The One with the Right Guy (История про того самого парня)

Проснулась Моника с пульсирующей головной болью и ощущением, что ее сознание окутано ворохом тусклого пуха, мешающим вспомнить большую часть событий прошлого вечера. Она протянула руку, надеясь разбудить Чендлера и убедиться, что тяжелый сон точно кончился, но рука ее коснулась лишь пустоты. Моника вздохнула, разочарованная тем, что никого не оказалось рядом — оказывается, она уже успела привыкнуть, что кто-то спит возле нее каждую ночь. Потом медленно села, подтянула колени к груди и прислонилась к спинке кровати. Накрыла лоб широко раскрытой ладонью, мечтая о холодном компрессе. Необычно было осознавать, что ее не просто обеспокоило абстрактное отсутствие человека, спящего рядом с ней, но что ей понадобился вполне определенный человек. Ей нужно было, чтобы рядом оказался Чендлер. С ним она тут же почувствовала бы себя в надежной безопасности. И это осознание заставляло ее желать, чтобы он лежал сейчас там, где ему самое место — в постели рядом с ней. Это было странное чувство — сожалеть о его отсутствии рядом. Скучать по близости его тела. При обычных обстоятельствах оно вызвало бы у нее некоторую неловкость, и она постаралась бы разобраться, что все это значит. Но всего лишь за несколько ночей, проведенных в одной постели, она уже успела так привыкнуть к теплу, исходящему от его тела, к мягким убаюкивающим звукам, которые он издавал во сне, что и сама не удивилась, что скучает по этим маленьким радостям. Никаких сомнений — прямо сейчас она отчаянно желала, чтобы он лежал рядом с ней. Моника посмотрела на пустую подушку рядом с собой, чувствуя беспокойство, что не видит там знакомого лица. Глаза уже начали привыкать к темноте, и она усилием воли заставила себя сосредоточиться и осмотреть остальную часть комнаты. Наконец, ей удалось разглядеть очертания Чендлера, крепко спящего на соседней кровати, и бровь ее тут же презрительно изогнулась и поползла вверх. Он оставил ее спать в одиночестве, что вполне можно было посчитать за оскорбление. Моника помотала головой, пытаясь избавиться от этого нелепого чувства, возникавшего у нее всякий раз, как она получала отказ от мужчины. В другой раз она посмеялась бы над этим глупым мимолетным приступом собственничества, но сейчас это чувство резонировало внутри нее очень сильно. Она прекрасно понимала, что он ничего ей не должен, и, что более важно, она совсем не хотела, чтобы он чувствовал себя чем-то обязанным ей. Ну да, они переспали, и пусть их секс был фантастическим, а Чендлер сумел заставить ее рассмеяться, почувствовать себя лучше и позабыть на некоторое время, что она своими же руками загнала в штопор свою личную жизнь, расставшись с Ричардом, это пугало ее. Секс с самым лучшим другом может испортить все, что у них имелось до этого. Пожалуй, даже неплохо, что он не лег с ней в постель в последнюю ночь в Лас-Вегасе, а решил подготовить почву к их возвращению домой. К нормальной жизни. И все же она не могла отрицать, что, точно так же, как ее зрение привыкало к темноте, возвращая четкость вещам вокруг, с каждой минутой обострялось и ее восприятие того, кем для нее теперь является Чендлер. Картина ее мира стремительно менялась и уже никогда не стала бы прежней. Все, что она вытворяла на этой неделе, не имело никакого смысла. Ей трудно было объяснить свое поведение даже себе самой. Она порвала с Ричардом. Сбежала в Вегас. Плюнула на работу, хотя обычно очень ответственно относилась к своим обязанностям. Всю неделю не разговаривала ни с Россом, ни с Рэйчел. Переспала с Чендлером. Она будто жила чьей-то чужой жизнью. Внезапно ее охватило жгучее чувство дежавю. Однажды она