***
— Всё настолько очевидно? — спросил Акутагава, пытаясь выглядеть незаинтересованным. Кёка стояла рядом, ожидая вместе с ним, пока придёт Ацуши — тот попросил подождать их, пока носился на верхних этажах школы за подписанием каких-то документов. — Возможно, это потому что я успела узнать вас достаточно хорошо. Акутагава хмыкнул, ощущая одновременную потребность и попробовать всё же оправдаться, и смиренно принять уже неизбежное. Второе было более в его духе, но первое так не хотелось принимать, что все его мысли были против. — Я имею в виду, вряд ли об этом задумывался кто-либо ещё, — продолжила Кёка. — Я не скажу ему, можешь не переживать. — Я не переживаю, я уверен в тебе. — Что тогда тебя беспокоит? Акутагава пытался подобрать наиболее точные слова, но у него отчаянно не получалось. — Что я не справлюсь, — прошептал он. — Ты ни разу не… — Я здесь! Надеюсь, не слишком долго? Запыхавшийся Ацуши улыбался, пытаясь выровнить дыхание: румянец на щеках говорил о том, что он правда торопился как мог. Кёка посмотрела на Акутагаву ободряюще, но едва ли это ему помогло. — Нет, всё в порядке, — ответил Акутагава. — Пойдём? — Так точно! — кивнул Ацуши. — Не хотите прогуляться сегодня вечером?***
давай, пиши свои длинные письма в бесконечность-светлое-никогда, ты всё равно не станешь прежним.
Возможно, ему правда стоило признаться, чтобы больше не нести на своих плечах этот страшный секрет. Страх окутывал сердце тяжёлой липкой паутиной, заставляя биться его только сильнее — оно хотело освободиться, хотело свободы, поэтому бушевало и настаивало на своём. И даже если уже Кёка понимала, что Акутагава пропал, это окончательно значило, что больше не будет, как раньше. Потому что Акутагава уже всё испортил. Jinko: «А ты когда-нибудь писал бумажные письма?» Это проклятая тема. Акутагава посмотрел на свой только выложенный пост и нахмурился. «Их было много, и все без ответа. А ты?» Он писал их Дазаю, выворачивая свою зависимость болезненным почерком. Пьяные буквы путали строчки, неровность чернил затрудняла дыхание. В них была надежда, ещё светлая и незапятнанная обманом, в них был страх, потому что привязанность — это больно. Jinko: «Никогда, но хотелось бы! А почему без ответа? Разве можно не ответить на то, во что вложили душу?» «Какая наивность» Оставить без ответа можно доходчивее, чем если бы в ответном письме было всё напрямую. Такой способ вполне достигает нужного эффекта без особого вложения сил, разве только ждать приходится долго. Но результат стоит того. Определённо. Jinko: «Всё равно не понимаю» «Значит, ты намного лучше, чем те, кто так поступает» Потому что не говорить чёткое «нет» всё равно, что сказать «я даю тебе шанс». Он ведь правда на что-то надеялся, и это правда было жалко и нелепо. И почему его вообще занесло в столь неприятные воспоминания? Jinko: «Если бы ты мне отправил письмо, я бы написал тебе в ответ в два раза больше» «Хороший способ узнать, где я живу. Увы, всё, что находится в интернете, остаётся там же» Jinko долго не отвечал, поэтому Акутагава закрыл вкладку с чатом. Если человек по ту сторону экрана был с этим не согласен, это было не его проблемой.***
— Ацуши? — А, да, идём. Тот рассеянным взглядом посмотрел прямо в глаза, невольно заставляя улыбнуться. Акутагава сжал крепче свои губы, чтобы не поддаться, отвернулся, чтобы не заметили. Встретившись на перекрёстке, они пошли гулять. На сегодня в планах был новый район — недалеко от порта, где находился заброшенный парк. Оба ещё довольно давно заметили друг в друге любовь к загадочному в своей ветхости. А Кёка в этот момент была на занятиях по музыке и наверняка уже общалась с той рыжеволосой девчонкой. Новые друзья — это всегда волнительно. Ацуши нервно озирался по сторонам, разбавляя установившуюся между ними тишину нервными движениями: дёргал рукава рубашки, поправлял криво остриженную чёлку. Белоснежные волосы всегда были лохмато-небрежными, как будто его совсем не заботил свой внешний вид. Акутагаве это всегда казалось даже в каком-то смысле очаровательным. Чёрт. — Ты выглядишь… печально, — тихо сказал Акутагава, когда они уже минут десять шли в полном молчании. Молчать для Акутагавы было привычным, а вот Ацуши обычно было не заткнуть, поэтому то, что происходило сейчас, выглядело крайне подозрительно. Молчание, дёрганья, напряжённый вид — он определённо был чем-то расстроен. И не так, как это происходило