Neither Can You

Хулио нравилось думать, что он храбрый человек, когда это было необходимо. Да, было очень много вещей, которые пугали его. Огромный зверь, на котором он сидел, был одной из них; даже тогда, когда Пепита была обычной домашней кошкой, в её желтом взгляде всегда было что-то тревожащее. Женщина, сидевшая перед ним, была другой — мама Имельда была силой, с которой приходилось считаться, и то, что она была его тёщей, не помогало. Даже у Гектора от беспокойства скрутило несуществующий желудок — каким бы мягким ни был этот человек, Гектор пошел на крайние меры, просто чтобы увидеть Коко снова. Хулио содрогнулся при мысли о том, что могло бы произойти, если бы его тесть подумал, что он плохо с ней обращается. И все же в ту секунду, когда они поняли, что у Гектора могут быть неприятности, Хулио немедленно последовал за своей женой. Не имело значения, что ему придется лететь на Пепите, путешествовать с мамой Имельдой или встретиться лицом к лицу с Гектором — если его семья будет в опасности, он вмешается, чтобы помочь. В этом не было никаких сомнений. Это было именно то, что вы сделали. Тем не менее, это ничуть не облегчило нашу маленькую экскурсию. Хулио приходилось постоянно переключаться между натягиванием шляпы обратно на голову и хватанием Пепиты за мех. Ему хотелось бы, чтобы у него было что-нибудь покрепче, за что можно было бы ухватиться, но он ни за что не собирался хватать свою тещу — при такой сосредоточенности, какой она была, она могла испугаться настолько сильно, что запустила в него ботинком. В любом случае, это бы его не удивило. Она была напряжена с тех пор, как они вышли из полицейского участка. Они оба дали свои показания- Хулио рассказал обо всем с того момента, как они впервые обнаружили, что Гектор пропал, и до того, как они привезли его домой. Хотя он предположил, что Имельда, должно быть, рассказала нечто подобное, он не мог не заметить, что её не было немного дольше, чем его. Она почти не разговаривала, когда снова встретилась с ним; она только сказала полиции, что Пепита может привести их туда, где они нашли Гектора. И именно туда они сейчас направлялись, пока Пепита осматривала улицы под ними в поисках переулка, в котором они были меньше шести часов назад. Полиция была где-то внизу верхом на лошадях, Пепита летела достаточно медленно, чтобы скелетообразная лошадь могла за ней угнаться. Они летели уже некоторое время, и тишина начинала действовать Хулио на нервы. Да, он хотел, чтобы Коко была здесь. «M-mama Имельда», — пробормотал он, стараясь, чтобы его голос перекрывал шум ветра, — «они всё ещё следуют за нами?» Имельда повернулась на месте — не лицом к Хулио, а чтобы посмотреть на землю под ними. «Это похоже на то», — ответила она и снова повернулась лицом вперёд. Хулио с тревогой наблюдал за своей тёщей, когда протянул руку, чтобы снова нахлобучить шляпу. В том, что она была так сосредоточена, не было ничего необычного, но её плечи были напряжены, а её спокойствие нервировало. Что-то явно беспокоило её, но потом… у них было слишком мало часов сна, и это в разгар стрессовой ситуации. Сглотнув, Хулио попытался посмотреть мимо Имельды на Пепиту, но быстро отвернулся, чувствуя, что его желудок сделал бы сальто, если бы он всё ещё. Алибрехе всё ещё не начала спуск, и он понятия не имел, сколько ещё это займёт. И снова ему захотелось, чтобы Коко была здесь. Она бы знала, что делать в этой ситуации, но её здесь не было, так что… может быть, ему следует что-нибудь предпринять? Обычно лучше всего было избегать Имельду, когда она была в плохом настроении, но она выглядела так, словно вот-вот сорвётся, и мысль о том, что она может наброситься на полицию, звучала как катастрофа, которая вот-вот произойдёт. Что означало бы, что ему придется принять на себя основной удар. Что ж… с таким же успехом можно покончить с этим: «Что…» — он прочистил горло. — «О чём ты с ними говорила?» Под ними раздался грохот, когда Пепита зарычала. Да, это была ошибка, это было плохо, это была ужасная ошибка! «Я рассказала им», — начала Имельда, её слова были отрывистыми, — «что произошло.» «Да-да, я догадался об этом», — ответил Хулио, натягивая шляпу ещё ниже через голову и борясь с искушением уткнуться в грудную клетку.— «Но ты…» «Я рассказала им всё, что видела, всё, что знаю…» — Она с шипением выдохнула сквозь зубы. — «Но они, казалось, были больше заинтересованы в том, чтобы совать свои носовые кости туда, где им не место!» Её голос повысился — очевидно, от гнева, но Хулио знал свою тёщу достаточно долго, чтобы распознать, когда она использует свой гнев, чтобы прикрыть что-то ещё. Но более того, он знал, что раз уж она начала так себя вести, лучше дать ей перегореть самой. «За какого идиота они меня принимают? Я прихожу к ним, когда нахожу своего мужа сломленным и дрожащим в тёмном переулке, на которого напал какой-то преступник, и они решают поднять вещи, которые не имеют к этому никакого отношения — события многолетней давности, которые не имеют значения, которые не имеют никакого отношения к этому…» Ой. Когда речь Имельды перешла в проклятья в адрес всего полицейского управления, Хулио сменил тему неловко заёрзал на своём месте. Когда вы были Риверой, умирали и присоединялись к остальным членам семьи, было (или было раньше) несколько вещей, которым вы учились очень быстро — обычно в течение первого года или около того. Одна из них заключалась в том, что никчемный músico, который бросил вашу семью, не заходил к вам — ни на какую годовщину, ни на чей-либо день рождения, ни на какой праздник. Другим было то, что в ту секунду, когда вы мельком увидели скелет в лохмотьях, приближающийся к hacienda, у вас внезапно появилось что-то очень важное, что нужно было сделать в дальнем конце дома или мастерской. Наконец, вы не слышали, как mamá Имельду повышала голос на мольбы (а иногда и крики, а часто и визг) упомянутого оборванного скелета, и вы не обсуждали то, чего не слышали, ни с кем другим. Не то чтобы Имельда когда-либо кому-либо угрожала из-за этого, конечно. Скорее, она всегда выходила из таких ситуаций: выглядела такой обиженной и измученной, что ни у кого не хватало духу попросить её рассказать о чём-либо подробнее. Имельде никогда не нравилось быть уязвимой, поэтому они закрывали на это глаза. Но это не означало, что их соседи будут так же. Люди не могли точно игнорировать зрелище, которое происходило в hacienda Ривера каждый год или около того, и в нескольких случаях обеспокоенные соседи вызывали полицию, услышав слишком много криков. Имельда никогда не попадала в настоящие неприятности; когда полиция впервые посетила их дом (перед смертью Хулио — близнецы вкратце объяснили