уже пыталась сознательно разорвать цепи, приковывающие ее к привычному образу жизни. Всего-то чуть больше года назад она познакомилась со своим «альтер эго», фальшивой Моникой Геллер, укравшей ее кредитку и использовавшей ее как ключ, открывающий мир, полный самоуверенного безрассудства. Та, «другая» Моника устраивала вечеринки, танцевала чечетку и позволяла себе напиваться за завтраком. Погружалась в туман алкогольного опьянения и совершала ненормальные импульсивные поступки — совсем, как настоящая Моника в эту, последнюю неделю. В прошлый раз она пообещала себе внести в жизнь хотя бы маленькие изменения, научиться принимать те безумства, которые подсовывает ей судьба, но старые привычки умирали с трудом, и довольно скоро она перестала ходить в танцевальную студию, так и не обучившись чечетке. Вернулась в обычную форму, будто кусок резины, возобновила свою надежную, безопасную и лишенную вдохновения жизнь. Она еще раз взглянула на Чендлера и снова залезла под одеяло. Возможно, уроки, которые она извлекла из той встречи с «другой» Моникой, не пропали даром. Может быть, именно это и побудило ее расстаться с Ричардом — в нужное время и в нужном месте, на танцполе на свадьбе. Прежняя Моника могла бы засомневаться, отложить в сторону все свои собственные желания и потребности. А новая не могла больше так поступать. У нее появлялся шанс прожить остаток жизни так, как она и хотела бы. Она уже неоднократно делала ошибки, упускала возможность осуществить мечты, и больше не могла позволить себе такое. *** — Да ты издеваешься! Моника поморщилась, будто бы этот протест Чендлера оказался для нее личным оскорблением, и перевела взгляд на два спортивных костюма, которые держала в руках. — А что такого-то? — Как такое можно носить? Одинаковые костюмы… Мы с тобой что, парочка пенсионеров из местного дома престарелых? Мне уже слышится стук домино… Моника попыталась подавить улыбку и покачала головой: — Чендлер, у нас не осталось чистой одежды. Либо мы наденем эти костюмы, либо всю обратную дорогу просидим в грязной одежде, воняющей казино и текилой. Чендлер глянул куда-то в сторону и изобразил, что подзывает официанта. — Гарсон? Какая у вас есть пищевая добавка к клетчатке? А для леди, пожалуйста, крем для зубных протезов. — Чендлер. — Да, и обоим по рюмочке микстуры от артрита. — Чендлер! — Моника бросила одежду на кровать и вызывающе скрестила на груди руки. Он обреченно посмотрел на груду тряпья. — А другого цвета там не было? Это какой? Синий? Черный? — Скорее, темно-сливовый. — Сливовый? В смысле — фиолетовый? Моника застенчиво улыбнулась. — Я нашла только этот. — Одинаковые фиолетовые комбинезоны. Будем выглядеть как сбежавшие заключенные. Моника фыркнула и отошла в другой конец комнаты. — Одевайся давай. — Ну отлично. Чендлер поднялся с кровати и начал складывать свою одежду в одну из спортивных сумок, купленных в местном сувенирном магазине. Моника, наблюдая за его действиями, содрогнулась и почувствовала, как на ее затылке встают дыбом волосы. — Что ты делаешь? Чендлер посмотрел на нее с изрядным сарказмом. — Строю космический корабль. А как это выглядит? Собираю сумку, как ты и просила. Моника издала короткий смешок. — Ну да, конечно. Не знаю, как это выглядит для тебя, но ты точно не собираешь сумку. — Я складываю одежду в сумку, которую возьму в аэропорт. Когда я вернусь домой, я вытащу эту одежду из сумки. Может быть, у тебя есть какой-то особенный новомодный словарь, но в моем «собирать сумку» означает именно это. — Так, мистер, во-первых, эта одежда грязная! Нельзя просто так сложить грязную одежду в чистую сумку. Она будет вонять, там может появиться плесень. — Плесень? — Или