Последствия

      Док зашёл к нему с утра. Спросил о самочувствии, пощупал пульс и измерил давление. Послушно дал Чигуру осмотреть ампулу прежде, чем сделать укол. Взял из гардеробного шкафа две вешалки с рубашкой и брюками. Сказал, что они с сестрой собираются на свидание, или вроде того. И что минут через двадцать он принесëт завтрак. Ещё попросил не снимать трубку, если кто позвонит. Антон не сказал ничего. Ему порядком надоело бездействовать, и он как раз собирался размяться.       После завтрака он сбрил недельную щетину опасной бритвой, найденной в одном из пакетов, которые принёс Гектор. Наугад выбрал комплект вещей, бритвой же срезал магазинные ярлыки и оделся. Левой руки, зафиксированной ортопедической лонгетой, несколько не хватало. Но Чигур не сомневался, что, потеряв её, сумел бы приспособиться к однорукости.       Когда судьба заносила его на новое место, Антон всегда обходил все помещения с ревизией. Чтобы узнать планировку и сообщения между комнатами, подметить укромные места и безвыходные углы, в которых лучше не оказываться. Присвоить что-нибудь полезное, в конце концов. И свою ревизию в доме Гектора Чигур начал с самого очевидного — с общей комнаты, куда открывался вид сразу на выходе из хозяйской спальни.       Ничего примечательного в гостиной не обнаружилось. Камин с расставленными на нём статуэтками, пара кресел, телевизор, кофейный столик, комнатное растение на полу. Диван, на котором, временно лишённый комнаты, спал Гектор. Дощатый пол — Чигур лежал на нём неделю назад, связанный и слепой. Он уже был здесь. И расценивал возвращение сюда свободным и зрячим как безоговорочную победу над обстоятельствами.       Гостиная соединялась с кухней через широкий проход без двери. Минуя его, Чигур отвлечëнно подумал, что ему ещё долго предстоит восстанавливать свои силы и возвращать на исходный уровень свои навыки. Обойдя всего одну комнату, Антон начал ощущать утомление. Болела рука, спина и промежность. Мексиканцы не справились с ним, но сильно его потрепали. Пока он брился, то видел в зеркале, что осунулся и заметно потерял в весе. Но все остальные составные части остались при нём, что предрекало этим рэбаньо куда менее благоприятный исход.       Гектор сидел в кухне один, в пол-оборота к нему, и читал газету, расслабленно опершись на столешницу локтями. Услышав мерный стук его каблуков, док обернулся и расширил глаза за пенсне. Реагирует, только если что-нибудь привлекает его внимание. Таких проще всего заставать врасплох.       — Ты встал, — проговорил док, сняв очки. — И побриться успел.       — Очень наблюдательно, — отозвался Чигур, остановившись у кухонных шкафчиков. У Антона никогда не ладилось с метафорами, и абстрактное мышление его хромало на обе ноги, но, подсматривая за разговорами случайных людей, он со временем научился иронизировать. Нужно просто говорить что-то, прямо противоречащее действительности. Всегда — никогда. Далеко — близко. Тебя легко застать врасплох — ты наблюдательный.       — Хочешь чего-нибудь? — неуверенно спросил Гектор, провожая Чигура взглядом. Док не совсем понимал цель визита Антона в кухню, но, как всегда, был готов помочь.       — Нет, — ответил Чигур, разыскивая ящик с ножами. Он не приветствовал ближний бой, но предпочитал всячески перестраховываться. В критической ситуации всё, что угодно, сгодится за инструмент. В его жизни был день, когда он убил трёх человек: одного — выстрелом, второго — бильярдным шаром, третьего — дверной ручкой.       — Я рад, что тебе лучше. Правда. Но ты бы не увлекался физкультурой. Ты ещё слаб.       Чигур стремительно обернулся на доктора, невзирая на пронзающую боль в спине. Слова о собственной слабости передëрнули его мгновенным всплеском ледяной ярости.       — Ты ничего не можешь об этом знать, — почти физическая тяжесть его взгляда придавила Гектора к спинке стула, где тот сидел. Док весь сжался и нервно потëр угол газетного листа. Закусил губу и виновато свёл брови. У него заметные впадинки над переносицей; значит, эта жалостливая гримаса появляется на лице Гектора довольно часто.       — Да, конечно. Ты прав. Мне не понять, что ты испытываешь. Извини.       Видя, что его слова возымели нужный эффект, Чигур вмиг вернул самообладание и прошествовал к холодильнику у окна. Холодильников оказалось двое. Один стандартный, и ещё один — мини.       — Ты каннибал? — не подключенный к сети маленький пустой холодильник Чигур сопоставил с особыми целями Гектора, для которых тот хотел заполучить его голову.       — Что?! Почему ты… а, — Сильверман внезапно расхохотался, прижимая костяшки к носу. Доктор, разумеется, смеялся истерически, но Чигур, не способный так тонко различать эмоциональные окраски, принял его смех на свой счёт.       — Что смешного.       — Нет-нет, я просто… о, Боже, — отдышавшись, док разгладил аккуратные усы. — На самом деле, это и впрямь не смешно. Ты верно понял, там должна была лежать твоя голова. Но я не собирался её есть. Я хотел… чёрт, мне так неловко говорить об этом. Я очень виноват перед тобой. Мои намерения были бесчеловечны. Может, не будем об этом?       — Значит, каннибал.       — Да нет же. Ладно. Я… хотел провести исследование твоего мозга. Рассмотреть как следует и сравнить с известными данными. Чтобы, как я говорил, попытаться понять, что делает тебя особенным.       Чигур еле заметно улыбнулся. Быть особенным лучше, чем слабым.       — А если бы ты нашёл источник моей особенности, что бы ты сделал со своим открытием?       — Вероятно, всё записал бы. Может, даже зарисовал. А потом положил бы в папку и убрал подальше. Меня посадят за такое открытие.       — Вот как, — Чигура такой вариант устраивал. Каков бы ни был секрет его исключительности, он не хотел делиться им с миром. Когда он умрёт, никто не сможет заместить его.       — Разумеется, мой план уже не в силе, — продолжал доктор. — Я больше никогда не пойду на что-то подобное. Ты помог мне понять, что я совершаю зверство.       — Ты ничего не совершал, — Чигур вкладывал в свои слова уничижительный смысл, но Гектор отчего-то воспринял их как ободрение.       — Да, верно. Спасибо, Антон. Надеюсь, мы разрешили этот вопрос. Ничего личного, да?       — Ты странный. На помощь у тебя есть личные мотивы. А если речь идёт о чём-то менее приятном — ты уже ни при чём. Боишься запачкаться. Но, как ни старайся, твои руки не останутся чистыми, если ты хочешь выжить. Таков порядок вещей.       Гектор помрачнел, и взгляд его сделался пасмурным.       — Дело не в запачкаться. Грязь с моих рук ни одно мыло не возьмёт. Ты правда не понимаешь, почему холодильник для твоей головы пустой?       — Потому что там ничего нет. У тебя была цель, но ты сошёл с пути, потому что выбрал другую цель. Более выгодную. Я, каким бы я ни был, важнее, чем мой мозг, каким бы он ни был.       — Воистину, — серьёзно сказал Гектор, опять истолковав всё по-своему. Но Чигур и не стремился что-то до него донести. Ему было безразлично, что думает Гектор. Главное — пусть остаётся послушным. — Если что-нибудь захочешь, чай или кофе…       — Я всё найду.       — Ладно. Распоряжайся тут. Главное — не бери телефон. Мне вот-вот должны назначить нового куратора. Если что, перезвонят на мобильник.       Чигур не ответил. Распоряжаться — хорошее слово. Именно этим он и собирался заняться, вне зависимости от позволения Гектора.       Ещё две комнаты внизу оказались закрыты на ключ. Антон решил вернуться к ним позже и поднялся наверх. Из трёх возможных дверей он выбрал первую справа. Здесь обитала сестра Флор — Чигур, пожалуй, определил бы это, даже если бы она не находилась в помещении прямо сейчас, шнуруя корсаж белой свободной рубашки с открытыми плечами.       У Инессы спальня была ярче, чем у Гектора. Почти до раздражающего яркая. И гораздо менее упорядоченная. Много красного, зелёного, перламутрового и блестящего, сочетаний чёрного и белого, бархатного и атласного, разноцветного и однотонного. Много декора, рисунков, всевозможного шитья и выкроек на пластмассовых манекенах. И целая витрина с разнокалиберной бижутерией сбоку от двуспальной кровати. Если знать, что украшение способно убить, можно собрать целый патронташ.       Пахло какими-то благовониями, или свечами, или терпкой парфюмерией. Не противно, но к этому нужно было привыкнуть. Антон не думал, что найдëт здесь что-нибудь полезное, но осмотреться всё равно стоило. Инесса Флор ему не мешала, и он шагнул глубже в комнату.       Сестра резко обернулась — сразу всем телом, как солдат по команде «кругом». Не вскрикнула, и не отшатнулась. Даже не придержала не до конца зашнурованный корсаж. Должно быть, откуда-то знала, что у неё под одеждой нет ничего, что могло бы привлечь Антона. Только вонзила в него чёрные глаза и воинственно опустила уголки губ. Её тоже можно застать врасплох. Но она готова принять бой.       — Чего ты здесь шляешься? — по-наставнически строго осведомилась Инесса. — Ищешь, чем поживиться, а? Дождался бы хоть, когда хозяев не будет, умник.       Чигур, слегка заинтересовавшись, пристально посмотрел на неё в ответ. Эта женщина лучше приспособлена к опасностям. И сама может быть опасна.       — Гектор сказал, что я могу распоряжаться, — спокойно ответил Чигур. — Зачем мне красть, если я могу просто взять.       — Вот у Гектóра и распоряжайся. А сюда не суйся, если глаза дóроги. Я тебе их выцарапаю и скормлю котятам возле нашей баптистской церкви.       — Необычное подношение. Значит, ты протестантка?       — Тебе, никак, в шлюшьем подвале мозги отшибло? Убирайся, тебе говорят, — Флор уверенно подступила к нему и, когда он не двинулся с места, толкнула в грудь со всех сил, так, что Чигуру пришлось на шаг сдать назад. — В следующий раз я повешу над притолокой ведро с дерьмом, ясно тебе? Может, тогда и док поймёт, что ты сам — ходячее подлое дерьмо.       — Ты бы не сказала об этом, если бы действительно собиралась сделать. Это бессмысленно.       — Давай-давай, двигай отсюда, — на ощупь сцапав с телевизора наушники, Флор малочувствительно хлестнула его проводом по плечу. — Ещё раз тебя здесь увижу — глаза выцарапаю, так и знай.       Напоследок окинув сестру непроницаемым взглядом, Чигур развернулся и вышел. За ним с грохотом захлопнулась дверь.       