The One with the Right Guy (История про того самого парня)

Глава 6. Семь Чендлера это порывистое движение Моники застиг врасплох, но изумление от происходящего не помешало ему ответить на поцелуй. Яростно страстный поначалу, с каждым мгновением он становился все нежнее и неспешнее. Наконец, Моника чуть отстранилась, совсем немного, продолжая легко прикасаться губами к его коже, оставляя цепочку невесомых поцелуев вдоль его подбородка и шеи — будто бы подпись под произведением искусства. Замерла на секунду, обхватила ладонями его лицо, заглядывая в глаза — и снова бесстрашно потянулась к его губам. Чендлер поймал вдруг себя на мысли, насколько же совершенным кажется ее тело, как идеально вписывается она в его объятия. Он шагнул чуть назад, к своей кровати, бессознательно, движимый лишь так неожиданно пробужденным желанием, но тут же застыл, остро вдруг осознав, что собирается сделать — не с малознакомой девчонкой, готовой на пьяную ночь с первым встречным, а с Моникой Геллер… Искренне сожалея, что приходится прерывать столь приятный момент, он мягко отстранил ее от себя, и она разочарованно застонала. Эти тихие звуки, сорвавшиеся с ее губ, лишь подстегнули его возбуждение, заставив отступить еще дальше, лишь бы сдержать себя. — Эй… Эй! Эй! Мы что — целуемся? Моника сверкнула глазами и стиснула зубы, раздосадованная и слегка озадаченная этим его протестом. — Уже нет! — Это не в наших правилах… Она сжала кулаки, мышцы на ее голых руках напряглись, и на секунду ему показалось, будто она сейчас набросится на него, как дикая кошка. Он попытался поймать ее взгляд, но она упорно разглядывала его губы, не желая поднять глаза выше. — Я знаю, я просто подумала, что так будет забавно. — Насколько ты пьяная? — Достаточно, чтобы понять, что хочу это сделать. Но не настолько, чтобы ты потом мог почувствовать свою вину за то, что воспользовался ситуацией. — Идеальная доза, — восторженно выдохнул Чендлер, снова позволяя ладоням обосноваться на ее талии. На этот раз они оба — уже без сомнений — шагнули к кровати и рухнули на нее, возобновляя неистовый поцелуй, будто наверстывая с огромной скоростью все те времена, когда отказывали себе в этой возможности, пытаясь скомпенсировать девять лет знакомства без единого проявления страсти. Но даже оглушенный этими поцелуями и объятиями, Чендлер продолжал осознавать, что логика не безупречна. В голове его звенела тревожная мысль, что утром, когда солнце, пробившись к ним в номер сквозь жалюзи, выдернет их обоих из нетрезвого посткоитального сна, они совершенно иначе увидят все то, что сейчас происходит. Правда, сейчас ему было уже все равно. Она же такая горячая… Она его хочет. Он хочет ее. Какой толк сопротивляться, когда одежда уже сброшена в кучу на полу, зачем подавлять человеческую природу, когда все, о чем он способен думать — это вкус ее губ. Сладкий и ароматный, будто виски и мед. И хотя он всегда был искренне готов оставаться для нее лишь добрым ангелом, в ту секунду, когда она бросилась к нему, он отчетливо понял, что ему ничего не остается, кроме как подчиниться ее воле. Он не смог бы бороться с ее желаниями, даже если бы и захотел. В конце концов, Чендлер Бинг совсем не из тех ребят, кто готов сражаться. *** Вымотанные, близкие к полному изнеможению, Чендлер и Моника лежали друг рядом с другом в полной тишине, пытаясь отдышаться. Чендлер, жадно глотая воздух, попытался сосредоточиться на том, чтобы снизить частоту сердечных сокращений и унять дрожь в ногах, вызванную циркулирующим по его организму адреналином. Он хотел насладиться каждой секундой и каждым ощущением от того, что только что произошло, но уже начинал сомневаться в себе, разрушая этим свой шанс пережить многократно последние полчаса страсти в уме. Как бы он ни старался сосредоточиться на юной и обнаженной богине вожделения рядом с собой, у него очень плохо получалось помешать своему дурацкому характеру испортить себе настроение. Насколько же все-таки ужасна была их идея поддаться желанию? Моника будет теперь