взгляд Шоты был прикован к Хитоши. Он указал на Хитоши. — Как смеешь ты пытаться держать меня в неведении?! — он обвиняюще зашипел на Хитоши. — Папа… — …Нет. Нет. Дай мне сказать, и ты посмотришь на меня, когда я это сделаю, — Шота пальцем приподнял подбородок Хитоши, чтобы тот смотрел на него и только на него. Хитоши посмотрел на нос своего отца. Трюк, которому он научился, если хочешь, чтобы кто-то поверил, что ты смотришь ему в глаза. — Я не знаю, что на тебя нашло в последнее время, но это прекращается. И это прекращается сейчас. Ты любишь Изуку и хочешь защитить его, я понимаю это, мы все понимаем это, но ты зашёл далеко за пределы этого. Доходит до того, что не только одноклассники обсуждают какое-то грубое поведение за закрытыми дверями, но и другие учителя. У меня только что была физическая ссора со Всемогущим из-за всего этого. Хватит, Хитоши. Ты снова вычеркиваешь людей из своей жизни, и мне это не нравится. — Что ты собираешься делать? — Хитоши почти захотелось захныкать. Мысль о разлуке… напугала его. Глубокий страх, с которым он не знал, сможет ли справиться. Шота вздохнул. — Терапия явно в порядке вещей. Семейная терапия для всех нас, чтобы мы все могли получить четкую картину проблемы. Наряду с более строгими границами между тобой и твоим братом. Для начала: больше никаких совместных снов в одной постели. Вы больше не дети. Честно говоря… Мне давно следовало на это решиться. Итак, я возьму на себя некоторую ответственность в этом отношении. Следующее? Меня не волнует, что вы, ребята, испытываете физическую привязанность, но вы должны перестать держаться за руки в классе, — Шота потёр между висками, закрыв глаза. Честно говоря, Хитоши мог бы справиться с тем, чтобы держаться за руки… Но история с кроватью… Это была старая привычка, от которой было трудно избавиться. — Это всё, о чём я могу думать на данный момент. Я уверен, что будет больше, — Шота, наконец, убрал палец из-под подбородка Хитоши и посмотрел на Изуку. — Итак… что, чёрт возьми, произошло?***
Шота был благодарен Хизаши во многих отношениях. Если бы не он, Шота, вероятно, убил бы Всемогущего в больнице. В последнее время Всемогущий перешёл все границы, но обвинение в жестоком обращении? Это вывело Шоту из себя. Прямо сейчас он был просто благодарен Хизаши за то, что он какое-то время держал его под домашним арестом. Они с Хитоши вернулись домой не так давно. Изуку не мог вернуться с такой высокой температурой. Хитоши хотел остаться, но Шота этого не допустил. После этого Хитоши заперся в своей комнате. Хизаши пришёл вскоре после них и встретился с Шотой в его спальне. Теперь они сидели здесь. Хизаши положил голову на спину Шоты, его руки и ноги обвились вокруг него, как какое-то растение, и он крепко держался, не желая отпускать. Шота действительно не произнёс ни слова за последние десять минут. Его разум гудит. — Ты видел кухню? — Шота, наконец, спросил после долгого молчания. Он не видел. — Я так и сделал, — голос Хизаши был приглушенным, но достаточно громким, чтобы Шота мог его услышать. — Мне было любопытно. — И что? — Ну, всё так, как сказал Хитоши. На полу, куда прыгнул Тора, стоял горшок с маслом. Также масло было по всему полу. Однако ваши кошки, включая Тору, вроде как испортили место преступления. Они слизывали масло с пола. Не волнуйтесь, я все убрал. Шота снова замолчал. На этот раз ненадолго дольше, чем раньше. Он откинул волосы с лица, снова задумавшись. Хизаши был нежен, когда успокаивающе массировал плечи и бицепсы Шоты. — …Я отчасти хотел бы, чтобы у тебя этого не было. — Хм? — Уборка масла… Я должен был увидеть это сам. — Ты не веришь в историю Хитоши? — … Нет. Я не понимаю. Просто не имеет смысла, как руки Изуку так сильно обожглись. Не только это, но я прочитал файл. К коже Изуку прилипли кусочки ткани, которые им пришлось отдирать пинцетом. Они описывают ткань как синюю и выгоревшую. На Изуку не было синей рубашки. На нем была красная рубашка с воротником, на которой, да, были масляные