ему это позже), она спокойно изложила им ситуацию. Мужчина, с которым она больше не была связана, попытался вторгнуться на её территорию без приглашения, а она просто защищала свою семью. Для неё вопрос был уже решен. Очевидно, они продолжили расследование и выяснили, что мужчина, о котором идёт речь, обладал желтоватыми костями, полуразрушенным домом в трущобах и большим количеством судимостей, и прекратили дело. Следующие несколько раз, когда им звонили, они предлагали наложить запретительный судебный приказ на мужчину, но Имельда настаивала, что может сама разобраться с ситуацией. После этого они просто оставили всё как есть. Но до сих пор никому из семьи не приходило в голову, что эти инциденты, вероятно, все равно будут зафиксированы… что может объяснить, почему у полиции было немного больше вопросов к Имельде, чем к Хулио. Mamá Имельда замолчала, её плечи напряглись. Натягивая шляпу, Хулио обдумывал, как к этому подступиться: «…Мы знаем, что ты не имеешь никакого отношения к тому, что с ним случилось, mamá», — медленно произнёс он. — «Полиция… просто проявляет тщательность. Так и должно быть, чтобы они могли найти того, кто причинил боль Гектору». «…Ты прав, Хулио.» — Некоторое напряжение покинуло плечи Имельды, а впоследствии и Хулио. Затем гнев вернулся в её голос, пусть и ненадолго— «Но даже подумать на мгновение, что я могла бы сделать такое.-!» Хулио не был уверен, что на это ответить, но это всё равно не имело бы значения, если бы он это сделал — мир внезапно накренился вниз, и у него свело желудок, когда Пепита приготовилась к приземлению. Одна рука потянулась к шляпе, и другой цеплялся за Пепиту, когда алибрехе осторожно выруливал на улицу, на этот раз ему нужно было увернуться от немногочисленного транспорта, который её заполнял. Как только она приземлилась, Хулио снял шляпу, чтобы с облегчением потереть затылок. Да, он никогда не привыкнет летать, никогда. Имельда первой спешилась, Хулио нерешительно соскользнул с крыла Пепиты чуть позже. Немногочисленные прохожие остановились, чтобы посмотреть на гигантскую алибрехе, прежде чем двинуться дальше, и все трое наблюдали за ними, словно ожидая, что кто-то из них выдаст себя за нападавший на Гектора. Хулио на мгновение задумался, не эти ли были люди, которых Гектор знал, но трудно было сказать, когда он так мало знал о самом Гекторе. Но… Они услышали цокот копыт по мостовой, и из-за угла рысцой выбежала скелетообразная лошадь с фальшивыми ушами, стеклянными глазами и откровенно глупой полицейской фуражкой. Животное не дрогнуло при виде Пепиты, и двое всадников погнали её вперёд. «Сеньора Ривера», — сказал один из них, оставаясь в седле, когда они подъехали к Имельде, оглядывая широко открытую улицу. — «Это то место, где на вашего… мужа напали?» Имельда напряглась, и даже Хулио хотелось наморщить лоб от тона офицера. «Нет, офицер Херальдес», — сказала она, глядя на Пепиту. Алибрехе опустила голову, прежде чем направиться к более узкой улице: «Мой духовный проводник нашёл его здесь неподалеку, в слишком узком пространстве, чтобы она не могла протиснуться». Конечно, она была недовольна офицером, но, по крайней мере, она не кричала на него. Может быть, разговорить её по дороге сюда получилось неплохо. По крайней мере… Хулио надеялся на это. Он, Имельда и двое конных полицейских последовали за Пепитой, когда она повела их к узкому переулку, в котором они нашли Гектора. Днём это выглядело не так зловеще, хотя всё ещё было тускло освещено. Но от входа они могли видеть мусор сваленый в кучу и разбросаный по середине переулка. «Что ж, похоже, здесь что-то произошло», — сказала другая сотрудница полиции, хватая свой фонарик и освещая им переулок.— «Разве этот комплекс не был заброшен какое-то время?» Херальдес кивнул: «Да, на это место уже некоторое время никто не претендовал». — Он повернулся лицом к Имельде, которая следовала за ним рядом с Хулио, в то время как Пепита осталась позади. —«И что здесь делал ваш муж?» Почувствовав, что гнев Имельды снова нарастает, Хулио заговорил вместо неё: «О-он был в трущобах. Он бывает там каждую неделю. Он, должно быть, пытался прорваться сюда?» «Хм, тогда это было бы идеальным местом для того, чтобы кто-нибудь набросился на него». Херальдес спешился с лошади, передавая поводья своему напарнику. «В любом случае, если предположить, что именно это и произошло». «Почему вы думаете иначе?»—Прорычала Имельда, сжимая руки в кулаки. «Mamá», — прошептал Хулио. Она встретила его взгляд и заставила себя успокоиться. «Возможно, на него напали в другом месте, а затем бросили здесь», — сказал офицер, проводя фонариком вдоль стены одного из зданий, в то время как другой обыскивал груды мусора. — «Где вы его нашли?» И Хулио, и Имельде пришлось на мгновение оглядеться, прежде чем их взгляд упал на дверь, к которой прислонился Гектор. «Здесь», — сказала она, положив руку на дверной проём. Она заколебалась, отстраненный взгляд затуманил выражение её лица. Нетрудно было догадаться, что она на самом деле видела. «Да, и я также нашел здесь его гитару», — добавил Хулио, больше для того, чтобы отвлечь Имельду от её мыслей, чем для чего-либо ещё. «Его гитара?» «Да, офицер. К ней никто не прикасался». «Это… необычно», — признал Херальдес, потирая подбородок. — «Однако это не исключает попытки ограбления. Они могли не заметить в темноте?» «Сомнительно», — сказала другой офицер, поворачиваясь в седле. — «Даже в темноте было бы трудно не заметить человека, несущего что-то такого размера». «Или же они не думали, что им сойдёт это с рук». «И вы думаете, грабитель стал бы тратить время на то, чтобы сломать ему рёбра? На-!» — Имельда оборвала себя, и Хулио положил руку ей на плечо. «Вот в чём вопрос, сеньора Ривера». Ободряющее прикосновение Хулио быстро превратилось в хватку на плече Имельды, когда она бросила свирепый взгляд на офицера. Забыв о желании, чтобы Коко была здесь — Хулио вдруг очень, очень обрадовался, что её здесь нет, потому что в тот момент он никак не смог бы её удержать. Она не злилась так быстро, как Имельда, но когда она злилась… что ж, раз или два она даже напугала Хулио. «Мы можем обыскать здание, хотя, возможно, было бы лучше, если бы мы знали, где находился сеньор Ривера, когда на него напали». — Подойдя к двери, Херальдес подёргал ручку и обнаружил, что она заперта. «Он едва мог ходить, когда мы его нашли», — сказала Имельда, и Хулио мог сказать, что она изо всех сил старалась говорить ровным голосом. — «Я не думаю, что он ушёл бы очень далеко, если вообще уходил». «Ну…» — Женщина-офицер посмотрела на дверной проем. — «Если вы уверены, что нашли его именно там, и поскольку это здание