смотреть на него по-другому? Хорош ли он был в постели? Захочет ли она снова заняться с ним сексом? И что, если этот краткий момент слабости разрушил все то, что строилось между ними годами? Моника вздрогнула, ощущая, как скользкий пот высыхает на ее коже под струей прохладного ветерка от гостиничного кондиционера. Она только что спустилась с самой вершины сексуального возбуждения, ее ладони покалывало, а перед глазами все расплывалось. Все неделю, что она провела в Вегасе, за ней следовал призрак несчастной любви, постоянно заглядывал ей в глаза через плечо и грозился утащить в пучины депрессии. Она, как могла, сопротивлялась — при помощи азартных игр, выпивки и ночных танцев, но никогда не забывала, что он рядом, готовый в любую минуту окутать ее липкими кожистыми крыльями. Она знала, что туман развлечений однажды рассеется, и в сознание снова вернется воспоминание о том, что побудило ее к этой импульсивной и сумасшедшей поездке. И хотя, казалось, лекарства от этой болезни в принципе не существует, сейчас, лежа в темноте и вдыхая полные легкие воздуха, она понимала, что призрак исчез. Секс оказался именно тем лекарственным средством, которое ей было нужно, чтобы смыть с себя глубоко въевшееся черное пятно разрушенных отношений. А если уж говорить совсем честно — секс с Чендлером. Моника повернулась, чтобы посмотреть на него, и он тоже позволил себе открыто взглянуть ей в глаза. Он был почти что уверен, что она успела вернуться в реальный мир, что восторженная эйфория оргазма уже отпустила ее. Однако, она лишь довольно улыбнулась, продолжая рассматривать его, не произнося ни слова, и тогда он тоже расплылся в улыбке, лениво скользя взглядом по ее телу. Нельзя было угадать, кто первым нарушит молчание, и Моника уже начала задумываться о том, что случится, если она поцелует его еще раз, хватит ли у него сил на еще один раунд занятий любовью, но, прежде чем она успела что-то предпринять, Чендлер легонько похлопал ее по плечу. — Ну как… тебе же понравилось? Так ведь? Все же прошло хорошо? Моника закрыла глаза и тихонько рассмеялась. — А ты не слышал звуки, которые я издавала? Это были хорошие звуки… Чендлер повернулся на бок, чтобы посмотреть ей в лицо, и на его губах заиграла легкомысленная усмешка. — Серьезно? Нет, правда? А по шкале от одного до десяти, на сколько я справился? Моника снова засмеялась и покачала головой. — Такие вопросы, вообще-то, снижают оценку. — Что? Почему? Моника крайне серьезно посмотрела ему в глаза. — Женщинам эти вопросы не нравятся. Не после таких вот занятий любовью. Не будь попрошайкой. — Попрошайкой? — Да. Не выпрашивай похвалы. Ты сделал все хорошо. Я очень довольна. Ты можешь гордиться. Чендлер послушно кивнул, но придвинулся к ней чуть поближе. Так близко, что она почувствовала его дыхание на своей шее, и тут же поняла, что желание ощутить его внутри себя снова проснулось и продолжает расти. — Ладно, но, знаешь ли, у нас с Джоуи общая стена в спальнях. — Мне точно понравится то, что я сейчас услышу? — Ну, я хочу сказать, мне замечательно слышно, когда он там… развлекается. Скажем так, женщины, с которыми он спит, соглашаются с ним с куда большим энтузиазмом, чем мои. Как правило, если я с женщиной, то мы вполне себе сходимся во мнениях, это приятно. Но это совсем не похоже на то, что слышно из комнаты Джоуи. И мне тоже хотелось бы перерасти из разряда «приятно» в разряд «о боже мой, ее кто-то там убивает». Моника покачала головой и улыбнулась — невероятно, но этот разговор ей даже нравился. — Чендлер, серьезно, тебе не о чем беспокоиться. — Хорошо. Он перевернулся на спину. Поднял глаза к потолку, и Моника практически ощутила, как завертелись колесики у него в голове. Она сочувственно посмотрела на него. — Ну ладно, хорошо. Ты действительно хочешь знать, как можно свести с ума женщину? — Она посмотрела на стол в углу комнаты. — Принеси мне ручку и блокнот. *** Монике показалось, что она вот-вот захлебнется в море блаженства. Лицо ее озарила довольная улыбка, стоило ей осознать, что