не смей закрывать шторы.
если ты не видишь света, это не значит, что его нет. если в твоей жизни нет ничего святого, значит, ищешь не там.
люди уходят, люди приходят. двери метро хлопают, — туда-сюда, — а ты больше никогда не встретишь эти глаза цвета ранней осенней печали, что промелькнули и нырнули в толпу.
города, улицы, погорелые пятиэтажки. хватит бродить извилистыми дорогами, пытаясь успокоить что-то внутри. время заканчивается, а ты всё ещё даже не купил цветов на собственную могилу.
приди туда, где заканчивается пелена тумана. ты обязательно потеряешься, зато поймёшь, почему я всегда хожу именно так, а не иначе. но даже не пытайся гнаться за собственной судьбой.
иногда случаются такие пути, которые ты всеми силами пытаешься забыть. так просто попасться в эту ловушку и так трудно выбраться из лап неизлечимого и чертовски больного.
но поверь, однажды ты вновь спустишься в метро и на этот раз тебя будут ждать именно те глаза, которые ты нарёк своей судьбой.
она найдёт тебя сама.
Акутагава прикрыл глаза, смотря на свой только опубликованный пост. Он не знал, что это было — что именно вышло из-под его кончиков пальцев. Это что-то было немного странным, но в каком-то смысле даже ироничным. Хах. Выключив телефон, Акутагава выдохнул: не время думать о каких-то глупостях. Его уже ждали. Предложенная необдуманно помощь с учёбой имела последствия — теперь Акутагава шёл по улице в сторону дома Ацуши. Он шёл медленно, потому что пытался набраться смелости и до последнего оттягивал неизбежное. Звонок в домофон всё ещё не осознавался как момент настоящего, но отступать было слишком поздно. Поднимаясь на нужный этаж, он уже чувствовал, что пожалеет: — Здравствуй. — Привет! — с улыбкой сказал Ацуши. — Боже, я так рад, что ты пришёл. Акутагава мимолётно улыбнулся, безмолвно кивая. — Чувствуй себя, как дома. Ацуши был, как и всегда, улыбающимся и радостным, гостеприимным и безумно тёплым. Его глаза горели, выжигая на сердце Акутагавы что-то до боли неприятное. Знакомые стены встречали только недавно появившимися лучами солнца, их тёплый свет едва отвлекал быстро бьющийся ритм в груди. В комнате Ацуши пахло свежим постельным бельём, кондиционер содержал в себе какие-то сладкие, травяные и цветочные, нотки. — Чай будешь? — Не откажусь. Переосмыслять пространство в новом состоянии было так необычно, будто он был здесь впервые. Казалось, только недавно они ночевали здесь вместе с Кёкой, только недавно он заходил сюда пару раз на чай после уроков. Это с одной стороны выбивало из колеи, а с другой — бодрило не хуже холодной воды в душевой рано утром. — Здесь три ложки сахара, как ты и любишь, — Ацуши зашёл в комнату, осторожно держа в руках горячие кружки. — В этот раз с мятой. — Я давно хотел его попробовать, спасибо, — Акутагава протянул руки к напитку, содрогаясь от контраста своих ладоней и горячей керамики. Ацуши улыбался, внимательно смотря на Акутагаву, а затем, будто опомнившись, обратил внимание и на свою кружку чая. Пар согревал щёки и нос, делая их немного красными — это выглядело в какой-то степени забавно. И это «забавно» не давало покоя всё время, пока они были там. Акутагава пытался переключиться на уроки: все эти учебники, задания, объяснения, вопросы. Но смог выдохнуть лишь когда попрощался, спешно шагая домой.***
Jinko: «Твой последний пост — нечто» Акутагава хмыкнул, смотря на уведомление. Jinko иногда, ему казалось, льстил, хотя его искренность, показанная через глубоко личное и тайное, говорила о ровно противоположном — уже в который раз. Это всегда давало противоречивые чувства. Творчество Акутагавы признавали, выдавая множество самых прекрасных комплиментов, но каждый раз он чувствовал себя самозванцем: это не в его голове родились все эти мысли, это не его руками они превращены в слова. Но через сжатые зубы нужно было учиться принимать похвалу — это получалось, но очень, очень тяжело. «Спасибо, я… я надеюсь, что то, что я пишу, когда-нибудь станет правдой» Jinko: «А я верю в это!» Конечно, он верил. Он часто писал ему об этом — о том, как верит в него, как верит в величие его слов. Хотя и сам отличался безграничной фантазией, но, может, слишком стеснялся, чтобы раскрывать по-настоящему свой потенциал. Или нет. Он точно был мечтателем, но открытым, чистым, протягивающим руки навстречу неизвестному, как бы сильно такое ни пугало. Это тоже в какой-то мере восхищало, пусть Акутагава и был намного сдержаннее в том, чтобы это выражать. Jinko: «Мне нравится метафора метро, хотя я ни разу там не был, представляешь?» «Это незабываемое ощущение, тебе нужно обрести этот опыт» Акутагава улыбнулся, отправляя сообщение. Если честно, он и сам не особо часто там бывал, ведь всё необходимое было рядом, а нужды посещать другие районы практически не появлялось. Jinko: «Так точно! Обязательно в свободное время попробую прокатиться. Но мне нужно Ваше руководство, сенсей» «Записывай…» Это пробрало на тихий смех. Jinko: «Я весь внимание»***