Инесса Флор не так проста, как Гектор. Она гораздо сильнее, и глаза её видят лучше. И цель её никак не связана с Чигуром. Стоит её убрать, пока она не поделилась с ведóмым Гектором своей силой. Чтобы не смогла защитить его.       Следующим на очереди был кабинет Гектора. Здесь было светло, и так же просторно, как в гостиной. Док явно проводил здесь несравнимо больше времени, чем в спальне. Первым внимание привлекал здоровенный, как в библиотеке, стеллаж, заставленный книгами, папками и альбомами. В абсолютном большинстве была научная литература: медицина, биология, математика, энциклопедии и справочники. Некоторые блоки были тематическими: с иностранными словарями, художественными произведениями, атласами об искусстве. В папках были напечатанные статьи, вырезанные колонки, рентгеновские снимки, нотные тетради, записи с сеансов психотерапии ветеранов Вьетнама. В альбомах — только фотографии. В тени стеллажа, в самой тёмной стороне кабинета, стоял красивый бар, заставленный алкоголем. Бурбон, коньяк, всевозможные вина, даже мексиканский мескаль. Благодарности пациентов. По крайней мере, на родине Антона было обычным делом ставить на стол благодарственную бутылку. Чигур не был любителем выпить, и прошёл мимо.       На стенах были развешаны анатомические плакаты, дипломы, сертификаты и благодарственные письма в рамках, рабочие и волонтëрские бейджи. В углу стоял кодовый сейф; Гектор сам скажет ему, что там, и Антон решит, стоит ли взять содержимое себе. Из бесполезного декора, попавшегося на глаза — шарнированный деревянный скульпт, головоломка в виде цветного куба, «колыбель Ньютона», подписанный кем-то бейсбольный мяч, магнитные модели сердца, печени и мозга. На столе — стопки рукописей и каких-то бумаг, календарь и всевозможная канцелярия. В первом ящике — шкатулка размером как фолиант, с коллекцией наручных часов. Во втором — документы, телефонный справочник, номера служб и страховой компании. Всё систематизировано, аккуратно и по алфавиту — то есть, всë невозможно далёкое от образа жизни Чигура.       Последним предметом его изучения был большой чёрный квадратный кейс на молнии. Чигур заметил бы его раньше, не будь тот компактно втиснут в нишу стола. Он узнал этот кейс. Гектор приходил с ним в подвал. Присев на одно колено, Антон вытащил кейс и расстегнул молнию, заранее зная, что заберёт медицинский органайзер с собой, когда вернёт долг Гектору.       Сверху лежал револьвер в кобуре. Четырëхдюймовый «Питон» с полным зарядом. Чигур не думая сунул его за пояс. С одной рукой неудобно пользоваться ружьём. Под пистолетом — книга с непонятным названием «Аморальный десант». Раскрыв оглавление, Антон решил, что книга тоже ему нужна. Интересно узнать, насколько Нил МакКоэн понимает, с кем он имеет дело.

***

      Гектор и Инесса сидели в машине, обращённой стёклами к западу, и смотрели на заходящее солнце. Они так чудесно провели время, что доктору даже стало совестно, что он взял отпуск ради Чигура, но никогда не делал этого ради Инессы.       Закат выдался свирепый, и полыхал всеми цветами огня. От золотого до ослепительной белизны головëшки-солнца, наполовину скрытого горизонтом, расходилось полупрозрачное жёлтое зарево. Его свет подпаливал низко висящие облака, и они тоже загорались алым и ярко-оранжевым пламенем, кое-где обугливаясь до пепельно-серого. Прямо извержение вулкана, а не закат.       — Как думаешь, такой бешеный закат что-нибудь обозначает? — спросил Гектор у сестры Флор. У неё особенный взгляд на вещи. Своими глазами Инесса видела и умела трактовать то, о чём никто не задумывается, или задумывается, но слишком поздно.       — Понятия не имею, — ответила Флор. Она сидела впереди, рядом с ним, развалясь, как своенравная аристократка, и тыкала соломинкой в свой мятный коктейль, разгоняя подтаявшие льдинки. — У солнца всё проще, чем у людей. Если оно встаёт, то начинается день. Если садится — значит, скоро наступит ночь. Никаких особенных значений.       — Наверно, так и есть, — смиренно кивнул Гектор, откинувшись на подголовник.       — Впрочем, — Инессе вдруг стало жаль его не оправдавшуюся надежду на что-нибудь особенное. Сильверман — человек науки, привыкший не ждать от жизни чудес. Пусть же увидит ненаучное волшебство в закате. — То, что ничего не обозначает, может обозначать что угодно. Можем сами выбрать значение для бешеного заката.       — Может, это к панкейкам на завтрак? — улыбнулся Гектор, прохиндейски, и одновременно благодарно.       — Ну тебя, Гектóр, — Флор бросила в него черенок от мараскиновой вишенки. — Какие ещё панкейки. Мысли шире. Ясно же видно — это к нашествию вурдалаков.       — Точно. Похоже, вожак вурдалаков плохо следит за своей стаей.       — Как это?       — Один боец отбился.       Доктор и сестра хором рассмеялись. Так подшучивать над Чигуром в его присутствии и смеяться ему в лицо определённо не стоило.       