заброшено…» — Она посмотрела на своего напарника в поисках подтверждения. Кивнув, Херальдес повернулась лицом к двери: «Мы можем провести краткий поиск прямо сейчас, хотя без дополнительной информации от вашего мужа мы не можем точно знать, что искать». «Тогда сделайте, пожалуйста, всё, что в ваших силах». Голос Имельды в нем чувствовалась усталость — то ли от того, что она устала иметь дело с этими полицейскими, то ли от реального физического истощения, Хулио не был уверен. Он натянул шляпу, отступая вместе с Имельдой, когда офицер Херальдес принялся таранить дверь. Офицер сказал, что больше подробностей от Гектора. Гектор сейчас даже говорить не мог, поэтому не был до конца уверен, как это сработает. Но не только этот. БАМ! Взвизгнув, Хулио отскочил назад — офицеру удалось пинком открыть дверь. Внутри здания было тускло, но не до невозможности темно, благодаря небольшому количеству света из дверного проема и окна где-то ещё внутри. «Посмотрите, что вы можете найти здесь», — сказал Херальдес, кивнув своему напарнику. — «Я загляну внутрь». Хулио наблюдал, как женщина-офицер погнала свою лошадь по аллее. Когда он повернулся обратно к дверному проёму, он вздрогнул; Имельда уже входила внутрь, опережая офицера: «П-подождите, Mamá Имельда!» — позвал он, позволяя офицеру войти впереди него, прежде чем бросается за Имельдой. — «Мы должны позволить полиции разобраться с этим — он знает, что делает». Даже в темноте от него не ускользнул взгляд, который она бросила на него — тот, который ясно выражал, что она думает о полиции прямо сейчас. Но это было недолго, и она повернулась туда, где офицер светил фонариком по комнате. Там было полно старых ящиков и коробок для хранения, и почти ничего другого. В конце соседнего коридора было окно (через которое выглядывал один из глаз Пепиты — должно быть, она обошла здание сбоку) и несколько дверей в другие комнаты, но в остальном им ничего не помогло. Деревянный пол был старым, но без каких-либо царапин или следов борьбы, как и ожидал любой из них. «Похоже, кто-то использовал это место как склад», — Сказал Херальдес, осматривая контейнеры, которыми была завалена комната. Он открыл одну коробку и посветил в неё фонариком, и Имельда с Хулио посмотрели вместе с ним только для того, чтобы обнаружить коллекцию заплесневелых книг. «И кто бы это ни был, они, вероятно, не вернутся за ним в ближайшее время». «А как насчет других комнат?» —Спросила Имельда, уже направляясь открывать дверь. Когда Хулио заглянул внутрь в дверном проёме он едва мог разглядеть столешницу — вероятно, кухонную. В то время как Имельда и офицер начали обыскивать другие комнаты, Хулио остался в главной комнате, осматриваясь повнимательнее. Это было вполне возможно Гектор вообще никогда здесь не был — что на него только что напали в переулке, и он выбрал именно этот дверной проём, чтобы спрятаться. Но что-то в комнате было… не так, хотя он не мог точно определить, что именно. Он прислушался к тому, что смог расслышать из разговора Имельды и Херальдеса — они нашли спальню с развалившимся каркасом кровати, ванную с разбитым зеркалом и ещё одну комнату, полную коробок, но в остальном, ничего примечательного. Офицер, казалось, всё больше убеждался, что здесь ничего не произошло, а Имельда всё больше расстраивалась. Тем не менее Хулио опустился на колени, пытаясь рассмотреть всё поближе и жалея, что у него нет собственного фонарика. Если бы здесь была борьба — а она должна была быть, учитывая, что он не мог представить, чтобы Гектор прошёл через то, через что он прошёл добровольно, — была одна вещь, которую, он знал, он бы нашёл. Следы потёртостей. На Гекторе были его новые ботинки, и хотя ботинки Rivera были невероятно прочными, подошвы могли всё ещё оставляют следы на полу, если их ударить достаточно сильно. И, учитывая состояние, в котором находился Гектор, Хулио совсем не удивился бы, если бы его тесть пинался и боролся изо всех сил, несмотря на то, что ему пришлось пережить. Если бы только он мог лучше видеть пол. Может быть… Хулио протянул руку, чтобы ощупать пол, когда Имельда и офицер вышли из комнаты для гостей. «Мы можем обыскать ящики и коробочки, но я начинаю думать, что там нет…» «Hijole!» —Воскликнул Хулио, вскакивая на ноги.— «На полу нет пыли!» «Что?» И Имельда, и офицер бросились к нему. Хулио сразу же почувствовал себя неуютно под их пристальным вниманием, но возбуждение от своего открытия взяло верх над нервозностью: «В-вы сказали, что какое-то время сюда никто не заходил, так что здесь должно быть много пыли. Но полы чистые!» Имельда наклонилась, провела рукой по полу, а затем потёрла фаланги пальцев: «Он прав. Пол чистый». —Улыбка появилась на её губах — наконец-то. — «Похоже, кто-то пытался прибраться, чтобы что-то спрятать». Офицер опустился на колени, чтобы убедиться самому, и кивнул, выглядя впечатлённым: «Что ж! Похоже, вы правы. Хорошая работа, senior». Хулио улыбнулся, испытывая облегчение от того, что это не было пустой тратой времени. Даже самая маленькая зацепка была лучше, чем ничего. На мгновение он подумал, заметила ли Пепита их находку, но желтый блеск её глаз больше не проникал в окно. «Итак, здесь действительно могло что-то произойти, но у нас всё ещё мало деталей — особенно всего, что говорит нам о том, кто это сделал». — Выпрямившись, Херальдес оглядел комнату. — «Но это только начало. Опять же, заявление вашего мужа здесь будет бесценным, seniora». «Это должно быть письменное заявление,» — сказала она, — «но он не даст вам одно». Услышав это, улыбка Хулио погасла, и он начал теребить свою шляпу. Да, Гектору нужно будет сделать заявление; от этого никуда не деться. Но была одна проблема — кое-что, о чём Хулио подозревал прошлой ночью, когда они нашли его. Кое-что, над чём он размышлял, в чём он становился все более и более уверенным, чем больше он думал об этом. Понятно, что Гектор был скуп на некоторые детали, но на некоторые — например, на личность нападавшего — он дал конкретные ответы. Хулио не знал Гектора большую часть своей жизни — никто в их семье этого не знал. Но он знал Коко большую часть своей жизни, и она была похожа на своего отца во многом, помимо их отличительных черт. Такое выражение он видел у Коко несколько раз в прошлом — обычно, когда она что-то скрывала от своей матери. Он подозревал, что Имельда и Коко были слишком расстроены, чтобы заметить это, но даже в темном переулке Хулио заметил что-то в выражении лица своего тестя — что-то помимо боли и изнеможения. Когда они спросили о личности нападавшего… Гектор лгал. ——— «Ты идиот, Гектор, но ты ещё больший идиот, когда не спишь три дня». Чичаррон сказал ему это однажды, после одной из его