— Надеюсь, в этот раз вы мне чипсы оставите? — спросил Ацуши, поправляя подушку. После череды тяжёлых контрольных нужны были серьёзные восстановительные меры. Например, новые посиделки на ночь. И опять у Ацуши дома. — Мы купили больше, — ответил Акутагава. — И надеемся, что теперь твоя чипсовая душа будет спокойна, — добавила Кёка. Ацуши рассмеялся. На этот раз на нём была пижама с Наруто жёлтого цвета. Кёка тоже, наконец, отличилась, надев пижаму с принтом нежно-голубых облаков. И только Акутагава, не изменяя себе, пришёл в однотонно скучной пижаме — конечно, в показе пижамных мод он проиграл. Наверное, он и дальше будет в этом только проигрывать. — Я слежу за вами, — с наигранным подозрением сказал Ацуши, открывая пачку сырных чипсов. Акутагава взял бутылку апельсиновой газировки, чтобы открыть, а Кёка подготовила стаканы. После нескольких слёзных просьб от А-цу-ши не оставлять его наедине с грязной посудой ребята просто купили одноразовую, поэтому посиделки встречал детский сервиз с красивыми пони в пастельных тонах. Найти обычную белую посуду оказалось сложно… Ну, таковы были оправдания. Не то чтобы это кого-то смущало. Акутагава отметил про себя, что Ацуши довольно часто оставался один дома на все выходные — его родители то ли постоянно работали, то ли просто уезжали по каким-то своим делам. Поэтому Ацуши пытался занять любые свои выходные друзьями. Даже помощь с уроками будто бы помогала ему справиться с одиночеством. Или, возможно, Акутагаве так показалось. Ацуши никогда не жаловался на то, как он живёт. — Вы, я надеюсь, выбрали фильм? — спросила Кёка, забирая стаканчик с уже налитой газировкой. Акутагава тоже немного попробовал — пузырьки газа лопались о кончик носа, щекоча и заставляя морщиться. Ацуши застыл: — О-оу… — протянул он. — Ну, мы, конечно, старались, — попытался исправить ситуацию Акутагава, всё равно почти расплываясь в улыбке. Каким бы мрачным и нелюдимым он не казался на первый взгляд, эти ребята смогли разбудить в нём почти детский восторг и любовь к авантюрам. — Понятно, — ответила Кёка. И стало действительно не по себе, потому что это означало, что сейчас она предложит… — Значит, будем смотреть документальные фильмы… — Не-е-ет, — протянул Акутагава. — Пощади-и-и! — протянул Ацуши. — …про маньяков!***
Они реально сели смотреть документальные фильмы про маньяков. — Этот мир слишком жесток! Ацуши говорил сквозь ком в горле — наверняка его высокая эмпатия заставляла почувствовать каждое страдание жертв на себе. Акутагаве тоже было неприятно на такое смотреть, поэтому он часто косился в сторону Ацуши. Конечно, было большой удачей, что он всё ещё оставался незамеченным, но это не могло продолжаться слишком долго. — Тоже страшно? — шёпотом спросил Ацуши. А затем жестом показал в сторону Кёки. Она серьёзно смогла заснуть под такое?! — Я надеюсь, она не проснётся сейчас, — оставив вопрос без ответа, сказал Акутагава. Он протянул руку к пульту, а затем медленно понизил громкость звука. Изменений в лице Кёки не наблюдалось, а значит, они могли выключить этот ужас с уже начинающимися страданиями новой жертвы. — Хочешь спать? — спросил Ацуши, зевая. — Не совсем, но смысла заниматься чем-то другим не вижу. Не хочу её будить. — Это да, она очень мило спит, — улыбнулся Ацуши. — Устала, наверное. — Ещё бы. Акутагава натянул одеяло на Кёку, чтобы укрыть её по плечи. На их импровизированной огромнейшей кровати на полу из подушек и одеял Кёка лежала с левой стороны от Акутагавы, который был посередине, в то время как Ацуши лежал справа, рядом с дверью из своей комнаты. Редкий свет фонарей с улицы немного пробивался в незашторенное окно, давая возможность видеть хотя бы чуть-чуть. Повернувшись в сторону Ацуши, Акутагава опять увидел в его руках телефон. Понизив яркость до самого минимума, он уже что-то активно печатал. Акутагава никогда не мог понять такую большую зависимость от телефона, поэтому сам провел весь вечер без него. Если раньше у него и была потребность постоянно проверять, что ему могли написать, как могли оценить новый пост в блоге, то со временем это пропало. В каком-то смысле это давало свободу. Чего нельзя было сказать об Ацуши. Его лицо было снова нахмуренным, как будто он печатал что-то… тяжёлое? Это беспокоило. — Всё в порядке? — спросил Акутагава шёпотом, продолжая смотреть на него. Он реально проводил много времени в телефоне. А если там он общался с тем, кто ему… нравился? Но ведь он бы рассказал им с Кёкой об этом? — А? Да, просто сложно подбирать правильные слова, — с усмешкой ответил Ацуши. — Иногда я чувствую себя чуть ли не полным тупицей. — Помочь? Ацуши посмотрел на него с улыбкой: — Хах, спасибо, но… думаю, с таким я должен справляться сам. Акутагава кивнул, устраиваясь на своей подушке поудобнее, а затем прикрывая глаза. Мысли в голове вовсю атаковали его бедное сердце, заставляя внутренне скрипеть от непонятного и неприятного. Ацуши был с ними, да, но в то же время мыслями он находился где-то далеко. С кем-то далеко. И это расстраивало. Заставляло ревновать. — Добрых снов, — спустя время добавил Ацуши. Акутагава ещё не спал, но предпочёл ничего не отвечать. Не хотелось выдавать свою дрожь.***
так много ещё ненаписанного, так много несказанных слов, а ты уже боишься, что их не хватит.