Гектор честно не вспоминал о нём, всецело увлечённый Инессой и их общими впечатлениями. Но теперь, ближе к ночи, его вновь схватила за рукав неясная тревога. Антон мастерски умел разрушать спокойствие. Даже если опустить род его занятий и его туманное, явно трагичное прошлое, человек он был не самый приятный. Особенно в качестве собеседника. Его склонность к резонëрству и искажённое мышление, граничащее с паралогическим, были прямо-таки созданы, чтобы выматывать собеседника. Чигур витиевато говорил и шулерски тасовал понятия, а его умозаключения были… не то, чтобы совсем бредовыми, но создавали впечатление отражённых в кривом зеркале. Будучи очень внимательным слушателем, Гектор всё же не всегда мог понять, что Чигур имеет в виду. Сегодня, когда он сказал «Ты ничего не совершал», доктор поначалу воспринял его слова как ободрение, но, вернувшись к этой мысли, понял, что Антон, упрекал его в бездействии. Хоть записывай за ним, и анализируй каждое слово по двадцать раз.       Рокки на собеседовании говорил так же: загадками, двойными посылами и завуалированными угрозами. Гектор не ошибся, бессознательно подметив сходство между Чигуром и своим боссом. Где же он так провинился, что один психопат издали следит за его работой, а другой спас ему жизнь во Вьетнаме.       Да, несмотря ни на что, Антон оставался его спасением. Но, глядя в его каменное лицо и пустые, как просвет дула, глаза, Сильверман искренне не понимал, что могло побудить этот гениальный истребитель броситься отбивать у огня и Вьетконга чужую жизнь. Чигур был создан их отнимать. Жизнь, как и смерть, значит для него меньше, чем для Гектора — или не значит ничего. В чём же, чёрт возьми, тут дело. Может, Чигур просто охотился за острыми ощущениями? Но ведь на войне этих острых ощущений и так хоть отбавляй. К тому же, Антон тоже тогда был ранен, и возиться с контуженным доктором было ему не с руки. Может, Чигур впрямь ясновидящий, и у Гектора на роду написано быть предателем? А может, Сильверман всё же не напрасно искал в нём заветный островок человечности? Гектор многое бы отдал, чтобы услышать ответ из уст Чигура.       — Интересно, от нашего дома ещё что-нибудь осталось, или он уже развёл там собрание колдунов, — Инесса не шутила, и слова её наложились на думы Гектора слоем косметического лака, закрепляя тревогу в сознании.       — Скоро узнаем, — сказал Сильверман, думая о худшем. Он привёл Чигура в их дом, и готов был нести ответственность.       По дороге домой у Гектора зазвонил мобильник. Инесса убавила музыку, достала с заднего сиденья трезвонящую машину и протянула ему.       — Сильверман.       — Где тебя носит, док? — испанская речь. Гектор не узнал говорившего, но это было неважно. Звонок шёл из его второй жизни. — И почему у тебя на домашнем сидит какой-то чмырь. Знаешь, в какое место я имел посредников?       Чёртов Чигур. Всё-таки снял трубку.       — Я прошу прощения. Такого больше не повторится.       — Слушай внимательно: завтра с тобой свяжется человечек, который будет тебя пасти. И чтобы трубу взял сам, ясно тебе?       — Ясно, сеньор. Спасибо.       Значит, завтра у него появится новый куратор. На замену покойному Марсело. Интересно, он тоже потребует собеседования, или они с доктором познакомятся при случае.       В дом Гектор заходил первым, чтобы, если вдруг что, закрыть Инессу собой. Чигур дал согласие на операцию, и не должен бы их убивать, но кто знает, что творится у него в голове. Флор шла за ним без страха, и, если и нервничала, то тщательно это скрывала. Присутствие Чигура превращало их частную клинику во вражеский лагерь, и шутки о нашествии вурдалаков уже не казались смешными.       В передней было темно, и Гектор тотчас ударил по выключателю. В поле видимости Антона не было. Но теперь, став мобильным, он мог быть где угодно. И что угодно же замышлять.       — Пойду найду его, — тихо сказал Гектор, и двинулся к коридору.       — Ну найдёшь ты его, и что дальше? А если он стрелять будет? Метлу хоть возьми, я не знаю.       — У нас нет бронированной метлы.       — Надо купить.       — Надо.       Кухня, холл, гостевой санузел и весь нижний этаж были пусты. Оставалась спальня. Из-под её двери виднелась полоска света. Прислушавшись к тишине, Гектор перекрестился и, поймав момент между ударами сердца, вошёл к себе в комнату.       Чигур был там. Полусидел на кровати и читал. Это было последнее из занятий, за которым его рассчитывал увидеть Гектор. Не то чтобы он сомневался в его тяге к знаниям. Антон был действительно умён, и запросто мог быть образован. Просто Гектор считал, что такому малочувствительному человеку, постоянно нуждающемуся в хорошей встряске, чтение должно казаться скучным, и он предпочёл бы получать опыт сразу на практике.       — Привет, Антон, — произнёс доктор, изобразив улыбку. — Ну как ты?       — Здравствуй, Гектор, — Чигур искоса посмотрел на него. — Принёс патроны?       — Нет, — только сейчас вспомнив о заказе, Гектор нервно потëр свои руки. Рядом с Инессой он и думать забыл про его патроны. И теперь у него было слишком мало времени, чтобы представить, как отреагирует Антон, и что ему теперь делать, чтобы выйти из своей спальни невредимым.       — Ну ладно, — это был ответ, который Сильверман тоже рассчитывал услышать в последнюю очередь. Чигур ничуть не разозлился и не расстроился, и, как ни в чём не бывало, перелистнул страницу. — Это не срочно.       — Патроны будут. Клятва верности и чести, — и что он только несёт. Когда Чигур зарядит своё ружьё, в их доме станет небезопасно вдвойне.       — Почитай флаг Техаса, — внезапно сказал Антон, вновь подняв на него глаза. — Я клянусь хранить верность тебе, Техас, единый в своей неделимости перед богом.       — Да, это наша техасская клятва верности, — растерянно улыбнулся Гектор, не понимая, к чему это было, и упустив из внимания неявную чигуровскую усмешку. Надо бы перевести тему, пока Антон совсем его не запутал и не заставил сказать что-нибудь обязывающее. — Что читаешь?       Чигур наклонил книгу на себя, показывая обложку, и Сильверман снова занервничал. Нельзя предугадать, что станется со спокойствием Антона, когда он ознакомится с книгой, освещающей его пороки.       — И… интересно?       — Книге не обязательно быть интересной. Книге достаточно быть полезной.       — Ладно. Тогда, полезная?       — Больше для тебя, чем для меня.       Гектор приблизительно понимал, о чём говорит Чигур. Нил МакКоэн показал его особенности всему миру, во всех неприятных подробностях. Сильверман не был уверен, что хотел бы прочесть о самом себе.       — Ты не знаком лично с автором? — спросил Антон.       — К сожалению, нет.       — У тебя есть ещё? Что-то похожее.       Гектора несколько удивила его заинтересованность. Он не верил, что Нил МакКоэн мог повлиять на самосознание того, о ком писал.       — Из похожего, есть ещё книжка русского профессора. Но она старая, и многие данные уже не актуальны. И написана довольно заумно. Не думаю, что тебе будет инт… то есть, полезно.       — Я возьму.       — Конечно. Бери, что хочешь. Я не закрываю кабинет, — Гектор уже догадался, что Антон в их отсутствие побродил по дому. Доктор помнил, что оставлял «Аморальный десант» в кабинете. Не помнил только, где именно.       — Я знаю. Я ничего не крал, — сказал Чигур.       Потому что зачем красть, если можно просто взять.       — Я верю, — закивал Гектор. Есть ли на земле второй такой доверчивый человек. — И да, Антон. Я просил тебя не снимать трубку.       — Я забыл об этом, — в этот раз Чигур не соврал. Большинство из того, что говорил ему Гектор, не представляло ценности, и Антон слушал его в четверть уха.       — Постарайся больше не брать. У меня будут неприятности из-за этого.       Что ж, вряд ли у дока могут случиться бóльшие неприятности, чем сам Чигур. Хуже может быть только двое Чигуров. И из того, что он прочитал, следовало, что такое не исключено.       Да, Чигур понял кое-что важное. Он такой не один. Их даже не двое. Чигуров в мире несметное множество. Это решительно ему не нравилось, как не нравилась и сама книга. Но книга не сама себя написала. Разыскать бы этого Нила МакКоэна. За то, что осветил в своём исследовании непростительно много. И за то, что на несколько мгновений испортил ему настроение.       Но сначала следовало разобраться с врагами первого ранга. Сперва — бывший хозяин, натравивший на него мексиканцев. Потом — рэбаньо. Следом — Гектор. Когда придёт его черёд, Сильверман уже сделает ему операцию. Может, Чигур даже предоставит ему шанс спастись.       Гектор сделал Антону второй укол и вышел из спальни. Сегодня Чигур был не так страшен, каким казался вчера. Но исходящая от него опасность сохранялась; она не таилась, как токсины в бледной поганке, но свободно сочилась наружу сквозь его безразличный взгляд, содержалась в каждом его вопросе и слове, всплывала в каждом выверенном движении головы, рук, тела. Подсознание доктора надрывалось, что он не должен обманываться деланной умиротворëнностью Чигура, что этот человек опасен, и чем дальше они друг от друга — тем лучше. Но Гектор, однажды увидев в нём своё спасение, не хотел верить, что Чигур не имеет ничего общего с надеждой, смыслом и с самим Гектором. Сильверман так долго искал себе укрытие от тоски, вины и нескончаемой боли, что скрылся от них за первой попавшейся дверью. Он не посмотрел, что в его укрытии живёт монстр, а, посмотрев, счёл монстра своим защитником. Это не делало его глупым и недалёким, но говорило о том отчаянии, с каким утопающие цепляются за травинку. Чигур в качестве спасения был столь же надёжен, как и травинка. Но, лишившись этой иллюзии, Сильверман потерял бы ещё одну часть себя.       Они с Инессой сели на кухне. Сестра Флор заварила чай с лавандой. Лаванда помогает от стресса. А ещё её любила Джоанна.       — Чем занят господин вурдалак? — поинтересовалась Инесса, подвязывая волны чёрных кудрей.       — Читает, представляешь, — хмыкнул Гектор.       — На чёрной латыни?       — Мою книжку. Про психопатов.       — Оу. Ну, пускай глянет на себя со стороны. Есть английская легенда о василиске, который издох, увидев своё отражение.       — Не думаю, что с нашим василиском это сработает.       — Подожди-ка. Книжку, говоришь? Значит, у тебя он тоже порылся.       — Тоже?..       — Ну. Этот подонок копался в моих вещах.       Гектор не донёс лавандовый чай до рта и застыл.       — А ты запирала дверь?       — Запирала. И она оставалась запертой, когда я пришла. А что толку. Мне тоже доводилось вскрывать замки. Что вскрыл, можно и обратно закрыть, будто ничего не было. И какая вообще разница, запирала я её или нет. Этот змей не должен рыскать, где ему вздумается.       — Прости, Инес. Я поговорю с ним об этом.       — Ха-х. Поговорит он, посмотрите на него. Очнись, Гектóр. Единственный способ защититься от этого гада — вышвырнуть его из дома к чертям. Они его ближайшие родичи.       — Я… — Сильверман прервался, заслышав стук его каблуков.       Чигур медленно вошёл в кухню. В наступившей тишине его шаги звучали барабанным боем. Молча обойдя Инессу, презрительно зыркнувшую на него, Антон выдвинул себе стул и сел между сестрой и доктором.       — У тебя есть карта? — спросил он, обращаясь к Гектору.       — Какая?.. — смятëнный его внезапным появлением, Сильверман не сумел сообразить, какие на свете бывают карты.       — Туз пик, — Чигур дёрнул уголком рта, и в его неизменно надтреснутом голосе послышался язвительный смех.       Это была военная шутка, возникшая из поверья, что вьетнамцы трепещут перед пиковой мастью. Но Антон, конечно, спрашивал не про туз. Его интересовала география.       — Сейчас принесу.       — Нет уж, я принесу, — пронзительно рявкнула Инесса, шумно встала из-за стола и ушла в гостиную надвигающейся грозой. Гектор почувствовал себя виноватым. Он должен был учесть, что Флор не желает оставаться с Чигуром наедине.       Получив атлас и проигнорировав Инессино «Подавись», Антон нашёл крупный масштаб запада Техаса, и указал на стык между Эль-Пасо и Сьюдад-Хуаресом.       — Куда дальше?       — Ты про Каноссу?       — Где обитают твои хозяева?       Гектор замешкался и почесал бровь.       — Я не знаю, Антон. Может, это странно, но…       — Так и должно быть. Я тоже не должен был знать, где обитают мои хозяева. Но я узнавал. И я приходил к ним.       — Увы, я не так хваток. Рэбаньо мне не доверяют. Меня всегда возят с завязанными глазами.       — Смотреть можно не только глазами. Я был слеп в твоём доме, но я узнал, что тебе нужна была моя голова. Что у тебя в холле деревянный пол. Что у тебя есть медсестра.       Инесса от каждого его слова накалялась всё больше, как вольфрамовый волос в лампочке. Она громко сопела, тëрла застëжку серьги и с резким звоном ставила на столешницу свою чашку. Лавандовый чай определённо не справлялся с такой нервной нагрузкой.       — Ну… — Гектор осторожно потянулся через стол, чтобы взять её за руку, но Флор отдëрнула кисть и откинулась назад, принявшись грызть заусенец возле ногтя на большом пальце. — Я могу сказать только, что эта вилла явно стоит за городом. Каносса — это её название. Может, там где-нибудь написано. Дорога к ней ухабистая. Далековато от трассы. Там всё в охране. И несколько больших собак. Не знаю, каких. Я никогда их не видел.       — Рэбаньо можно понять. Они не зря не доверяют тебе. Ведь ты предал их.       Гектор не успел осознать сказанное, не успел ощутить холодную боль под рёбрами, не успел даже поднять глаза. Инесса взмахнула рукой и спихнула на Чигура свою чашку с горячим чаем. Густо-зелëный напиток залил Антону колени и низ рубашки, обжигая кожу под одеждой.       — Неблагодарная тварь! — её голос, и без того грудной и довольно низкий для женщины, повелительно гремел, когда её охватывал гнев. — Он тебе жизнь спас, пидор позорный. Закрой свою пасть и не смей ничего говорить о нём. Брехливое, подлое дерьмо.       Чигур вскочил, охваченный морозной яростью. Но ярость его была так далека от простой человеческой, и так поверхностна, что никак не отразилась на его лице. Лишь её суррогат. Суррогаты — единственное, на что он был способен. Ни один физиогномист не сумел бы внятно описать едва уловимое выражение, на долю секунды исказившее его суровые, воинственные черты. Лишь массивные веки расширились, зажигая в глазах белые звёзды крохотных световых бликов, и незаметно растянулся и сжался рот. Ещё не бывало случая, чтобы человек, вызвавший у него на лице такой суррогат, остался в живых.       Чигур двинулся на Инессу, сметя с дороги свой стул. Гектор, надсаживаясь, упрашивал его остановиться и тащил назад за рубашку. Но разозлённый Чигур был как вездеходный бульдозер, и шагал к своей цели, не замечая препятствия в виде доктора.       Флор не отступала, и Антон подобрался к ней почти вплотную, когда сестра вдруг выхватила невесть откуда маленький изящный кольт.       — Ну давай, шваль, — издевательски хрипела она, и рука с оружием, зависшая в половине ярда от его глаза, не дрогнула ни на йоту. — Подойди ближе. Ещё шаг — и я убью тебя. Я тебя уничтожу.       И Чигур остановился.       Его гнев был столь же расчётлив, как и его рассудок. Импульсивный порыв не насылал на него слепое безумие, и не замутнял его холодного рационализма. Чигур всегда знал, что он делает. И, видя, что сестра Флор действительно убьёт его, если он сделает ещё шаг, он счёл за лучшее этот шаг не делать.       Немая сцена длилась не более секунды. А потом ему под руку нырнул Гектор и заслонил грудь Чигура своей.       — Не надо, Инес, — произнёс он, перепуганный и сотрясаемый мелкой дрожью. Рука с обручальным кольцом вдовца обхватила тонкое дуло кольта и сместила пистолет Инессы вниз, чтобы она не выстрелила Антону в глаз. — Не стреляй, прошу тебя. Не убивай его.       