многочисленных неудачных попыток пересечь мост. Гектор не мог точно вспомнить, какой именно — это был либо тот, с курицей-ламой алебрихе, либо тот, с лодкой. Или это был тот, с фейерверком? В любом случае, он был абсолютно прав. Ни один из его планов по переходу через мост не сработал, но самыми катастрофическими, как правило, были те, которые он принимал решения, когда был в отчаянии, сильно недосыпал или и то, и другое. И, по-видимому, это распространялось и на другие вещи, кроме планов пересечения моста… например, выпрыгнуть из окна третьего этажа, чтобы избежать визита к врачу. Нога Гектора зацепилась за неровный булыжник, и он сдавленно вскрикнул. Несмотря на то, что он раскололся на части ещё до удара, это не сотворило чудес с его всё ещё заживающей ногой, которую он частично заново сломал прошлой ночью. Он снова хромал так же сильно, как и несколько месяцев назад, и это было в буквальном смысле больно. Как и его недавно сломанные ребра, и его повторно сломанная рука, и… Опять же, почему он решил, что это хорошая идея? …Ах да, точно, потому что ему нужно было избежать допроса врача. Что он успешно делал, но не похоже, что он мог вечно оставаться вдали от дома… смог бы? Он устало оглядел улицу, на которой оказался. Он всё ещё не покидал жилые районы — он абсолютно не собирался посещать коммерческие, если только не хотел подвергнуться травле со стороны репортёров, а в его нынешнем состоянии он никак не мог избежать их. Не говоря уже о том, что упомянутое нынешнее состояние, безусловно, привлекло бы ещё больше внимания. Больше внимания к себе, ему действительно не нужно было, чтобы о нём, Эрнесто и Имельде ходили новые слухи… Да, как бы они это раскрутили? Он обвиняюще посмотрел на отсутствующий конец своей правой руки и быстро решил, что не хочет знать. Он едва мог выносить размышления о том, что на самом деле произошло прошлой ночью, не говоря уже о том, какую дикую историю раскрутят таблоиды, если узнают. Нахмурившись, он засунул руку обратно в карман жилета. Несколько голосов привлекли его внимание, и он нырнул за искусственное дерево, выглядывая из-за угла. Но это была всего лишь семья — двое родителей и подросток- шли по дороге и разговаривали. Казалось, они говорили о чём-то серьёзном, но не было ни ссор, ни пререканий. Оба взрослых слушали своего сына, кивая в такт его словам и высказывая свое мнение. Почувствовав острую боль в груди, Гектор отвёл взгляд. Какие вопросы собирался задать ему доктор? Гектор, вероятно, мог бы придумать какую-нибудь ложь о сломанных костях, но что бы он сказал о своей руке? Если бы он сказал, что где-то потерял его, доктор мог бы послать кого-нибудь на поиски, и тогда его семья немедленно поняла бы, что он лжёт, и тогда они бы задались вопросом, о чём ещё он врал, и… Какой беспорядок. Он прислонился к стене, приподняв раненую ногу, чтобы не переносить на неё вес, и коротко вздохнул. Часть его хотела повернуть назад, чтобы он мог пойти домой и просто немного поваляться в постели, но остальная часть его была не готова. Ещё нет. По крайней мере, до тех пор, пока он не придумает хорошее оправдание тому, почему сбежал. Или, в идеале, до тех пор, пока он не поймёт, что ему неизбежно придётся рассказать этому доктору. И, что ж, … доктор не имел права рассказывать об этом кому-либо ещё, верно? Эрнесто не мог привлечь его за это, не так ли? Или, может быть, он мог бы признать, что он подвергся нападению, но тогда доктор мог сообщить в полицию, и тогда они вмешались бы, и одному богу известно, как он должен был с этим справиться. Мог ли он просто… держать рот на замке? …На самом деле, он должен был держать рот на замке, не так ли? Буквально — он не мог говорить. Тогда они не могли винить его за то, что он не ответил ни на один вопрос! Эта мысль вызвала у него смешок, который он быстро подавил, потирая горло. Что ж, в любом случае, он всё ещё не был готов повернуть назад и отправиться домой, как бы плохо он себя ни чувствовал как морально, так и физически. Возможно, он ещё немного побродит по этому жилому району, чтобы проветрить голову. Однако, когда он снова начал хромать вниз по улице, его слух уловил другой звук — слабое перебирание струн, доносившееся из одного из близлежащих домов. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы узнать мелодию — одну из самых распространенных, которые он слышал во время революции, — и на мгновение это заставило его улыбнуться. Хромая дальше, он некоторое время слушал песню. Несмотря на то, что воспоминания, которые это вызывало, были не самыми счастливыми, Гектор никогда не отказывался от хорошей музыки (если только она не исходила от Эрнесто, но тогда он вряд ли мог считать эту музыку хорошей). Ему действительно следовало бы вернуться и снова сыграть несколько старых песен, когда… Ох Съёжившись, он схватил себя за правое запястье, прежде чем отдернуть руку — всё ещё казалось таким неправильным держать его за запястье и не чувствовать руку на конце. Это было глупо, глупо, глупо, идиотизм, чего ты думал добиться, придя сюда?! Гектор, спотыкаясь, побрел в направлении, противоположном музыке, изо всех сил стараясь не обращать внимания на фантомные боли в отсутствующей руке и груди, наряду со всеми другими очень, очень реальными болями в костях. Может быть, он мог бы вернуться в трущобы? Обычно люди там не задавали назойливых вопросов. Несмотря на это, он не хотел волновать других членов своей семьи из-за своего нынешнего состояния, особенно когда накануне вечером все было прекрасно и счастливо. Даже если они не задавали вопросов, это не означало, что один или двое из них не будут беспокоиться и пытаться разобраться во всём. К этому моменту он свернул на другую улицу, оказавшись ближе к краю башни, на которой был построен дом Ривера. Здесь здания были более плотно прижаты друг к другу, а улицы шли под большим уклоном. Двигаться вверх было бы тяжелее для его ноги, поэтому он повернулся, чтобы двигаться вниз. Ему всё ещё приходилось быть осторожным в том, что его увидят другие люди, но пока он не будет вести себя подозрительно, возможно, никто не посмотрит в его сторону. Да, хотя он пожалел, что не надел ботинки, прежде чем выпрыгнуть из окна. Босой скелет в этих более приятных жилых районах был бы странным зрелищем для любого человека. Отдаленный рёв эхом разнёсся по воздуху, и он поморщился. Алебрихе тоже мог заметить, но, по крайней мере, никто из них не смог бы его выдать. Рёв раздался снова, на этот раз ближе, и на мгновение Гектор задумался, кому здесь принадлежит гигантский летающий кошачий… духовный… проводник… У Гектора сжался желудок, он медленно обернулся и увидел огромную зелёно-жёлтую фигуру, несущуюся