пятна там, где Изуку обжёгся сильнее всего, но… это просто кажется неправильным, и я не знаю почему. Такое ощущение, что это… подделка. В основном из-за синей ткани. Хизаши положил голову на плечо Шоты и еще раз промычал. — Ты смотрел на ткань, которую они сняли с Изуку? — Я так и сделал. Хизаши… Я точно знаю, что, как и Хитоши, Изуку лёг спать в своей спортивной форме, которая синяя…<i> — Но когда Изуку проснулся, разве ты не спросил его о том, что произошло? Конечно, он бы знал, какая на нём была одежда. — Я так и сделал, и, кстати, спасибо, что вытащил Хитоши из комнаты за этого… Тем не менее, у Изуку смертельная лихорадка, так что я не могу сейчас воспринимать его слова всерьёз, но он полностью следовал рассказу Хитоши… за исключением одной детали. — О? — Он не сказал, что это сделала Тора. Он сказал, что это сделала Мисо. Опять же, у него температура, так что он мог просто перепутать кошек. В конце концов, и то, и другое рыжое… И всё же мне это не нравится, ничего из этого. — …Что ты собираешься делать? — Я хочу посмотреть спортивную одежду Изуку. И всё же, у меня такое чувство, что если я войду в комнату Изуку, её не будет в его корзине. Хизаши пошевелился, наконец-то выпуская Шоту из своей хватки. Это заставило Шоту скучать по теплу, которое излучал Хизаши. Блондин сел рядом с Шотой и посмотрела на него. — Если не там, то где же тогда? — …Давай начнём с мусорных баков у дороги. Если их там нет.… тогда мы попробуем соседский мусорный бак. — О боже. Ты получишь за это несколько <i>взглядов, ты же знаешь? Но что, если ты ошибаешься насчёт этого и это действительно было масло? Шота усмехнулся. — Я съем свои ленты.***
— Папа… — О боже, опять? Уже поздно, Изуку. Четырехлетний Изуку тихо плакал. Его лицо было горячим, всё его тело было горячим, если уж на то пошло. Остатки рвоты прилипли к его подбородку. — Меня вырвало! — О-о-о, — его отец подошёл и с лёгкостью поднял его. Держа Изуку на бедре, пока он шёл, его отец в конце концов сел на диван и прижал Изуку к своей груди. Изуку тихо заплакал на груди отца. — Я ненавижу эту причуду! — Изуку продолжал беспомощно рыдать. — Меня тошнит каждый раз, когда я её использую. — Я знаю, — слова его отца были мягкими, когда он успокаивающе поглаживал сына по спине. — Такова цена, но скоро ты сможешь использовать её с легкостью. Я знаю это. Изуку захныкал и небрежно потёр лицо обеими руками. Случайно размазав остатки рвоты по другим частям лица. — Мне не нравятся седовласые я. Они злые. Его отец достал из кармана носовой платок и слегка лизнул его. Затем он приподнял лицо Изуку и осторожно вытер рвоту. — «Все за одного» — это суперсильная причуда, да, и да, «седовласые», как ты выразился, определенно раздражают. Нет ничего такого, чего мы не могли бы приручить. Я просто хочу, чтобы ты не сопротивлялся этому. Знаешь, это твоя особенность. Скоро, когда нам удастся объединить обе наши причуды воедино, ты не сможешь с этим бороться. Ты должен просто позволить причуде полностью взять верх. В конце концов, она исчерпает себя. — Они собирались причинить вред Томашану! Я не мог этого допустить! — Хм. Это у тебя от матери, это точно. Я часто спрашиваю себя, как у неё дела. Изуку положил голову отцу на грудь. Его лицо горело. Было жарко, слишком жарко. — Мамочка… — он попытался подумать о своей матери. Но он не мог вспомнить её лица или вообще чего-либо о ней. Или, может быть, это просто лихорадка говорила. Он посмотрел на своего отца, и тот одарил его любящей улыбкой, прежде чем дико поменяться внешностью прямо на глазах у Изуку. Вместо белых волос и красных глаз у его отца теперь были черные волосы и глаза цвета оникса. Глаза, которые становились красными только когда злились или активировали его причуду. — Ты чувствуешь себя лучше? — Шота спросил Изуку, проводя пальцами по копне кудрей на голове Изуку. Изуку улыбнулся и наклонился навстречу прикосновению отца. Он обнял отца за грудь и сохранил на лице прежнюю улыбку. — Теперь, когда ты здесь, папа, да.