Сильверман тоже знал, что сестра Флор не будет долго терзаться сомнениями прежде, чем нажать спусковой крючок.       Инесса посмотрела на Гектора так, что даже пуля не причинила бы ему большей боли.       — Вы оба — просто куски дерьма, — хрипло и испепеляюще злобно вынесла она вердикт, рывком опустила своё оружие и ушла.       Гектор, оглушëнный и не способный издать ни звука, простоял возле Чигура крохотную вечность длиной в несколько десятков секунд, будто распятый на своём спасении. Когда он сморгнул горячечную пелену, и всё, что случилось, покадрово пронеслось у него в мозгу, доктор бросился вслед за Инессой, уверенный, что если не сделает этого, то больше никогда не увидит её.       Антон, нисколько не смущëнный близостью смерти и нисколько не тронутый поступком Гектора, перешагнул душистую лужу лавандового чая и пошёл переодеваться.       Доктор взлетел на верх и неуклюже ввалился к ней в комнату, забыв о своём обыкновении не входить к Инессе без стука. Сестра Флор уже почти собрала вещи, что всегда получалось у неё необыкновенно быстро, и упаковывала в сумку наполовину законченное шитьё.       — Инес, постой, не уходи, послушай меня, — перебирая все известные ему мольбы, Гектор потянулся к её рукам. — Инес, пожалуйста…       Флор знала, что он придёт. Она не собиралась манипулировать его привязанностью, и не хотела, чтобы он уговаривал её остаться. Но Гектор не мог не прийти, а она не могла так запросто и безмолвно оставить его, и потому уже подобрала слова.       — Прости меня за кусок дерьма, — сказала она, позволив на этот раз взять себя за руку.       — Да брось. Может, это и правда, — Гектор нервно посмеивался, и скрывал от неё левую половину лица. Будто Инесса не знала, что у него бывает тик.       — Нет, Гектóр. Это не правда. Я уже сто раз пожалела, что так сказала. Вечно ты веришь во всякую белиберду.       Сев на кровать, где они с ним когда-то крошили овсяным печеньем, пересматривали «Звёздный путь» и занимались любовью, Инесса потянула его за собой. Гектор охотно подчинился и сильнее сжал её руку.       — Не уходи, Инес. Не оставляй меня…       Флор вымученно улыбнулась и погладила пальцем его костяшки. Взгляд её уже не горел гневным пламенем, но был твёрд как кремень.       — Слушай, не забывай, что это и мой дом тоже. Хотя, твоя правда, без твоей кредитной истории у нас бы его не было. Но это ладно. Я не насовсем ухожу. Только пока этот дьявол здесь.       — Инес…       — Помолчи, Гектóр. Сейчас я объясню. Это не глупый ультиматум в духе «или он, или я». Будет жестоко ставить тебя перед таким выбором. И не подумай, что я боюсь его. Ты знаешь, я могу за себя постоять. Я убью его, и глазом не моргну, потому что таких ублюдков только и остаётся отстреливать. Это тоже жестоко, я знаю. Этим я причинила бы тебе боль, но лучше так, чем однажды увидеть твой труп. Но я не думала, что ты сам готов стать трупом, лишь бы жил он. Я могу убить его. Но не тебя, нет. Тебя я не смогу убить. Потому что люблю тебя, и потому что ты хороший. Я вижу, что этот… Антон очень много для тебя значит. Не сам Антон, а то, что ты вкладываешь в него. Он как копилка. Или пачка с буритос. Важно то, что внутри, а не свинка с щелью на спине, и не пакетик с надписью «осторожно, много кукурузного сиропа». Я бы сказала, что внутри у Антона одно дерьмо. Но ты и сам это знаешь, и тебя это не останавливает. Поэтому, пока он здесь, мне лучше уйти. У меня нет твоего стоического терпения. Я боюсь, что могу не сдержаться. А ты вылетишь из-за угла и закроешь его собой, как в боевиках. Я обещала себе, что ты не угробишь себя на моих глазах. Но ещё меньше я хочу угробить тебя сама.       Гектор слушал её, растирая свои дëргающиеся мышцы. Ему было нечего возразить на её слова.       — Куда ты хочешь пойти? Сейчас ведь ночь. Побудь хотя бы до утра.       — Помню, как ты уломал меня остаться на ночь в больнице. Ещё тогда.       — Да, я тоже.       — Но нет, Гектóр. Я всё-таки пойду. Переночую в нашей гостинице. А завтра завалюсь к Ванессе. Скажу, что поругалась с горячо любимым мужем. Да, я всё ещё говорю ей, что ты мой муж. Ты ведь не против?       — Нет, конечно.       — И я буду приходить каждый день. Убедиться, что ты ещё жив. И полить ирисы.       — Я отвезу тебя.       — Не надо.       — Но тут идти больше мили. Ты ведь с сумкой, и уже поздно. Вдруг что…       — Брось, Гектóр. Я пошила тонну шмотья на всех обитателей нашей дыры. Единственный человек в Ван-Хорне, который может меня убить, сидит в твоей спальне.       Инесса встала, намереваясь застегнуть сумку, но, взглянув на доктора, не смогла не приблизиться вновь, не расчесать на пробор его вулканическую шевелюру, не погладить, щекотно задевая ногтями, бледную шею. Уже давно её бедный Гектор не был так напряжëн, так потерян и так разбит. Флор защитила бы его от любой напасти. Но не могла защитить от его собственных иллюзий и от самого себя.       — Откуда у тебя пистолет, Инес? — спросил он, поцеловав её руку, которой она разглаживала рубашку на его твёрдом горячем плече.       — Сегодня купила. Когда ходила за коктейлем.       — Я такой дурак. Совсем ничего не замечаю.       — Да нет. Это просто я шустрая. Не угонишься.       