по небу и быстро приближающуюся. Ужас быстро взял верх над болью, которую он испытывал, и он попытался убежать от огромной алебрихе, прежде чем она настигнет его. Он понятия не имел, чего от него хочет Пепита, и не имел желания выяснять. Ещё один рёв, за которым последовало сотрясение земли, сказал ему, что она приближается, и он должен действовать быстро. Заметив железную лестницу, выступающую из стены соседнего здания, он принялся карабкаться по пожару бежать, не обращая внимания на боль, пронзившую его треснувшую берцовую кость. Пепита теперь была под балконом и кричала на него, и он прижался спиной к стене здания. «Gato estúpido», — подумал он с самодовольной ухмылкой, переводя взгляд с тонкой шаткой лестницы на массивную алебрихе. Пепита склонила голову набок, прежде чем внезапно подпрыгнуть, вцепившись передними когтями в перила балкона. Его ноги чуть не подкосились от ужаса. ¡Hector estúpido! Издав ещё один огорченный вопль, Пепита замахнулась одним из своих крыльев на Гектора, очевидно, пытаясь прижать его ближе к себе. Он нырнул под крыло, прежде чем запрыгнуть на край лестничных перил, по которым он скользил вниз, пока не слетел с подножья и не покатился по булыжнику. Его рёбра болели, когда его тело подпрыгивало на земле, но это не имело значения, не сейчас, ему нужно было уходить, и он заставил себя подняться, сильно прихрамывая. Позади него Пепита снова опустилась на землю и возобновила погоню. Ей потребуется всего несколько мгновений, чтобы догнать его, поэтому ему нужно было действовать быстро. Должно было быть что-то, что он мог бы сделать, чтобы сбить её с толку, какое-нибудь здание или улица, на которые он мог бы нырнуть, или… Между двумя соседними зданиями был промежуток, и инстинктивно Гектор повернулся, чтобы врезаться в него, только чтобы резко остановиться, когда его тело скрутило судорогой. Нет, нет, нетнетнетнетнет…! Только не снова, он не хотел идти туда, только не снова-! Было не темно — был даже полдень — и не было нагромождений ящиков, коробок и прочего хлама, загромождающих пространство, но это все равно был переулок, очень похожий на тот, что был раньше (был ли это тот, что был раньше? Он пошел этим путем? Это казалось неправильным — он был уверен, что был дальше, но не мог вспомнить), и… и было… было ли это…?! Шокирующе громкий вой раздался у него за спиной, и, не зная, что ещё он мог сделать, он, шатаясь, двинулся вперёд, чтобы убраться подальше от этого, к фигуре, которая спешила к нему по противоположной стороне переулка. Гектор, Mi amigo, мне нужно кое-что с тобой обсудить. Нет, нет, нет, он не хотел проходить через это снова, нет, только не снова, только не снова-! Эрнесто приближался к нему, и Гектор остановился, отпрянув, его призрачное сердце бешено колотилось, а боль в груди вздымалась, но на этот раз он не мог убежать, потому что прямо за ним была очень сердитая Пепита, и он не мог бежать вперед, потому что тогда его, вероятно, схватили бы снова, а он не был не совсем уверен, когда Эрнесто успел стать таким низкорослым, но он шагал прямо к нему- …и прямо мимо него, и… «Уходи, gato estúpido! Кыш!» — Что-то ударило Пепиту по носу, и она издала очень смущённое рычание. — «Было достаточно плохо, когда ты ходила за мной по пятам, когда была маленькой кошечкой, но теперь ты большая кошка, гоняешься за папой и пугаешь его до полусмерти!» …Коко? Дрожа, Гектор обернулся и увидел Коко, стоявшую настолько прямо, насколько позволяла её сутулая спина. Она обвиняюще указывала пальцем на Пепиту, которая смотрела на неё в замешательстве: «Ты знаешь, через что он прошёл, и ты гоняешься за ним по улице?! Ты ужасный gato! Уходи!» Взгляд Пепиты метнулся к Гектору, который вздрогнул, но Коко осталась тверда. «Я сказала, уходи, Gato!» Издав обеспокоенный звук, который Гектор не смог точно определить, Пепита сделала несколько шагов назад, прежде чем вернуться на улицу, хотя и не ушла. Очевидно этого было достаточно, чтобы удовлетворить Коко, которая, наконец, повернулась к нему лицом. Первоначальной реакцией Гектора была улыбка — как он мог не улыбнуться, когда видел свою дочь- но его улыбка погасла, когда он увидел выражение её лица. Коко была недовольна. Её лоб был нахмурен, и взгляд, который она бросила на него, был так похож на взгляд её матери, когда та сердилась… За исключением того, что за этим скрывалось что-то ещё. За этими прищуренными стеклянными глазами, не совсем скрытыми гневом, скрывалось беспокойство. Коко шагнула к нему, и он едва удержался, чтобы не вздрогнуть: «Что ты делаешь, папа?» «Я в порядке, mija, правда», — подумал он, жалея, что не может успокоить её словами. Он слабо улыбнулся, подняв левую руку в знак защиты, но Коко отмахнулась. «Ты не в порядке, папа. Не притворяйся, что это так». В нём всколыхнулась буря эмоций — ему было ненавистно видеть Коко такой расстроенной, но какая-то часть его не могла не чувствовать себя оскорблённым. Он… ну, нет, с ним было не всё в порядке, но это не означало, что он не мог справиться с собой. С ним было не всё в порядке добрых сто лет или около того, но он выжил, не так ли? «Зачем тебе выпрыгивать из окна?!» — Её руки были широко разведены в умоляющей, растерянной манере. — «Тебе и так больно! Как ещё больше навредить себе поможет?» Гектор указал пальцем, открывая рот, чтобы ответить, но быстро запнулся, и не только из-за своего испорченного голоса. Это… это хороший вопрос. «Папа,de nada, просто вернись. Доктор всё ещё ждёт тебя, и он собирается помочь тебе». Он снова поднял руку, качая головой. нет, мне не нужно- Нет, беспокойство, которое доминировало на лице Коко, быстро сменилось разочарованием, и она закрыла лицо руками. «Почему вы с мамой оба такие?!» Я не…! На мгновение Гектор хотел возразить, но снова запнулся, бросив на дочь недоуменный взгляд. Подожди, подожди, подожди, подожди… Он подождал, пока Коко снова посмотрит на него, прежде чем сказать ей одними губами: Твоя Мама? Коко кивнула. «Да. Мама всегда старается изо всех сил, работает больше, чем кто-либо другой. Она всегда настаивала на том, что не устала, или чувствовала себя прекрасно, даже если работала до изнеможения». — Она прерывисто вздохнула. — «Мы всегда шутили, что она будет работать до смерти… и так и было». Гектор отпрянул, как будто его ударили. Он никогда не знал — она никогда не рассказывала ему, как… На мгновение Коко погрузилась в свои мысли, но тут же пришла в себя. «Я думала, что когда мы умрём, нам больше не придётся беспокоиться о таких вещах. О том, что мы слишком много работаем, о том, что нам причинят боль…» — И затем она снова посмотрела на Гектора, глаза её заблестели. — «Но я полагаю, что этого не происходит. Тебе