обычно. Это было что-то слишком сильное. — Правда? — отстранённо спросил Ацуши. — Прости. — Да нет же, — одёрнул его Акутагава. — Я не об этом. Он молчал, пытаясь собраться. Поддерживать людей всегда было тяжело. — Что-то случилось? — спросил он. — Ты можешь рассказать мне. Ацуши остановился, будто до него, наконец, действительно дошло. — Я об этом не подумал, — сказал он. — Правда можно? Акутагава округлил глаза — что за глупые вопросы? — Конечно! — пожалуй, слишком громко. — Расскажи, если тебе это нужно, может, тебе станет легче. Ацуши нервно улыбнулся — наверняка его веселила чужая озадаченность. А вот Акутагаве было не до веселья. В его голову прокралась краткая, но такая яркая мысль: а что, если он обо всём узнал? Заметил, понял, рассказали. Что угодно могло привести к такой нелепой очевидности. И сейчас этот самый момент мог оказаться для них… последним? Акутагава почувствовал, что его сердце почти остановилось. А затем набрало такую скорость, что становилось плохо. Ацуши молчал, подбирая слова, а Акутагаве с каждым мгновением становилось хуже. Я всё испортил, я всё испортил, я всё испортил. Это конец. — Дело в том, что мне… — Ацуши набрал в лёгкие побольше воздуха, как будто готовился к прыжку. — Мне кое-кто нравится. Но в пропасть полетел сам Акутагава. — И из-за этого нужно расстраиваться? — после небольшой паузы спросил он. Это нужно расстраиваться ему. Это он только что лишился возможности когда-нибудь признаться и надежды хоть на что-то. Хах, он правда на что-то надеялся? Какая нелепость. Он не может никому нравиться. Дазай дал это понять ещё очень давно. — Не из-за этого, а из-за того, что этот человек, он… я думаю, он не ответит мне взаимностью. И замечательно, хотелось сказать, но это звучало бы настолько эгоистично, что Акутагава и сам удивился подобным мыслям. Это было слишком плохо. И захотелось за это самого себя ударить. Он должен был быть хорошим другом. И он будет им. — Пока не попробуешь, не узнаешь, — ответил Акутагава. — Да, я понимаю, — мрачно усмехнулся А-цу-ши. — Просто у нас не совсем стандартная ситуация. Акутагава напрягся. Не о нём же речь?.. — В каком смысле? — Ну, скажем так, мы очень мало знаем друг о друге. Нет, не о нём. Они уже знали друг друга достаточно хорошо. Может быть, они познакомились не так давно, но на самом деле между ними была сильная связь. Все трое хорошо понимали друг друга, и все чувствовали от каждого комфорт и поддержку в равной степени. Акутагава и не мечтал о настолько хороших друзьях, но этот мир сжалился над ним. Их дружба была невероятной удачей. — Является ли это в таком случае влюблённостью? — спросил Акутагава. Он и представить не мог, как можно влюбиться в того, кого почти не знаешь. Ведь это не влюблённость в самого человека — это влюблённость в собственную фантазию. Он узнал на себе, каково это, и мог точно сказать, что ничего хорошего из этого не выходит. Ведь после очарования происходит полный крах. Фантазия всегда будет ярче реальности. А реальность отомстит самым изящным способом, напомнив жалким людям не забывать о ней. — Мне очень приятно с ним общаться, — сказал Ацуши с печальной улыбкой. — Этот человек хорошо меня понимает, а я его. Ощущение, будто я знаю его всю жизнь, — пауза. — Да, это ощущается именно так. У нас схожи вкусы, нам нравится то, что мы советуем и рекомендуем друг другу, нравится общаться вообще на любые темы. Мы доверяем друг другу и… Акутагава молчал, выжидающе смотря на Ацуши. — Я точно влюблён. Я вообще в этом не сомневаюсь. Акутагава всматривался в его глаза, пытаясь найти хоть немного сомнений, но тот стоял на своём — был твёрдо уверен, что прав. И, наверное, переубеждать хоть в чём-то было абсолютно бессмысленным занятием. Чувствам не прикажешь. В конце концов, это не его ответственность, да? — Допустим, — выдохнул, наконец, Акутагава. — Думаешь, всё-таки надо признаться? Он обещал себе быть хорошим другом. — По крайней мере, тебе станет легче. — Наверное, ты прав, — кивнул Ацуши. — Фух, я так долго колебался, а ты будто придал мне уверенности. Спасибо! Теперь он улыбался, и в его улыбке действительно можно было разглядеть то, что ему стало легче. А вот Акутагаве уже легче не станет. Замечательно, конечно, что он мог держаться в этой ситуации лучше, чем Ацуши, ведь вопросов к его настроению не появилось. Хотя сейчас оно хуже некуда.***
верните меня в мои сны и забудьте включить будильник.