все напряжение из ее тела бесследно исчезло. Тут же возник вопрос, как скоро она перейдет на следующий уровень экстаза, поскольку блаженное ощущение нарастало очень неспешно. Она будто была омаром в кастрюле, который и не подозревал, что температура медленно повышается. Но тут, к ее великому удовольствию, вода закипела, и она крепко зажмурилась, в полной мере принимая охвативший ее острый приступ удовольствия. Стиснув зубы, она громко застонала, удивив этим даже саму себя. Ей показалось, что ноги ее немеют. Она прекратила стонать, обнаружив, что не может больше издать ни звука. Рот ее широко открывался, но ничего не было слышно. Она вцепилась одной рукой в простыни, скрутив их в кулаке, а ногтями другой руки провела по коже головы под волосами в желании испытать хоть какое-то тактильное ощущение на каждой части своего тела. Она была совершенно уверена, что никогда еще не испытывала настолько высокого уровня сексуального удовлетворения от орального секса. Обычно Монике не особенно нравилось, когда мужчина опускался вниз. В большинстве случаев ее партнеры либо были очень неопытны, либо не испытывали особого энтузиазма от подобных действий, и это всегда притормаживало ее. Мужчины, как правило, не тратили много времени на то, чтобы выяснить, что ей нравится, а что нет. Выполняя обычно те действия, которые считаются прелюдией, они всего лишь заставляли ее отсчитывать положенные секунды, когда можно будет прекратить эти попытки доставить ей удовольствие нестандартными способами и приступить к более привычному делу. Сегодня же все было совсем по-другому. Ее возбуждение от каждого из прикосновений Чендлера казалось почти непостижимым. Даже его ладонь, просто коснувшись ее плеча, заставляла пульс участиться настолько, будто она испытывала какое-то полиморфное извращение. Он умело играл ее телом, будто опытный музыкант. Достигнув крещендо, ему удалось открыть в ней что-то звериное — все затуманилось, и она зарычала, поддавшись электрическим импульсам, пронизывающим ее тело. Ей казалось, что они парят в космосе, поднятые над поверхностью Земли, и законов физики и гравитации больше не существует. Время остановилось. Все, что было сейчас во вселенной — это они двое. И их кровать. — О боже мой. Не останавливайся! Пожалуйста… Ой! Стой! Стой! Стой! Чендлер, откинув одеяло, приподнял голову и озадаченно посмотрел на нее. — Я что-то сделал не так? Моника слегка нахмурилась, глядя на него. — Вообще-то, не так уж и плохо, даже приятно, просто я совершенно не ожидала, что ты сделаешь так… — Серьезно? Я же считал… — Считал? Чендлер вытащил листок и внимательно изучил его. — А, вот оно что, понятно. Прости. Я смотрел вверх ногами. Моника вырвала бумажку из его рук и отбросила в сторону. — Тебе это больше не нужно. Ты и так помнишь все наизусть. Это факт. — Правда? Моника кивнула, снова толкая его голову вниз под одеяло. *** — Ух ты… — Потрясающе. Чендлер и Моника лежали на кровати перпендикулярно друг другу. Его голова покоилась на ее бедрах, и он смотрел в потолок, медленно моргая и пытаясь таким образом вернуть фокусировку окружающему миру. Моника не смогла удержаться и захихикала. Это была неконтролируемая, непроизвольная реакция на то, насколько слабой она чувствовала себя в эту секунду. Все ее тело болело, мышцы были расслаблены, но все, о чем ей хотелось думать — как бы ей снова забраться на него сверху и кончить еще один раз. Чендлер приподнял голову и снова опустил ее, будто бы такой вес был для него неподъемным. — Ух ты… — Потрясающе. Моника нашла в себе силы приподняться на локтях и уставилась на его макушку. — Слушай внимательно — мы сделаем это еще раз. Чендлер кивнул — покорно, будто преданный домашний питомец. — Ладно. *** Моника осторожно пересекла комнату и ступила в пятно слабого голубого света, пробивавшегося сквозь жалюзи — единственное неоновое свидетельство того, что за пределами их номера кипит жизнь. Подойдя к мини-холодильнику рядом с телевизором, она провела ладонью по лбу, убирая прилипшие к нему волосы, мокрые