всё равно больно, а потом ты пытаешься притвориться, что это не так, и тогда тебе становится ещё больнее, и…» Гектор немедленно опустился на колени (не забывая опираться на здоровую ногу) и положил руку на плечо Коко. «Lo siento», — одними губами произнёс он, его грудь болела, глаза горели от усилий сдержать слёзы. Он наклонился вперёд, притягивая её в объятия, и она медленно обвила его руками. «Папа… Ты вернёшься домой?» она прошептала ему в плечо. От этого вопроса у него защемило в груди, и он кивнул. Конечно, конечно, он пойдет домой — зачем он вообще пытался сбежать? Он потратил все эти годы, просто пытаясь вернуться домой, и потом он попытался убежать…?! Мне нужно обеспечить их безопасность, напомнил он себе, но он не хотел убегать из дома, чтобы сделать это. Нет, если это означало причинить боль Коко. Но если бы кто-нибудь узнал, что произошло на самом деле — кто сделал это с ним — это причинило бы боль и ей тоже. Боже, что он должен был сделать? Как ты думаешь, что ты должен был сделать? Голос Чича ответил у него в голове — те же слова, которые старик сказал ему, когда Гектор задал ему тот же вопрос много лет назад после очередного неудачного Dia de Muertos. Поспи немного, чтобы ты мог ясно мыслить! Идиот. Стараясь не обращать внимания на боль в рёбрах, Гектор хрипло рассмеялся. Да, Чичаррон. Он не продержался бы и вполовину так долго, как сейчас, если бы этот ворчун время от времени не вбивал в него немного здравого смысла. Коко высвободилась из его объятий, возвращая его в настоящее: «Я просто хочу, чтобы тебе стало лучше, папа», — сказала она. — «Мы все хотим». Он кивнул, подавив вздох. Да, выздоровление определенно было тем, чего он хотел, хотя ему хотелось бы, чтобы оно было… эм… менее инвазивными способами сделать это. Способами, которые требовали гораздо меньшего количества расспросов и тычков со стороны этого доктора. Он неуверенно поднялся на ноги, глядя в сторону улицы, с которой пришёл — может быть, они с Коко могли бы не торопиться возвращаться домой, чтобы у него было хотя бы немного больше времени, чтобы придумать, что он должен был сказать шарлатану, который ждал его— БОУУУУУУУУУУУ! УХ! Инстинктивно пригнувшись, Гектор и Коко наблюдали за происходящим в недоумение при виде разноцветной полосы, которая пронеслась над головой, беспорядочно пролетая по переулку. Она врезалась в стену, заставив себя вращаться, прежде чем переориентироваться и двигаться дальше. В этот краткий миг они оба смогли разглядеть очертания собаки с очень, очень непропорциональными крыльями. «…Это был Данте», — пробормотала Коко, и метафорическое сердце Гектора подпрыгнуло. Это означало только одно- Неподалеку раздалось рычание, за которым последовала дрожь, когда Пепита, которая пряталась на улице позади них, взмыла в воздух и полетела в противоположном направлении. …И это означало другое. Глядя друг на друга со смесью удивления и ужаса, они пришли к одному и тому же выводу: Данте принёс в дом новости, а Пепита улетела, чтобы забрать Имельду. Это, в свою очередь, означало, что Имельда очень, очень скоро будет дома и обнаружит, что Гектора там нет. Что, в свою очередь, означало, что у Гектора будут неприятности. Если она уже не обнаружила его отсутствие. Это был не самый удачный день, подумал Гектор, чувствуя, что его кости вот-вот переломаются. «Все в порядке», — сказала Коко. — «Мама не узнает, что тебя не было». Когда он бросил на неё взгляд, в котором явно читался вопрос «как», глаза его дочки сверкнули в озорной улыбке. И мгновение спустя Гектор оказался в руках своей дочери, которая с удивительной скоростью неслась к их дому. ——— «…и это был двенадцатый размер, вы помните, да? Я всё ещё не могу поверить, что он хочет синий! Синий, вы можете в это поверить? Это совсем не его цвет! И вы знаете, я тоже не думаю, что он действительно хорошо смотрится в этом стиле, но это то, чего он хочет, и вы знаете, что он, вероятно, просто пожалуется мне на это, но он будет жаловаться на мне об этом, если я закажу не совсем то, что он хочет, и…» Закончив оформлять заказ некоторое время назад, Виктория посмотрела поверх очков на клиента, не прерывая зрительного контакта. Тот факт, что это мешало ей как следует разглядеть женщину, не имел значения; гораздо важнее было впечатление, которое это производило. Конечно же, женщина, казалось, заметила, что Виктория не реагирует ни на одно её слово. Её бессвязная речь оборвалась медленно, неуклюже, заикаясь, и она сняла шляпу, чтобы поиграть с ней: «да. Хм. Тогда, я думаю, это всё.» Не говоря больше ни слова, Виктория вырвала листок с копией из-под бланка заказа и протянула его женщине: «Приходите через две недели». И меньше чем за две минуты до закрытия. Покупательница смущенно кивнула, запихнула копию в сумочку и, шаркая, вышла за дверь. Как только дверь закрылась, Виктория заперла её на засов и раздраженно вздохнула. Работать за прилавком по субботам было не самой плохой работой — особенно с учётом того, что они закрывались в полдень, — но уж точно не самой лучшей, когда клиенты-идиоты не знали, когда им заткнуться. Да. Однако этот день был… другим. Вместо того, чтобы просто принимать заказы и поддерживать светскую беседу с клиентами, Виктория внимательно изучала приходящих людей, выискивая любую подозрительную активность. Хотя она не была до конца уверена, что искала, кроме безвкусной футболки с надписью «I heart DLC» или клиента, напевающего одну из украденных песен, она, по крайней мере, чувствовала, что делает что-то, чтобы помочь в сложившейся ситуации. Она сделала мысленную пометку — а на обратной стороне старого чека — физические заметки — об имени и внешности каждого клиента, на случай, если они станут важными позже. Гектор, возможно, и был никчёмным музыкантом-беглецом, но он жил под крышей Риверы. И каждый, кто жил в доме Риверы, был под их ответственностью, семья это или нет. Как только кассовый ящик был пересчитан, а магазин должным образом заперт, Виктория вышла через заднюю дверь магазина, посмотрев в сторону дома и задаваясь вопросом, узнали ли остальные члены её семьи что-нибудь новое о ситуации с Гектором. «Арф! Арф!» Виктория пригнулась, когда алебрихе пролетел над головой и врезался в стену магазина. Невозмутимая, она подошла к нему, когда он упал на землю, на мгновение ошеломлённый. Щёлкнув пальцами, она привлекла его внимание, и крылатый пёс уставился на неё, высунув язык и виляя хвостом. На шее у него был тёмно-синий ошейник, выделявшийся на фоне разноцветной шкуры, а вокруг него — свернутый конверт. «Дом вон там», — сказала она, указывая на здание позади них. С радостным лаем Данте снова поднялся в воздух. Он сделал