Придя домой, Акутагава быстро прошёл в свою комнату, а затем, даже не переодевшись, прямо так лёг на свой футон. Руки безвольно лежали в разные стороны, глаза были устремлены вверх. На потолке ничего не было — никаких решений, никакой поддержки, но именно это помогло успокоиться хоть чуть-чуть. Ацуши влюблён, и не в него; Акутагава ему не нравится. Он даже не успел признаться, но, может, так даже лучше — не пришлось выслушивать жалкие извинения о невзаимности, а он знал, что Ацуши бы точно начал извиняться. В голове появилась масса вещей о разрушенных надеждах, о том, как держаться дальше, как пережить чувство влюблённости и не сойти с ума, и как можно скорее забыть об этом. Навсегда. Можно об этом написать. Акутагава быстро сел на футоне, слегка взбудораженный, а потом понял, что это ему не поможет. Блог помогал ему с одиночеством и чувством пустоты, а теперь в нём было всего так много, что всё это казалось ему чуть ли не насмешкой. Весь этот мир смотрел на него и насмехался. Влюблённость никогда не была снисходительной. В тишине, разрываемой внутренними криками на самого себя, прозвучал звук уведомления. Jinko: «Привет! Как твои дела? Я очень-очень хочу с тобой поговорить» Вообще не вовремя. Хотелось просто выключить телефон и продолжить и дальше смотреть на потолок, но отметка «прочитано» не давала сделать это столь некрасивым образом. «Привет. Возможно, в моей жизни происходят некоторые изменения, с которыми я пытаюсь пока что смириться, поэтому всё нестабильно. И я честно не знаю, как много меня хватит на разговор. Если вообще хватит» Он был честен. И он понимал, к чему приведёт подобный ответ, так что новое сообщение отгадал по буквам. Неужели они с Jinko общались настолько много, что тот мог представать перед ним таким предсказуемым? Jinko: «Оу, я могу чем-то помочь? Выслушать? Дать совет?» Может быть, и мог, но не сейчас. Но что-то не давало отвечать ему совсем односложно. «Хочу разобраться со всем сам, мне так проще. Забавно, в этот раз не помогает даже проза» И, только отправив, он понял, что сказал слишком много. Он не должен был делиться своими проблемами так. Он вообще не планировал кому-то высказываться. Поэтому нужно было срочно менять тему. «А у тебя, кажется, было что-то, что ты хотел мне сказать, так?» Jinko что-то печатал, но, увидев последнее сообщение, перестал. Акутагава на какой-то момент понял, что действительно смог отвлечься, но чувствовал себя всё равно паршиво. В глазах ощущался песок. Jinko: «Это то, что, может быть, вызвало бы ещё больше нестабильности, поэтому теперь я боюсь» Тему сменить он смог, а вот убежать от чужих проблем — нет. В конце концов, это именно то, что могло бы отвлечь, поэтому почему бы и нет? «Хуже не будет точно. Можешь не бояться» Jinko сначала долго молчал, но затем начал печатать. Акутагава уже пожалел, что проявил слабину и подумал снова о ком-то другом, а не о себе. Сидеть и выслушивать чьи-то проблемы, пока сам утопаешь в собственных, было, конечно, привычным делом, но ни черта не нормальным. Собеседник снова прекратил печатать, и Акутагаве уже показалось, что тот передумал чем-либо делиться. Но внезапно на экране высветилось новое сообщение: Jinko: «Хорошо. Я хотел сказать тебе о том, что ты мне нравишься» Jinko: «В романтическом плане» Этого ещё, чёрт возьми, не хватало. Акутагава глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и понять, как на такое вообще можно ответить, а затем начал бездумно печатать. Его захлестнула обида — за то, что снова ощущает хоть что-то, что снова приходится страдать из-за чувств. И снова он нелюбим, и снова не нужен. И снова этот мир смеётся над ним, и смех становится только громче. «Не думал, что ты сделаешь из меня что-то, чем я не являюсь. Ты влюбился в образ, который создал сам. Мы друг друга не знаем, это всего лишь грёбаный интернет. Здесь нет никакой романтики, и никогда не было» Jinko: «Прости меня, пожалуйста» «Я не понимаю, как ты дошёл до этого. Мне жаль» Jinko: «Я просто хотел, чтобы ты знал» Стоп. Неужели он действительно такой отвратительный? Акутагава попытался взять себя в руки, но получалось с трудом. «Извини, я реагирую не должным образом. Но я никогда не отвечу тебе тем же, потому что ты — всего лишь человек из интернета, которого я совершенно не знаю. Одних мыслей и разговоров недостаточно» И это правда. Он уже говорил ему об этом, и давал понять, что они даже не друзья, много раз. Jinko: «Я уже понял это. Прости меня, пожалуйста, надеюсь, позже всё станет в порядке» «Надеюсь» Jinko больше ничего не отвечал. Просто прочёл сообщение и вышел из сети. Пусть так. Так даже лучше.