от пота. Ее ноги ослабли, челюсть гудела, губы распухли, а руки и спина болели и казались горячими на ощупь. Все мышцы взывали о пощаде, умоляли ее прекратить наказание, которому она собиралась их снова подвергнуть. Она потянулась, пытаясь стряхнуть с себя усталость. Присев на корточки, Моника открыла дверцу холодильника. Губы ее пересохли, а в горле словно что-то похрустывало. Ей нужно было что-то посерьезнее, чем кусочки растаявшего льда, оставшиеся в ведерке, которое Чендлер притащил несколько часов назад. Она достала бутылочку с водой и открутила крышку, стараясь не смотреть на прайс-лист, чтобы избежать приступа сожаления о потраченных деньгах, ведь эту ночь она хотела пережить без малейшего угрызения совести. Впервые проснувшись, она взглянула на часы и была поражена тем, что сейчас всего половина четвертого. Казалось, они с Чендлером уже целую вечность назад заснули в объятиях друг у друга, завершив свой четвертый раунд секса — отменный и напряженный, такой, что даже пальцы на ногах бесконтрольно поджимались, не в силах сопротивляться. Она была уверена, что, открыв глаза, увидит позднее утро, и тихий предутренний сумрак даже вызвал у нее некоторое смятение, подсказывая, что они еще не закончили эту ночь. По воле судьбы, у них оставалось еще несколько часов, чтобы выжать все досуха. Моника на секунду задумалась, не принять ли ей душ, но побоялась, что вода, попав ей на тело, погасит то пламя желания, которое она еще чувствовала глубоко внутри. Потребность продолжить их марафон была очень сильна — настолько, что заставляла ее игнорировать старые привычки. Она накинула на себя рубашку Чендлера, застегнула три пуговицы и задумалась, сколько же еще времени отпустить ему на сон, прежде чем разбудить и заставить заняться с ней любовью еще раз. Она поставила бутылку воды на стол и начала перебирать миниатюрные бутылочки с алкоголем, оставшиеся после ее набега на тележку с напитками в самолете. Подняв крошечную бутылочку текилы, она улыбнулась и подмигнула ей. — Эй? Что ты там делаешь? Моника оглянулась через плечо и ухмыльнулась, наблюдая, как Чендлер сонно трет глаза и натягивает простыню, пытаясь прикрыть обнаженное тело. — Выбираю, что бы нам выпить. — Думаю, мы уже достаточно выпили. Моряки на берегу на побывке и то не пьют столько. — Я подумала, это придаст нам сил… — Мон, не хочу тебя разочаровывать, но я не уверен, что во мне осталось хоть что-то еще. Моника встала. Синяя рубашка Чендлера укрывала ее почти до колен, но спереди незастегнутые кромки слегка расходились на бедрах, оголяя светлую кожу. Стоило ей повернуться, и он застонал — рубашка прикрывала ее ровно настолько, чтобы ему были видны только округлые очертания ее груди, оставляя полный простор для фантазии. Его подбородок задрожал от предвкушения. Он мог поклясться — более сексуального одеяния видеть ему еще не доводилось. — Знаешь что, Мон? Мне пить не нужно. Я уже готов. Моника рассмеялась, недоуменно оглядывая себя сверху вниз, будто бы не догадываясь, что творит с ним ее внешний вид. — Серьезно? — Моника… С этого момента только так и одевайся. Ничего больше. Только то, что на тебе сейчас. Моника рассмеялась и покачала головой, прикусив губу. — Меня за такой вид могут и уволить. — Ничего страшного, я и сам готов бросить работу, лишь бы видеть тебя вот такой. — А на что мы будем жить? — Я заплачу тебе. У меня есть кое-какие сбережения. Моника ухмыльнулась, ставя бутылочку текилы на стол. — Я совсем не такая. — Ну а какая ты? — Такая вот. Она стянула его рубашку с плеч, позволив ей упасть на пол. Его глаза раскрылись еще шире, и даже в темноте она могла поклясться, что увидела, как расширились его зрачки. Он сел, подтягивая к себе белоснежную хлопковую простыню, и, отмечая, как накалено его тело, она поняла, что он полностью в ее власти. *** Чендлер вошел в номер с ведерком льда, допивая остатки воды из бутылки, которую держал в руке. Посмотрев на Монику, лежавшую на кровати с закрытыми глазами, он торопливо стянул носки и трусы, оставшись