то, что, вероятно, намеревался сделать прямиком (и это больше походило на поворот) к дому, только для того, чтобы споткнуться о ступеньки крыльца и вкатиться в дверь. Улыбаясь, Виктория последовала за огорчённым дворняжкой, которая извивалась, пытаясь снова встать на ноги. Возможно, она не очень любила собак, но Данте всегда был хорошим знаком — это означало, что Мигель присылает новости из Мира живых. Этого было более чем достаточно, чтобы она забыла о своем отвращении к собакам всякий раз, когда Данте появлялся поблизости. Как раз перед тем, как она дошла до двери, та распахнулась, и оба близнеца tíos вышли на крыльцо и заговорили одновременно: «Коко?» «Гектор?» И прежде чем Виктория успела спросить, почему они ожидали именно её мамы и Гектора, Данте ворвалась в дом, протиснувшись сквозь близнецов. Она с привычной легкостью поймала голову Оскара, перешагнув через Фелипе, который пытался дотянуться до собственного черепа. «Hola, Виктория!» — Сказал Tío Оскар, морщась, когда его толкнули обратно в тело. «Мы просто — " " — интересовались, когда Коко и Гектор…» «…вернутся с прогулки!» «Да». Виктория наблюдала за своими tíos, пока они разбирали свои потерянные кости. «Их прогулка?». «да! Просто прогуляться…» «пробежка трусцой…» «…прогуляться по окрестностям». Приподняв бровь, Виктория скрестила руки на груди: «Со сломанной ногой Гектора». Близнецы обменялись взглядами: «Тогда, я полагаю, мы могли бы сказать…» «…они похромали?» Закатив глаза, Виктория повернулась в сторону столовой, моргнув, когда заметила записку, лежащую на столе. Оно было адресовано Гектору, но она, тем не менее, бегло просмотрела его: «Итак, вы вызвали врача?» «Да, верно». «Он вернётся, когда…» " — Гектор придёт». «Мгм», — Виктория оглянулась на них. «Когда он вернется со своей прогулки». Громкий скулеж прервал дальнейший разговор, заставив всех уставиться на разноцветную собаку, которая плюхнулась на пол между фойе и столовой. Опустив уши, он выглядел несчастным и преданным, оглядывая комнату своими большими разноцветными глазами. «Hola, Данте, я иду!» Розита позвала его из кухни. Мгновение спустя она поспешила выйти, держа в руках лакомство в форме косточки для Данте. Собака тут же оживилась, прыгнув, чтобы цапнуть угощение из рук Розиты. Пока он был занят этим, Виктория подошла к нему и сорвала конверт с его ошейника. «Я полагаю, это хорошо, что доктору пришлось выйти». — Спросила Розита, наблюдая, как Данте вгрызается в угощение. — «Я не уверен, как бы мы ему все это объяснили». «О, это просто!» Сказал Tío Оскар, протягивая руку к голове Tío Фелипе, чтобы поменять её на ту, что была на нём в данный момент. «Мы бы просто сказали ему, что это сообщение от…» «…другого члена семьи!» «Он живет далеко». «В нескольких башнях отсюда». «Больше, чем в нескольких…» Виктория махнула рукой: «Я думаю, будет лучше, если он не осталась», — сказала она, просматривая конверт и осторожно вскрывая его. — «Может, нам подождать остальных?» Словно по сигналу, дверь с грохотом распахнулась, и, судя по тому, как её мама стояла, балансируя на одной ноге, её, очевидно, распахнули пинком. Этот факт был немного менее ошеломляющим, учитывая, что она несла на руках взрослого мужчину. Упомянутый мужчина, оглядев дом и всех людей, уставившихся на него, выглядел подавленным. Приподняв бровь, Виктория спокойно посмотрела на этих двоих: «Вернулась с прогулки, мама?» «С какой прогулки?» — Спросила Коко и поставила Гектора на ноги. «О, да», — быстро сказал Фелипе.— «Они никуда не уходили». «Они были здесь всё это время». «Ни разу не выходили на улицу». «Спонтанно развилась агорафобия». Виктория задумалась, не слишком ли поздно выпить остатки утреннего кофе. Когда Гектор доковылял до дальнего угла фойе и Коко отряхнулась, отдаленный рёв снаружи возвестил о прибытии ещё большего количества людей. Глухой стук снаружи означал, что Пепита приземлилась, и мгновение спустя mamá Имельда и её папа вошли в дверь. «…к-когда, по-твоему, нам следует спросить Гектора…» Упомянутый скелет прочистил своё несуществующее горло. Виктория перевела взгляд с него на своего папу и бабушка, когда они замолчали, казалось, обратила внимание на всех людей вокруг. «…Мы чему-то помешали?» — Спросила Имельда, изогнув бровь. «Нет», — ответили все, кроме Гектора, который всё равно не мог говорить, и Виктории, которая взвешивала все «за» и «против» временного собрания своей семьи. Последовало неловкое молчание, прерываемое только слюнявыми звуками жевания Данте, когда он с удовольствием вгрызался в своё угощение несколькими оставшимися зубами. Взгляд Имельды упал на собаку, и она расслабилась. «Так вот почему Пепита торопила нас домой», — сказала она, наклоняясь, чтобы рассмотреть поближе. — «Где письмо?» «Оно у меня», — сказала Виктория, радуясь, что наконец смогла сосредоточиться на чем-то, что не было смешным.— «Я как раз собиралась начать читать». «Продолжай, mija», — сказала её мама, улыбаясь. —«Что там написано?» В то время как остальная часть её семьи и Гектор подсели, подойдя ближе, Виктория развернула слегка намокшую от слюней бумагу и поправила очки. «Hola! Извините, что так долго не было! Я был занят в школе и помогал маме ухаживать за малышкой Сокорро. Она уже становится такой большой! Но она пока не издает много звуков, кроме плача. Я пою для неё, но думаю, пройдёт много времени, прежде чем она споёт со мной. А пока я пытаюсь подавать хороший пример.» Все ворковали и ахали, и она была почти уверена, что уловила сдавленный всхлип где-то в глубине. Слабо улыбнувшись, она продолжила: «Мне жаль, что у меня пока нет её фотографий! Я пришлю несколько, как только смогу, хорошо?» «Это хорошо!» — Оскар фыркнул. «Нам нужны две!» «Для каждого из нас!» Виктория закатила глаза, прежде чем перейти к следующей строке. Она на мгновение замолчала, проглотив комок, который образовался у неё в горле, прежде чем продолжить. «Как поживает мама Коко? Мы все ещё очень по ней скучаем. Иногда abuelita становится по-настоящему грустной, но я сказал ей, что вы все будете там в следующий раз, Día de Muertos». «Елена…» — Пробормотал Хулио, обнимая рукой плечо Коко, прежде чем она нежно обняла его в ответ. «С ней всё будет в порядке, Хулио». «Таи сказано что-нибудь ещё, mija?» — Спросила Имельда. Нахмурившись, Виктория пробежала глазами остальную часть письма, прежде чем проверить другой лист бумаги, который прилагался к нему. «В конце есть ещё одна записка, в которой говорится, что он пообещает прислать фотографии в следующий раз. Остальное для Гектора.» — С этими словами она передала бумаги получателю, который неуверенно принял их. «Кое —что о текстах песен». Она пристально смотрела на Гетора, пока он перечитывал письмо, принимая момент, чтобы по-настоящему рассмотреть его теперь, когда всё стало немного менее хаотичным. Его больная нога была поднята и прислонена к другой, как плохая имитация фламинго, состояние его ребер заставило её подавить дрожь, а отсутствие его правой руки было, мягко говоря, странным зрелищем. Над ним определенно издевались. «Я бы хотел послушать о песне Мигелито», — сказала Сокорро, подходя ближе к Гектору, который протянул письмо, чтобы она тоже могла прочитать. Он казался чем-то расстроенным, и Коко нахмурилась. — «О… как мы собираемся это сделать?» «Что делать?» Остальная часть письма, судя по тому, что видела Виктория, не содержала ничего необычного. Мигель просто просил Гектора перечитать часть песни, которую он написал, и попробовать несколько аккордов, чтобы понять, как это работает.