грибок. В любом случае, ничего хорошего. Во-вторых, ты даже не складываешь одежду. Нельзя свалить ее в кучу и просто засунуть в сумку. Она так помнется или растянется. — Моника подошла к нему и с раздраженным вздохом вытащила его вещи из сумки. — Ну и как надо, по-твоему? — Ладно, во-первых, найди какой-нибудь пластиковый пакет и положи туда грязную одежду. Иди возьми что-нибудь в шкафу. Потом мы его упакуем и сложим в сумку. Аккуратно! — Моника поднесла руку ко рту и потрясенно ахнула: — Боже мой, Чендлер, что с твоим пиджаком! Чендлер задумчиво потер подбородок и поднял глаза к потолку. — И почему у меня такое ощущение, что уезжать из Лас-Вегаса будет совсем не так забавно, как приезжать в Лас-Вегас? *** — Извините, сэр, где тут стойка с информацией? Чендлер оглянулся через плечо и отшатнулся от невысокого пожилого мужчины, который хлопал его по спине, желая привлечь внимание. — Что? — Стойка с информацией, — повторил мужчина, указывая на логотип «Дворца Цезаря» на груди Чендлера и переводя взгляд на Монику. — Вы разве тут не работаете? — Нет. Мы тут не работаем! — Да? — мужчина еще раз окинул взглядом их одинаковые фиолетовые спортивные костюмы. — Я подумал, вы служащие казино. — Вы ошиблись! Мужчина растерянно кивнул, продолжая разглядывать их. — А, теперь понял. Вы, наверное, выступаете вместе в каком-нибудь шоу. Семейная труппа? Дрессировщики львов? — Что? — Ну как же, дрессированные львы, разные фокусы… — Я что, выгляжу как фокусник? — А можно мы с женой с вами сфотографируемся? Когда вы будете выступать? Чендлер закатил глаза и положил руку на поясницу Моники, торопливо уводя ее прочь. — Говорил же тебе, что так одеваться нельзя. Меня уже третий раз принимают за служащего или артиста. — А не нужно было показывать волшебные фокусы самому первому парню. — Это были обычные фокусы! Никакое не волшебство! — Ладно уж, Копперфильд, успокойся. — Да ты просто разозлилась, что тебя назвали моей помощницей. Моника насмешливо скривила губы, передразнивая его в ответ нечленораздельной тарабарщиной. — Пойдем уже, Зигфрид, тигры заждались. Она повернулась и направилась через все казино к стойке регистрации, и Чендлер примолк, восхищаясь ее удаляющейся фигурой. В голове у него вдруг затикал часовой механизм, отсчитывающий секунды до того времени, как они навсегда оставят Лас-Вегас и «Дворец Цезаря» позади. Он опять оказался лицом к лицу с привычной реальностью, где они уже не были теми друзьями, которым ничего не стоило лечь вместе в постель, поделиться друг с другом самыми сокровенными мыслями и слиться в единое целое, будто рука и перчатка. Пара влюбленных призраков с их лицами отказывалась забираться в дешевые сумки из сувенирного магазина и улетать в Нью-Йорк, оставаясь навечно в игровых залах Лас-Вегаса. Он думал, что справится. Когда-нибудь это все равно должно было закончиться. Это было неизбежно. И все же теперь, когда они собирались вернуться домой, он почувствовал вдруг, что все самое важное в его жизни утекает сквозь пальцы, будто песок. Как бы сильно он ни старался его задержать, значения уже ничего не имело. Они покидают это место. Он никогда больше не увидит ее обнаженной, не попробует на вкус ее кожу, не почувствует ее губы на своих губах. Они будут придерживаться прежних правил. Она его лучший друг, к тому же — сестра его самого давнего друга. Все вернется в обычное русло. Но какая-то часть его остро осознавала, что у него не получится просто упрятать эту неделю в запертом ящике где-то в сознании, просто забыть, каково это — быть с ней. Забыть, что значила для них эта неделя. То, что произошло между ними, было гораздо важнее, чем его мимолетные удачи в