Сильверман проводил её до самых ворот, и собрал всю волю, чтобы заставить себя отпустить её руку.       — Надень что-нибудь потеплее, — сказала она вместо прощания. — Я знаю, что ты сейчас будешь два часа сидеть на крыльце и обкуриваться.       — Ладно, — улыбнулся Гектор, потому что это была правда.       Надев джинсовку, Сильверман сел на ступень крыльца, сделал пару затяжек и разрыдался, и рыдал до тех пор, пока сигарета, зажатая между пальцами, не истлела. Он беспомощно метался между Флор и Чигуром, готовый умереть за любого из них, и сердце его разрывалось надвое от того, что они были несовместимы. Ему пришлось бы поминутно закрывать их друг от друга живым щитом из своей груди, и он очень скоро истлел и рассыпался бы на ветру, как штука его красного «Честерфилда», зажатая между пальцами.       Позади него скрипнула дверь, застучали тяжёлые каблуки, и Чигур опустился на крыльцо рядом с ним. Гектору было невыносимо признать это, но похоже, что все беды и неприятности несёт Чигур. Их с Инессой жизнь и так нельзя было назвать сказкой, пока над ними довлели рэбаньо. Но появился он, и всё стало ещё хуже. Его спаситель был и его страшным наказанием за все упущения и грехи.       — Уйди, Антон, — доктор отвернулся от него, всё ещё всхлипывая. Вчера рядом с ним на крыльце вот так же сидела Инесса. Но Гектор не ощущал желания отдавать Чигуру свою джинсовку. Он обещал сестре Флор одеться теплее. — Она ушла из-за тебя.       — Неправда. Она разозлилась на меня. Но уйти её заставил ты.       — Она бы убила тебя.       — Я знаю. Она тебя не уважает. Даже имя твоё неправильно произносит.       — Умоляю, Антон, заткнись. Я и так на пределе.       — Она не даёт тебе следовать цели. Твоя цель во мне. Не будет меня — не будет цели. Когда встают на моём пути, я расчищаю его. Когда у меня есть цель, я её защищаю. Заставив её уйти, ты поступил логично.       Гектор не хотел размышлять над его словами, но в жизненной позиции Чигура имелась своя неоспоримая истина. Нет, его мышление не паралогическое. Его извращëнность заключена в патологической логике. Никаких чувств, никаких страданий, никакой слабости и рефлексии. Есть цель — и ничего больше.       — Защищая одно, есть риск потерять другое. Тебе не бывает плохо, когда за достижение цели приходится дорого платить?       — Цена для меня не важна.       — Тебе вообще когда-нибудь бывает плохо?       — Бывает. В подвале было.       Гектор обернулся к нему, не стесняясь покрасневшего носа и мокрых глаз, и посмотрел почти что с надеждой.       — И что помогло тебе справиться?       Чигур посмотрел на него в ответ, явно не догадываясь, в чём сокровенность их диалога.       — Индометацин. Или что ты мне ввёл.       Гектор готов был ударить себя за наивность. Чем внимательнее он всматривался в бездну внутри Антона, тем сильнее его поражала эта вопиющая бесчувственность. Читать о ней — не то же самое, что наблюдать воочию. Вот почему склеп под сводом Каноссы не стал могилой его рассудка. Чигур не знает другой боли, помимо физической. Эмоциональная притуплëнность делает его не восприимчивым к душевным надломам. Есть ли вообще, чему ломаться — вопрос открытый. Глупо ожидать от него сочувствия. Человек, не способный страдать, не видит и не понимает чужих страданий.       — Зачем ты спас меня, Антон? — ни на что особо не рассчитывая, спросил Гектор, и закурил вторую.       — А тебе не хочется жить?       — Хочется. Я просто не понимаю, в чём причина. Чем ты руководствовался. И в чём была твоя цель тогда. Мы ведь даже ни разу не разговаривали как следует.       Чигур помолчал. Не стоило пока сообщать Гектору, что он понятия не имеет, о каком спасении тот твердит. Узнав правду, док разжалует его и выберет третью цель. Люди часто не понимают, что им нужно. Чигур всегда знал, что нужно ему, и отвратительное коварство его было беспредельно. Поэтому он ответил:       — Иногда я делаю что-нибудь просто так. От скуки. Мне часто бывает скучно. Выстрелить в птицу. Разбить витрину. Я ничего из этого не планирую. Просто делаю и всё. Но мои действия всегда влекут за собой последствия. Ты — тоже последствие. Только и всего.       Гектор чувствовал в его словах какой-то подвох, но был слишком измотан, чтобы как следует задуматься над своим подозрением. Может, Антон и не врёт сейчас, но явно пытается уйти от сути. Что ж, пусть не отвечает, если не хочет. Может, то был единственный проблеск человечности за всю беспощадную жизнь Чигура, и он считает последствие в виде живого Гектора раздражающим напоминанием о своей минутной слабости. Тяжело вздохнув, Сильверман свесил голову вниз и зарылся пальцами в волосы, ища, не осталось ли на них тепла от руки Инессы.       Антон равнодушно смотрел в ночь, а кровожадная сущность его ликовала и довольно облизывалась, насытившись слезами Гектора. Док сам убрал сестру Флор, избавив Чигура от этой необходимости. Док, защищая его, становился беззащитен сам. Даже имел доверчивость повернуться к нему спиной. Но Чигуру нельзя было верить, и нельзя было подпускать близко. Чигур был монстром, и Гектор, к великой скорби своей, очень скоро должен был в этом убедиться.