только в рубашке. Она приоткрыла глаза и села, разглядывая его. — Где ты был? — Подумал, что нам стоит восстановить гидратацию, — он обогнул кровать и поставил бутылку холодной воды на тумбочку с ее стороны. Она улыбнулась и тут же открутила крышку, чтобы сделать глоток. — Неплохо выглядишь. — Да? Тебе нравится? Чендлер медленно покрутился на месте, давая ей получше осмотреть себя со всех сторон и напевая при каждом повороте какую-то отрывистую мелодию. Рубашка едва прикрывала его ниже талии, и Моника не смогла удержаться, чтобы не хихикнуть над его выступлением. — Это должно меня возбудить? — Ну согласись, тебе хочется взглянуть на Чен-Чен-Мэна. Моника прикрыла рот рукой, пытаясь подавить очередной смешок, и быстро сделала еще один глоток воды. — А теперь… — Чендлер начал извиваться в попытке стянуть рубашку, не расстегивая ее окончательно. Одно плечо ему удалось освободить, но туго натянутый воротник тут же впился ему в грудь. Нервно улыбнувшись, он потянул за рукав, все крепче застревая в рубашке, превратившейся вдруг из выходной в смирительную. Моника приподнялась на локтях, с интересом разглядывая его. — А это что значит? — Пытаюсь тебя соблазнить, ну, знаешь, как ты до этого… — И у тебя не очень-то получается. Он поднапрягся и запыхтел, стягивая рубашку. — Мне просто нужно… вытащить руку… Моника встала на колени и потянулась к нему, хватая за ткань на животе. Он тут же прекратил свои попытки освободиться. — Давай помогу, Ромео. — У меня почти получилось. — Конечно, получилось, — она медленно расстегнула пуговицы, стягивая рубашку с его плеч, пока она не упала на пол, оставляя их обоих совершенно обнаженными. — Я так хотел, чтобы это сработало. Моника указала на одежду на полу. — Даже если бы у тебя получилось, этот бардак все бы испортил. — Серьезно? — Да. — Я просто… знаешь… хотел завести как-то тебя. Вот как мне еще это сделать? Моника рассмеялась и поцеловала его в губы, утягивая вниз на кровать, а затем кивнула головой в сторону бутылки с водой на тумбочке рядом с собой. — Вот это заводит меня гораздо сильнее, чем стриптиз в твоем исполнении. — Правда? — Да, правда. То, что ты вышел поискать воды, потому что знал, что я захочу пить, когда проснусь, безумно возбуждает. Это чертовски сексуально. — А, ну в таком случае, готовься, я тебе еще и завтрак как-нибудь закажу. Моника снова рассмеялась, притягивая Чендлера к себе. Даже удивительно, насколько ей было весело. Ловя его губы для очередного поцелуя, она вдруг осознала, что глупо даже удивляться тому, что именно с ним она разделила такую удивительную ночь. В конце концов, это же Чендлер. И он веселый. Он милый. Он прижался к ней всем телом, и, стоило ей снова ощутить на себе сверху весь его вес, она поняла, что он всегда был очень сексуальным. Просто она никогда не позволяла себе по-настоящему увидеть это раньше. *** Чендлер провел полотенцем по голове, оставив волосы торчать в беспорядке. Услышав тихий свист воды из крана, он оглянулся через плечо. Ванная комната наполнилась переливчатым пением струй воды, бьющихся о стенки душевой. Он подумал, что Моника за запотевшей стеклянной дверцей совершенно обнажена, и туго затянул пояс халата вокруг талии, внезапно очень остро осознавая, что и сам обнажен под тонким слоем махровой ткани. Пар клубился, заполняя крошечную ванную отеля, и Чендлер, несмотря на то, что уже успел принять душ, снова начал потеть — не столько из-за повышения температуры, сколько из-за того, что по его венам заструилась нервная энергия, сводящая его с ума, угрожавшая одолеть его целиком, оставив ему в распоряжение только беспорядочные обрывки фраз и дикую жестикуляцию. Едва взошло солнце, он открыл глаза, увидел рядом с собой спящую красавицу — и именно в этот момент до него вдруг дошло, насколько несерьезно он взвесил прошлой ночью все последствия секса с Моникой. Совесть должна была начать грызть его незамедлительно — он ведь не только решился рискнуть их дружбой ради ночи плотских утех, но и нарушил негласный кодекс, согласно которому