интернет-чате. Неделю назад он был влюблен в другую. Но ее он создал в своей голове, ориентируясь лишь на слова, появившиеся на экране. Он сам сделал из нее идеальную женщину. Интересно, если бы он заглушил все свои инстинкты, отмахнулся от того факта, что она замужем, встретился бы с ней лично — оправдала бы она его высокие ожидания? Или все, как обычно, закончилось бы катастрофой? Он уже не был уверен ни в чем. Не видел больше себя рядом с ней. Все его радужные фантазии успели поблекнуть в воспоминаниях. Но все же… в их первую ночь разговоров она вручила ему настоящий подарок. — Отбрось все. Стань настоящим, — сказала она ему. Чендлер догнал Монику и сжал ее руку в своей. Сейчас все реально. Она всегда была тем человеком, кто видит его насквозь, кого не пугают его сарказм и нервные шутки. Она — красивая, умная, добрая — была настоящей, не какой-то там воображаемой подружкой, которую он придумал, лишь бы не оставаться в одиночестве. Она знала его, доверяла ему, ей нравилось быть рядом с ним. Прямо сейчас он держал за руку самую замечательную женщину во вселенной. И все, что он мог — сожалеть, что не сможет никогда осуществить все ее мечты и надежды, как бы отчаянно ни пытался, а пытался бы он в любом случае. Нельзя выбросить из головы что-то настолько значимое, просто сменив часовой пояс. Он обязан был что-то сделать. Дать ей понять, что он чувствует к ней. И все же он сомневался. Он собирался выдернуть у них из-под ног ковер и перевернуть весь их мир вверх дном. В таких случаях нужно быть сильно уверенным, что все получится. Ему нужен был знак. Знак от вселенной, который укажет ему, что он правильно делает. Что он должен остаться с ней. Что магия все еще будет работать, когда они вернутся в Нью-Йорк. Чендлер потянул ее за руку, замедляя движение. — Эй… Моника, чуть озадаченная, остановилась и оглянулась через плечо. — Что такое? Чендлер неуверенно покрутил головой по сторонам. — Ну, в общем… нам нужно сыграть еще раз. — Что? — Мы должны еще раз бросить кости. Это традиция Вегаса. — Нет никакой традиции. Чендлер взволнованно замахал руками. — Ну как же так? Есть, точно есть. Ты просто никогда не была здесь раньше. Обязательно нужно сыграть на прощание хотя бы раз в любую игру, в которой тебе повезло, пока ты была здесь. На удачу. Ты же хочешь уехать отсюда победительницей? С высоко поднятой головой? Моника нетерпеливо посмотрела на часы. — Чендлер, у нас нет на это времени. Наш рейс вылетает уже через два часа. — Я знаю. Мы быстро. — Чендлер указал на ближайший свободный стол для игры в кости. — Смотри, вон там пусто. Моника вытянула шею. Стойка регистрации была в зоне прямой видимости, и сразу за ней — двери отеля. От стоянки такси, готовых везти их в аэропорт, ее отделяло всего несколько метров и пара толстых стекол. — Давай я поймаю такси, пока ты играешь. — Нет, мы должны сделать это вместе. Все должно быть, как в ту первую ночь. И ты должна бросать кости. Моника пожала плечами: — Ладно. Давай. Хорошо. Чендлер положил на стол деньги, и крупье кивнул ему: — Наличные в игре. Чендлер протянул Монике кости и нервно улыбнулся. — Ладно, заказываю восьмерку. Выбрасываешь восьмерку — и это определенно будет знаком. — Знаком? Каким еще знаком? — Ну… что мы победители. Моника закатила глаза, явно смирившись с тем, что некоторые его заморочки ей никогда не понять. — Хорошо. Она бросила кости на стол. Чендлер проследил за ними, затаив дыхание. Это обязательно будет хорошим знаком. Восьмерка будет означать, что, когда они вернутся домой, он использует всю свою силу убеждения и уговорит Монику продолжать магию Вегаса в Нью-Йорке. Кости ударились о задний бортик стола и отскочили, катясь по