Уж дома, после их уютных посиделок, Акутагаву ждал шквал сообщений от Jinko. Обычно он не был… настолько активным в общении. Jinko: «Ты никогда не чувствовал себя одиноким рядом с теми, кому на тебя не всё равно? Когда выпадаешь из пространства и находишься где-то между двумя мирами, и каждый из них недоступен, потому что ты пытаешься коснуться его, но либо обжигаешься, либо будто отталкиваешься и становишься ещё дальше от того, чтобы вернуться?» Jinko: «Иногда мне кажется, что интернет всё же даёт мне больше… свободы, может быть» Jinko: «Потому что реальная жизнь, пусть она прямо сейчас самая лучшая из всего, что у меня было, будто бы всё равно чужая, а я так отчуждён, я всё ещё боюсь неприятия, даже если знаю, что его точно не будет. Больной разум говорит каждый раз обратное, и кто я такой, чтобы противостоять ему?» Jinko: «Провожу время с друзьями, смотря фильмы и поедая вредную еду, а всё равно думаю про метро, про глаза цвета осенней печали, и мне так интересно, как они могли бы выглядеть в реальности» Jinko: «Впрочем, просто размышления, как и обычно. Ты знаешь» «Знаю» — прошептал Акутагава. Jinko часто присылал ему что-то такое, и в основном оно было слишком абстрактным, как и его собственные посты. «Цвет осенней печали — это высохшие жёлтые листья на земле, на которые падает свет едва тёплого солнца и прохладная тень тонкого дерева. Мне представлялось это так» Акутагава писал про цвет глаз Ацуши. Он давно подметил, что сверху и снизу радужки видны разные оттенки, и это было так необычно, так двойственно, что это сравнение появилось само собой. Печаль ощущалась каждый раз, когда Акутагаве приходилось делать вид, что он не разглядывал в его глаза, пока тот смотрел на учителя или в тетрадь. Нет, Акутагава всё равно никогда не назовёт себя романтиком. Jinko: «Хотел бы и я, чтобы кто-то в моих глазах нашёл настолько поэтичные строки. Удивительно чувствовать мир в деталях и на каждую обращать внимание» Акутагава улыбнулся. Они ни разу за всю историю переписки не обменялись ничем из личного — ни про то, в какой префектуре они находятся, ни про внешность, ни про других окружающих их людей. Что Акутагаву, что Jinko интересовали в первую и последнюю очередь мысли друг друга. И всё же они всегда оставались анонимны. Всё, что понял за это время Акутагава, это то, что оба живут в одном регионе, потому что общались на одном диалекте, и то, что Jinko тоже учится в выпускном классе, потому что как-то раз он делился мыслями, как вообще быть дальше, если не встраиваешься в обычные нормы и тебя не устраивает классический сценарий жизни. Акутагава снова перечитал ночные сообщения Jinko, а затем начал долго печатать. «Я думаю, что каждый из нас ощущал что-то подобное. И это нормально, когда долгое время не было почвы под ногами. Но ведь землетрясение миновало? Возможно, однажды ты поймёшь, что реальная жизнь никогда не заменит искусственную, в которой, пусть здесь и свобода, но она позволяет лучше скрывать и искажать многие вещи. Возможно, люди, которые находятся рядом, однажды дадут уверенность в том, что больше ты не почувствуешь ожогов на своих пальцах» Jinko: «Хотелось бы в это верить… спасибо» Jinko: «Теперь всем буду говорить, что мои глаза цвета осенней печали, потому что описание очень мне подходит. Не сочти за плагиат! :) »