переспать с младшей сестрой Росса безусловно считалось тяжким грехом. Он просто обязан был проснуться с мыслью, что прошлая ночь была страшной ошибкой. Однако же, эти сомнения не торопились прийти, и теперь, вытирая запотевшее зеркало в ванной, он остро осознавал, что в номере рядом с ним красивая обнаженная женщина, и его переполняло наслаждение от того факта, что он не чувствует за собой ни малейшей вины. Прошлая ночь была величайшей ночью его жизни. Он был бы идиотом, если бы захотел повернуть время вспять и вычеркнуть эту ночь из истории. — Чендлер… — Да? — Потрешь мне немного спинку… а потом пойдем завтракать. Чендлер лихорадочно стащил с себя халат, уже зная, что, независимо от того, что случится в дальнейшем, он никогда не пожалеет об этой ночи. И он мог лишь надеяться, что Моника чувствует то же самое. *** Моника подошла к буфету и принялась рассматривать подносы с едой. Сосиски, картофельные оладьи, яйца, рогалики, блинчики, фруктовые салаты. Буквально рог изобилия, и, хотя ничего из этой еды не казалось особо привлекательным для ее утонченного вкуса, слюнки у нее все-таки потекли. Она умирала с голоду — она и припомнить бы не смогла, когда была так голодна. И хотя она знала, что пожалеет чуть позже о том, что объелась дурацким фастфудом, ее это не волновало. Ей нужно было просто насытиться. Она выбрала несколько кусочков бекона, посмотрела на яичницу и задумалась, не прихватить ли на всякий случай сразу вторую тарелку. Не успев решиться на этот поступок, Моника услышала позади себя быстрые мягкие шаги. Оглянувшись, она увидела Чендлера, который тут же одарил ее участливой улыбкой. Черты лица его были мягкими и чуть виноватыми — совсем как у человека, собирающегося сообщить нехорошие новости. — Привет. — Привет. — Слушай, я не хочу, чтобы ты поняла меня неправильно, но меня слегка беспокоит то, что мы сделали прошлой ночью, и что теперь будет с нашей дружбой. Моника кивнула, разглядывая стопку вафель. — Я знаю. Как мы вообще могли позволить такому случиться? — Семь раз… Моника чуть поморщилась, и Чендлер нервно сглотнул — похоже, она сожалела о прошлой ночи гораздо сильнее, чем он мог надеяться. Стараясь отвлечься от этой мысли, он судорожно схватил лопатку с тарелки с блинчиками. Потом глубоко вздохнул, готовясь услышать, что лучшая ночь в его жизни была заодно и ее худшей ночью. Моника хмыкнула и повернулась к нему лицом. — А знаешь что? Мы же в отъезде, правильно? Я виню во всем Вегас. Он сделал нас импульсивными. Чендлер кивнул в знак согласия. — Плохой Вегас! Он опустил глаза и шлепнул по стопке блинчиков плоским концом лопатки. Моника резко дернула головой — у нее вдруг перехватило дыхание от непостижимо странного укола ревности из-за того, что этот шлепок предназначался не ей. Она прикусила губу и поймала взгляд Чендлера. — Ну а пока мы все еще здесь, можно продолжить, ведь так? — Я не вижу другого выбора. Но когда мы вернемся домой, этого больше не будет. Чендлер, чувствуя в груди глухие удары, задался вопросом, не колотится ли у него сердце так же, как у какого-нибудь мультяшного волка, на всеобщее обозрение. Он так надеялся, что Моника на следующее утро не окажется слишком резка в оценке того, что они сотворили, но даже в самых смелых мечтах и представить себе не мог, что ей захочется это продолжить. Моника кивнула в знак согласия. В его словах было на удивление много смысла. — Только здесь. Правильно? В любом случае, как говорится, что происходит в Вегасе… — Пожалуйста, не заканчивай эту фразу… Моника пожала плечами и застенчиво улыбнулась. Чендлер покрутил головой и озорно приподнял бровь. — Кажется, я забыл свой бумажник в номере. Может быть, стоит вернуться и поискать его? Глаза у Моники загорелись, и она улыбнулась ему. — Хорошо! Чендлер бросил тарелку и лопатку на стол, схватил ее за руку и потянул к двери, но Моника вдруг резко одернула его. — Подожди! Он растерянно остановился, а она повернулась к буфету, схватила лопатку и одарила его дьявольской улыбкой. — Ну вот, теперь я готова!