сукну, покуда не остановились на двойке и шестерке. — Легкая восьмерка! Чендлер кивнул и взволнованно улыбнулся крупье, забирая свой выигрыш. — Поверить не могу, у тебя получилось выкинуть восьмерку! Это ж достаточно маловероятно! Все, можно ехать домой! Моника опустила глаза и насупилась. — Ну что еще? Это восьмерка! Только не говори, что в тебе снова проснулся азарт, и ты хочешь играть дальше. — Чендлер обнял ее за плечи, уводя от стола. Грудь его горделиво раздувалась. — Нам нельзя опаздывать на самолет. Нас ждут большие дела. — Не так уж все хорошо. Все плохо… — Что? — Легкая восьмерка. Той ночью я выбросила трудную восьмерку. Чендлер опустил голову и понурился. — Да, ты права. Это неправильная восьмерка. *** Распахнув дверь в темную квартиру, Моника радостно вдохнула полной грудью воздух, положила ключи на стойку и потянулась. — Рэйчел? Росс? Чендлер зашел за ней следом, поставил на стол две спортивные сумки и тут же заметил лежавший рядом листок бумаги. — Кажется, тут записка. Моника протянула руку. — Мон, когда ты вернешься, нас здесь, наверное, не будет. У Росса какое-то скучное мероприятие в музее, и у него едет крыша. Фиби и Джоуи с нами. Увидимся вечером. Кажется, мы случайно выбросили из холодильника банку с жиром. Моника повернулась и недоуменно посмотрела на Чендлера. — Откуда она узнала, что мы вернемся сегодня вечером? Чендлер что-то пробормотал под нос, защищаясь от лишних вопросов. — Чендлер? — Ну… понимаешь… пока мы были в Вегасе… а там больше ничего не написано? Моника пристально посмотрела на Чендлера, и губы ее сами собой начали складываться в улыбку, поскольку скрыть удовольствие от его дискомфорта у нее никогда не получалось. — Ну… я держал ее в курсе всех твоих дел. — Ой, нет, ты же не… — Нет. Нет! Ничего такого. Только самое главное. Что ты до сих пор живая и не отказываешься от еды. Моника испустила преувеличенный вздох облегчения. — Ладно. Хорошо. — Ты же не злишься, правда? — Что? Нет, серьезно, Чендлер, это же мило. Я это ценю. Наверное, поэтому никто и не стал мешать нам… — Конечно же, я понимаю, что ей не стоит знать о некоторых вещах, — Чендлер подошел к холодильнику. — А пока мы наедине… Хорошо, что у нас есть правило про Нью-Йорк. Он усмехнулся и полез в холодильник за бутылкой воды. Моника прислонилась к дивану. — Послушай, раз уж мы заговорили об этом, я и правда переживала на этой неделе трудное время — рассталась с мужчиной, забросила работу… Просто… то, что я провела с тобой эту неделю в Вегасе, значит для меня очень многое. Наверное, я так пытаюсь сказать тебе спасибо. — Да? — Чендлер не удержался, и его губы чуть изогнулись в легкой улыбке. Он шагнул в сторону Моники и перебросил бутылку с водой из руки в руку. — Знаешь, для меня эта неделя тоже многое значила, и вовсе не потому что мне было плохо, просто… ты и правда горячая штучка… Моника рассмеялась, и вместе со смехом растаяло все напряжение между ними. — Все в порядке? — Все в порядке. Моника повернулась и направилась в гостиную. Чендлер прикусил губу, почувствовав, что сейчас ему самое время сделать свой ход, сказать свое слово. Он протянул к ней руку. — Вообще-то, я хотел поговорить с тобой… обо всем этом. Моника повернулась к нему и смущенно улыбнулась. — О чем? Чендлер глубоко вздохнул. — В общем… Но тут Моника опустила глаза и увидела красный огонек на автоответчике — Подожди, дай проверю, тут сообщение. Чендлер кивнул, наблюдая, как она нажимает кнопку на телефоне. — Моника, это Ричард. Перезвони мне, пожалуйста. Она посмотрела на Чендлера широко открытыми глазами, и на лице ее застыл испуг пополам с удивлением. — Это… это сообщение… оно старое или новое? Старое или новое?