- Её взгляд внезапно вернулся к правой руке Гектора. «Оу». «Мигель хочет, чтобы папа сыграл для него часть песни». — Коко объяснила остальным — «чтобы он мог написать ответ и сообщить Мигелю, как это звучит». Когда все повернулись, чтобы посмотреть на Гектора, он только поморщился, пряча правую руку под жилет. Затем их взгляды обратились к Имельде, которая потирала лоб. «Должны ли мы… рассказать Мигелю о том, что произошло?» Спросил Хулио, теребя край своей шляпы. «Ооо, это расстроило бы его».—Розита покачала головой. — «Вы же не думаете, что он снова попытается проклясть себя, чтобы вернуться и помочь?» Это замечание заставило некоторых из них встревоженно посмотреть на Имельду, но она только покачала головой. «Я бы надеялась что Мигель был бы умнее, чем пытаться это сделать, но мы не можем подвергать его опасности. Будет лучше, если мы не дадим ему знать». «Не заподозрит ли он неладное, если Гектор не ответит на письмо?» — Спросила Виктория, разглядывая мужчину, о котором шла речь. Он смотрел на свою левую руку и разминал её. «Даже если бы он это сделал, ему пришлось бы солгать насчет песни, в чем я уверен Мигель заметил бы». «Его кости всё ещё срастаются», — внезапно сказала Имельда, подняв глаза на Гектора. «Мигель видел, в каком состоянии твои кости, да?» Мужчина кивнул, но взгляд, который он бросил на нее, казалось, говорил: «К чему ты клонишь?» «Мы ответим и скажем Мигелю, что сломанную руку Гектора лечит врач. Он не сможет играть, пока полностью не поправится». «ой! Это могло бы сработать!» — сказал Оскар. «И технически это не ложь», — добавил Фелипе. «Точно». — Забрав письмо у Коко, Имельда передала его Виктории. —«Давай, передай ему это, и что мы будем рады услышать любые новости о Сокорро». «Особенно фотографии!» — Воскликнула Розита с обнадеживающей улыбкой. «Да», — сказала Виктория, роясь в ближайших ящиках в поисках ручки и бумаги. «Я также сообщу ему, что у мамы все хорошо, и она регулярно гуляет с Гектором». «…Гуляет?» Приняв спотыкающиеся звуки позади себя за то, что Гектор пытался сбежать наверх, Виктория ухмыльнулась. «Если подумать, Гектор, что ты делаешь вне постели?» Пока Имельда приступала к допросу Гектора, Виктория села за стол и принялась за работу, составляя ответ Мигелю. Однако, произнеся несколько слов, она почувствовала руку на своём плече и, подняв глаза, увидела, что её мама смотрит на неё. «Mija», — прошептала она, — «я пыталась уберечь твоего abuelito от неприятностей». Виктория нахмурилась, постукивая кончиком ручки по стол: «Гектор может уберечь себя от неприятностей, если не попытается убежать от доктора», — прошипела она, — «и не усложнит нам задачу по устранению этого бардака». Хватка мамы на её плече усилилась. «Ему не следовало убегать, но ты не помогаешь, Виктория». Она посмотрела на лестницу, и Виктория, проследив за её взглядом, увидела, что Гектор предпринимает отважную попытку безмолвно пообщаться с Имельдой. Судя по тому, как он жестикулировал рукой, он, очевидно, настаивал на том, что спустится вниз только после того, как они все послушают Данте. Когда Имельда многозначительно посмотрела на его сломанную нога, он сделал паузу, затем повторил движение рукой «иду вниз» гораздо, гораздо медленнее. «Твоему abuelito пришлось очень нелегко, mija», — продолжала Коко. — «Ты можешь помочь, если будешь немного снисходительнее к нему». Виктория крепче сжала ручку, стиснув зубы, прежде чем вернуться к написанию письма. «Что случилось с тем доктором, которого вы собирались вызвать?» Спросила Имельда, поворачиваясь лицом к остальным. Виктория подняла глаза, когда Tío Оскар быстро встал перед Tío Фелипе, в то время как его брат схватил со стола записку врача: «Он не смог прийти сразу», — Оскар солгал. «Он будет здесь сегодня вечером!» — Подтвердил Фелипе, засовывая записку в карман «я понимаю». — Кивнув, Имельда повернулась обратно к Гектору. — «Давай пока отведём тебя наверх. Если только ты не думаешь, что подниматься по лестнице так же хорошо, как спускаться». Снова уставившись на свою работу, Виктория не обратила внимания на то, как Гектор пытается подняться по лестнице, Имельда следует за ним, а Розита борется, чтобы Данте снова не улетел. Письмо не заняло много времени, и когда она пошла за конвертом и скотчем, она услышала, как заговорил её папа. «Итак… мы нашли квартиру, в которую его отвезли», — сказал Хулио. Все остальные члены семьи стояли вокруг он внимательно слушал. Данте тихо тяфкнул, потянувшись к двери, но Розита удержала его. «К сожалению, это всё… Полиция начинает расследование, но они не будут знать, что именно искать, пока Гектор не даст своих показаний». «Может ли он дать показания в его состоянии?» — Спросила Виктория, складывая письмо. «Он умеет писать левой рукой», — сказала Коко, жестикулируя собственной рукой. «Не очень хорошо», — заметил Оскар. И Фелипе закончил: «Но это лучше, чем ничего». Виктория подумала о том, чтобы спросить, захочет ли он вообще дать показания, учитывая, насколько он, казалось, увлечено возобновил свою старую привычку убегать от своих проблем, но она держала рот на замке. Вместо этого она сунула письмо в конверт, прежде чем наклониться, чтобы привязать его к ошейнику Данте. Как только это было сделано, она открыла дверь, позволив Данте выскочить наружу. Пока Данте улетал, Пепита наблюдала за ним со двора, взволнованно помахивая длинным хвостом. Большая алебрихе оглянулась на дом, прижала уши и легла, зарывшись когтями в грязь. Когда остальные перешли к обсуждению планов на обед, Виктория оторвала взгляд от алебрихе, лежащего снаружи, и обратно к лестнице, по которой, как она предположила, Имельда, вероятно, отнесла дважды сбежавшего наверх. Я понимаю, что ты чувствуешь, Пепита, подумала она, нахмурившись, закрывая дверь и глядя в направлении комнаты Гектора. Все это меня тоже беспокоит.